Полная версия
Антонио Венце
Шоу закрывается
Глава 1: Тик-так, Максим
Иногда мир рушится не с громом и молниями, а с тихим, почти незаметным щелчком – как будто кто-то повернул ключ в замке, который ты никогда не видел. Максим Кириллов, 23 года, курьер с ободранным велосипедом и мечтами, которые он сам давно похоронил, не знал, что его мир уже трещит по швам. Он просто крутил педали, доставляя пиццу в сером, как бетон, Екатеринбурге. Но в тот вечер, 22 мая 2025 года, что-то изменилось. Небо над городом стало другим.
Максим Кириллов чувствовал, как пот стекает по спине, пропитывая дешёвую футболку с логотипом «Пицца-Экспресс». Майский вечер был тёплым, но не настолько, чтобы задыхаться. Жара, казалось, исходила от самого города – от асфальта, который днём впитал солнце, от бетонных коробок многоэтажек, от гудящих машин, что ползли по улице Ленина, как сонные жуки. Максим крутил педали, лавируя между маршрутками и пешеходами, с рюкзаком, в котором остывала пицца с двойным сыром. Заказ был на 19:30, а часы на его запястье – дешёвые, с треснувшим стеклом – показывали 19:27. Если опоздает, клиентка, какая-нибудь капризная тётка, опять напишет жалобу, и прощай, премия.
«Чёрт, – подумал он, сворачивая на узкую улочку. – Надо было ехать через дворы».
Улочка была зажата между двумя панельками, и в воздухе висел запах мусорных баков и сырого белья, сушащегося на балконах. Где-то лаяла собака, мелкая, сиплая, будто её душили. Максим притормозил, чтобы не врезаться в старушку, которая тащила тележку с продуктами. Она посмотрела на него, и её глаза – мутные, как старое стекло – заставили его поёжиться. Что-то в её взгляде было неправильным. Не злым, нет. Просто… пустым.
– Эй, парень, – прохрипела она. – Ты видел небо?
Максим нахмурился, поправляя кепку.
– Чего? Небо как небо.
– Нет, – старушка покачала головой, и её седые волосы, собранные в неряшливый пучок, задрожали. – Оно не наше. Смотри.
Она ткнула пальцем вверх, и Максим, нехотя, поднял голову. Сначала он ничего не заметил. Небо было обычным – серо-сизое, с клочьями туч, которые подсвечивались закатом. Но потом он увидел это.
Прямо над городом, где-то в районе Уралмаша, висел циферблат. Не облако, не рекламный баннер, не мираж. Настоящий циферблат, огромный, как футбольное поле, с чёрными стрелками и цифрами, которые светились холодным, голубоватым светом. 47:58:12. Часы тикали, отсчитывая секунды. Тик-так. Тик-так.
– Что за… – Максим заморгал, пытаясь понять, не мерещится ли ему. – Это что, голограмма?
Старушка не ответила. Она просто смотрела вверх, и её губы шевелились, будто она шептала молитву. Максим почувствовал, как по коже побежали мурашки. Он вспомнил, как в детстве боялся тёмного подвала в их старом доме на Вторчермете. Там, внизу, всегда пахло сыростью, и ему казалось, что в углу кто-то стоит. Кто-то, кто ждёт, пока он спустится. Этот циферблат в небе вызывал то же чувство – будто что-то огромное и невидимое смотрит на него.
– Ладно, бабуль, мне ехать надо, – пробормотал он, нажимая на педали.
Старушка что-то крикнула ему вслед, но он не разобрал слов. Сердце колотилось, и пицца в рюкзаке вдруг показалась тяжёлой, как кирпич.
Квартира, куда он доставлял заказ, находилась в обшарпанной пятиэтажке. Максим нажал кнопку домофона, и женский голос, резкий, как скрежет ножа по стеклу, ответил:
– Кто там?
– Курьер, пицца, – сказал Максим, стараясь звучать бодро. – С двойным сыром и пепперони.
Дверь загудела, и он вошёл в подъезд. Лампочка на первом этаже мигала, отбрасывая длинные тени на стены, покрытые надписями типа «Лёха – дебил» и «Позвони 8-800…». Лифт, как всегда, не работал, так что Максим потащился на пятый этаж пешком. На лестничной площадке пахло кошками и чем-то кислым, как будто кто-то разлил кефир.
Дверь квартиры 53 открыла женщина лет сорока, с волосами, выкрашенными в ядовито-рыжий цвет, и сигаретой в тонких пальцах.
