Марс

Элиз Вюрм

Марс

Глава 1

Письмо первое

Я улетаю, я провожу последние дни на Земле.

Мне на ней не понравилось, выбора у меня не было – мне его не дали, выбор, право выбрать!

Ты спросишь, если бы дали, то, что? Я бы предпочёл не рождаться, не быть. Почему? Если бы я знал, что Ты уйдёшь, я бы не был.

Я разговаривал со священником, спрашивал его, что делать, если человека, которого ты любишь, больше нет. Он ответил мне; жить! Я спросил; зачем? Жить… Он сказал мне; потому, что человек, которого вы любите, хотел бы, чтобы вы жили.

Как странно… Ты хочешь, чтобы я жил? Чего ты хочешь? Мне кажется, уже ничего! Ты тоже на другой планете, в мире Смерти, стальная крыса Жизнь таки оставила тебя в покое!

Мне трудно писать это письмо, когда тебя не стало, я разговаривал с Тобой, мысленно я был с Тобой на одной волне – я Тебя чувствовал! А теперь… Я не чувствую ничего! Я теперь сын Боли – ни радости Жизни, ни радости Памяти!

Я часто думаю, какой он, Марс! Захочу ли я обратно? Захочу ли я на Землю, на которой Тебя нет, – была, и нет! Захочу ли я… Жить жизнью Земли? Я понял: на Марсе я буду жить жизнью Марса, его ветрами, его песками, его неизвестностью!

Всё кончается так? Всегда?! Болью… Игра кончилась – Король и Пешка падают в одну коробку, чтобы пойти долиной Смерти.

Страшно ли мне? Мысленно я с Тобой, вижу, как ты ведёшь меня за руку. Ты всегда вела меня за руку, в моей памяти мы всё время вместе.

Я не хочу жить там, где нет Тебя! Я даже думаю, что-то во мне надеется, что Ты есть на Марсе, пусть и другая. Я не боюсь твоей нелюбви, и любви не боюсь, я хочу тебя видеть! Я хочу знать, что Ты есть, даже если нет меня для тебя.

С чем я встречусь там? С Тобой? С собой? Если жить жизнью Марса, то и другой своей жизнью жить, значит, там я буду не тот, что я здесь!

Нас несколько человек, несколько человек без настоящего и будущего, мы все чего-то лишились на Земле, она стала нам врагом, палачом, она стала нам мачехой!

На Земле идёт дождь, бывают ли дожди на Марсе? Если нет, я буду по ним скучать.

Я никогда не писал Тебе писем, хотел, но как сказать всё и не умереть? Как заговорить с тем, что живо и чего нет?

Главное условие полёта: не иметь связей, быть одиноким цветком (они спрашивают; если бы вы были цветком, каким цветком вы бы были? Какая глупость!). Я был бы шиповником. Почему? Он – некрасивый, странный, и нежный. Я такой же, ты знаешь, всегда таким был!

Когда я думаю о Марсе, я думаю, как там всё устроено? Люди так же любят, так же дружат, теряют друг друга, скрываясь в красном песке?!

Или там всё другое? Любовь…

Я так много хочу Тебе рассказать! Если бы я мог, о чём я бы рассказал тебе сначала? О том, как мне плохо? Просто плохо жить, – одиноко! Тоскливо! Ничто не утешает, забываешься на время, а потом снова эта мысль; Тебя нет! Нет! Нет! Тебя больше никогда не будет! Мы больше никогда не встретимся! Как это ужасно, жить тем, чего нет! Потом я бы рассказал Тебе о книге, которую я читаю, почти дочитал (ты читала её). Книге этой сто лет, а мысли мои: она смеет быть довольна своей Судьбой!

Какое это счастье, довольство своей судьбой! Нет для человека большего счастья на Земле, чем быть довольным… Жизнью? Или адом? Адом, что выбран по своей воле…

Моментами, я умираю, – я не чувствую жизнь в себе. Я чего-то хочу, к чему-то стремлюсь, а потом останавливаюсь, и спрашиваю себя: зачем? Чтобы, что?!

Знаешь, чем ужасна Земля? На ней есть любовь! Я вдруг понял, что надеюсь, что на Марсе любви нет! Всё же проще, как просто, когда нет любви! Как хорошо, когда никого не любишь! Можно просто жить… А потом, я вспоминаю «Охотников на снегу» Брейгеля, музыку Leya… Ничего этого не было бы без любви!

Значит, «облагорожен тот, кому знакома эта боль»? Боль проклятия любовью… Ты сказала мне; я благословлена любить – и проклята!

Теперь я понимаю… Жизнь – долга, но коротка, странна, страшна, невероятна, – жизнь на Земле…

Я спрашиваю себя; почему я лечу на Марс? Чтобы всё забыть, или, чтобы всё помнить, но без боли?

Воспоминания без боли, они настоящие? Жизнь на Марсе, она человеческая? Или на другой планете, я больше не буду человеком? Если я не буду человеком, а стану марсианином, как я буду носить в себе… Живое?!

