Николай Гоголь

За этим последовали не слишком настойчивые поиски службы, сопровождаемые просьбами к матери о деньгах. Он привез в Петербург несколько поэм – одна из них, длинная и туманная, звалась «Ганц[19] Кюхельгартен», в другой описывалась Италия:

Италия – роскошная страна!По ней душа и стонет и тоскует;Она вся рай, вся радости полна,И в ней любовь роскошная веснует.

Стихи явно принадлежали перу еще «веснующего» поэта, однако кое‐где попадались прекрасные строчки, такие, например, как «и путник зреть великое творенье, / Сам пламенный, из снежных стран спешит» или «луна / Глядит на мир, задумалась и слышит, / Как под веслом проговорит волна».

В поэме «Ганц Кюхельгартен» рассказывается о несколько байроническом немецком студенте; она полна причудливых образов, навеянных прилежным чтением кладбищенских немецких повестей:

Подымается протяжноВ белом саване мертвец,Кости пыльные он важноОтирает, молодец!

Эти неуместные восклицания объясняются тем, что природная украинская жизнерадостность Гоголя явно взяла верх над немецкой романтикой. Больше ничего о поэме не скажешь: не считая этого обаятельного покойника, она – полнейшая, беспросветная неудача. Написанная в 1827 году, поэма была опубликована в 1829‐м. Гоголь, которого многие современники обвиняли в том, что он любил напускать на себя таинственность, в данном случае может быть оправдан – он не зря пугливо выглядывал из‐за нелепо придуманного псевдонима В. Алов, ожидая, что же теперь будет. А было гробовое молчание, за которым последовала короткая, но убийственная отповедь в «Московском телеграфе». Гоголь со своим верным слугой кинулись в книжные лавки, скупили все экземпляры «Ганца» и сожгли их. И вот литературная карьера Гоголя началась так же, как и окончилась около двадцати лет спустя, – аутодафе, причем в обоих случаях ему помогал покорный и ничего не разумеющий крепостной.

Что восхищало его в Петербурге? Многочисленные вывески. А еще что? То, что прохожие сами с собой негромко разговаривают и жестикулируют на ходу. Читателям, которые любят такого рода сопоставления, интересно заметить, как щедро использована тема вывесок в его позднейших сочинениях, а бормочущие прохожие отозвались в образе Акакия Акакиевича из «Шинели». Подобные параллели довольно поверхностны и, пожалуй, неверны. Внешние впечатления не создают хороших писателей; хорошие писатели сами выдумывают их в молодости, а потом используют так, будто они и в самом деле существовали. Петербургские вывески конца 1820‐х годов были нарисованы и многократно воспроизведены самим Гоголем в его письмах, чтобы показать матери, а может, и собственному воображению, символический образ «столицы» в отличие от «провинциальных городов», которые мать знала (где вывески, конечно, были ничуть не менее увлекательными: синие сапоги; крест-накрест положенные штуки сукна; золотые крендели и другие еще более изысканные эмблемы, которые описаны Гоголем в начале «Мертвых душ»). Символизм Гоголя имел физиологический характер, в данном случае зрительный. Бормотание прохожих тоже было символом, в этом случае слуховым, которым он хотел передать воспаленное одиночество бедняка в благополучной толпе. Гоголь, Гоголь и больше никто, разговаривал с собой на ходу, но этому монологу вторили на разные голоса призрачные детища его воображения. Пропущенный сквозь восприятие Гоголя, Петербург приобрел ту странность, которую сохранял почти столетие; он утратил ее, перестав быть столицей империи. Главный город России был выстроен гениальным деспотом на болоте и на костях рабов, гниющих в этом болоте; тут‐то и корень его странности – и его изначальный порок. Нева, затопляющая город, – это уже нечто вроде мифологического возмездия (как описал Пушкин); болотные духи пытались вернуть то, что им принадлежит, а видение их схватки с медным царем свело с ума первого из «маленьких людей» русской литературы, героя «Медного всадника». Пушкин чувствовал какой‐то изъян в Петербурге; приметил странный бледно-зеленый оттенок его неба и таинственную мощь медного царя, вздыбившего коня на зябком фоне пустынных проспектов и площадей. Но странность этого города была по‐настоящему понята и передана, когда по Невскому проспекту прошел такой человек, как Гоголь. Повесть, названная именем проспекта, выявила эту причудливость с такой незабываемой силой, что и стихи Блока, и роман Андрея Белого «Петербург», написанные на заре нашего века, кажется, лишь полнее открывают город Гоголя, а не создают какой‐то новый его образ. Петербург никогда не был настоящей реальностью, но ведь и сам Гоголь, Гоголь-упырь, Гоголь-чревовещатель, тоже не был до конца реален. Школьником он с болезненным упорством ходил не по той стороне улицы, по которой шли все; надевал правый башмак на левую ногу; посреди ночи кричал петухом и расставлял мебель своей комнаты по логике «Алисы в Зазеркалье». Немудрено, что Петербург обнаружил всю свою причудливость, когда по его улицам стал гулять самый причудливый человек России. Ибо таков он и есть, Петербург: смазанное отражение в зеркале, призрачная неразбериха предметов, используемых не по назначению; вещи, тем безудержнее несущиеся вспять, чем быстрее они движутся вперед; бледно-серые ночи вместо положенных черных и черные дни – «черный день» обтрепанного чиновника. Только тут может отвориться дверь частного дома и оттуда запросто выйти свинья. Только тут человек садится в экипаж, но это вовсе не тучный, хитроватый, задастый мужчина, а ваш Нос – и это и есть «перенесение значения», столь характерное для снов. Освещенное окно дома оказывается дырой в разрушенной стене. Ваша первая и единственная любовь – продажная женщина, чистота ее – миф, и вся ваша жизнь – миф. «Тротуар несся под ним, кареты со скачущими лошадьми казались недвижимы, мост растягивался и ломался на своей арке, дом стоял крышею вниз, будка валилась к нему навстречу, и алебарда часового вместе с золотыми словами вывески и нарисованными ножницами блестела, казалось, на самой реснице его глаз» («Невский проспект»). Вот они, вывески.