– Опоздал, – бросила она, прищурившись. – Я заказывала на полвосьмого.
– На минуту же, – Максим попытался улыбнуться, протягивая коробку. – Трафик, знаете…
– Трафик, – передразнила она, выхватывая пиццу. – А что там в небе, а? Ты видел?
Максим напрягся.
– Циферблат? Да, видел. Наверное, реклама какая-то.
– Реклама, – фыркнула женщина, затягиваясь. Дым вырвался из её ноздрей, как из пасти дракона. – Мой муж говорит, это конец света. Он в новостях сидит, орёт, что инопланетяне прилетели.
Максим пожал плечами, не зная, что сказать. Он хотел просто взять деньги и уйти, но женщина продолжала:
– А я думаю, это бог. Или дьявол. Часы, чёрт возьми! Сорок семь часов! Ты прикинь, что будет, когда они остановятся?
– Ну… ничего хорошего, наверное, – пробормотал Максим, отступая к лестнице.
– Вот и я о том! – Она захлопнула дверь, не заплатив.
Максим выругался про себя. Минус двести рублей. Он спустился вниз, чувствуя, как усталость накатывает, как тяжёлое одеяло. На улице уже стемнело, и циферблат в небе стал ярче. 47:52:09. Он достал телефон, открыл новостной паблик в ВК. Лента пестрела заголовками: «Что за часы над Екатеринбургом?», «Инопланетяне или маркетинг?», «Конец света? Учёные молчат». Кто-то выложил видео: циферблат висел не только над их городом, но и над Москвой, Нью-Йорком, Токио. Везде.
– Чушь какая-то, – сказал он вслух, но голос дрогнул.
Он сел на велосипед и поехал домой, в свою однушку на окраине, которую снимал за ползарплаты. В голове все мысли перемешались в едино, о циферблате, о старушке, о подвале из детства.
Дома Максим бросил рюкзак на пол и включил телевизор. По «России 24» показывали эксперта в галстуке, который размахивал руками:
– Это явление не поддаётся объяснению! Мы связались с Роскосмосом, с НАСА, но никто не может сказать, что это за объект!
Ведущая, с идеально уложенными волосами, перебила:
– А что насчёт теорий о божественном вмешательстве?
Максим фыркнул и переключил канал. На «ТНТ» шёл какой-то старый ситком, но даже там в углу экрана мелькала бегущая строка: «Необычное явление в небе. Следите за новостями». Он выключил телевизор и подошёл к окну.
Циферблат был виден даже отсюда. Стрелки двигались медленно, но неумолимо. 47:49:33. Тик-так. Тик-так.
Максим почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Он вспомнил, как в детстве, после смерти отца, мать рассказывала ему про ангелов, которые следят за людьми с неба. «Они всегда смотрят, Макс. Всегда». Тогда это казалось утешением. Теперь – угрозой.
Он лёг на диван, не раздеваясь, и закрыл глаза. Боязнь темноты из детства, не давала покоя, этот циферблат, ночь не задалась. Тик-так.
Глава 2: Двери из ниоткуда
Есть вещи, которые появляются в твоей жизни без предупреждения, как трещина в стене, которую ты замечаешь, только когда она уже расползлась. Максим Кириллов не спал той ночью – циферблат в небе тикал в его голове, как метроном, отсчитывающий что-то неизбежное. Он думал, что это просто странность, вроде тех историй, что рассказывают в новостях, а потом забывают. Но утром 23 мая 2025 года Екатеринбург проснулся другим.
Утро началось с запаха горелого кофе. Максим, сидя на кухне, смотрел, как кофейник шипит на плите, а его мысли путались, как провода в старой розетке. Он не спал. Циферблат в небе, который он видел вчера, не давал покоя. Макс проверил телефон: паблики в ВК и Telegram-каналы гудели, как растревоженный улей. Кто-то писал, что это эксперимент Илона Маска, кто-то – что библейский судный день. Один парень из Челябинска клялся, что видел, как циферблат шевелится, будто живой. Максим фыркнул, но внутри всё сжалось. 46:12:44, показывали часы в небе, когда он выглянул в окно.
Он надел кепку, схватил рюкзак и вышел на улицу. Воздух был тяжёлым, как перед грозой, хотя небо оставалось ясным, если не считать этого проклятого циферблата. У подъезда уже собралась толпа соседей. Тётя Нина, которая вечно кормила котов, тыкала пальцем в воздух и причитала:
– Это знамение! Я говорила, что нельзя было храм сносить на площади!
