Одинаковые лица – совсем разная любовь

Маргарита Абрамова

Одинаковые лица – совсем разная любовь

Глава 1 Он

Иногда ты встречаешь человека – и внутри становится тихо. Всё, что было до этого, гаснет, как огни в театре перед началом спектакля. Ты не знаешь ещё, что будет, но уже точно знаешь: назад не вернуться.

Я увидела Виталия на дне рождения Жени. Квартира была полна звуков: бокалы звенели о керамику, кто-то в углу громко смеялся, кто-то спорил о кино. На кухне – запах чеснока, вина и чего-то томлёного. В окна лился ранний вечер, тот самый свет, когда всё вокруг становится мягче, лица – красивее, а воспоминания – уже почти реальны, будто ты вспоминаешь то, что только происходит.

Он стоял у балконной двери, чуть приоткрытой. Ветер шевелил занавеску и волосы на его виске. Он слушал собеседника, не перебивая, только изредка кивал, улыбался в полголоса. В нём не было стремления быть центром. Но он как будто был точкой притяжения – не навязчиво, не вызывающе – просто естественно.

– Это Виталий, – произнесла Женя, подходя с бокалом. Она сказала это тихо, будто не хотела, чтобы кто-то услышал. – Один из близнецов. А вон там Алексей – они почти неразделимы.

Я кивнула. Сделала вид, что не придаю значения. Но пальцы невольно сжали ножку бокала. Что-то в нём… нарушало мой внутренний порядок.

Женя тогда говорила о нём без особой интонации, но я уже замечала: её взгляд часто задерживался на нём дольше, чем нужно. Их связывал флирт – тонкий, неуловимый, почти детский. Ни поцелуев, ни признаний. Только жесты, интонации, лёгкие подколы. Он как будто знал, что нравится ей. Но не торопился. И это тоже было частью его притягательности.

Я не хотела быть той, кто влезает между. Никогда. Но и уйти от того, что начала чувствовать, – тоже не могла.

Он не смотрел на меня. Совсем. Я, наверное, могла бы исчезнуть – и он бы не заметил. А я – замечала. Каждый раз, когда он мимо проходил, когда поправлял рукав, когда говорил: «Извините» и чуть склонял голову. Как можно так просто… быть внутри кого-то – и не знать об этом?

Алексей был другим. Он заметил. Почти сразу. Мы разговорились. Его смех был тёплым, открытым. Он задавал вопросы – не просто чтобы поддержать беседу, а будто бы правда хотел понять. Мне с ним было легко. Он смотрел – и не отводил глаз. А я… я устала быть невидимой.

И тогда, впервые за долгое время, я подумала: может, не обязательно ждать? Может, можно выбрать путь, где тебя выбирают тоже?

Только потом я поняла: сублимация – это не спасение. Это просто попытка дышать, когда под ногами – ледяная вода. И однажды она всё равно затянет.

Он снова стоял у балкона.

На этот раз – не один.

Я увидела их раньше, чем хотелось. Женя смеялась, откидывая голову чуть назад, как всегда, когда ей действительно весело. Она держала бокал обеими руками – почти как чашку чая. Он наклонился ближе. Что-то сказал. Она ответила. И вот – короткое движение, едва заметное сближение – и их губы встретились.

Поцелуй длился не больше пары секунд. Никакой страсти, никакой драмы. Простой, тихий. Как будто… естественный. Как будто он всегда должен был случиться.

Но внутри меня – что-то оборвалось.

Не громко. Не театрально. А так, как обрываются провода где-то глубоко под землёй: ты сначала не понимаешь, что именно случилось, просто гаснет свет. И становится очень тихо.

Я отвернулась.

Мне не было права злиться. Женя ничего не обещала. Виталий – тем более. Но это не отменяло того, что что-то во мне больше не дышало.

И самое странное – даже не поцелуй. А то, что я всё ещё смотрела на него – и чувствовала то же самое. Тепло, которое я не выбирала. Притяжение, которое не просила. Я не знала его. Мы едва перекинулись парой слов. Он, вероятно, даже не запомнил моего имени. А внутри уже давно было имя – его.

Любовь с первого взгляда… Так говорят в книгах, в кино. Но в жизни она не кричит «я здесь». Она – как трещина в стекле: ты смотришь и не сразу понимаешь, что всё уже нарушено.

