Когда дым ещё тёплый. Часть 1.

Джек Хан

Когда дым ещё тёплый. Часть 1.

Пролог

ПРОЛОГ.

ИМЯ, ВЫРЕЗАННОЕ В КАМНЕ.

"Даже имя, отлитое в золоте, стирается быстрее, чем долги, вырезанные в костях."

– из хроник Странника.

Той ночью отец рассказал мне историю, от которой пламя в очаге съёжилось до синего огонька, а тени на стенах зашевелились, будто слушали. Историю о Лихте – герое, чьё имя теперь вырезают на надгробиях и шепчут в молитвах, когда ветер воет в трещине между мирами.

Две страны, Ауром и Орон, разделяла не трещина, а бездна – зияющая рана в самой плоти земли. Говорили, что её прорубил первый удар Меча Мёртвых, когда боги ещё бродили среди людей. Но в ту ночь, когда Лихт впервые поднял Меч, даже земля замолчала.

Ауром сиял башнями из белого мрамора, где фонтаны пели на языке забытых нот. Он был светом – процветающим, полным чудес. Орон же дышал ядовитыми испарениями болот, его стены, словно рёбра гигантского мертвеца, смыкались над улицами-ущельями. Он был тьмой – страной тайн, зависти и боли. Их вражда длилась веками.

Лихт явился, когда война пожирала последние зёрна надежды. Меч он нашёл в гробнице под руинами храма – клинок, впитывающий свет души, как губка кровь. Холоднее льда. Тяжелее греха. Его лезвие пожирало свет, а рукоять, обмотанная кожей самоубийц, пульсировала в ладони, словно живая. И когда он впервые сжал меч, до самой кости просочились шепоты:

– Ты наш… Ты с нами…

Мёртвые поднимались по его слову. Не воины – куклы из плоти и ржавых доспехов. Их мутные, как вода в болотах Орона, глаза следили за Лихтом даже во сне.

Годы битв превратили его в сосуд с трещинами. Меч разъедал душу, оставляя в ней чёрные дыры, куда затекал всё тот же шепот:

– Ты наш…

В ту ночь Лихт встретил Странника. Тот вышел из пламени – подобно пеплу, собрался в человеческую форму. Лицо – маска. Глаза – щели в пустоте. Он предложил простое:

– Отдай душу, и они замолчат, – голос скрипел, как дверь в заброшенной усыпальнице.

Лихт согласился. Не от страха – от усталости.

Новая сила вскипела в венах, горькая, как яд. Он стёр Орон с лица земли за один день. Камни плавились. В воздухе висел вой – то ли ветра, то ли тех, кого Меч поднял в последний раз.

Когда страна стала могилой, Лихт рухнул на колени среди руин. Тело, изъеденное силой, рассыпалось, как глина. Из огня вновь шагнул Странник. Его пальцы, длинные и серые, как корни мёртвого дерева, сомкнулись на горле Лихта.

– Долги не забывают, – прошипел он.

Лихт хрипло засмеялся, выплёвывая кровавые осколки слов:

– Я… спас их…

– Спас? – Странник наклонился, и его дыхание пахло тлением болота, сожжённого ещё до рождения Лихта. – Ты посеял семена, которые съедят их потомков. Ты – первый камень на их могиле.

Из глаз Лихта вырвался свет – душа, слишком яркая для мира долгов. Странник поймал её, как ребёнок ловит светлячка, и спрятал в складках мантии, где уже мерцали тысячи таких же.

– Слишком чистая… Скоро и она станет грязью, как все, – бросил он в пустоту, растворяясь в дыме.

С тех пор прошло много лет…

Столетия стёрли яркость памяти, но тени прошлого не рассеялись.

Народ Аурома воздвиг Лихту золотые статуи. Его имя стало молитвой. Но мертвецы, поднятые его мечом, так и не нашли покоя. Они бродили по земле без цели – лишь с ненавистью в пустых глазницах.

Чёрные Башни продолжали стоять, удерживая натиск Стервятников, но их стены трещали от вечной войны. Между ударами мечей и заговорами алхимиков слышался хриплый шёпот купцов, когда битва стихала.

День – вражда. Ночь – торг.

Люди привыкли. Война стала не проклятием, а основой жизни. За Чёрными Башнями, на мосту, шли не только сражения – заключались сделки. Ресурсы Орона текли в Ауром. И мертвецы, топтавшие эти камни, были не единственными тенями прошлого.

Но чем дольше длился этот шаткий баланс, тем сильнее росла тревога.