Максим протиснулся мимо, стараясь не встречаться с ней взглядом. Но тут он остановился. Прямо посреди тротуара, где вчера ещё валялись окурки и пивные банки, стояла дверь. Чёрная, металлическая, без ручки, с красным сканером сетчатки, который светился, как глаз хищника. Она не отбрасывала тени, хотя солнце било прямо в неё.
– Что за хрень? – пробормотал Максим, подходя ближе.
Дверь была холодной на ощупь, как будто сделана изо льда, но металл не покрывался испариной. Сканер мигнул, и Максим почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он отступил, заметив, что на улице стало тише. Машины не гудели, собаки не лаяли. Только голос тёти Нины звенел:
– Я же говорила! Это за нами пришли!
Максим обернулся и увидел, что двери появились везде. Одна торчала посреди дороги, другая – у входа в магазинчик через улицу, третья – прямо в стене соседнего дома, как будто её туда вмонтировали за ночь. Люди собирались вокруг, шептались, снимали на телефоны. Кто-то пытался открыть дверь силой, но она не поддавалась.
– Эй, Макс! – окликнул его знакомый голос.
Это был Антон, его приятель из доставки, долговязый парень с вечно растрёпанной чёлкой. Он стоял у другой двери, в соседнем дворе, и махал рукой.
– Ты это видел? – Антон ткнул в сторону двери, у которой уже собралась небольшая толпа. – Я думал, это прикол, но… они настоящие.
– И что они делают? – спросил Максим, подходя.
– Смотри. – Антон кивнул на женщину, которая поднесла лицо к сканеру.
Красный луч пробежал по её глазам, и дверь с шипением открылась. Яркая вспышка света, и женщина исчезла. Толпа ахнула. Максим почувствовал, как сердце ухнуло в пятки.
– Куда она делась? – спросил он, хотя знал, что Антон не ответит.
– Без понятия. Но смотри, не всех пускают. – Антон указал на мужика в спортивном костюме, который только что подошёл к сканеру.
Луч мигнул, но дверь осталась закрытой. Мужик выругался и ударил по ней кулаком. Ничего. Он попробовал ещё раз – тот же результат. Его лицо покраснело, и он начал орать:
– Да что за фигня?! Открывай, тварь!
Максим заметил, что у мужика на шее появилась странная трещина, тонкая, как волос. Он моргнул, думая, что это тень, но трещина осталась.
– Это не тень, – тихо сказал Антон, словно прочитав его мысли. – У тех, кого не пускают, появляется… что-то такое.
Максим сглотнул.
– Ты пробовал?
Антон кивнул, и его лицо стало серьёзным.
– Меня пустили. Я… заглянул туда. Там свет, Макс. Как будто в другой мир. Но я не пошёл. Испугался.
– А я не буду пробовать, – буркнул Максим, но любопытство уже грызло его изнутри.
Он подошёл к двери, стараясь не смотреть на сканер. Голос в его голове – тот самый, который в детстве говорил ему не спускаться в подвал – шептал: «Не делай этого». Но он всё равно поднёс лицо к красному лучу.
Сканер мигнул. Ничего. Дверь осталась закрытой.
– Ну и ладно, – сказал он, отступая, но внутри всё похолодело.
Антон посмотрел на него с тревогой.
– Макс… у тебя на виске…
Максим коснулся лица и почувствовал, как пальцы наткнулись на что-то шершавое. Трещина. Маленькая, но настоящая.
– Это что, я теперь… как он? – Он кивнул на мужика в спортивке, который уже бился головой о дверь.
Антон не ответил. Вместо этого он сказал:
– Пойдём, надо понять, что происходит.
Они двинулись к центру города, где, судя по Telegram, собиралась толпа. Улицы были забиты людьми – кто-то снимал двери на телефоны, кто-то молился, кто-то просто стоял, уставившись в небо. Циферблат теперь показывал 46:05:17. Тик-так. Максим заметил, что трещина на его виске начала чесаться, как старая рана. Он старался не трогать её, но пальцы сами тянулись к коже.
– Слушай, – сказал Антон, пока они шли мимо заброшенного ларька с шаурмой. – Я слышал, как одна тётка говорила, что это отбор. Типа, двери выбирают, кто достоин.
– Достоин чего? – Максим сплюнул на асфальт. – Это бред.
– А что, если нет? – Антон остановился, и его глаза блестели, как у человека, который только что нашёл старую монету в кармане. – Может, это билет куда-то… лучше?