Я не понимала, как можно хотеть кого-то, кто не знает о твоём существовании. И почему он – именно он – вдруг стал всем. Он не был идеальным. Не был даже моим. Но он – был тем, из-за кого я внезапно почувствовала себя…живой.

И как только я это почувствовала – он стал недостижимым.

Женя вернулась в комнату чуть позже. Щёки её были розовыми. Она светилась. – Наконец-то, – сказала она кому-то, и я поняла: это случилось не в первый раз. Но только теперь стало реальным.

Я улыбнулась ей. Настоящей была только улыбка – в остальном я будто отдалилась от себя.

В тот вечер я впервые поняла: можно не быть в отношениях, не иметь общих историй – и всё равно разбиться. Совсем на мелкие осколки. Тихо, без свидетелей.

Свечи в комнате мерцали, бросая на стены тёплые, дрожащие блики, словно живые призраки. В воздухе пахло ванилью и тонким ароматом жасмина – всё казалось таким уютным, домашним, но внутри меня царила тишина, холод и пустота, в которой глухо эхом отдавались мысли о нём. Виталий.

Весь вечер прошёл в туманной дымке – каждый звук, каждое слово гостей проникали сквозь стену, возведённую вокруг моего сердца. Голоса звучали где-то далеко, словно за занавесом, а я будто замерла в ловушке собственной головы.

Виталий. Его глаза, которые не видели меня, но жгли так сильно, что казалось, кожа горит. Его улыбка, тихая и неуловимая, та самая, что увидела только она – Женя. И тот поцелуй. Этот поцелуй, который словно молотом разбил меня на тысячи острых осколков.

– Привет, – раздался слева голос Алексея, ровный и спокойный, но я услышала его лишь как отдалённый шум – ненужный и чужой.

Я ответила почти автоматически, не поднимая глаз, не желая и не способная даже притвориться, что мне интересно. Слова сливались в пустоту. Он говорил о чём-то лёгком, о жизни, о музыке, о планах, но для меня они казались бессмысленными, блеклыми, словно я слушала чьи-то воспоминания, а не реальный разговор.

В комнате было тепло, мягкий свет свечей казался одновременно уютным и безжалостно холодным – он не мог согреть ту ледяную пустоту, что росла во мне с каждой минутой. От запаха ванили в голове всплывали воспоминания о смехе Жени, о том, как они рядом, близко, а я – словно тень, незримая и никому не нужная.

Мои пальцы невольно сжимали бок стакана, по которому стекали капли конденсата. Внутри всё горело. Я пыталась понять, что это за чувство – непонятная и болезненная любовь с первого взгляда, которая теперь отравляла каждый мой вдох. Почему я позволила себе полюбить того, кто даже не посмотрел в мою сторону?

Ветер за окном шуршал листьями, и это было словно приглашение сбежать, уйти далеко, где никто не узнает, где я смогу забыть. Но память не отпускала. Воспоминания о том поцелуе с Женей и Виталием, о той боли, что сжимала грудь, рвали меня на части изнутри.

Алексей продолжал говорить, его голос стал чуть мягче, как будто он почувствовал дистанцию между нами.

– Марго? – спросил он осторожно, словно боясь нарушить невидимую преграду.

Я подняла глаза, встретилась с его взглядом и улыбнулась – тихо, без искры, с печалью, которую не могла скрыть. Мне было всё равно. Моё сердце было где-то далеко, там, где Виталий и Женя делили то, чего я не могла иметь.

Я молча подумала: «Почему именно он? Почему не я?» – и внутри снова вспыхнула та боль, острый, колкий укол в груди.

Тишина между нами была громче любого разговора. Внутри меня бушевала буря – любовь, отчаяние, ревность, одиночество – всё смешалось в нестерпимом вихре.

Я знала, что эта ночь навсегда изменит меня. И что впереди будет ещё много боли, сомнений и борьбы – но сейчас я могла лишь стоять на грани между надеждой и безысходностью, затерявшись в собственных чувствах, которые невозможно было объяснить.

Алексей улыбнулся, эта улыбка была тёплой и искренней, но в моём сознании она звучала как эхо, слишком далёкое, чтобы пробиться через завесу моих мыслей. Его глаза искрились любопытством, желанием узнать меня – а я стояла, словно за стеклом, неспособная ответить на этот тихий зов.

– Ты часто приходишь на такие встречи? – спросил он, стараясь звучать легко, как будто разговаривает о погоде, а не о чём-то важном для меня.

