Домино. Цена трона

Аника Подорожник

Домино. Цена трона

Пролог

Окружённый пустотой отчаяния, у материнского гроба стоял мальчик. Ему было всего три года, а он уже познал самую страшную в мире тайну: тайну смерти. О чём он сейчас думал, не угадал бы и мудрейший. Думал ли он о чём-нибудь вообще? Трудно сказать. Горе убаюкало, охватило его мягкими волнами: опутало руки, застелило взор, смешало мысли. Незамеченные, проходили мимо оцепенелой детской фигурки мгновенья, минуты, часы. Он стоял неподвижный, как изваяние, пока стук затворившейся двери не возвестил малыша о приходе отца. Вскинулся – оленем – и опрометью кинулся он прочь, затаив в янтарных своих глазах жгучий огонёк страха.

Проходили годы. Малыш становился старше. Мальчишка взрослел. Юноша сравнялся с отцом. Мужчина встал на отцовское место. Но никому не поведал он о своей тайне, ни с кем не поделился самым дорогим, что у него было. За всё это время ни единой душе он не отдал ни крупицы своего горя.

Глава 1

Аги-Ло повезло больше других. В наследство от родителей она получила дом с обилием всяческой утвари. Когда денег, заработанных портняжеством, не хватало, девочка относила на рынок или в лавку торговцу очередную вазу или картину. Даже если бы она не работала, имущества в доме хватило бы ещё лет на десять умеренной жизни. Поэтому двенадцатилетняя Аги-Ло, день ото дня совершенствующая навыки швеи, чувствовала себя вполне уверенно.

Каждый день Аги-Ло начинала с того, чтобы разнести по хозяевам готовое платье и найти новые заказы. При необходимости она отправлялась к знакомому уже торговцу за тканями, заходила на рынок за продуктами. Кроме того, она регулярно покупала в дорогой лавке шоколадные конфеты в картонной коробке. Завершив этот утренний выход, девочка устраивалась завтракать в уютной, залитой солнцем комнате с окнами в сад. Это были любимые её мгновенья, светлые и беззаботные, когда девочка позволяла себе смело, горячо мечтать, сочинять сказочную небылицу своей будущей счастливой жизни. Но вот завтрак кончался, и разрумянившаяся задорная девчушка вновь превращалась в деловую молодую женщину.

Аги-Ло тщательно прибирала в приёмной, выкладывала в вазочку купленные конфеты, протирала табличку на двери и подметала дорожку перед домом. Оставшуюся от конфет картонную коробку она аккуратно разрезала на небольшие карточки. Эти карточки с помощью самодельного штампа она превращала в визитки. Если бы одна из них попала к вам в руки, то вы прочитали бы следующее:

Мастерская по пошиву и ремонту одежды дядюшки Жарима.Приём заказов ежедневно с 12.00 до 17.00По адресу ул. Садовая, 28.Выезд на дом:в будни с 8.00 до 10.00,в выходные с 10.00 до 15.00.

На самом деле никакого дядюшки Жарима, конечно, не было. Аги-Ло же чудом не забрали в приют. А чтобы избежать лишних вопросов, девочка всегда и всюду притворялась немой. Для общения она носила с собой небольшую меловую дощечку, а все заказы записывала в специально для этого купленную записную книжку в кожаном переплёте. Эта роскошная книжка и быстрое, грамотное письмо девочки, вкупе со строгим и опрятным внешним видом, производили крайне благоприятное впечатление на заказчиков. Даже уличные мальчишки, часто встречавшиеся ей на улице, проявляли к девушке уважение. Они не дразнили и не донимали её, как других своих сверстниц, но неизменно приветствовали взмахом сдёрнутой с головы бескозырки. Аги-Ло отвечала кивком головы и немой своей, милой улыбкой. Она знала, кто заступится за неё перед чужаками, если представится такая необходимость.

Глава 2

И стучит пулемётом дождь,

И по улицам осень идёт.

И стена из кирпичей-облаков крепка…

А деревья заболели чумой,

Заболели ещё прошлой весной.

Вниз летят ладони-листья, махавшие нам свысока.

Если вы решили, что Аги-Ло вовсе не произносила ни звука, то вы ошибаетесь. Девочка часто, примостившись у зеркала, говорила сама с собой, пела песни, читала наизусть стихи, разыгрывала сценки из любимых пьес, читала вслух сказки.

