Ветер. Книга третья. Дубай

– Расскажите, пожалуйста, ещё про Китай. Тяжело ли там жилось? Мне интересно.

Хэйхэ подсыпал в чашу над свечкой щепотку тёмных горошинок и повернул свою седую голову к окну. Там, во дворе с аккуратно стриженой травой, на ветру тонко пело множество китайских колокольчиков.

В выцветших карих глазах мужчины блеснули слёзы, и морщинки на узком лице дрогнули:

– Я родился в русском городе Харбин…

3. Лида-Линда

На следующий день Лида опять зашла в Китайский дом. Она собиралась поведать Борису Яковлевичу свои тайны, но в зале на первом этаже звенели голоса. Хэйхэ рассказывал детворе про цзяньчжи – искусство вырезания из бумаги узоров. Разговор с Хэйхэ пришлось отложить. А вечером девушка проводила малышей по домам и, вернувшись к себе, застала мать, одетую в платье для молебнов.

Она зло буркнула:

– Где тебя носит? Опять китайские сказки слушала? – Полина, гладко причесавшись, накинула светлый шарф. – Отец с Васькой в Красноярск на неделю уехали. Срочный заказ: какому-то начальнику баню строить. А я в церковь всенощную стоять, твой грех отмаливать буду… Витька спит уже, а ты посуду помой да ложись.

Лида кивнула, не веря своему счастью. В груди колотилось: «Теперь или никогда!» Она проследила, как крепкая фигура матери исчезла в надвигавшихся сумерках, и начала быстро собираться. Уложила в рюкзак необходимые вещи, из тайника в стене достала деньги, паспорта и три золотых кольца. В сарае ждал велосипед – любимый экологичный транспорт виссарионовцев. Девушка подкачала шины, смазала цепь.

А теперь самое сложное. Унимая дрожь в коленях, Лида подошла к спящему Витюшке.

– Просыпайся, сынок! – она нежно погладила русую головку.

Ребёнок заворочался, удивлённо и сонно уставился в знакомое лицо:

– Лида? А где мама?

– Я твоя мама, Витюша. А Поля – твоя бабушка. Мы раньше в игру играли, в переодевашки. Помнишь? Когда всякие имена путают. Мы сейчас с тобой поедем на поезде. Ты ведь любишь кататься? Поедем в большой город, там много игрушек. Ты хотел большую машинку, как в той книжке? – Лида кивнула на раскрытый детский альбом.

– Я спать хочу, – Витя громко зевнул.

– Знаю, родной, но сейчас надо ехать, а то машинки разберут. А в поезде и поспишь. В окошко будешь смотреть, станции разные, огоньки. Сыночек мой, любимый, родненький! – приговаривала она, одевая вялого ото сна ребёнка.

Уже у двери Лида быстро черкнула записку: «Простите и не ищите. Мы с сыном будем счастливы».

Они вышли в прохладную ночь, пахнущую недавно распустившимися майскими цветами и сырой травой. Тишину изредка пронизывали крики ночных таёжных птиц и скупой лай местных собак. Город Солнца, мерцая кое-где жёлтыми окнами, засыпал. Сизое небо чернело на глазах, и Лида, посадив сына на раму велосипеда, тихо катила его по обочине, продолжая рассказывать о сказочном городе, куда они скоро приедут.

Свернув в овраг, Лида подкатила велосипед к кромке болота. В лицо пахнул удушливый запах гнили. Крадучись, ступая по узкой тропке под хор лягушек и уханье филинов, она обошла пост у входа в городок. «До станции Куратово километров восемьдесят, – рассуждала Лида. – К утру на велике доберёмся. А там на поезд – и до Благовещенска». Как вести себя на китайской границе, оформить загранпаспорт и купить визу, она выведала у Хэйхэ. Знала и как добраться до Харбина, где официанткам и продавщицам со славянской внешностью хорошо платят.

В уютном кабинете с интерьером на европейский манер гостей ждал накрытый стол. Двое мужчин, вальяжно расположившись в удобных креслах, подняли рюмки с водкой.

– Хорошая инвестиция! Можно и ещё несколько прикупить, – причмокнул холёный брюнет с густыми бровями.

– Я ещё когда через Китай бежал, эти точки приметил, – отозвался второй, статный блондин.

Официанты, одетые в китайские халаты, внесли горячее. Запахло жареным мясом и чесноком.

– Знаю, ты их жратву не любишь, – блондин кивнул на стол. – Приказал на твой вкус приготовить.

