песнь мертвых сердец

Азамат stranik

песнь мертвых сердец

Глава 1

1 глава – тени без чувств

Тьма в загробном мире не была пугающей

Она была привычной, почти утешающей, как мягкое одеяло, сотканное из тысячи лет забвения. Здесь все было серым: здания, люди, мысли. Небо – пустая бездна. Цвета были забытой роскошью, чувства – вымершей формой существования.

И среди этого холодного совершенства жил Габриэль, принц без сердца.

Он сидел на троне из обсидиана, окруженный советниками – старыми, мертвыми глазами в восковых лицах. Их слова звучали пусто, но с важностью. Сегодня ему исполнилось двадцать

– ваше высочество – раздался голос директора северной провинции – беглец пересек грань. Он в мире живых.

– кто? – спросил Габриэль, больше по привычке, чем из интереса.

– имя нам неизвестно. Но цель нам ясна: он охотится, месть – последнее слово прозвучало как кощунство в этом мире, где чувств не существовало.

Габриэль поднялся. Его высокий силуэт отбрасывал длинную тень, словно за спиной у него прячется кто то другой – может настоящий он. В зале стало тише. Он редко вставал. В нем было что то… неестественно живое.

– и что вы предлагаете ?

– вы, принц, должны пройти путь впервые за тысячу лет. Вернутся туда, где все началось

Он посмотрел на них, как будто в первые. Тусклый свет падал на его лицо, скользя по острым скулам и глазами цвета выжженой стали

– почему я?

Ответа не последовало только тишина. Он уже сигарету. Зажег, и начал курить…

В этой тишине ему были слышны его мысли в эго.

Сзади него выросло высокое тело с седой бородой и древний вечно спокойный – мудрец путей

– ты не задаешь вопросов – сказал он – почему?

Габриэль посмотрел в даль, где через туман маячила тропа перехода – тонкая трещина между мирами

– потому что – тихо произнес он – я хочу знать, что такое чувствовать.

Мир живых встретил его болью. Не физической – душевной. Здесь воздух вибрировал от эмоций, будто каждая молекула переживала что то. Это было невыносимо и прекрасно.

Дождь капал с небес, как будто кто-то наверху медленно разливал старое вино, и оно слезами стекало по острым зубцам особняка. Дом Бовьенов стоял на отшибе, будто сам изгнанный из города, как память, которую не хотят вспоминать. Его окна смотрели на мир, как глаза вдовы – стеклянно, без ожиданий.

Габриэль Патит стоял у кованых ворот, в плаще цвета сухой крови. Под ним – безупречно выглаженный костюм, сапоги в отблесках гуталина, на лице – полуулыбка, та, что появляется у тех, кто знает что-то, чего не знают другие. Его глаза, почти черные, блестели как полированные камни загробного моста, и в них не отражался ни дождь, ни страх.

Он постучал трижды.

– О, наш новый кандидат, – голос был стар и маслянист, как старое вино, и принадлежал дворецкому. Высокий, сутулый, в безупречном черном фраке, он выглядел как человек, родившийся сразу стариком.

– Габриэль Патит, – представился незнакомец, проникая внутрь дома, словно тень, приглашённая в ужин. – По поводу вакансии.

Внутри пахло пылью, тяжёлым воском и чьей-то болью, что давно затихла, но осталась в стенах.

– Госпожа де Бовьен ждёт вас в салоне. Постарайтесь не смотреть ей в глаза слишком долго, – добавил дворецкий с легкой усмешкой.

Госпожа оказалась женщиной с лицом, будто вырезанным из слоновой кости, уставшей и гордой. Платье черное, как её прошлое, а голос – как щёлкающий лёд.

– Мне нужен телохранитель для моей дочери. Она… особенная.

Габриэль чуть приподнял бровь.

– В этом доме, госпожа, всё кажется… особенным.

– Это не шутка, мистер Патит. У неё… были трудности. Я хочу, чтобы вы были рядом. Чтобы она снова могла спать.

– Я не врач, – улыбнулся он, склонив голову. – Но могу быть тем, кто сидит у двери с ножом и кошмаром.

Позже он впервые увидел её. Девочка – нет, девушка, с лицом фарфоровой куклы, но глазами, в которых жили выжженные поля. Молчаливая, закованная в собственное тело, её тишина звучала громче слов. Белые словно только что выпавший снег волосы и голубые как небо без облаков глаза

– Это Габриэль, он будет с тобой, – сказала мать – охранять тебя если точнее.

Она ничего не ответила. Только посмотрела. А он впервые – почувствовал что-то. Тонкое, как укол под кожу.

Словно кто-то в этом мире протянул тончайшую нить между ним и ней. Что-то зашевелилось. Интерес? Жалость? Или… надежда?

Впервые за свои двадцать лет он что то почувствовал. И это было не выносимо

Потому что колки в груди не как не улетали а ребра и что инородное будто бы летало у него в легких то покалывая то летая.

– мне ваше имя уже писать? – произнес хриплый голос старого дворецкого.

– куда писать ? – недоумевая спросил того парень

В этом доме рабочие долго не задерживаются.