Что-то изменилось.

В последние месяцы нападения стали хаотичнее. Словно Стервятники больше не просто следовали зову крови. Они будто искали что-то.

Никто не знал – что.

Но ощущение надвигающейся беды заполнило воздух.

Эта ночь сулила больше, чем торг.

Она несла тайну.

И тем, кто жил за стенами Чёрных Башен, предстояло выяснить: станет ли она последней в старом порядке вещей.

Глава 2

ГЛАВА 2.

ПЫЛЬ И СЛОВА.

"Где слово сковано страхом – там молчание становится оружием."

– из доктрин монастыря.

Утренняя заря только начала разрезать розовым ножом небосвод, когда ученики выстроились на главной площади перед Белым храмом. Над ними колыхались багряные флаги с гербом Короны – фениксом, окутанным колючими розами. Символ возрождения. Или – безжалостного контроля.

Свет пришёл. Мир проснулся. Все затаили дыхание.

Белый храм возвышался, подобно выточенному из лунного камня. Его стены были покрыты резьбой – тысячи фигур в капюшонах, вытянутых к небу, словно просящих или приказывающих. Узкие окна пропускали лишь полоски утреннего света, делая внутренности здания ещё мрачнее. На крышах дремали бронзовые гаргульи, уставшие от векового караула. На углах площади стояли монахи в серебряных доспехах, охраняя порядок. Их лица были скрыты, а в руках – длинные копья с чёрными лентами. Толпа учеников, одетых в одинаковые серые одежды, стояла в напряжённом молчании, почти не шевелясь. Кто-то тяжело сглатывал, кто-то – отводил взгляд.

Перед массивным алтарём из чёрного обсидиана выступила высокая монахиня в серебристой сутане. Её лицо скрывала тонкая вуаль, а в руках она держала древний свиток, исписанный пепельными рунами. Ветер утих. Пространство застыло в священном молчании. Дым благовоний, как утреннее приношение, медленно оседал на листьях, растворяясь в камне и времени.

"…И ныне угаснет голос плотей живых, и пепел их встанет, как стражи безмолвия. Души узников за стенами Возрожденных взыщут правду сквозь густую тьму долгих лет.…"

Слова разливались над площадью, как свинцовый звон. Листья опускались в кольцо вокруг алтаря, словно приглашая в круг. Монашеский хор подхватил: …Эпохи безмолвных душ…

День настал. Слова звенели. Мир дышал.

Юный Уилл чувствовал, как дрожь вползает в жилы: слова монахини не просто достигали его уха – они зацеплялись за кожу, оставляя после себя вечный холод. Он сжался у основания древней колонны, где камень, давно лишённый тепла, впитывал его трепещущая стужа в груди. Рядом стоял один из младших учеников – бледный, с дрожащими пальцами, вцепившийся в край сутаны и вытаращивший глаза, будто надеясь, что понимание придёт через страх. Уилл посмотрел на него мимоходом, как на отражение чего-то, что он уже пережил – и не хочет возвращать.

В тени храма прошёл чёрный кот. На его шерсти белые линии образовывали замкнутый круг. Его взгляд был не просто взглядом – он читал грядущее. Такие глаза здесь звали "ведьмиными". Предвестники.

Уилл тонул в дыму благовоний, дыхание обволакивала пленка. Он прижался лбом к облупившейся росписи, вглядываясь в выцветшие фигуры, пока не смолкли распевы монахинь. Их сменил старый монах.

Хриплый голос повторял заповеди:

"Стервятники… их земли резки, как лезвие. Где вода – дар, там почва – пыль. Они выбрали голод и войну, превращая павших в корм, а кости – в жертвенный обряд".

Ни утешения, ни гнева. Только холодный расчёт. Цепи страха крепче стен. Каждый вздох старика – скрип. Каждый шаг – гул.

Но когда началась следующая проповедь – о чудесах слова – Уилл перестал слушать. Разум погружался в мутное эхо. Он знал: это не чудеса. Это узы.

– Как же это… скучно, – тихо выдохнул он, наблюдая, как последний столп дыма затихает в углу зала.

– Не скучно. Просто воняет ложью, – шепнула сзади знакомым, резким тоном Рене.

Она стояла на шаг позади, руки скрещены на груди, взгляд цепкий, дерзкий. В отличие от остальных, её лицо не было ни испуганным, ни благоговейным – лишь скучающе-презрительным.

