Время метаморфоз

Ваграм Оганджанян

Время метаморфоз

Самара

 В древние, очень древние времена, когда Армения ещё не была такой маленькой страной, как сейчас, а Россия – такой большой, когда армянские горы были куда выше, а Российские степи ниже, один армянский купец, нагрузив караван своих верблюдов всяким добром, каким щедро одарила армянская земля, отправился в далёкую, очень далёкую северную страну.

Прошло несколько месяцев. Преодолев множество гор, степей и рек, он наконец добрался до берега широкой реки. С трудом переправившись через неё на лодках, вышел к окраине прекрасного города и встретил местного жителя.

 Узнав, кто он по национальности, купец попытался спросить на местном языке:

– Ара, как этот город называется?

– Сам – ара! – раздражённо ответил, по неясной причине, недовольный местный.

 С тех пор, говорят, этот город так и зовётся – Самара.

 Разумеется, это не народная легенда, ведь её выдумал я сам. Но всё, что я собираюсь рассказать дальше – совсем не вымысел, а правда, из моей собственной жизни, из того, что я пережил и видел своими глазами.

 Когда я приехал в Самару, оказалось, что рубли, которые я годами откладывал со своей зарплаты и переводил в Сбербанк, обесценились до копеек. Три ноля исчезли с суммы моих сбережений – это называлось «дефолт». Выяснилось также, что стране больше не нужны военные строители – все строительные батальоны были расформированы. В штабе округа посоветовали обратиться в штаб военной авиации, где, как оказалось, ещё оставалась одна должность – старшего офицера в тыловом штабе.

 Мне удалось устроиться туда на службу. После этого мои товарищи – Мамикон и Карен, с которыми мы до того были вместе, отправились в Арцах.

 Я поселился в общежитии, недалеко от нашего штаба. Это было общежитие речного флота, в шутку его называли «Матросская тишина». Общежитие было бедное и обветшалое.

В комнате нас жило трое: я, полковник по имени Владимир Солдатов и один бездомный морской свин, который бегал под нашими кроватями и собирал на свою шёрстку пыль, не убираемую, наверное, с советских времён. Видимо, кто-то из моряков его здесь и забыл. За свои «уборочные» услуги он получал от нас вознаграждение – кормёжку с нашего стола.

 После распада советского строя город стал бедным, разорённым, разрушенным… Но при этом имел свою радостную окраску. Отовсюду звучала песня про город:

 «Ах, Самара-городок,

 Беспокойная я, беспокойная я…»

 Кругом безработица, предприятия закрывались одно за другим. Каждый выживал, как мог. Люди в основном начали заниматься торговлей – той самой, что раньше называлась «спекуляцией» и строго наказывалась законом.

 Появились и процветали так называемые «челноки» – торговцы, которые везли товар из Москвы, Турции и Китая, запихивая его в огромные клетчатые полиэтиленовые сумки.

 Моя служба проходила в основном в штабе, но часто меня отправляли в командировки в подведомственные части – «для проверки и оказания помощи», как было написано в командировочных документах. На местах я занимался разными делами: составлял планы, отправлял телеграммы, писал ответы на письма, готовил отчётные документы и так далее.

В свободное время помогал нашим начальникам по строительным вопросам: ремонты квартир, строительство домов и гаражей – всё это считалось в те смутные годы обычным делом. Физический труд солдат тогда ещё активно использовался, как пережиток прежнего порядка, за который пока не существовало строгих санкций.

 В нашем отделе нас было двое – я и мой начальник. При необходимости мы заменяли друг друга, работы делили поровну – никаких различий в обязанностях не было.

 Вскоре наш штаб расширили. Если раньше это был штаб военно-воздушных сил Приволжско-Уральского округа, то теперь он стал называться «Командование по подготовке резервов и кадров» ВВС страны. Мы сокращённо называли его «КРПК».

Количество подведомственных нам частей значительно увеличилось – в основном это были военные авиационные училища, базы резервов и различные авиационные склады. Они были разбросаны от Северного Кавказа и Азовского моря до Байкальского региона.

 С этого момента объёмы работы и количество командировок заметно возросли – мы стали выезжать гораздо чаще.

 7 октября 2014 г.

