Печаль Амелии

Ян Ли

Печаль Амелии

Глава 1

Лот номер 23! Картина Симона Карпова "Туман перед рассветом" с начальной ценой 750 тысяч.

В передних рядах мужчина энергично поднял свой номерок. Рядом с ним сидела привлекательная девушка, неспокойно ерзающая на стуле. Она игриво теребила его за руку и с явным энтузиазмом шептала на ухо, желая, кажется, заполучить эту картину.

– 750 раз! 750 два! 800! – громогласно объявлял аукционер, его голос заполнял зал. – Мистер под номером 31 предлагает 800! Кто даст больше?

– 900! – сразу отреагировал мужчина с дамой, подняв руку.

Цена больше не поднималась, и картина наконец досталась довольной девушке.

В этот момент дверь зала открылась, и в светлый простор вошел молодой человек, одетый в скромный, но стильный костюм без галстука. Он не стремился привлечь внимание к себе, и это его вполне устраивало. Хотя большинство присутствующих знали, кто он – писатель Роман Вяземский, автор трех популярных бестселлеров. Хорошо заработав на их продаже, он сейчас работал над новым романом. Однако в этом зале людей интересовали вещи, а не личности. На аукционе выставлялась коллекция не кого попало, а самого Бориса Ленского – человека, который всю свою жизнь собирал уникальные предметы со всего мира, расточая состояния своей семьи и погружаясь в долги.

Умер он при странных обстоятельствах. Его тело нашли в доме, стоящем на коленях, и говорили, что кожа его высохла и мумифицировалась, будто с момента смерти прошло много времени. Но это всего лишь сплетни друзей, которые сами имели репутацию конспирологов и поклонников теорий плоской Земли, среди них были медиумы и экзорцисты. После поспешных похорон семья Ленского решила распродать его коллекцию, чтобы рассчитаться с долгами.

Молодой человек в костюме, поправив воротник пиджака, задранный ветром, оглядел зал. На рядах стульев сидели человек тридцать, еще пара мужчин стояла у больших окон. На небольшом подиуме, за столом, сидел аукционер, а за ним двое крепких мужчин переносили пронумерованные вещи покойного Ленского. Не сразу Роман заметил в дальнем углу комнаты вдову Бориса Ленского, Елизавету. Ее лицо было скрыто черной кружевной вуалью, но без ошибок можно было определить, кто она. Руки её были сложены на коленях, а ладони сжимали черный бархатный платок. Казалось, она была лишь тенью, темной точкой в углу зала, никто не обращал на неё внимания, но она внимательно следила за всеми.

Роман почувствовал, как на него лег тяжелый взгляд, мурашки пробежали по его спине. В этот момент он даже забыл, зачем пришел, и желание покинуть эту комнату закралось в его мыслях. Однако это чувство быстро прошло, и Вяземский решился подойти к центру зала, заняв приготовленный для него стул, на котором лежал номер 12.

Торги длились уже более полутора часа, а коллекция покойного Бориса Ленского всё не заканчивалась. Люди приходили и уходили, сменяя друг друга, потратив немалые суммы, они отправлялись отмечать приобретение новых сокровищ из его обширной коллекции, которая казалась бесконечной. На аукционе уже было представлено множество диковин из разных уголков мира: от костей давно исчезнувших существ, когда-то населявших планету, до масок древних оборегенов и загадочных амазонок. Покойный Ленский действительно имел страсть к сборищу всевозможных вещей, как хороших, так и не очень, которые попадались ему на пути.

Роману вскоре стало скучно происходящим на сцене, и он решил, что не найдет для себя ничего интересного. Отвернувшись от шумной толпы, он уставился в окно, наблюдая, как по небу медленно и безмятежно проплывают осенние облака. Он перестал обращать внимание на окружающих, погрузившись в глубокие размышления. Между тем зал постепенно пустел, от былой толпы осталось лишь дюжина самых стойких поклонников аукционного искусства.