Больше всего она любила рассказы о чудесной стране Домино, спрятавшейся среди высоких гор, непроходимых лесов и неспокойных морей. Снова и снова разглядывала Аги-Ло страницы старой, но удивительно красивой книги. Трава на картинках выглядела такой сочной, будто художник не рисовал, а положил её, живую, чудесным образом внутрь страниц. Аги-Ло представляла, как в один прекрасный день она сбросит на пол свои красные туфельки и шагнёт босой ногой прямо в эту траву. Она побежит, всё выше и выше, наперегонки с ветром, туда, к милым белым домикам, сложенным из громадных костей домино… И тогда девочка неизменно вспоминала тот день, когда книга попала к ней в руки. Но чтобы вы лучше понимали происходящее, необходимо рассказать вам кое-что о городе, в котором жила Аги-Ло.

Жемм был построен на месте древней крепости, некогда стоявшей на берегу реки. Во время одной из войн крепость сильно пострадала, городок пришёл в запустение. Когда же пересохла река, там и вовсе никого не осталось. Прошло много лет, прежде чем в этом месте снова обосновались люди. Один за другим меж холмов стали селиться гончары из соседних сёл – пересохшее русло было богато глиной. За ними пришли и каменщики, и кузнецы… Вскоре Жемм стал известен далеко по округе своими мастерами. Пришельцы построили вдоль старых улиц новые дома, восстановили крепостную стену. И вот тогда произошло нечто, о чём сейчас уже никто ничего не знает. Те же, кто знал, не помнят. А те, кто помнит, – молчат. С тех пор ночью в город выходить стало строго запрещено. За час до наступления темноты стражи обходили улицы с трубным сигналом и разгоняли людей по домам. Тех, кто оставался на улице после сигнала, больше никто не встречал. Страх овладел городом.

Аги-Ло, как и другие жители Жемма, никогда не выходила из дома без часов и всегда строила свой вечерний маршрут мимо таверн и гостиных домов, где в случае необходимости можно было бы укрыться на ночь.

В один из особенно пасмурных осенних дней девочка вовсе не выходила из дома. Она сидела у окна и довязывала тёплый шерстяной шарф на продажу. Провязывая петлю за петлёй, Аги-Ло тихо напевала и покачивала в такт музыке своими красными туфельками. Услышав звук трубы, девочка выглянула в окно: посмотреть на чинно вышагивающих по улице солдат. Но не успела она подсчитать нашивки на погонах, как нечто более интересное привлекло её внимание. На другой стороне улицы, не обращая внимания на окрики служивых, стоял неподвижно высокий и крепкий на вид старик. Будто выточенный из камня король из древних легенд, он смотрел куда-то вдаль: сквозь стражников, сквозь стены, сквозь время. Аги-Ло взглянула на часы. Оставалось полчаса до захода солнца, а путнику явно некуда было идти. Уже два года Аги-Ло жила одна, и ни единый человек не оставался в её доме более часа. Она была слишком мала. Они ничем не могла помочь. Солдат перешёл дорогу. Он гневно что-то говорил старику, понукая его убираться с улицы. Старик молчал. Старик не двигался с места. Тогда второй стражник, ожидавший до той поры, спешно приблизился к товарищу. Разом, как один, подхватили они старика под руки. Старик молчал. Всё сжалось внутри у Аги-Ло. Она смотрела, как медленно отделилась от стены усталая фигура, как шаг за шагом стала удаляться. Аги-Ло в ужасе отпрянула от окна и прибилась к стене, словно ища защиты. Слёзы, горячие, как воск стоящей на окне свечи, катились по щекам девочки. Ещё мгновение – и она уже стояла в дверях. Дождь бил её по лицу, ветер рвал тонкое домашнее платье. «Стойте! Это мой дедушка! Он заблудился! Дедушка, скорее иди домой!» Так хотела она крикнуть вслед страже, растворяющейся в серой мгле. Но нет, и этого сделать она не могла. Навеки немая для всех людей, Аги-Ло не смела ни слова произнести на улице. Шаг, ещё шаг. Стража поторапливает пленника. Шаг, ещё шаг. Едва различимы тени. «Почему же так больно? – думается Аги-Ло. – Почему так больно, будто это я сейчас исчезну навеки, и мой дом остынет в тишине и одиночестве мглистых улиц?» Не могла Аги-Ло кричать. Не могла разрушить свою маленькую крепость, которую с таким трудом строила. Старой сосной скрипнула дверь, листьями кленовыми понеслись по ветру лёгкие красные туфельки. Аги-Ло бежала вслед призрачным фигурам, а перед глазами её стояли отец и мать. Они стояли в дверях, они звали её домой, но никто не откликнулся на их зов. Болью отлиты их фигуры, болью очерчены лица. Не разбирая дороги от слёз и дождя, Аги-Ло вслепую бежала вперёд, на звук шагов. Наконец, она ухватилась за жёсткую рубаху старика. Словно вынырнув из воды на сушу, вновь увидел ребёнок строгие, грубые лица, острия штыков. Крепко уцепившись одной рукой в рукав старика, она тянула его за собой, другой указывая на свет в дверях своего дома. Нахмурились стражники. Не отпустят. Не поверят. Не помилуют.