Максим фыркнул, но мысль засела в голове. Он вспомнил, как в детстве мечтал сбежать из своего серого района, где всё пахло ржавчиной и безнадёгой. Может, двери – это шанс? Но трещина на виске напоминала: он не прошёл отбор.
Они дошли до площади 1905 года, где уже собралась толпа человек в двести. Люди кричали, толкались, кто-то пытался пробиться к дверям, которые стояли прямо посреди площади, как чёрные надгробия. Над толпой гремел голос – не из динамиков, не из телефона, а прямо из воздуха:
– Вы должны проследовать в двери. Сопротивляться бесполезно.
Максим замер. Голос был холодным, как металл, но в нём чувствовалась странная… насмешка. Как будто кто-то огромный, невидимый, смотрел на них и улыбался.
– Это что, теперь официально? – пробормотал Антон.
Рядом с ними старушка в цветастом платке упала на колени и начала креститься.
– Господи, спаси нас, – шептала она. – Это конец.
Максим хотел сказать ей, чтобы заткнулась, но слова застряли в горле. Он заметил, что у старушки тоже была трещина – на щеке, длинная и тонкая, как будто кто-то провёл по коже лезвием.
– Антон, – тихо сказал он. – Сколько их? Тех, кого не пускают?
Антон пожал плечами, но его взгляд был тревожным.
– Половина, может. Или больше.
Максим посмотрел на толпу. Люди подходили к дверям, подставляли глаза под сканеры. Некоторые исчезали во вспышке света, другие отшатывались, как будто их ударили. Те, кого не пустили, начинали кричать или плакать. У всех были трещины.
– Это не случайность, – сказал Максим, и его голос дрожал. – Они нас сортируют.
Антон посмотрел на него, как на сумасшедшего.
– Сортируют? Для чего?
– Не знаю. Но я не собираюсь ждать, пока трещина разрастётся.
Он потёр висок, чувствуя, как кожа под пальцами становится всё более шершавой. В голове мелькнула мысль: что, если трещина – это не просто знак? Что, если она растёт, как болезнь?
К полудню город превратился в хаос. Полиция пыталась оцепить площадь, но толпа росла, и оцепление трещало, как старая ткань. Максим и Антон пробились ближе к одной из дверей, которая стояла у памятника Ленину. Её окружали люди, и воздух был пропитан запахом пота, страха и чего-то ещё – металлического, как ржавчина.
Максим заметил девушку, которая стояла в стороне, глядя на дверь. Её звали Аня – он видел её пару раз в кофейне, где она работала бариста. У неё были тёмные волосы, собранные в неряшливый хвост, и глаза, которые казались слишком большими для её лица. Она тоже не прошла через дверь – на её шее была трещина, едва заметная, но уже начинающая темнеть.
– Ань, ты тоже? – спросил Максим, подходя.
Она вздрогнула, но узнала его.
– Макс? Да… меня не пустили. – Её голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь. – Я видела, как люди исчезают. А потом… – Она замолчала, глядя на свои руки.
– Что? – спросил Антон.
– Те, кого не пускают… они меняются. Я видела парня, у которого трещина разрослась до груди. Он начал кашлять, и… там было что-то чёрное. Как дым.
Максим почувствовал, как онемели ноги.
– Дым? Ты серьёзно?
Аня кивнула.
– Я не знаю, что это. Но я не хочу ждать, пока оно доберётся до меня.
Максим посмотрел на дверь. Сканер мигал, как будто подмигивал. Он вспомнил, как в детстве боялся зеркал – ему казалось, что в них живёт кто-то другой. Этот сканер был хуже. Он не просто смотрел. Он знал.
– Надо понять, как это работает, – сказал он. – Может, есть способ обмануть систему.
Антон фыркнул.
– Обмануть? Макс, это не банкомат. Это… я даже не знаю, что это.
– А я знаю, – сказала Аня, и её голос стал твёрже. – Это отбор. Они выбирают, кто нужен, а кто – мусор.
Максим посмотрел на неё, и в её глазах он увидел то же, что чувствовал сам: страх, смешанный с упрямством.
– Тогда мы не мусор, – сказал он. – Мы найдём способ.
Голос из неба зазвучал снова, и толпа затихла:
– Вы должны проследовать в двери. Сопротивляться бесполезно.
Максим почувствовал, как трещина на виске запульсировала, как будто в ответ на голос. Он посмотрел на циферблат в небе. 45:59:03. Тик-так.