– Они каждый год читают этот свиток, будто он сам оживёт и заткнёт нам рты, – продолжила она, склонившись ближе. – А мы всё слушаем. Слушаем и глотаем, как овцы.

Уиллу не нужно было отвечать. В её голосе звучала не просто ирония – вызов. И что-то в этом вызове грело холод, осевший у него внутри.

А за стенами храма уже скрипели другие цепи – те, что надевали на каждого.

Глава 3

ИСКУССТВО ПРАВИЛЬНО ПРОИГРЫВАТЬ.

– из записей Мастера Веррана."Не каждый, кто пал, проиграл. Иногда падение – единственный способ научиться летать."

Мрак ещё не ушёл из стен академии после проповеди монаха. Каменные коридоры дышали сыростью, в них эхом гуляли обрывки шепота. Но сейчас всё это отступало. Сейчас – арена школы, двор уже жил. Воздух был свежим, как промытые чернила на пергаменте – и точно так же обещал, что в него скоро что-то впишут. Десятки шагов, гул голосов, звон щитов и лёгкий хруст под сапогами. Около шестнадцати учеников собрались у зачарованной арены, где день за днём преподавалась не математика и не литургия, а наука выживать.

Разные по телосложению, происхождению мальчики и девочки. Кто-то в потёртом доспехе, кто-то в почти праздничной рубахе – но все одинаково молчаливы, пока не прозвучал глухой стук трости.

Посреди двора стоял Мастер Верран – фигура, будто вырезанная из чёрного угля, застывшая, но живая. Его взгляд – тусклый, как отполированный обсидиан. Высокий, как столб виселицы, с лицом, будто вытесанным из угольной глыбы. Его мантия цвета сажи трепетала от ветра, которого не было.

– Встаньте полукругом. Быстро. Кто не слышит – тот не учится. Кто не учится – тот не доживает до следующей весны, – проговорил он спокойно, но в голосе звенел железо.

Он прошёлся перед учениками, опираясь на длинный посох. Его движения были размеренны, но напряжённы, как у хищника.

– История, – проговорил он, – не терпит лжи. Но хуже – не усваивать уроки…

– Событие: осада моста. Пятый год кампании. Генерал Сельво держал переправу шестью десятками против трёх сотен. Река вспухла, пища – на исходе, мораль – на дне и ещё ниже. Но он выстоял. Как?

Он резко обернулся.

– Кто здесь знает, как потом умер генерал Сельво?

– Мечом, мастер? – предположил один ученик.

– От дурного совета, – парировал Верран. – Как и большинство полководцев. И в этом вы сегодня убедитесь.

Мастер Верран повёл рукой. Камни под ногами дрогнули – арена ожила. Башни выросли из земли, словно вынырнули из прошлого. Мост, половина разрушенного, свисал над иллюзией мутной реки, ветер пахнул болотом и гарью. Башни, окопы, обожжённые баллисты, шаткие настилы, мост, залитый туманом и кровью. Всё казалось настоящим.

– Осада. Пятый год кампании. Трое суток под дождём, без сна, с трупами вместо укреплений. Шестью десятками против трёх сотен.

– Сегодня вы – оба лагеря. Одни держат мост. Другие – берут его. Оружие зачаровано. Боль будет, смерть – нет. Так что, пожалуйста, орите поменьше. Меньше драм – больше тактики.

– А если я хочу драму? – пробормотал Йорик, стоя чуть в стороне.

– Тогда попади в Театр, Йорик. Там как раз не хватает второго трупа в "Песне пепельной вдовы", – не моргнув, отозвался Верран.

– Подумаю… если сегодня выживу, – пробурчал тот, поправляя шлем, севший на уши.

Верран взял жезл и провёл им по воздуху. Камень под ногами дрогнул, арена загудела – на ней расползались укрепления, скамьи бойниц, тянулись заново выстроенные цепи событий.

– Сегодня вы не просто будете биться. Вы разыграете историю. Точнее – ошибку. – Он постучал посохом по камню. – Осада “Дождливого моста”. Кто скажет, в чём заключалась тактическая ошибка гарнизона?

– Не перекрыли восточный фланг. Оставили лес неприкрытым, – отозвался Леон.

– Именно. И кто это знал ещё до начала осады?

– Командир. Он получил весть от разведчиков, но проигнорировал. Посчитал маловероятным, – добавила Рене.

– Так зачем же вам это всё? – Мастер оглядел их. – Не для красоты. Не для отметок. Чтобы вы думали, когда вокруг всё горит. Чтобы умели читать поле боя, как страницу. И не верили всему, что вам внушают. Школа учит подчиняться. Я – учу выживать.