Часы на башне бьют новую четверть часа. Надо спешить. Солдаты тоже боятся остаться на улице. Солдаты должны вернуться в срок.

Скорее, скорее! Теперь уже Аги-Ло торопит старика. Теперь она тянет его за собой. Оглядываясь, заглядывая в глаза: скорее, скорее!

Глядя на вымокшего до нитки ребёнка, старик хмурился и качал головой. Но Аги-Ло не позволяла ему сказать ни слова. Не выпуская его рукава, маленькая хозяйка ввела гостя в гостиную, усадила у камина и тотчас исчезла. Через несколько минут она вернулась и повела старика в комнату, где с робким, но не лишённым хозяйской гордости жестом она представила ему свежую постель, сухую одежду и разгоревшееся уже пламя очага. Спешно, слегка хлопнув дверью, девочка побежала на кухню, и когда старик вернулся в гостиную, его уже ждало ароматное горячее молоко со сливочным маслом, мёдом и мягким ещё утренним хлебом. Расположившись на другом конце стола, Аги-Ло тоже пила молоко. Изредка она бросала на гостя цепкий, любопытный взгляд, по крупице собирая его образ: нависшие брови, крупный нос, морщины, прорезавшие высокий лоб. Лицо выражало спокойствие, уверенность и благородство, какие редко встречались Аги-Ло в городе. Наконец, незнакомец заговорил.

– Что ж, доброе дитя. Я благодарю тебя за данный мне приют и столь тёплую встречу. Могу ли я узнать твоё имя?

Аги-Ло принесла свою меловую дощечку.

– Так ты немая! Бедное дитя… Но не может быть, чтобы ты жила одна. Где твои родители?

Этот вопрос был самым очевидным из всего, что могло произойти, – и самым неожиданным для Аги-Ло. Она привычно вводила в заблуждение заказчиков и торговцев, которым, в сущности, было всё равно, как она живёт. Но теперь она лишь растерянно помотала головой.

– Значит, ты сирота… – Старик тяжело вздохнул. – Как же ты живёшь?

Аги-Ло подала ему шарф, завершённый каких-нибудь полчаса назад. Своими большими, мозолистыми руками гость бережно и чутко разгладил шарф на коленях, любуясь ровными рядами петель.

– Славная работа, – сказал он тепло и поднял голову к Аги-Ло. – Не бросай своего дела, дитя. Ты станешь хорошей мастерицей.

Старик хотел было вернуть шарф хозяйке, но Аги-Ло яростно замотала головой, призывая странника принять подарок.

– Что ж, спасибо, дитя. Тогда позволь, – он улыбнулся, – и мне сделать тебе подарок. – Опёршись о ручки кресла, гость встал и отправился в свою комнату. Оттуда он вышел с большой, тяжёлой книгой. – Уверен, тебе понравится эта книга. Красивее и интереснее ты вряд ли где отыщешь. Смотри.

И старик стал, страница за страницей, показывать девочке дивные картинки. На одной из них он остановился особо.

– Видишь эти домики в горах? Считаешь, это выдумка? Нет. Эти дома такие же настоящие, как и твой. И построены они из настоящих костей домино. – Гость взглянул на нахмурившуюся Аги-Ло. – Ты мне не веришь. Но я расскажу тебе, как всё произошло, и сомнения оставят тебя.

Давным-давно, когда люди ещё не пришли в наши края, там жили великаны. И любимым их занятием было играть в домино. Огромными ножами вырезали они из скал гладкие прямоугольные камни, украшали их узорами необыкновенной красоты, расставляли точки и шли играть с соседями, хвалясь своим искусством. Но вот однажды какому-то мальчишке-великану вздумалось построить из костей городок. И получилось у него так красиво, что все великаны увлеклись новым занятием. За один день они построили города, выложили дороги, возвели высокие крепостные стены, сплошь выложенные из домино. Созданная ими страна была так прекрасна, что великаны не стали рушить творения своих рук и поселились в соседней долине. Потом в Домино пришли люди…

Странник ещё довольно долго рассказывал Аги-Ло о своей родине. Но вот взгляд его упал на часы.