Двадцатилетний художник попал как раз в тот город, который был нужен для развития его эксцентричного дарования; безработный молодой человек, дрожавший в туманном Петербурге, таком зловеще холодном и сыром по сравнению с Украиной (этим рогом изобилия, сыплющим плоды на фоне безоблачной синевы), вряд ли мог чувствовать себя счастливым. И тем не менее внезапное решение, которое он принял в начале июля 1829 года, так и не объяснено его биографами. Взяв деньги, присланные матерью совсем для другой цели, он вдруг сбежал за границу. Я могу лишь заметить, что после каждой неудачи в его литературной судьбе (а провал его жалкой поэмы был им воспринят так же болезненно, как позже критический разнос его бессмертной пьесы) он поспешно покидал город, в котором находился. Это лихорадочное бегство было лишь первой стадией той тяжелой мании преследования, которую ученые со склонностью к психиатрии усматривают в его чудовищной тяге к перемене мест. Сведения об этом первом путешествии показывают Гоголя во всей его красе – он пользуется своим даром воображения для путаного и ненужного обмана. Об этом говорят письма к матери, где рассказано о его отъезде и странствиях.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. Биография. СПб.: Симпозиум, 2010. С. 56.

2

«Домашняя жизнь в России, написанная русским аристократом, исправленная редактором “Открытий Сибири”» (англ.).

3

The New York Public Library. W. Henry & A. Albert Berg Collection of English and American Literature / Vladimir Nabokov Papers / Letters to James Laughlin. Пер. мой. – А. Б.

4

Английская переводчица русской литературы; ее перевод «Ревизора» вышел в 1926 г.

5

Несколько источников Набоков все же использовал, как, например, книги В. Вересаева и А. Белого.

6

Известный американский литературный критик и биограф Ван Вик Брукс (1886–1963) в 1941 г. выпустил книгу «Мнения Оливера Олстона», якобы недавно умершего писателя, критика и друга Брукса. Набокову были чужды представления Брукса о том, что «великий писатель – это великий человек, занимающийся литературой, а не просто искусник или мастер слова <…> Великий писатель – это тот, кто говорит о коллективной жизни своего народа, своей группы, своей нации, всего человечества. <…> такова общая цель произведений великих людей: Эразм, Диккенс, Рабле, Достоевский, Гёте, Ибсен, Уитмен, кого ни возьми» (Brooks V. W. Opinions of Oliver Allston. N. Y.: Dutton, 1941. P. 216. Пер. мой).

7

Эдвард Уикс, редактор американского журнала «Atlantic Monthly», в котором в 1940‐х гг. печатался Набоков.

8

Nabokov V. Selected Letters. 1940–1977 / Ed. by D. Nabokov and M. J. Bruccoli. San Diego et al.: Harcourt Brace Jovanovich, 1989. P. 40–42. Пер. мой.

9

Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. Биография. С. 67.

10

Wilson E. Classics and Commercials. A Literary Chronicle of the Forties. N. Y.: Farrar, Straus and Company, 1958. P. 215–218. Пер. мой.

11

Тем курьезнее, что в предисловии к первой публикации «Николая Гоголя» в России С. Залыгин назвал Набокова «антиподом» Гоголя (Залыгин С. <Предисловие> // Новый мир. 1987. № 4. С. 174).

12

Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. Биография. С. 69.

13

Это смешная книга – возможно, немного слишком смешная (англ.). Подразумевается проф. Пнин, герой романа Набокова 1957 г.

14

Вересаев В. Гоголь в жизни. Систематический свод подлинных свидетельств современников. М.—Л.: Academia, 1933.

15

Набоков-Сирин В. Заметки переводчика // Опыты. 1957. № 8. С. 45–46. Отмеченные ошибки были исправлены во втором издании 1961 г., см. Комментарии в наст. изд.

16

Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5 т. / Сост. С. Б. Ильин и А. К. Кононов. Предисл. и коммент. А. Люксембурга. СПб.: Симпозиум, 1997. Т. 1. С. 603.

17

Набоков обыгрывает значение англ. hover – колебаться, мешкать, топтаться на месте (в нерешительности). (Здесь и далее, если не указано иное, – прим. ред. настоящего издания.)

18

Детское бумагомарание (искаж. лат.).

19

Так! (Прим. Набокова.)