Несчастный случай

 С первых же дней после приезда в Самару я начал искать квартиру – нужно было перевезти ко мне жену и трёхлетнего сына из Самарканда. Жена тогда жила у своей старшей сестры Анны в Узбекистане, где обстановка была не самая благоприятная, чувствовалось напряжение. Я спешил – лишь бы найти хоть какое жильё, без особых притязаний.

 Лишь спустя два месяца мне удалось снять однокомнатную квартиру на окраине города – на улице с неприглядным названием «Рылская». Название сразу не понравилось: напоминало слово «рыло» – свиное рыло. Прожив там несколько дней и изучив округу, я понял, что не зря у меня с самого начала было плохое предчувствие.

 Этот район Самары, где находилась улица Рылская, имел дурную славу. Рабочий квартал на окраине города, полный криминальных элементов и пьяниц. После распада СССР многие промышленные предприятия закрылись, рабочие остались без работы. Тут в основном занимались воровством и пьянством. С наступлением вечера становилось особенно опасно – темно, уличные фонари давно не горят.

 Квартиру пришлось ремонтировать за свой счёт. Потом я перевёз в Самару семью. Прожили мы там несколько месяцев. Узнав, что мы приехали из Германии, хозяин квартиры каждый месяц повышал арендную плату и требовал авансом деньги за несколько месяцев вперёд. В конце концов стало невыносимо, мы отказались от той квартиры. К счастью, вскоре нашли более дешёвую квартиру на втором этаже и переехали туда. Опять всё отремонтировали за свой счёт и заселились.

 Нашу бывшую квартиру вскоре заняли новые жильцы – армянская семья с двумя детьми. Жили по соседству, так что познакомились поневоле и даже немного подружились. Мужа звали Лёва. Он недавно вышел из тюрьмы, считал себя вором, да и манеры у него были соответствующие – «по понятиям». Молодой, невысокий, худощавый, с чёрными, хитрыми глазами, блестевшими, как у черта.

 Я не раз помогал ему, и он, в свою очередь, всегда старался выразить уважение ко мне. Был старше меня, имел какие-то связи с местными криминальными кругами.

 Была осень 1994 года. Воскресное утро. Лёва постучал в дверь:

– Доброе утро, апер (брат), можешь выйти на минутку? Дело есть.

– Да, конечно, – сказал я и вышел во двор.

– Что-то случилось, Лёв? – спросил я, заметив его тревожный вид.

– Апер, ты слышал? Говорят, этой ночью здесь под поезд попал армянин, несчастный случай. Может, сходим, глянем, кто это?

– Конечно, пойдём. Ты знаешь, где это случилось?

– Да, объяснили мне. Это на контейнерной станции, труп нашли под мостом.

 Контейнерная станция находилась за улицей Рылской, недалеко от моста улицы 22-го Партсъезда. Под мостом проходили железнодорожные пути, которые чуть дальше разветвлялись – там обслуживались грузовые вагоны подъёмными кранами.

 Поспрашивали – и нашли труп нашего соотечественника. Он лежал на платформе открытого вагона, прикрытый картоном. Я убрал картон и увидел молодого мужчину с чёрными кучерявыми волосами, худощавого телосложения. Тело было перерезано пополам в районе пояса. Сверху – чёрная кожаная куртка, снизу – чёрные джинсы и белые ботинки.

 Первая мысль, что пришла мне в голову: это не несчастный случай, это убийство. Я произнёс её вслух, и Лёва удивлённо спросил:

– Апер, с чего ты это взял?

– Посмотри, – говорю, – на одежде почти нет крови. Если бы он был жив, когда попал под поезд, всё было бы залито кровью. И потом – кто так ровно ложится на рельсы, чтобы поезд разрезал его строго пополам? Скорее всего, тело положили уже после смерти, чтобы инсценировать несчастный случай. Глупая постановка.

 Порывшись в карманах, я не нашёл никаких документов, кроме приглашения в ЗАГС. Из него стало ясно, что его звали Самвел Казарян, и через неделю он должен был пойти в ЗАГС – жениться на какой-то русской девушке.

 Потом мы осмотрели место происшествия. И действительно, крови почти не было – только подтверждение нашей версии: тело убитого подложили под поезд.