– Что ж, мне нужно идти, Аги-Ло. Я снова благодарю тебя за твою доброту и смелость. Позволь.

Аги-Ло не смела перечить. Медленно отложила она книгу, медленно прошла к двери. Тоскливый взгляд её выражал тревогу. Старик, склонившись, заглянул девочке в лицо.

– Не бойся за меня, доброе сердце. Ночь на улицах вашего города не так ужасна, как о ней говорят. От солдат ты меня спасла, а больше здесь страшиться нечего. Когда-нибудь ты узнаешь.

Улыбнувшись бодро, он поплотнее укутался в подаренный девочкой шарф и шагнул в темноту.

Глава 3

Но странный стук зовёт: «В дорогу!»

Может сердца, а может стук в дверь.

И когда я обернусь на пороге,

Я скажу одно лишь слово: «Верь!»

Высоко в горах начинался новый день. Будто рыбацкие сети, полные рыбы, облака были полны золотым сиянием пойманных лучей солнца. Ветер, спавший всю ночь, теперь лениво перебирал луговые травы. Уставший от ночной тишины, перестукивал в соснах дятел. Юный Акин застыл на пороге своего дома, захваченный врасплох внезапным порывом ветра. Дыхание его сбивалось, сердце гулко стучало, отдаваясь эхом в каждой клеточке тела. Всё горело внутри у юноши, казалось, будто кто-то новый, в разы сильнее и выше, в разы мудрее и старше родился в нём в этот момент. Всё смешалось в чувствах Акина: решимость и страх, стремление и тоска, радость и боль. Будто переняв это волнение, поднимался, крепчал ветер, раскачивая верхушки могучих деревьев. Плакучей ивой стояла подле Акина мать. Без пользы вела она свои уговоры. Без толку взывала то к сердцу, то к разуму сына. Он принял решение и не собирался сворачивать с избранного пути.

Что же заставило Акина покинуть родительский дом? Быть может, ссора или давняя обида? Нет, никого сын не любил так, как своих родителей. Быть может, скука завладела молодым сердцем или жажда свободы? Нет, Акин любил свой дом, он чувствовал себя полноправным хозяином близлежащих лугов, лесов, рек – и гордился этим. Что же заставило его весь год работать за троих, дабы снабдить мать всем необходимым до возвращения отца? Что же заставило его терзать материнскую душу, предчувствующую не то чтобы долгую, но – вероятно – вечную разлуку? Это была чья-то чужая, могущественная и непоколебимая воля. Добрая ли, злая – Акин не знал. Но изо дня в день он шёл к этому прощанию. Изо дня в день готовился к тому, чтобы шагнуть в неизвестность.

Наконец, сын обернулся к матери. Как поникший бутон тюльпана, он нежно поднял материнское лицо к свету, утёр блестевшие росой слёзы.

– Я вернусь, мама. Будь в этой пустыне хоть сто ворот, я все их пройду и вернусь к тебе. Но сейчас я должен идти.

Что может быть страшнее для матери, чем видеть фигуру единственного сына, растворяющуюся в золотой дали?

Когда к капитану Горту привели шестнадцатилетнего мальчишку, его возмущению не было предела.

– Что вы творите? Я просил вас найти матроса, а вы перед самым отплытием приводите ко мне ребёнка! РЕБЁНКА! Понимаешь ли ты, чугунная твоя голова, кого ты привёл? Ты хоть знаешь, что его ждёт?

Помощник капитана постарался изобразить недоумение. Капитан был в ярости.

– Ты что, не знаешь, ленивая шкура, что, если покинет страну сейчас, мальчишка будет маяться на этой посудине до скончания века? Он никогда больше не сможет сойти на землю в Домино. Или, может, ты хочешь, чтобы он остался где-нибудь там, в Жемме, Лепе или Атаре? Сколько человек на твоей памяти сумели пройти пятью вратами? Назови хоть одного!

Кажется, помощнику действительно стало не по себе. Сжав кулаки, стиснув зубы, понурив голову, он упёр взгляд в пол.

– У нас нет выхода, Горт. Если мы не возьмём его, Акин уйдёт с Лигином. А Лигину точно неважно, сколько мальчишке лет.

– Позови его сюда.

Акин, в волнении маячивший перед дверью, смог, наконец, войти.