– Шестнадцать душ, – сказал он, выговаривая с театральной тяжестью. – Шестнадцать будущих героев, чиновников, а может, и жертв. Приветствую вас на Дождливом мосту. Здесь многие умирали – но вы, к счастью, пока только потеете.

– Группа А – защитники. Группа Б – штурмующие. Цель: удержать или прорвать. Наступающие знают, что в лесу можно спрятать засаду. Защитники тоже знают. Для вас – это прекрасная площадка для одного простого упражнения: думай или проиграешь.

– Выбор лидеров? Через жребий. В жизни вам не всегда достанется идеальный командир. Иногда им окажетесь вы. Иногда – идиот с фамилией, длиннее, чем его золотой меч.

– Стратегия, координация, анализ ситуации – всё, чему вы должны научиться. Потому что в этой школе вас учат размахивать клинком. А я – использовать голову, чтобы дожить до следующего дня.

– Вопросы? Вы уже хотите поиграть?!

Пауза.

Все готовятся выйти на арену. Ученик сидит на скамье, будто перевязывает ботинки, но делает это уже пятый раз. Он снова и снова затягивал ремешки на сапогах. Петля, узел, петля – словно от точности хватки зависела не прочность ботинок, а возможность дожить до вечера. Он не говорил ни слова, только чуть слышно считал про себя, как перед сдачей экзамена. Лицо – спокойно. Почти. Только пальцы дрожали, как у ювелира в день казни.

Жан стоял в тени, скрестив руки на груди, молча оглядел арену, оценивая позиции. Его пальцы медленно, почти машинально, касались запястья – там, где раньше носил матерчатую повязку. Не для красоты.

В детстве, в тренировках с отцом, каждый выход на поле начинался одинаково: он должен был ровно встать, оценить, коснуться руки, отмерить дыхание – три вдоха, три выдоха. И лишь потом – шаг. Он стоял так и сейчас. Отец давно мёртв не физически. И бой – игрушечный. Но ритуал остался. Потому что порядок внутри – единственное, что нельзя отобрать.

Йорик тихо прижал к себе сумку с яблоками – на всякий случай. Леон прислонился к перилам и с лёгкой скукой оглядел всё, что казалось "слишком военным". Уилл стоял чуть в тени, напряжённый, с прищуром – уже считал пути. А Рене, заложив руки за спину, ловила детали: где какие ловушки, кто на кого смотрит, и почему Верран улыбается так, будто знает что-то ужасное.

Верран с закрытыми глазами провёл рукой по списку имён. Кто-то сглотнул. Кто-то закатал глаза. Жребий будет таким.

– Командир обороны… – произнёс Мастер с нарочитой серьёзностью, – Уилл.

Молчание. Потом чьё-то тихое: "О, повезло". Уилл шагнул вперёд, напряжённый, будто вместо жребия его ткнули клинком в грудь.

– Командир атакующих… – Верран сощурился, всматриваясь в лица учеников, – Рене.

Рене нахмурилась, её взгляд скользнул по мосту, словно прощаясь с чем-то дорогим, прежде чем исчезнуть.

– Забавно, – проговорила она тихо, но голос её дрогнул. – Всегда мечтала сбежать по этому мосту. А теперь я его сжигаю.

И всё же она шагнула вперёд, не позволяя сомнению задержаться дольше, чем необходимо.

– Вот и славно, – буркнул Мастер. – Остальны отсюда и досюда – вы на стороне обороны. Остальная половина – к Рене. Не привыкайте к соседям: завтра в списках вас могут уже не быть.

Верран прошёлся вдоль линии участников, как генерал перед войной. Порыв ветра шевелил его чёрную мантию, на которой всё ещё виднелись старые порезы – и не от бутафории.

– Условия просты, – сказал он громко, но лениво, будто прогоняя скучный протокол. – У обороняющейся стороны есть флаг. Потеряете – проиграли. Удержите в течение сорока минут – победа. За победу, – он щёлкнул пальцами, – будет кое-что получше похвалы. Сможете вывести из строя атакующих, нападающих? Абсолютная победа!

Сверху плавно опустилась печать. На ней: допуск к внезапной практике.

– Но, – он повернулся к ученикам с хищной полуулыбкой, – за поражение будет нечто хуже, чем выговор.

Глава 4

В ПРЕДВЕСТИЙ ШТОРМА.