Из зала ресторана раздался женский визг и громкие вопли на китайском и английском. Блондин махнул официанту, стоявшему около буфета:

– А ну, пусть Кван выяснит, что там за хрень.

Вскоре появился упитанный китаец в костюме бармена. Он услужливо отрапортовал:

– Прости, хозяин. Мы месяц назад официантку взяли, а оказалось, она в розыске: в России ребёнка украла. Вот полиция пришла.

– Украла?! – хохотнул брюнет. – Да у нас, Андрюха, конкуренты. Забавно!

Кван вышел и скоро вернулся, грубо подталкивая растрёпанную хрупкую девушку. Она яростно вырывалась из его рук. Следом бежал хныкающий мальчик. Китаец скорчил брезгливую гримасу – так дорогие проститутки смотрят на уличных шалав.

– Для кого украла? Кто заказчик? – сухо бросил брюнет. Его масляный взгляд прилип к крупным девичьим губам, скользнул по длинной шее и остановился на маленькой груди, стянутой атласом халата.

– Я не украла! Это мой сын, – выпалила девушка.

– Я вижу, – хмыкнул брюнет, облизывая свой яркий рот и листая брошенные Кваном на стол паспорта, – тебе восемнадцать, а мальцу-то четыре. Ты его что, в тринадцать зачала?

Блондин грубо выругался.

– Ну-ну, Андрей, не оскорбляй классика. Ведь Джульетте-то четырнадцати не было! А наша Джульетта, между прочим, твоя землячка. Из Сибири. Вот… Красноярский край.

Андрей с любопытством вскинул брови и жестом надзирателя указал девушке на кресло за столом. Испуганного ребёнка он посадил рядом с собой и кивнул официанту. На столе появилось ещё два прибора.

– Ну-у, – протянул он, – ешь и рассказывай. Мой управляющий за тебя местным копам поручился. – Андрей, скрипнув креслом, всем телом обернулся к брюнету:

– Что скажешь, Лу?

Луис с интересом следил за бойкими ярко-синими глазами девчонки. Она ему нравилась, его всегда привлекали своенравные и бесшабашные.

– Можем обратно в Россию отправить, а можем и на работу взять, – хмыкнул он. – Из Лиды сделаем тебя Линдой – лишь одну букву добавим. Слышал, ты и по-английски, и по-китайски говоришь, а если из-под Красноярска сюда с ребёнком добралась, голова у тебя бедовая. Только не перемудри! Этот, – он взглянул на притихшего мальчика, – наша гарантия, чтоб ты не сбежала. Мы его не обидим. Лучшие пансионы и школы. Можно здесь, а может, в Америке… или в Канаде.

4. Страна чудес

Катин тёплый взгляд скользнул чуть выше моего плеча. Я обернулась. К нашему столу, мягко ступая по светло-бежевому паркету, уверенно шёл крепкий, среднего роста мужчина с чёрным ёжиком стриженых волос и восточными глазами. Лёгкий блейзер плотно сидел его на широких плечах, и вся фигура, сложенная из тугих мышц, казалась упругой. А следом появился Никита в строгой, режущей белизной глаза рубашке.

– Вот и мы с Юркой, – по-мальчишески задорно бросил он. – Знакомься, Тань.

И выправкой, и пронзительным взглядом каждый из них походил на героя романов Флеминга и мог бы лихо представиться: «Бонд, Джеймс Бонд».

– Красавчики! – игриво хмыкнула Катя.

Кавалеры, дополняя друг друга, осыпали меня цветистыми пожеланиями на день рождения. Один за другим зазвучали тосты. Юра развлекал нас шутками. В нём действительно кипел артистизм, его лицо мгновенно менялось – из спокойного в комичное.

Пробуя поставленные на стол закуски, приглядываясь и вдыхая новые запахи специй, Юра заметил:

– Я небольшой ценитель: понимаю только картошку с селёдкой, а из горячего – плов татарский с бараниной, да чтоб в казане. Получается, теперь у нас только Никита в России живёт. И вся селёдка ему досталась! А я вот порой вспоминаю, как мы в Одессе вкусно кушали, – он причмокнул и певуче добавил: – Вот пойдёшь на Привоз…

– Чего же из Одессы в Судан сбежал? Ел бы там себе селёдку! – усмехнувшись, пожал плечами Никита.

– А правда. Почему Судан? – Катя скользнула любопытным взглядом по скуластому лицу.

– Тут, Катюша, тогда с самого начала рассказывать надо.

– А можно и с начала, ночь-то длинная, – на правах именинницы заключила я.