 Поговорили с работниками станции. Сказали, что уже полдня никто не интересуется погибшим.

– А участковый в курсе? – спросил я.

– Да, сообщили ему. Приходил, посмотрел и ушёл.

– И что он предпринял?

– Ничего. Был пьян, посмотрел и ушёл.

 Я записал номер участкового, нашёл поблизости телефон-автомат и позвонил ему. Спросил, знает ли он о происшествии и что намерен делать.

– Знаю. А вы кто? – услышал я вялый, уставший голос, явно с похмелья.

Я представился старшим лейтенантом армии и местным жителем.

– Послушайте, – сказал я, – в конце концов, человек погиб. Может, его убили. Ничего не предпринимается. Хотя бы труп отправьте в морг – он ведь человек…

– Ладно, ладно, что-нибудь сделаем, – отмахнулся он и повесил трубку.

 На следующий день вместо службы я поехал в тот ЗАГС, адрес которого был на приглашении. Подождал, пока откроют. Когда пришли сотрудники, я попытался узнать адрес девушки, на которой погибший должен был жениться. Но мне отказали – мол, не имеют права сообщать личные данные посторонним. Тогда я показал их же приглашение и рассказал о случившемся. Сразу же дали адрес.

 Поехал по указанному адресу. Дверь сначала не открывали. Сквозь закрытую дверь я рассказал о смерти Самвела. Лишь тогда открыли. Девушка была взволнована, но не как невеста – довольно спокойная.

– Мы с Самвелом должны были пожениться формально, чтобы он получил регистрацию и гражданство. Мы его уже три дня ищем и не знаем, где он. У него здесь младший брат, я ему сообщу.

– Хорошо, – сказал я, – только позаботьтесь о похоронах. Участковый обещал, что труп будет отправлен в морг.

– Да, да, всё сделаем. Сейчас же сообщу его брату.

 Через несколько дней я встретил Лёву.

– Апер, брат погибшего хочет тебя отблагодарить за всё, что ты сделал.

– Лёв, да ты что? – ответил я. – Какие благодарности? У него и без того горе. Пусть лучше займётся похоронами. Если что-то нужно – я помогу.

– Нет, они всем занимаются. Наши армяне помогают, собираются везти тело в Ереван.

Прошёл, может, месяц. Как-то, не помню уж по какому поводу, я спросил Лёву о том парне и его брате:

– Лёв, а как там его младший брат?

– Апера… его тоже убили.

– Как так?! Кто?

– А кто… свои же. Какие-то денежные дела были…

– А старший брат?..

– Старшего брата тоже наши убили, опять какие-то денежные счёты были… – с дьявольски блестящими, чёрными и хитрыми глазами улыбался Лёва.

 Во мне проснулись горькие и противоречивые чувства, и глубокое, до тошноты ужасающее разочарование…

 Война в Арцахе только что закончилась, и в Армении уже началась первая волна эмиграции…

 10.09.2014 г.

Просроченный долг

 Это было в 1994 году. В Самаре стояла суровая, холодная зима. Машина у меня сломалась, и я был вынужден заниматься ремонтом прямо во дворе, под открытым небом. Мне нужна была помощь – хотя бы одна рука, чтобы придержать инструмент, ведь мои пальцы, закоченевшие от холода, были заняты. Я долго возился, но ничего не получалось. В округе – ни души, на улице лютый мороз.

 Я так был увлечён делом, что даже не заметил, как ко мне подошёл Санасар – отец единственной приличной армянской семьи в нашем районе. Мужчина под сорок, он давно покинул родной Джавахк и перебрался с семьёй в Самару. Работал начальником цеха на своём предприятии и пользовался большим уважением на улице Рыльская. Мы иногда ходили друг к другу в гости, дружили. Их семья была единственным светлым пятном в этом районе. Добрые, бескорыстные люди.

 Я обрадовался – наконец-то помощь подоспела. Буквально несколько минут, и дело было бы сделано.

– Что случилось?.. – с трудом вымолвил он, и я понял, что он хорошо выпил.

– Машина сломалась, Сано джан. Никак не могу справиться.