"Тот, кто не может подняться после падения, теряет свою свободу, а тот, кто не может победить в себе, теряет свою душу."

– Джордж Оруэлл.

Леон неспешно накинул на плечи зачарованные доспехи. Они плотно прилегали к телу, не давили и не мешали, но их холодная, безличная магия словно охватывала его. Рука скользнула по едва заметной трещине – следу от удара, оставшемуся от брата, который погиб два года назад, защищая караван. Он мог бы отремонтировать доспехи, но так было… иначе. Всё, что оставалось от того боя, – это трещина, которая всё напоминала ему об утрате

– Ты бы хоть подлатал, – буркнул кто-то за спиной.

Леон не ответил. трещина сделана не временем, а ударом. Он оставался таким, каким брат вернул доспех – с последнего боя. И с каждым движением Леон будто чувствовал, часть этой боли. Он усмехнулся..

Обороняющимся досталась возвышенность с деревянными заграждениями башенкой и щитами с и зачарованными "стрелами" лёгкими без острых наконечников но при попадании они создавали вспышку сбивавшую с ног. Уилл молча изучал позиции, проверял укрытия. Жан помогал – чётко, без слов, как на поле боя, его движения были уверены, как всегда, когда нужно было оставить за пределами разума всё, что не касалось задачи.

– Если они попытаются лезть через северный склон – мы уже мертвы, – пробормотал Жан. – У нас там мёртвая зона.

– Не полезут, – Уилл указал на гравий у края: – Я припрятал пару "сюрпризов".

– Они подойдут с другого фланга , – Уилл не задавал вопросов, он утверждал. – Там больше укрытий, старые кусты и сухая почва. Для дыма – идеальное место.

Жан кивнул.

– Тогда я замедлю их. Первый, кто попытается пробраться будет очень жалеть об этом

–Останется только центр – Уилл посмотрел на мост

Остальны уже развешивал запас стрел и внимательно смотрели на другую сторону

– А если они решат поджечь укрепления?

– Тогда будем жарить яблоки и рассказывать друг другу сказки, – буркнул Жан.

– Я серьёзно!

– Тогда берем мечи и в атаку.

Йорик, сидя на корточках возле магического ящика с припасами, вытаскивал зачарованные стрелы, сортируя их по цвету:

– Голубые – Зелёные —дым. Красные… ?

– Искры, – сказал Жан, не отрываясь от дела.

Леон тем временем водил пальцем по плану моста, процарапанному мелом на доске:

– История осады Дождливого моста: у защитников было меньше людей, но они выиграли за счёт одной хитрости. Они отступили… и дали противнику зайти.

Он бросил взгляд на Уилла:

– Мы можем позволить им "взять" мост. А потом самим ударить.

– Риск, – Уилл не смотрел на него, но слышал. – Но разумный.

– Я ведь только умные и предлагаю, но твоя роль будет не приятной – пожал плечами Леон.

Уилл коротко кивнул:

– Устрою.

На противоположной стороне, среди "осаждающих", Рене шагала между своими, словно ветреный генерал. Короткие приказы, резкие повороты. Она уже мысленно рисовала схему обхода. Ни одного, кому она доверяла бы в бою

Один из учеников – рыжий паренёк с ожогом на щеке – поправлял доспехи и одновременно бормотал что-то себе под нос. Он не заметил, как рядом с ним остановилась Касс. Она бесшумно положила рядом бинт – свежий, чистый. Он моргнул, не ожидая ни жеста, ни слов. Просто молча кивнул в ответ.

– Лира, Нейс, Кайлар – вы группа отвлечения. Топаете по центру, кричите, машете руками. Ведёте их глаза за собой. Но не лезьте. Просто покажите себя. И отступайте.

– И что потом? – спросила Лира, сморщив нос. – Нас прострелят!.

– Не вас. Вокруг вас, – Рене усмехнулась, и в её глазах мелькнула искорка циничного веселья. – Я надеюсь, что они не убийцы. Поможем им – снизим количество стрел, так сказать

Нейс, готовясь к "группе отвлечения", плотно обмотал руки кожаными лентами, как того требовал старый ритуал перед боем. Его губы беззвучно шептали слова – молитву или угрозу, это оставалось неясным для всех, кроме него самого. Лира бросила на него косой взгляд и проворчала:

– Ну хоть не плюй через плечо, как ведьма.

Рене повернулась к высокому худощавому парню с картой в руках.

– Томас, ты копался в хрониках. Там был туннель под мостом?