Я кивнула, слова застряли в горле. Как объяснить, что для меня этот вечер – как ловушка? Что я здесь, но мыслями далеко-далеко, в месте, где он – Виталий – рядом с ней? Где их поцелуй стал для меня ударом, обжигающим и бессмысленным?

В комнате заиграла музыка – тихая, едва слышная, она словно растворялась в воздухе, создавая атмосферу лёгкой меланхолии. На стенах танцевали тени, будто повторяя мои колебания между отчаянием и желанием забыть.

– Хочешь, расскажи о себе? – продолжал Алексей, и я заметила, как он слегка наклонился вперёд, будто пытаясь прорваться сквозь мои стены.

Я подняла взгляд и впервые за этот вечер попыталась сосредоточиться. В его глазах не было никакого осуждения, только мягкая заинтересованность, но даже это не тронуло меня. Мои мысли бегали в другом направлении – я думала о том, как несправедлива жизнь, как она сводит вместе тех, кто друг другу не нужен, и разлучает тех, кто мог бы стать всем.

– Мне кажется, я слишком поздно поняла, что такое настоящая любовь, – прошептала я сама себе, не осмеливаясь сказать вслух.

Алексей улыбнулся чуть грустно, будто почувствовал, что я говорю не просто так. Но я не могла позволить себе открыть эту рану – слишком свежую, слишком глубокую.

В голове снова всплыл тот момент – их поцелуй. Женя и Виталий, погружённые в свой мир, где меня не было и никогда не будет. Я пыталась заглушить эту боль, но она росла, разрасталась, как чёрная тень, поглощающая свет.

– Может, ты хочешь немного отдохнуть? – спросил Алексей, и в его голосе прозвучала забота.

Я кивнула и вышла на балкон, где прохладный ночной воздух обдал лицо, словно пытаясь смыть с меня тяжесть этих эмоций. Луна висела низко, серебристая и холодная, освещая улицу и делая тени ещё длиннее.

Я глубоко вздохнула и посмотрела на звёзды, которые казались такими далекими и недосягаемыми. Сердце всё ещё болело, но я знала – впереди будет борьба. Борьба с собой, с этим треугольником, что разрывал меня на части.

И где-то глубоко внутри проблескивала слабая надежда – что однажды всё станет на свои места, и я смогу снова поверить в любовь.

Я сидела рядом с Алексеем, слушая его голос, но каждое слово будто растворялось в пустоте. Мои глаза сами искали среди толпы ту фигуру – Виталия, и сердце снова колотилось, словно оно пыталось вырваться из груди.

Виталий был там, совсем близко, его смех – лёгкий и заразительный – разносился по комнате, словно музыка, которую я знала наизусть, но которую никогда не могла исполнить. Вокруг царил праздник: теплый свет ламп, приглушённый шум разговоров, запах свежесрезанных цветов и сладкого вина. Но внутри меня царила буря.

Я видела, как он смеётся с Женей – его улыбка казалась искренней, и это вызывало во мне одновременно и радость, и горечь. Почему? Почему его счастье с кем-то другим вызывало у меня такую боль? Это была любовь, та самая, которую я ощущала впервые – такая странная, непонятная и страшная.

Алексей говорил, пытаясь удержать моё внимание, но я слышала только эхо своих мыслей: «Почему именно он? Почему не я?» Его голос казался далёким и несерьёзным. Он не знал ничего о тех тайных боях, что происходили в моей душе.

Я не могла перестать смотреть на Виталия. В каждом его движении я искала знак, любой намёк, что он заметит меня – хоть одну минуту, хоть один взгляд. Но его глаза были заняты Женей, и это чувство одиночества проникало в самое сердце.

Внутри меня разгоралась боль, которую я ещё не могла назвать по имени. Неловкость, ревность и смятение переплетались, создавая клубок эмоций, от которого хотелось бежать, но некуда.

Я знала, что это начало – начало истории, которая перевернёт мою жизнь, но тогда я не могла себе в этом признаться.

Только холодный воздух на улице помог мне на мгновение выйти из этого замкнутого круга. Холод царапал кожу, словно напоминая, что я жива и чувствую – даже если сердце разбито.

Алексей стоял рядом, тихий и внимательный, словно островок спокойствия, но я знала – мои мысли и чувства далеко от него. Моя душа принадлежала другому, и даже если он меня не замечал, я уже была пленницей этой неразделённой любви.