– Да, – кивнул Юра, – ночь иногда длиннее жизни кажется. Вот и начну с самого рождения.

В пронизанный птичьим щебетом рассветный полумрак врывалось шарканье метлы. Возле облупившегося крыльца детского дома дворник Василь вздрогнул от сдавленного писка. У дверей он заметил край атласного одеяла.

Василь поднял лёгкий свёрток, приговаривая:

– Давненько такого не бывало. Откуда ж взялся? Когда я на работу шёл, тебя не было. С неба свалился, как Юрий Гагарин, что ль? Если пацан, будешь Юркой. А коль на крыльце найден, значит Крыльцов.

Дворник занёс младенца в медпункт. Медсестра Дашенька охнула, положила малыша на кушетку, развернула и начала ему певуче агукать. Малыш прислушался и протянул ручки.

– Да ему месяца четыре. Хорошенький такой, пухленький! Глянь, да он обрезанный, – всплеснула Даша смуглыми руками.

– Еврей или татарин, – пробубнил дворник.

Скуластое лицо Даши вспыхнуло.

– Как же такого можно оставить!

Родом из крымских татар, ладная и шустрая Айдария по-русски звалась Дашей. После долгих мытарств её семья прижилась в Одессе, а старшие братья женились и осели недалеко, в Ильичёвске.

– Ты на глаза глянь, – указал грубым узловатым пальцем Василь. – Настоящий татарчонок. Твой родственник. И мой крестник – я ему уже имя дал. А что мусульманин, так ведь Бог един! – крякнул Василь и перекрестился огромной пятернёй. – В милицию надо звонить. Зарегистрировать. Скоро и директорша придёт.

– Он такой славный! Гляди, улыбается! Я бы его себе взяла.

– На кой он тебе? Своих родишь, – хмыкнул дворник.

Даша бегала к младенцу каждый день. Вскоре она вышла замуж и родила дочку, а позднее они усыновили и пятилетнего Юру.

Так подкидыш оказался в дружной любящей семье, которую радовал своими успехами и уважением. Он вырос в крепкого парня, цепляющего девичьи взгляды.

На выпускном одноклассница заметила:

– Юр, тебе бы в артисты. У тебя с Цоем поразительное сходство!

– Не-е, – упрямо протянул Юрка. – Я буду ракеты строить. В Москву поеду, в МИФИ.

Юра поехал в Москву, но не прошёл по конкурсу, и его призвали в армию. Служил он в Молдавии в десантных войсках, а вскоре его подразделению пришлось повоевать в Приднестровье.

После возвращения Юра поступил в Одесский политех на заочное. В то время, бодро разваливая привычный уклад, по стране шагала перестройка. Заводской цех, где работали братья Даши, закрыли. Им теперь пришлось зарабатывать ремонтом и покраской домов. К себе в бригаду они взяли и Юрку.

Как-то в мае, когда Одессу окутал горьковатый аромат цветения каштанов и весна уже жарко дышала на проснувшихся пляжах, Юра заглянул в «Гамбринус». Там он любил пропустить кружку-другую пивка и пожевать хрустящую воблу.

В тот день Юра случайно встретил знакомого ему с детства Павла.

– Ба… Шо за дела! – сотрясая хохотом арочные своды пивной, Паша лихо присел на лавку рядом и продолжил удивленно: – А я вот глянул и прикидываю, как этот чудак с нашим Юркой схож. А это он и есть!

Потягивая расслабляющий напиток, парни разговорились «за жизнь». Пашка успешно маклеровал: помогал продавать и покупать жильё. Кооперативы набирали силу, он оформил своё малое предприятие по торговле недвижимостью и теперь искал помощника. Так Юра начал помогать Павлу с ремонтом продаваемых квартир, а позднее стал его партнёром.

С утра они рыскали по городу в поисках клиентов, а вечером собирались на Слободке в тёмном, пропахшем сырой древесиной подвале и обсуждали улов. В бандитские девяностые большинство сделок закручивалось на нелегале. Левые бумаги, принесённые в исполком, проходили через прикормленных клерков и нотариусов.

Павел с Юрой покупали, ремонтировали и продавали квартиры, работая по четырнадцать часов в сутки. Возвращаясь домой за полночь, начинающий бизнесмен по-кошачьи прокрадывался в их с дедом спальню, пахнущую махоркой и дедовскими кожаными сапогами. И почти каждую ночь Юру встречал сонный взгляд и шёпот Даши: «Устал? Голодный? Я тебе на плите оставила…» Она с мужем и детьми жила рядом в ветхой пристройке.