– Теоретически. Он обвалился, но если магия создала арену по модели, может быть, он есть.

– Ты пойдёшь туда. Тебе в пару – Касс. Она не говорит, но дерётся хорошо.

Касс кивнула – молча, без тени эмоций.

– Если будет закрыт? – Томас взглянул на Рене.

– Тогда будете хорошим подкреплением для нас.

Рене подошла к алхимику.

– Ты даёшь дым и бросаешь его в момент, когда отвлекающая группа вступит в зону видимости. Мы под покровом дыма перебегаем в укрытие у правой балки. Там, скорее всего, слабый заслон. После чего… импровизируем.

– Импровизация – моё второе имя, – пробормотал один из учеников с ухмылкой.

– Правда? А первое – "мясо"? – сухо бросила Рене, и парень быстро замолчал.

– Никакой лобовой атаки, мы не тупицы. Найдите, что они упустили в своей защите!

Она повернулась:

– Нам и не нужно бить наверняка. Только ослепить и захватить. Бьём по ногам, рукам, меж доспехов. Блиц через правый фланг. Арно, Тая, обойдите мост. Остальные – сбить оборону с центра.

Остальные готовились: один налаживал зачарованную пращу, двое вытаскивали дымовые шарики.

Пока Рене отдавала последние приказы, Томас отстранился и подошёл к краю моста, вглядываясь в карту, сверяя линии, будто пытаясь увидеть сквозь магию арену настоящую.

– Он здесь, – пробормотал он. – Или я совсем идиот.

Касс подошла – тихо, как тень. Он повернулся, и она жестом показала: "Готова". Он кивнул. И впервые за день почувствовал, что не один.

Мастер Верран, наблюдая это со своего поста, усмехнулся, тихо, самому себе.

– Кровь не прольётся. Но эго пострадает.

Он не вмешивался. Лишь изредка что-то отмечал мелом на своей дощечке. Его глаза прищурены, губы – в полуулыбке.

– Они копаются в старых хрониках, – тихо проговорил он. – Неплохо. Значит, хотя бы кто-то читал, а не просто рисовал на листочках.

Он обернулся к одному из преподавателей, наблюдавших со скамьи.

– Вы хотели тест на теорию? Поздравляю. Сейчас мы проверим, кто читает не только книги, но и людей.

Он подошёл к центру арены, поднял руку.

– Времени больше нет. Тактики написаны, стрелы натянуты, ампулы дрожат в карманах. Дальше – только бой.

Ваш ход, истории…

Глава 5

ПЕРЕКРЁСТОК СУДЕБ.

"Величие не в том, чтобы никогда не падать. Величие в том, чтобы каждый раз вставать."

– Жан.

Когда Жан молча занял фланг, он будто отделился от остальных. Как и всегда.

Он вспомнил, как отец говорил ему: "Ты – лишний, Жан. Но ты обязан быть лучшим, чтобы нас не стыдились". Хорошо сказано. И с тех пор Жан держал осанку не потому, что так учили, а потому, что иначе чувствовал себя ничтожным.

Он научился не задавать вопросов, только считать – шаги, взгляды, удары. Тактика была единственным, что он мог контролировать.

– Жан на левом фланге, корпус напряжён, глаза бегло читают позиции атакующих. "Если они пойдут справа – врежем им в бок".

– Йорик, – хрипло прошептал Жан, не оборачиваясь. – Слева… двое в тени.

– Уже вижу, – Йорик присел, сунул сушёный финик за щеку, с шумом выдохнул. – "Голодным и мёртвым не победить". Ща разберусь.

– Леон чуть позади, рядом с алхимиком. Его глаза неотрывно следят за движением, но губы еле заметно усмехаются: "Интересно, Рене полезет в лоб или выкинет что-то коварное?" Он читал проклятую, пыльную, свитую из нот и кровавых клятв хронику осады. "Мост не брали в лоб. Мост брали…". Он вёл глазом по схеме, по логике, по старой тактике, где не люди побеждали – а терпение.

Уилл стоял, чуть наклонившись вперёд. Его копьё дрожало в руке, но не от страха – от яростного сосредоточения. Глаза бегали по движущимся теням, по бликам от алхимических ловушек. Он ощущал, как по лезвию копья стекает капля пота – такая мелочь, но в этом ожидании она казалась грохочущей. Где-то вдали мелькнула искра – чья-то ошибка, может быть, движение одежды на солнце, может быть, начало атаки. Он думал не словами, а ощущениями. Шаг – удар – укол – отскок.