И в тот момент, под безмолвным звёздным небом, я поняла – впереди будет сложно. Но я была готова пройти этот путь, чтобы понять, что такое настоящая любовь и кем я стану после всех этих испытаний.

После того вечера я не могла избавиться от чувства, будто кто-то невидимый держит меня за руку, не давая отпустить. Весь следующий день для меня словно растворился в тумане, сквозь который пробивался лишь один образ – Виталий.

Он появлялся в моих мыслях, когда я смотрела в окно на оживленную улицу, когда слышала смех прохожих, когда пробиралась сквозь шумный людской поток метро. Всё вокруг казалось неважным и бледным по сравнению с тем, что я ощущала внутри.

Алексей время от времени писал мне сообщения, пытаясь быть ближе, но я читала их поверхностно, не находя сил отвечать. Его добрые слова и вопросы о моём настроении скатывались в пустоту, потому что моё сердце было занято другим.

Внутри меня боролись два чувства – нежелание предавать Женю, нежелание разрушать дружбу, которая казалась мне такой важной, и безудержное желание быть замеченной Виталием, хотя бы на миг.

Эти мысли постоянно возвращались, как навязчивая мелодия, и каждый раз я задавала себе один и тот же вопрос: почему любовь приходит так неожиданно и так жестоко?

Однажды вечером, когда я уже собиралась ложиться спать, телефон завибрировал. На экране появилось имя Алексея.

«Привет, Марго. Может, встретимся? Просто поговорить. Мне кажется, ты что-то скрываешь…»

Я взглянула на экран, потом отложила телефон. Сердце билось так громко, будто хотело вырваться наружу. Но я знала – не сейчас.

Пока я не разберусь с самой собой, с этим непонятным треугольником, с этими двумя мирами – миром Виталия и миром Алексея – мне нужно было время.

Я закрыла глаза и впервые почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы – не от горя, а от того, что в моём сердце столько противоречий и надежд

Каждый раз, когда я видела Виталия и Женю вместе, сердце словно разбивалось на тысячи осколков, острых и холодных. Их смех, прикосновения – всё это было словно насмешка, словно напоминание о том, что я осталась на обочине чужой истории.

Я пыталась заглушить эти чувства – погружалась в дела, в книги, в шум города, но ничто не могло унять эту боль и горечь. Иногда казалось, что я теряю себя, растворяясь в чужих ожиданиях и чувствах, которые не принадлежат мне.

И вот тогда, когда казалось, что дальше уже некуда, в мою жизнь тихо вошёл Алексей. Он был совсем другой – без ярких вспышек и громких слов, но с какой-то внутренней теплотой, которая странным образом притягивала меня.

Неожиданно его спокойствие и искренний интерес стали островком в моём бурном море эмоций. Он смотрел на меня так, будто видел не просто улыбку или молчание, а меня – настоящую.

И хоть моё сердце всё ещё разбивалось из-за Виталия, я начала замечать, что рядом с Алексеем становится легче дышать.

– Марго, – его голос был тихим и мягким, – хочу узнать тебя лучше. Не ту, которую видят все, а ту, что прячется внутри.

Я не сразу ответила. В голове бурлили мысли и сомнения, но где-то глубоко внутри загорелся маленький огонёк надежды. Может, это шанс не на забвение, а на новое начало?

Глава 2 Алексей

На следующий день после праздника я чувствовала себя так, будто прошла сквозь бурю. В груди стояла странная пустота, тело было натянуто, как струна. Но день был тёплым, и город, как назло, жил своей весёлой, непричастной жизнью. Люди пили кофе в уличных кафе, смеялись, кто-то держался за руки – будто ничего не произошло.

Я села на скамейку во дворе, под старой липой. Осенние листья кружились в воздухе, медленно падая, и в этом было что-то умиротворяющее. Мне хотелось спрятаться в этом покое, хотя бы на пару минут.

– Нашла, где прятаться, – услышала я знакомый голос.

Я подняла взгляд – Алексей. Он стоял передо мной с двумя стаканами кофе и лёгкой улыбкой. Его взгляд был спокойным, без требовательности, без лишнего.

– Я не прячусь, – солгала я, беря один стакан.

– Хорошо, тогда я просто оказался тут случайно. – Он сел рядом. – Честно говоря, я думал о тебе весь вечер. Ты была… не здесь.

Я тихо улыбнулась и сделала глоток. Горячий кофе обжёг губы – так же неожиданно, как его слова.