– Эх… Ломается и… разбивается… пусть лучше железо… – еле выговорил мой старый друг.

 Я ещё не успел попросить о помощи, как Санасар продолжил:

– Пусть лучше ломается железо… Железо можно заменить… А вот жизнь… жизнь человека уже не вернуть… Ты знаешь… по моей вине… по моей вине погиб сын Гамлета. Сын моего друга…

– Как так? Что случилось? – я забыл про машину.

– Что теперь делать? Попросил у меня в долг денег… Я сказал – через месяц дам… Он хотел освободить сына от армии… А его увезли в Карабах, погиб… Что мне теперь делать, как смотреть в глаза Гамлету?..

 Он устало махнул рукой и, пошатываясь, направился домой. Был сильно пьян, в таком состоянии я его ещё не видел.

 Я стоял, глядя ему вслед, но мыслями уже был в Арцахе – то на поле боя, то в доме Гамлета, потерявшего своего восемнадцатилетнего сына, то рядом с мучимым совестью, покачивающимся Санасаром.

 Я задумался. А чем бы закончилась война, если бы каждый родитель освободил своего сына от службы? И что чувствовали те родители в Арцахе, чьи дети – четырнадцати, шестнадцати лет – добровольно шли на фронт? Правильно ли это – отправлять на бой восемнадцатилетних мальчиков, которые даже не держали оружия в руках, не то что не проходили стрельб и специальных подготовок? И в конце концов, почему именно он – восемнадцатилетний, неопытный, ещё жизни не видевший мальчишка – должен был воевать, а я, Санасар или отец парня – Гамлет – ждали бы вдалеке, в другой стране, в роли наблюдателей?..

 Санасар ушёл, неся свою долю вины. Отец убитого юноши лил слёзы за свою. А я… я в глубине души тоже нёс свою. Моя совесть тоже терзала меня…

 Всё это было несправедливо. Война – это и есть великая несправедливость…

 12 сентября 2014 г.

«Специалист по мебели»

 После расширения нашей воинской части должность нашего командира стала генеральской, но звание ему долго не присваивали. Как-то он позвал меня к себе и попросил подобрать по моему вкусу хорошую стенку для комнаты отдыха в кабинете одного крупного московского чиновника. Сказал, что от этого зависит его очередное звание – генерала.

 После долгих поисков мы остановились на одном варианте – по-моему, шкаф назывался «Славянка». Через несколько дней после отправки мебели командир снова вызвал меня. Был сильно раздражён, начал возмущаться, что не хватает некоторых частей мебели, и начальство им крайне недовольно. Из-за моей «не профессиональности», как он выразился, теперь вряд ли он скоро станет генералом.

– Может, части перепутали? – предположил я. – Неправильно собрали?

– А я откуда знаю? – раздражённо ответил он. – Раз уж я тебе поручил такое деликатное и ответственное дело, теперь сам выясняй причины и доводи дело до конца!

 Я предложил взять ещё один такой же комплект мебели и на месте всё заменить. Идея ему понравилась. Оставалось только уговорить хозяина магазина временно дать ещё один комплект – бесплатно, до тех пор, пока первый не вернём. Предложение казалось маловероятным, но, к моему удивлению, он пошёл нам навстречу и без раздумий согласился. Я оставил лишь записку, что обязуюсь всё вернуть.

 На следующий день мы доставили мебель в Москву на самолёте. В аэропорту меня уже ждала грузовая машина. Добравшись до места, я представился как специалист мебельного магазина и решил сам выяснить, каких деталей не хватает.

 Их «специалистом» и мастером по сборке оказался некий прапорщик, которому, как оказалось, все доверяли как «знающему и умелому» человеку. Оказалось, что он просто перепутал части, и потому сборка провалилась. Я начал собирать по схемам и всё быстро наладил. Я специально попросил, чтобы мебель из машины не разгружали – подозревал, что старую придётся вернуть. Всё заняло чуть больше часа. На месте все чувствовали себя виноватыми, что из-за них вышла такая суета.

 В тот же день я вернулся обратно самолётом и сдал мебель в магазин. Больше всех был доволен наш командир – «лицо ему спас», как он сам сказал.