– Лот номер 74! – проговорил уставшим голосом аукционер, его тон звучал уже не так бодро, как раньше. – Печатная машинка фирмы DAZUN в отличном состоянии, начальная цена – 40 тысяч!

Услышав это, Роман оживился и поднял руку. Он давно мечтал обновить свою старую печатную машинку, а не уходить же с пустыми руками. В зале больше никто не поднимал руки, и почти новая машинка ушла своему новому владельцу за стартовую цену.

Зеваки вокруг, решив, что уже ничего интересного не будет, медленно поднимались со своих мест. В этот момент на подиум вышли двое крепких мужчин, которые, тяжело дыша и кряхтя, начали поднимать что-то тяжёлое, накрытое белой тканью. Роман, разглядывая их труд, подумал, что это небольшая статуя высотой около метра полутора. И он не ошибся: дотащив до места, один из мужчин сдернул белое покрывало, открыв статую девочки.

Она мгновенно привлекла внимание Романа. Девочка сидела на коленях, опустив голову; её длинные волосы частично закрывали лицо, но всё же он смог уловить еле заметный печальный взгляд, устремленный вниз. Руки девочки нежно лежали на коленях, пальцы сжаты в маленькие кулачки. Она была облачена лишь в легкую ночную рубашку, её плечи были оголены, а босые ноги свисали с камня, на котором она сидела.

Вечерело, и свет, проникая через окно, играл красками на теле девочки. Серый камень, из которого она была сделана, вдруг стал тёплым и приятным на вид, как будто сама девочка ожила на глазах Романа. Казалось, что она вот-вот поднимет голову, и печаль сойдет с её лица, уступив место светлой улыбке. Однако, несмотря на старания солнца, окутывающего её своими лучами, девочка оставалась грустной.

– Лот номер 75! – ещё более усталым голосом произнес аукционер, не оборачиваясь, он продолжал читать заранее написанный список. – Печаль Амелии, статуя XVII века с часовым механизмом, автор неизвестен.

Только теперь Роман оторвал взгляд от странной девочки и заметил, что в камне, на котором она сидит, встроен циферблат. Но привычных цифр он не увидел: прямо на золотом ободке были выбиты загадочные символы или иероглифы на языке, незнакомом ему. Две стрелки, почерневшие от времени, указывали на половину двенадцатого.

– Механизм часов не в рабочем состоянии, – продолжил аукционер. – Начальная цена…

Он посмотрел вокруг и увидел, что в зале, кроме Романа, не осталось никого. Все уже покинули это место. Уменьшив громкость голоса, он произнес: – 250 тысяч.

Воцарилась гробовая тишина. Аукционер, сосредоточив на Романе взгляд, ожидал хоть какую-либо реакцию. Цена выглядела непомерной для только что ставшего известным писателя, который ещё не привык тратить крупные суммы на вещи, которые будут пылиться у него в квартире. Но неведомое чувство охватило Романа в этот момент: возможно, это была игра света и тени, или просто усталость сказалась на его богатом воображении. Однако он точно знал, что не он, а некая незримая и ужасная сила подняла его руку.

– Продано! – резко произнес аукционер, ударив по молотку. Звонкий звук, подобный раскатам грома, вывел Романа из раздумий. Он огляделся по пустому залу. За окном облака, словно нарисованные, собрали воедино остатки солнечного света. Теперь статуя казалась холодным и безжизненным куском камня. Роман вытер пот со лба и невольно бросил взгляд в дальний угол комнаты. Стул, на котором сидела вдова Ленского, оказался пуст.

Роман, по отчеству Николаевич Вяземский, вышел из здания, где проходили торги. Это была одна из усадеб покойного Ленского, величественный белокаменный трехэтажный дом, украшенный роскошными белыми колоннами и мраморными ступенями. Вокруг дома раскинулся ухоженный сад с множеством плодовых деревьев, а также маленький фонтанчик, который, к сожалению, забросили, и его вода покрылась зелёной плёнкой из водорослей. Ленский ушёл из жизни не в этой усадьбе, а в своём загородном доме, откуда и привезли на продажу часть вещей, в том числе статую Амелии.