И в правду парень не видел тут рабочих кроме самого дворецкого

Солнце лениво пробиралось сквозь витражи, окрашивая зал багрово-золотым светом. Казалось, даже свет здесь был старым, как и сам замок, пропитанный временем и печалью. Он стоял у окна, наблюдая, как она медленно проходит вдоль полок с книгами, касаясь корешков тонкими пальцами, словно проверяя – дышат ли они ещё.

– Вам идёт это платье, – сказал он негромко, почти не глядя в её сторону.

Она вздрогнула, едва заметно. Не обернулась.

– Мне? – тихо переспросила она, будто не верила, что кто-то может говорить ей комплименты. Или не верила, что заслуживает их.

Он кивнул.

– Цвет вина. Он подчёркивает вашу… – он замялся, подбирая слово, – непохожесть.

Она всё ещё стояла к нему спиной. Но он чувствовал, как её уши слегка покраснели. Стеснение? Интрига? Почему её дыхание стало неровным? Что это значит? Его внутренний механизм начал давать сбои. Это чувство – оно жгло, шептало, звенело. Новое. Неизвестное. Он знал ярость, голод, даже азарт – но это?..

Тишину разорвал глухой скрип массивной двери. Он обернулся. В зал вошёл высокий мужчина в чёрном облачении. Его шаг был твёрд, лицо – заострённое, будто вытесанное из камня. Пастырь.

– Госпожа Элеа, – произнёс он сдержанно, поклонившись.

Девушка напряглась. Её пальцы невольно сжались в кулак.

– Пастырь Рил… – выдохнула она.

Он шагнул ближе, не глядя на мужчину у окна. Его голос стал ниже.

– Я слышал, вы редко покидаете комнаты. Я молюсь за ваш покой, дитя.

– Вам не обязательно… – начала она, но пастырь перебил её, не изменив выражения лица.

– Боль – это очищение. Грех отмывается страданием.

– Эй, – голос Главного Героя раздался холодно, почти лениво. Но в нём таилась угроза. Он подошёл ближе. – Вы говорите с ней, как с прокажённой. Может, подскажете, кто вам дал право судить её боль?

Пастырь повернул голову. Его взгляд был тяжёлым, как цепи.

– А вы кто, чтобы перебивать?

– Телохранитель, – ответил тот спокойно. – И, похоже, единственный, кто считает, что она не вещь, а человек.

– Остыньте, – сказал пастырь, резко сузив глаза. – Вы не знаете, с кем говорите.

– Возможно, – усмехнулся Гость из загробного мира, и в его глазах мелькнул огонь, – но мне не нужно знать имя, чтобы чувствовать гниль.

Воздух в зале стал гуще. Девушка стояла между ними, не поднимая глаз. Её сердце билось часто и сбивчиво. И только одно она знала наверняка: между этими двумя мужчинами – война. И она лишь повод.

Пастырь ушёл, оставив за собой запах ладана и гниющей надменности. Тяжёлая дверь закрылась с глухим звуком, и эхо прокатилось по каменным стенам, как отзвук чего-то гораздо большего, чем просто визит.

Она стояла всё там же, будто окаменев. Только плечи дрожали – едва заметно, но он видел.

– Ты дрожишь, – сказал он негромко, подходя ближе.

– Нет. – Её голос был сухой, почти безжизненный. – Просто… холодно.

Он смотрел на неё молча. Ложь. Но не для того, чтобы обмануть. Скорее – чтобы выжить. Её глаза избегали его взгляда, как птица – капкан.

Он подошёл ближе, медленно, осторожно. Рядом с ней воздух был иным – живым, тёплым, странно настоящим.

– Почему он так с тобой говорит? – спросил он, почти шёпотом. – Как будто знает, что внутри тебя боль.

Она отвернулась, делая шаг к окну.

– Потому что знает. Он один из тех, кто её туда положил.

Эти слова ударили в грудь, как цепь. Он не понял их сразу. Они не складывались в привычные формулы угроз и предательств. Но что-то внутри него снова сжалось. Странное, не поддающееся логике чувство. Точно не злость. Не просто гнев. Глубже.

– Я убью его, – сказал он так спокойно, как будто говорил о дожде.

– Не надо, – перебила она резко. – Это ничего не изменит. Всё уже случилось. Давно.

Он хотел возразить, но увидел: она не просто просит – она защищается. Не от пастыря. От воспоминаний. От самого себя.

Он кивнул. Неуверенно. Чуждое ощущение – уступать.

Некоторое время они молчали. Он вдруг понял, что хочет остаться. Не потому что должен. Потому что рядом с ней… больна, изломана, тиха – она почему-то казалась реальнее всех, кого он встречал в обоих мирах.

– Спасибо за комплимент, – наконец прошептала она. – Я… не умею… красиво отвечать.

Он улыбнулся уголком губ.

– Не нужно. Мне нравится, когда ты просто есть.

Она впервые за вечер посмотрела на него. В её взгляде было что-то новое. Тень доверия. Или надежды. А может, просто отражение того чувства, которое он до сих пор не мог назвать.