– Иногда хочется быть не здесь, – тихо ответила я.

Он ничего не сказал в ответ. Просто сидел рядом, смотрел на падающие листья, и это молчание почему-то было правильным.

Мы сидели так, может, десять минут, может, час. Я думала о Виталии, как он обнял Женю, как они ушли вместе, а Алексей – о чём думал он?

– Хочешь пройтись? – спросил он наконец.

Я кивнула. Почему бы и нет. Я всё равно никуда не шла.

Мы вышли со двора, медленно направляясь по узкой аллее, где жёлтые листья тихо шуршали под ногами. Алексей шёл чуть в стороне, не нарушая моего пространства, будто чувствовал: любое движение, любой лишний вопрос – и я рассыплюсь.

Он рассказывал о чём-то лёгком – о фильме, который недавно посмотрел, о том, как его брат переехал в Питер и как сложно оказалось жить с новым соседом. Я кивала, вставляла короткие фразы, но всё это было фоном. Как музыка в лифте – ты слышишь, но не слушаешь.

Потому что в голове, снова и снова, я видела Виталия. Его профиль в мягком свете гирлянд, его руки на талии Жени, его полуулыбку, которую я хотела бы считать своей наградой, но она – не моя.

– Ты думаешь о чём-то важном, – вдруг сказал Алексей. – Или о ком-то?

Я чуть заметно вздрогнула. Моя реакция выдала меня, хоть он и не задал ни одного прямого вопроса. Его голос был мягким, почти неуловимо печальным. Но он не смотрел на меня – просто продолжал идти рядом, не давя, не требуя ответа.

– Иногда бывает так, что ты влюбляешься… случайно, – сказала я не ему, а скорее себе. – Не вовремя, не в того. И всё рушится внутри, даже если внешне ты улыбаешься.

Он посмотрел на меня внимательно, не перебивая. И в этой тишине мне стало легче. Потому что никто не смеялся над моей слабостью, никто не говорил: «Перебесишься», – как это делают подруги, когда не знают, как утешить.

– Мне тоже доводилось чувствовать что-то, что не могло быть взаимным, – сказал он после паузы. – Это… выматывает. Но и чему-то учит. Например, видеть рядом тех, кто на твоей стороне.

Я молчала. Не потому что не было, что ответить. А потому что не могла. Мне было больно от того, как правильно он говорил, и как неправильно при этом билось моё сердце.

Мы свернули к мосту через реку. Вода под ним текла вязко и спокойно, словно дразня мою внутреннюю неугомонность. Алексей остановился, облокотился о перила, смотрел вдаль.

– Если вдруг захочешь просто говорить – не о нём, не о ней, а вообще, – сказал он негромко, – я рядом. Мне нравится с тобой быть. Даже когда ты совсем не здесь.

Эти слова задели глубоко. Потому что, быть может, впервые за последние дни я почувствовала, что меня всё же кто-то видит. Такой, какая я есть. Растерянной. Опустошённой. И всё ещё влюблённой не туда.

Но я не могла дать ему ничего. Ни намёка. Ни тепла. Ни надежды. Потому что в груди по-прежнему жил Виталий. Не как реальный человек, а как фантазия. Как то, что могло бы быть. Как боль.

– Спасибо, – выдохнула я.

И этого было достаточно.

Прошла неделя. За это время я успела забыть, как по-настоящему высыпаться. В журнале был аврал – два автора ушли в отпуск, и мне пришлось взять на себя лишние материалы. Статьи, верстка, звонки, фото – всё слилось в один бесконечный круговорот. Это даже было к лучшему: мне было проще притворяться занятой, чем чувствовать ту самую пустоту внутри, которая оставалась после Виталия.

Он стал частью декора, как шум вентилятора или скрип кресла в аудитории. Мелькал в поле зрения – с Женей, с другими. Улыбался, переговаривался с кем-то, щёлкал семечки в коридоре, зависал в телефоне. Иногда я ловила себя на том, что всё ещё ищу его взгляд – по привычке. Но теперь делала это молча, не позволяя себе больше.

Алексей появился снова, будто специально выждал, когда немного уляжется пыль. В этот раз всё случилось случайно – на перемене между парами. Я сидела на подоконнике с чашкой дешёвого капучино из автомата, прокручивая в голове будущую колонку.

– Не любишь шумные компании? – услышала я рядом.