 Получение генеральского звания тоже не заставило себя ждать. Вскоре уже в голубых, широких лампасах, с гордо выпяченной грудью, шагал по штабу наш 43-летний генерал.

 10 октября 2014 г.

Угощение Ярмолы

 Службу в Самаре я начал в отделении, где нас было всего двое – я и мой начальник. Все поручения командования мы выполняли вместе, и всегда вовремя.

 Вскоре отделение расширили и превратили в полноценный отдел, а его, в свою очередь, разделили на несколько подразделений. Вместо двух сотрудников теперь нас стало двенадцать. Объём работы почти не изменился, но вот парадокс – отдел перестал справляться со своими задачами в срок. Причина была проста: каждый выполнял только строго свои обязанности и ни за что не хотел делать чужую работу, если кто-то по какой-то причине отсутствовал.

 До этого мы с моим начальником, подполковником Булавой, работали дружно и слаженно. Он был очень мягким и добродушным человеком. Но с появлением нового отдела пришли сотрудники из разных мест, назначили нового начальника – уже в звании полковника, и работа пошла совсем по-другому. О какой-либо внутренней гармонии говорить было уже трудно: у всех характеры разные, начались сложные межличностные отношения.

 Самым тяжёлым и невыносимым типом у нас был подполковник Ярмола, контролёр «котлонодзора». По национальности украинец, лет сорока пяти. Скользкий тип с наглым взглядом, злобный, коварный. Даже улыбка у него была мерзкой, и довольно скоро я стал ловить себя на том, что не могу смотреть ему в лицо – отвращение. Постоянно провоцировал пустые конфликты, плёл интриги, обожал за глаза поливать людей грязью. Противный, склочный человек.

 Летом 1994 года к нам из Москвы, из штаба, приехал с проверкой офицер эксплуатационного управления – подполковник Леонид Беляев. Я знал его с самого начала своей службы – ещё тогда, когда только приехал в Самару и жил один. Семья тогда ещё не переехала ко мне, и пару раз мы с ним ездили в командировки, а потом он даже жил несколько дней у меня дома – в гостиницу не пошёл. Отношения у нас сложились достаточно тёплые и доверительные.

 Беляев хорошо помнил наши старые времена, когда мы вдвоём справлялись с объёмом работы, и уже в первый день прямо высказал нашему новому начальнику недовольство командования тем, что отчёты и документы от отдела приходят несвоевременно. И добавил, что если так пойдёт дальше, отдел снова сократят – оставят лишь двух человек.

 Этот разговор происходил уже во время обеда, и наши стали суетиться, чтобы достойно его накормить, – хотели угодить Беляеву. Я посоветовал не ставить на стол спиртное, зная, что после выпивки он становился непредсказуемым и вспыльчивым. Но начальник отдела, полковник Суслов, проигнорировал мой совет и распорядился поставить на стол две бутылки водки.

 После нескольких рюмок у Беляева «загорелись глаза», и он начал по очереди критиковать всех, выражая недовольство в адрес каждого и угрожая сокращением отдела. Попытался его урезонить Суслов:

– Вы, Евгений Павлович, вообще молчите! – прервал его Беляев. – Первый, кого стоит сократить – это вы. В вашем подразделении…

 Повисло неловкое молчание. И тут его нарушил подполковник Ярмола:

– Леонид Николаевич, – обратился он, – а мою должность тоже сократят?

– А вы вообще что-нибудь делаете? За полгода хоть один документ оформили? Хоть одну телеграмму или ответ на письмо? Сколько раз ездили в командировки?

 Ярмола молчал, как провинившийся ученик младших классов: щеки раздул, губу надул – сидел потупившись. И действительно – кроме сплетен и интриг ничем не занимался.

– Моё первое предложение – сократить именно вашу должность…

 С тех пор Ярмола потерял покой. Буквально ходил по пятам за Беляевым, льстил, заискивал, даже пару раз довёл его до туалета – будто провожал генерала.

 Беляев мне напоминал лису из сказки «Конец Зла»: «Вот пойду, топор принесу, дерево срублю…» А Ярмола – кукушку без сна и покоя. Только в отличие от сказочной птицы, язык у него был – что надо. Но всё равно оставался такой же глупой и наивной кукушкой.