Я глупый!?

В одной песне звучат такие слова: душа умирает оттого, что время не в силах стереть.

Какое время на Марсе? Какая у него сила? Сила земного времени… В душе? Для неё ничто не умирает и ничто не уходит навсегда! Счастливая земная душа! Вечное дитя Бога!

Знаешь, что она такое, земная жизнь? Странно, больно – и несправедливо! Знаешь, что меня мучает? Ощущение несправедливости!

Теперь я понимаю, почему Марс… Там вина и тоска станут марсианскими…

Я много думаю о Марсе, о том, что не вернусь обратно. Я готов? Готов, что не вернусь обратно? Долгий полёт в один конец. Я понял: жизнь – это билет в один конец.

Меня здесь что-то держит? Может удержать? У меня здесь есть надежда? А там появится? Я боюсь, боюсь, что на другой планете и надежда другая! Это уже не земная надежда, это надежда другого мира. Какая она там? Она греет как здесь? Спасает как здесь? Уничтожает как здесь? Или ты просто перестаёшь быть человеком? А если ты не человек, зачем тебе надежда…

Без души жизнь проживается легче. Я сказал «без души»? Я хотел сказать «без любви»! Всё было бы легче… Но ни у чего не было бы вкуса! У смерти не было бы вкуса! Я прочитал, что спортсменам олимпийцам надевали на голову лавровый венок, чтобы они запомнили не только вкус победы, но и помнили горечь поражения (лавр горек на вкус). И я понял: у смерти горький вкус поражения!

Я знаю, ты бы спросила; а у жизни? Какой вкус у неё?!

Я думаю, вкус жизни похож… На мороженое? У мороженого множество вкусов, но суть одна – холод, и когда ты ешь мороженое, ты знаешь: вкусно, но обманчиво…

Мы ели мороженое – я помню! Приходили в кафе, которое называлось «Принцесса», – у набережной! И ничего не было вкуснее. Мы приходили, чтобы купить мороженое даже в дождь, и его подавали в вафельном рожке. Я помню то время. Помню, как хорошо мне было тогда. Я не дорассказал тебе о книге, которую дочитал! Главный персонаж говорит; знаете, чем страшна человеческая жизнь? Воспоминаниями! Приходит момент, когда всё сводится к воспоминаниям. Да. Она не просто страшна этим, человеческая жизнь, она этим трагична! Такие трагедии Софоклу не снились ни в одном сне!

Я понял: жизнь – это значит хотеть! Я понял: жизнь – это «надо себя закалять»!

Я прочитал твою книгу, там есть такая фраза: ещё не научились жить ползком сквозь время.

Я тоже не научился, поэтому мне лучше улететь. Чтобы не учиться, жить ползком сквозь время, которое все проходит, проходит, проходит…

Я всё ищу ответы, смотрю кино… В «Потерянном рае» я прочитал: мы силы новые найдём в надежде, или в отчаянье, что есть другая сила.

Я понял: меня страшу я сам! Ничто не страшит меня, как я сам! Я не могу быть другим (мне понравилась фраза в одном фильме «В чём меня обвиняют?». «В том, что вы, такой как есть, от этого нет спасения»).

Ни от чего нет спасения здесь, на Земле, ни от себя, ни от других! Потому, что нет спасения от Земли, от всего, что она есть… Кто-то сказал, что она – ад, ад другого мира, который мы были принуждены покинуть, который мы не забыли. Я понял: я жажду другой Земли, той, где есть вечная радость и вечное счастье! Вспоминаю: я должен был бы быть твоим Адамом, а стал падшим ангелом, которого ты безвинно отлучил от всякой радости.

Я тоже отлучён от радости, от жизни – я не могу быть довольным своей судьбой!

Я много думаю о Судьбе, о том, как складываются отношения человека с Судьбой. Как она невероятна, и как страшна…

Я пишу Тебе, сидя на террасе нашего домика в Кейп-Код, в шторм, волны змеясь, перепрыгивают через рифы, и всё ко мне, ко мне, всё ближе, ближе.

Я, кажется, ничего не боюсь – смерти, и жизни, жизни на другой планете, другого мира. Чего я боюсь? Того, что там, на Марсе всё то же самое? Да!

Я хочу… Хочу оставить Тебя здесь, если я не смогу, я умру. Земной Бог не дал мне свободы от Тебя-Себя, но может Неземной даст? Да, самая страшная несвобода – это несвобода от себя, от своих чувств. Я здесь несвободен (я думал, это депрессия, а это душа, демон душа, у неё своя жизнь, свой мир и планета тоже!).

Я смотрю Годара – «Альфавиль»: ну вот, так всегда. Мы ничего не понимаем, а вечером мы умираем.

«Альфавиль» это про меня. «Никто не жил в прошлом, и никто не будет жить в будущем. Настоящее – это форма всей жизни»…