Свежий воздух и живописный вид на сад помогли Роману прийти в себя. Он огляделся и, доставая из пиджака карманные часы, удивился, обнаружив, что время близится к шести вечера. Хотя конец сентября радовал тёплыми и солнечными днями, к вечеру уже начинало ощущаться дыхание приближающих холодов. Роман поспешил покинуть это место, пока не стемнело.

До шумных городских улиц было совсем недалеко – всего двадцать минут пешком. И вот он уже оказался среди ярко освещённых тротуаров, сверкающих витрин магазинов, ресторанов и театров. Вокруг гудела живая и беспечная толпа людей – как красные кровяные тельца, которые бесконечно сновали по улицам, как по венам. С самого утра до поздней ночи здесь бурлила жизнь, и это Роману было по душе. Он обожал жизнь, обожал людей и всем сердцем желал быть частью этой толпы. Однако не сегодня.

Примерно раз в неделю он навещал своего старого приятеля Михаила Фёдоровича Соловьёва, с которым познакомился ещё в лицее. Михаил работал преподавателем в ВУЗе, он был очень начитанным и эрудированным человеком и пользовался любовью своих студентов. Редко встретишь человека, о котором его окружение говорит только хорошее, но Михаил Фёдорович был именно таким. Несмотря на то, что он был всего на три года старше Вяземского, ему удалось сделать карьеру и защитить докторскую диссертацию. Обаяние и обширные знания, которые он впитывал как губка, помогали ему в этом. Роман в шутку называл Михаила «моей энциклопедией». Вот и сегодня он решил заглянуть к нему, особенно учитывая, что аукцион его так утомил, что сил на театры и рестораны уже не осталось.

Обойдя стороной самые шумные улицы, что было нехарактерно для Романа, он приближался к дому Михаила. Если бы он мог взглянуть на себя со стороны, то не узнал бы своего поведения в этот вечер. В его голове ещё не утихли воспоминания о той статуе с загадочными часами, и он по-прежнему не мог понять, зачем же он её купил. Даже когда он подписывал чек за статую Амелии и печатную машинку, ему казалось, что это делает не он, его голова была в тумане, а по телу пробегала дрожь, противиться чему-то было невозможно. Ему казалось, что какая-то невидимая сила схватила его руку, сжала пальцы вместе с перьевой ручкой и нацарапала на бумаге его фамилию. Это странное, пугающее чувство безвольного подчинения чьей-то чужой воле лишь усиливало его растерянность. Однако с каждым шагом это ощущение растворялось, подобно туману на рассвете, разгоняемому свежим ветром. Подойдя к дому Михаила, Роман решил, что, вероятно, всё это было лишь игрой его богатого воображения, порождённой впечатлениями от красоты, и поэтому он не смог совладать с собой.

Глава 2

В доме Михаила Фёдоровича горел свет – тёплыми лучами, словно большими фонарями, он разгонял наступающий мрак ночи перед фасадом здания. Роман постучал в дверь и почти сразу услышал шаги, приближающиеся с другой стороны. Дверь открыла женщина невысокого роста. Седые волосы были аккуратно собраны в пучок на макушке, а лицо, покрытое морщинами, излучало доброту и заботу. Это была Наталья Викторовна, домработница хозяина. Она жила и работала у Михаила Фёдоровича много лет, став ему почти второй матерью. Увидев Романа, она улыбнулась, впустила его и сообщила:

– Михаил Фёдорович в кабинете наверху.

Сразу же она направилась на кухню, чтобы приготовить гостю чай.

Роман поднялся на второй этаж. Пройдя по знакомому коридору, он открыл дверь справа. Михаил сидел за массивным столом в кресле, погружённый в чтение книги. Он не сразу заметил, что в кабинет вошли. Лишь подняв глаза, он словно стряхнул с лица задумчивость, и его лицо озарилось улыбкой. Обменявшись приветствиями, они перешли в гостиную, где уже дымился чай и лежало печенье, заботливо испечённое Натальей Викторовной.