– Мы не сдадимся, – прошептал он, не зная, кому это говорит – Ане, Антону или самому себе.
Но в глубине души он знал: что бы ни ждало за дверями, оставаться снаружи было хуже. Гораздо хуже.
Глава 3: Отверженные
Страх – это как ржавчина: он въедается медленно, но если дать ему время, разъест всё до костей. К вечеру 23 мая 2025 года Максим Кириллов понял, что страх – это не только циферблат в небе и чёрные двери, которые сортировали людей, как мусор на свалке. Страх был в трещинах, что ползли по коже отверженных, в их глазах, которые становились пустыми, как разбитые окна. Максим не прошёл через дверь, и трещина на его виске пульсировала, как живое существо. Он стоял на площади среди толпы, рядом с Аней и Антоном, и чувствовал, как мир вокруг сжимается, словно готовясь лопнуть. Голос из неба звучал снова, но теперь он обещал смерть. И отверженные, такие как Максим, начинали понимать: времени почти не осталось.
Солнце садилось за многоэтажками, и Екатеринбург утопал в оранжевом свете, который делал всё вокруг похожим на старую фотографию. Площадь 1905 года гудела, как растревоженный улей. Люди кричали, толкались, кто-то пытался пробиться к дверям, но полиция уже оцепила их, выкрикивая в мегафоны: «Сохраняйте спокойствие! Не подходите к объектам!» Максим стоял рядом с Аней и Антоном, чувствуя, как трещина на виске зудит, будто под кожей ползают муравьи.
– Они вообще понимают, что делают? – пробормотал Антон, глядя на полицейских. Один из них, молодой парень с нервным лицом, держал автомат, но его руки дрожали.
– Они такие же потерянные, как мы, – ответила Аня, её голос был тихим, но твёрдым. Она тёрла шею, где её собственная трещина начала темнеть, как синяк. – Никто не знает, что происходит.
Максим посмотрел на циферблат в небе. 45:12:09. Стрелки двигались медленно, но каждая секунда отдавалась в груди, как удар молотка. Голос из воздуха зазвучал снова, холодный и безжизненный:
– Те, кто остаются, будут уничтожены. Шоу закрывается.
Толпа ахнула, кто-то закричал. Старушка в платке, которую Максим видел утром, упала на колени и начала бить себя в грудь, выкрикивая: «Господи, прости нас!» Максим было хотел сказать что-то ободряющее, но нужных слов как назло не находилось.
– Уничтожены? – Антон повернулся к Максиму, его глаза были широко раскрыты. – Это что, они нас убьют?
– Не знаю, – буркнул Максим, но его мысли крутились вокруг трещины. Он коснулся виска, и пальцы наткнулись на что-то твёрдое, как корка на старой ране. – Но я не собираюсь ждать, чтобы узнать.
Аня посмотрела на него, её большие глаза блестели в закатном свете.
– Ты думаешь, можно обмануть двери? – спросила она.
– Должно быть можно, – сказал Максим. – Они же… как компьютеры, да? У всего есть уязвимость.
– Это не компьютеры, – тихо сказала Аня. – Это что-то… большее.
Максим хотел возразить, но тут заметил, что толпа начала редеть. Люди, которых двери принимали, исчезали во вспышках света. Те, кого отвергали, оставались, и их становилось всё меньше. Он увидел мужика в спортивном костюме, того самого, что утром бился о дверь. Теперь его трещина разрослась, покрывая пол-лица, как чёрная паутина. Он стоял, покачиваясь, и бормотал что-то невнятное.
– Смотрите, – прошептала Аня, указывая на него.
Из трещины на щеке мужика вытекло что-то чёрное, похожее на дым, но гуще, как смола. Оно поднималось в воздух, завиваясь, как живое, и растворялось в закатном свете. Мужик кашлянул, и из его рта вырвался тот же чёрный дым.
– Господи, – прошептал Антон, отступая. – Это что, зараза какая-то?
Максим почувствовал, как его собственная трещина запульсировала. Он вспомнил, как в детстве, когда отец умер, он боялся, что смерть – это что-то живое, что крадётся за тобой в темноте. Теперь это чувство вернулось, но оно было реальным.
– Надо убираться отсюда, – сказал он. – Найдём место, где можно подумать.