Глава 4

Здесь камни похожи на мыло,

А сталь похожа на жесть.

И слабость, как сила,

И правда, как лесть.

Молодой адвокат Иклис Асиль подавал большие надежды. Ум его был изворотлив, а язык – колок. При иных обстоятельствах он мог бы получать куда больше за свои услуги. Но для того, чтобы много зарабатывать, нужно много требовать, а для того, чтобы поставить высокий ценник, нужно быть готовым к возможным простоям, так свойственным для начала трудового пути. Иклис Асиль не мог похвастаться иными обстоятельствами, а потому прикладывал все усилия, чтобы их создать. Обуянный мечтой о сытой и привольной жизни, он уже был готов идти к ростовщику, когда – право слово, совершенно случайно – узнал о не слишком большой, но всё же значительной сумме, причитавшейся какой-то сироте по случаю достижения совершеннолетия. Пикантность ситуации состояла в том, что сама сирота пребывала в абсолютном неведении о своей счастливой доле. Это открывало предприимчивым слугам закона некоторые весьма привлекательные возможности. Сначала Иклис подумывал дождаться свершения преступления, а затем шантажом вытребовать свою долю. Однако выяснив личность наследницы, адвокат был озарён идеей куда более замечательной. Иклис решил жениться: «Да пропади она пропадом, адвокатская практика! С этой немой портняжкой я горя не буду знать!»

В чём-то Иклис был прав. К двадцати годам Аги-Ло стала лучшей швеёй во всём Жемме. Она уже не пряталась за именем почтенного Жарима, отправив выдуманного старика на покой. Место робкой девочки с испуганными глазами заняла высокая, статная девушка с пронзительным взглядом и гордым изломом бровей. Аги-Ло больше не приходилось продавать картины. Мало того, иным заказчикам рукодельница была вынуждена и отказывать – так много было у неё работы. Роскошные костюмы и платья на манекенах, будто живые, стояли в окнах первого этажа. Наново оштукатуренные стены так и сияли свежей краской. Мелодичные переливы дверного колокольчика, счастливые улыбки модниц, как и одобрительное ворчание рабочего люда, не стихали на Садовой улице.

Не преминул заказать себе костюм и Иклис. Он долго и путано обрисовывал нужный ему фасон, настаивал на лучших тканях, а также сдабривал беседу забавными историями из судебной практики. Адвокат неустанно расхваливал мастерство Аги-Ло и в красках расписывал, какой головокружительный успех могла бы она иметь в столице, если бы только ей удалось приобрести там хоть самый крохотный магазинчик. Аги-Ло лишь пожимала плечами да приподнимала с усмешкой бровь. В душе же она давно хотела покинуть мрачный, овеянный горем Жемм.

Глава 5

Нам с тобой чёрная ночь да в реке вода.

Нам с тобой и беда станет не беда.

Ну, решай.

Подобрав подходящий момент, Иклис геройски выручил наследство Аги-Ло и надолго пропал. Когда же, пару месяцев спустя, он снова появился в её мастерской, то застал её за работой. Горячие признания, терзания и бессонные ночи во всей красе предстали перед Аги-Ло. Осунувшийся, с лихорадочным огнём в глазах, юрист стоял перед ней на коленях с руками, застывшими перед грудью в каком-то незавершённом жесте, и говорил, говорил, говорил тихим, срывающимся голосом. Наконец, вдохновенная тирада закончилась самым главным признанием.

– Я смел себе позволить… полюбить Вас. Как умирающий от жажды просит глоток воды, так я прошу Вашей руки. Не по-гу-би-те!

При последних словах Иклис, с выражением нечеловеческой муки на лице, осел, схватился за голову и начал медленно раскачиваться из стороны в сторону.

Всё это время Аги-Ло сидела, будто каменная, не смея пошевелиться. Она была красива и знала это не хуже других. Но что такое восхищённые взгляды и почтительные поклоны, и что – такое отчаянное признание! Девушке пришлось собрать всё своё мужество, чтобы всё также спокойно, лишь слегка приподняв бровь, подняться из кресла и аккуратно выпроводить Иклиса из дома, обнадёжив его намерением дать ответ через две недели.

Расчёт Иклиса был верен. Он ударил по самому уязвимому месту доброй и благородной девушки. Великого труда стоило бы ей причинить боль человеку, сделавшему ей добро. К счастью, Аги-Ло была не только добра, а потому дала себе возможность подумать. Уж слишком трагично представлял всё Иклис. Слишком обязывали его слова. Или ей так только казалось?