Это был он. Всё тот же спокойный взгляд, джинсы, аккуратно заправленная футболка. Он будто и не менялся.

– Иногда, – я пожала плечами. – Иногда просто сил нет. Работа затягивает.

– Вижу. Ты уставшая.

Он не спрашивал, не лез в личное, просто констатировал. Словно разрешал мне быть уставшей, не подстраиваться.

– А ты чего здесь? Где Виталий и ваша команда?

Он усмехнулся:

– Виталий… наверно, завис в доте с утра. А другие ушли пить пиво за колледжем. Не моё.

– Пиво в обед – так по-студенчески, – я хмыкнула.

– Наверное. Только я сюда не за этим приехал.

– А зачем?

Он посмотрел прямо, чуть прищурив глаза.

– Диплом нужен. И люди. С которыми потом не стыдно продолжать.

Я снова замолчала. Он не казался старше своих лет, но в нём было то, чего не хватало многим вокруг. Внутренняя ясность.

– Ты говоришь так, будто всё давно понял, – я сказала, глядя в кружку.

– Я многое видел. Жизнь в деревне быстро отрезвляет. – Он сел рядом, не слишком близко. – Но не всё ещё понял. Людей – особенно.

Я вдруг почувствовала, как на мгновение стало легче. Просто от того, что кто-то рядом не разыгрывал шоу, не флиртовал, не пытался произвести впечатление. Он просто был.

– Может, прогуляемся после пар? – спросил он так, будто если я скажу "нет", он всё так же спокойно встанет и уйдёт.

Я кивнула. Почти машинально. И тут же почувствовала, как под кожей шевельнулась странная смесь чувств – не интерес, не влечение, скорее… спокойствие. Тепло от того, что кто-то увидел тебя сквозь шум.

Но где-то внутри всё ещё не утихал голос, шептавший: «А Виталий бы даже не заметил».

Я всё чаще ловила себя на мыслях, что Виталий будто живёт в другом измерении – временном, моральном, пространственном. Утром – он валяется на матрасе в джинсах, не меняя их вторую неделю. У него всегда какие-то остатки пиццы, банка с семечками, зарядка, спутанная в узел. В комнате, которую он снимал вместе с Алексеем, пахло кислым и чем-то горелым – будто прошлый ужин давно умер, но не был предан земле.

Он мог уснуть в четыре утра после бесконечной катки в «Доту» – а потом не прийти на пары, списав это на "проспал". Женя приносила ему кофе, ругалась, что он ничего не ест. А он смеялся, обнимал её за талию, и всё ей прощалось. Она сияла, когда он хотя бы смотрел на неё. И я понимала это чувство – я тоже когда-то сияла от одного взгляда. Теперь – нет.

Он был лёгким. Слишком. С ним никогда не знали, где окажешься вечером – на крыше общежития с бутылкой «Советского шампанского» или в чьей-то машине с музыкой на всю, пытаясь поймать вайб, которого уже и не существовало.

И при всём этом – он был чертовски обаятелен. Внутри него жила энергия, жажда жизни, будто он не мог остановиться, иначе всё рухнет. Но эта жажда не питала никого – она только выжигала окружающих, оставляя после себя эмоциональную пустоту.

Мне всё ещё было больно, когда я его видела. Но уже не от того, что он не мой. А от того, что я когда-то думала, что он – это то, что мне нужно.

Теперь я смотрела на него и видела хаос, беспорядок, распылённость. То, что раньше казалось свободой, теперь больше напоминало бегство.

И я – та, кто когда-то хотела быть частью его мира – теперь чувствовала, как этот мир стал для меня чужим.

Второй раз я встретила Алексея в библиотеке. Совершенно случайно – или мне тогда так казалось.

Я пришла поздно вечером, хотела взять пару книг по работе, сбежать от шума, от пустых разговоров в студенческом чате, от Жениных сторис с Виталием. Там было тихо, пахло бумагой и древесной пылью, и в воздухе стояла тишина такая, что слышно было, как листы переворачиваются где-то в глубине зала.

Он сидел у окна, склонившись над каким-то учебником. У него был блокнот в клетку, аккуратно исписанный, чёрная ручка и термос с чаем. Всё у него было будто на своих местах – в отличие от той суматохи, из которой я сбежала. Я почти прошла мимо, не заметив, но он поднял взгляд и мягко кивнул.

– Марго, привет, – сказал он, сдержанно, почти по-деловому. – Опять работаешь в таком ритме?