Они пробирались через толпу, направляясь к старому кафе на углу площади, где Аня раньше работала. Улицы вокруг были забиты машинами, которые никто не пытался увести – водители либо исчезли в дверях, либо стояли, глядя в небо. Запах бензина мешался с чем-то сладковатым. Максим заметил, что у многих отверженных трещины расли все больше и больше. У одной женщины, которая сидела на тротуаре, трещина тянулась от подбородка до лба, и её глаза были пустыми, как у манекена.
Кафе было пустым, только за стойкой стоял бармен, парень лет тридцати с татуировкой змеи на шее. Он смотрел на маленький телевизор, где новости показывали то же, что и везде: циферблат, двери, паника.
– Эй, Лёха, – окликнула Аня. – Ты как?
Бармен повернулся, и Максим увидел, что у него тоже есть трещина – на запястье, как браслет из чёрной корки.
– Хреново, – сказал Лёха, вытирая руки о фартук. – Меня не пустили. А вас?
– То же самое, – ответила Аня, садясь на высокий стул у стойки. – Что говорят в новостях?
Лёха кивнул на телевизор.
– Бред всякий. Кто-то говорит, что это инопланетяне. Кто-то – что бог. Один учёный клялся, что двери – это квантовые порталы. Но никто не знает, куда они ведут.
Максим сел рядом с Аней, чувствуя, как усталость накатывает, как тяжёлый туман.
– А про трещины что говорят? – спросил он.
Лёха пожал плечами, но его взгляд был тревожным.
– Ничего. Только слухи. Типа, это метка. Кто-то в Telegram писал, что отверженные… растворяются.
– Растворяются? – Антон, который стоял у окна, резко обернулся. – Это как?
– Не знаю, – буркнул Лёха. – Но я видел одного парня у метро. Его трещина… она как будто пожирала его. Он кричал, а потом просто… исчез. Осталась только одежда.
Максим почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Он вспомнил чёрный дым, который видел у мужика на площади.
– Это не просто метка, – сказала Аня, её голос дрожал. – Это что-то… внутри нас.
– Хватит паниковать, – оборвал её Максим, хотя сам чувствовал, как страх сжимает грудь. – Надо понять, как обмануть двери. Если они нас не пускают, мы найдём способ.
Лёха фыркнул, наливая себе кофе из кофеварки.
– Обмануть? Парень, это не игра. Ты видел, что с людьми творится? Они сходят с ума.
Максим хотел ответить, но тут телевизор зашипел, и голос ведущей сменился тем же холодным голосом из неба:
– Те, кто остаются, будут уничтожены. Шоу закрывается.
Лёха выронил чашку, и она разбилась о пол.
– Это что, теперь и через телик? – прошептал он.
Максим посмотрел на Аню. Её лицо было бледным, но в глазах горело что-то упрямое.
– Мы не сдадимся, – сказала она, повторяя слова Максима с площади. – Мы найдём способ.
Но в глубине души Максим чувствовал, что время уходит. Тик-так.
Они решили остаться в кафе, чтобы переждать ночь. Улицы становились всё опаснее – отверженные начинали вести себя странно, некоторые бродили, как зомби, другие кричали, будто их жгут изнутри. Максим смотрел в окно, где закат уже сменился тёмно-синим небом. Циферблат светился ярче, 44:58:22, и его свет отражался в лужах.
Аня сидела за стойкой, листая старый блокнот, который нашла под кассой.
– Я тут подумала, – сказала она, не поднимая глаз. – Если двери – это отбор, то должен быть какой-то критерий. Почему одних пускают, а других нет?
– Может, это случайность, – сказал Антон, доедая чипсы, которые оставил один из посетителей.
– Ничего случайного, – отрезала Аня. – Я видела, как пускают людей. Это не лотерея.
Максим вспомнил Антона, который говорил, что заглянул за дверь и увидел свет.
– Антон, расскажи ещё раз, что ты видел, – сказал он.
Антон нахмурился, будто не хотел вспоминать.
– Свет. Яркий, как солнце, но… холодный. И там было что-то ещё. Я почувствовал на ментальном уровне, как будто кто-то смотрел на меня и знал всё.
– Знал что? – спросил Лёха, который всё ещё вытирал кофе с пола.
– Всё, – повторил Антон. – Мои мысли, страхи, всё, что я делал. Как будто я был… книгой.
Максим почувствовал, как трещина на виске снова запульсировала. Он вспомнил страх детства с подвалом, то же самое чувство нахлынуло на него, что тот кто был в темноте знает о нём всё – даже то, что он сам боялся признать.
– Это не просто двери, – сказал он тихо. – Они читают нас.