«Ах, если бы рядом был кто-то, кто мог бы дать мне совет…» – думала девушка, допоздна засидевшаяся за работой.

Как и всегда в минуты тяжёлых раздумий, Аги-Ло невольно потянулась за подаренной странником книгой. Поглаживая дорогие сердцу страницы, она забылась за чтением, медленно перебирая пальцами оставленные им же монеты. Когда же, наконец, девушка оторвалась от книги, то заметила странный треск и гул, доносившийся из соседней комнаты. Аги-Ло отворила дверь и отпрянула в ужасе. Домом завладело пламя. Огонь охватил дверь, перекинулся на диван, заплясал по ковру и картинным рамам. Шаг за шагом отступая назад, девушка оказалась у парадной двери. Огонь подбирался всё ближе, но снаружи её подстерегала ночь.

Ночь на улицах вашего города не так ужасна, как о ней говорят…

С внезапной твёрдостью Аги-Ло надавила на ручку двери и вырвалась на улицу. Нет, она не звала на помощь. Даже перед страхом смерти она не раскрыла бы рта. Всё, что ей оставалось, – это уйти подальше, пока обгоревшая балка не сорвалась с крыши. Всё, что осталось теперь у Аги-Ло, – это книга да монеты, которые она так и не выпустила из рук. В последний раз взглянула Аги-Ло на свой дом. Дом, с которым она делила все радости и горести своей непростой жизни. Дом, столько лет служивший ей защитой и утешением. Дом, где жива была память о светлых, беззаботных днях, проведённых в лоне родительской любви. В последний раз вспыхнул и погас огонь в её слезах, прочертив золотые полоски на лице девушки.

Что делать? Куда идти? Никого не было у Аги-Ло в городе. Как принял бы её сейчас Иклис, если увидел? Был бы он так же счастлив увидеть её, как раньше?

Нет. Сейчас, в этот роковой час, все чувства девушки были обострены. Что-то подсказывало Аги-Ло, что горькое разочарование ждёт девушку при встрече с ним.

Погружённая в эти горькие думы, она не заметила, как на улицах стало значительно светлее. Повсюду на стенах горели факелы, откуда-то доносились голоса. Но самое удивительное было то, что вместо мостовой вдоль домов проходил заполненный водой канал. Аги-Ло поспешила на голоса и вышла к рыночной площади. Торговые лавки были сплошь открыты. Носильщики сновали из стороны в сторону, то порожние, то с товаром. Переводя взгляд от одной отворённой двери к другой, изумлённая Аги-Ло вдруг упёрлась взглядом в нечто, знакомое ей лишь по книгам. Возвышаясь крутыми боками над деревянными мостками, похлопывая тяжёлыми полотнищами парусов, над площадью возвышался могучий корабль. Восхищённая, Аги-Ло забыла о своём горе и спешно раскрыла книгу. Те же очертания, те же паруса, те же флаги с точками. Неужели старик был прав?

Глава 6

По горной тропинке шла с коромыслом женщина. Она была немолода, наполненные до краёв вёдра явно были слишком тяжелы для неё. Однако некому было больше принести воды. Приходилось справляться с нелёгкой ношей. Тяжелы были вёдра, тяжелы были мысли женщины. Погружённая в них, она не слышала приближающихся шагов и была напугана, когда кто-то вдруг выхватил у неё коромысло. Всплеснув руками и сложив их по-детски перед лицом, Нирам воззрилась на мужа, так неожиданно оказавшегося рядом. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

– Где Акин?

Загоревшаяся было улыбка на лице женщины тут же померкла.

– Он ушёл.

– Куда он мог уйти, не набрав воды матери? – муж зашагал в гору. Жена поспевала за ним.

– Он ушёл не сегодня. Он ждал тебя… весь год. Но ты не вернулся с Кинту! И он ушёл… – Нирам умолкла на минуту, муж её лишь шумно выдыхал воздух в такт шагам. – Он ушёл… в море… – голос её упал. – Говорят, с Гортом.

С каждым словом Нирам будто становилась меньше, словно горе, и так не отпускавшее её ни на минуту, вдруг стало крепче сжимать свои стальные тиски. Моряк остановился, обратившись к жене. Строго глядя ей в глаза, он проговорил:

– С Гортом, говоришь? Ждал весь год, говоришь? И чем же он занимался весь этот год? Вероятно, не вылезал из порта, глазел на корабли да лясы точил с матросами?