– Знаешь, Михаил, день был таким странным, что я бы не отказался от чего-нибудь покрепче, – взглянув на печенье, произнёс Роман.

– Что ж, друг, сразу бы сказали! Натальюшка, принесите-ка нам коньяка! Рюмочка перед сном не повредит, – тепло отозвался хозяин дома.

Расположившись у пылающего камина на широком диване, они дождались, пока Наталья Викторовна принесла коньяк и рюмки. Сделав первый глоток, Роман начал рассказывать о дне: аукционе и странной статуе девочки Амелии, которую он неожиданно приобрёл. Михаил Фёдорович слушал молча, лишь раз встал, чтобы подбросить в камин берёзовых полешек. Те, треща, вспыхнули на углях, и свет пламени осветил мрачное, задумчивое лицо Романа с каплями пота на лбу.

– Друг мой, не переживай ты так, – начал Михаил, когда рассказ закончился. – Ничего сверхъестественного здесь нет. Говорю как человек, посвятивший жизнь науке. Люди порой действуют спонтанно, а потом не понимают – зачем? Ты и я – не исключение.

Роман, немного успокоившись – то ли от слов, то ли от того, что выговорился, – откинулся на спинку дивана и теперь внимал Михаилу.

– Но должен тебе кое-что открыть, – продолжал тот. – Статуя действительно необычна. Вокруг неё ходит множество слухов. Хоть я и считаю их выдумками для накрутки цены, истории эти… жуть берёт. Видел я её в загородном доме Ленского.

– Правда? – удивился Роман.

– Да. За два месяца до смерти он пригласил меня перевести арабский текст. Тогда же привёз и статую. Меня поразил не образ девочки, а содержание рукописи…

Михаил замолчал, уставившись на огонь. Лицо его исказилось, будто от приступа тошноты, но он взял себя в руки:

– Не стану описывать ужасы, написанные безумцем. Скажу лишь: я бы никогда не взялся за перевод, если бы не нужда в деньгах для научного эксперимента. Иначе сжёг бы эти страницы.

– Прости за любопытство, но о чём там было?

– Вкратце: первые три страницы – ритуал призыва существа, древнего настолько, что страшно представить. Оно не из нашего мира, возможно, даже не из нашего измерения. Ритуал описан так подробно, что лишь безумец решится на такое. Остальной текст – о тварях с щупальцами, бесформенных, с множеством глаз… Им не нужен рот – жертву они втягивают в себя, а сознание порабощают, чтобы добыча шла сама.

– Как такое возможно?

– Если подобное и существовало, надеюсь, вымерло. Люди исследовали планету – никто не встречал такого.

– Охотно верю…

– Ленский также просил расшифровать иероглифы на часах Амелии. Но я не видел ничего подобного. Возможно, это не циферблат, а фантазия мастера: часовой механизм не работает, да и добавлен через сто лет после создания статуи.

– То есть сначала изваяли статую, а век спустя превратили в часы?

– Именно! После первого упоминания она исчезла на столетие, а потом нашлась в подвале английского замка с часами, которые не шли. Их пытались починить, но даже открыть не смогли. Подлинность подтвердили: копий статуи никогда не существовало.

– А что с ней было дальше?

– Она появлялась то тут, то там в домах английских аристократов. Ничего особенного. Позже её продали какому-то банкиру во Франции, и статуя долгое время кочевала по Европе. Иногда просачивались слухи… Будто возле неё находили мёртвые тела. И все они – на коленях перед изваянием.

– Такие же истории рассказывают о гибели Ленского! Неужели это правда? – голос Романа дрогнул.

– Да брось! Не корми себя этой чепухой. Хочешь, чтобы твоя «вещь» дорожала? Сочини для неё эффектную легенду – люди сами дорисуют остальное. Ты же писатель, должен понимать, как это работает.

– Ты прав, Михаил… Но откуда вообще взялась эта статуя?

– Хм… Будь ты автором хорроров, а не любовных романов, уже вовсю штамповал бы бестселлер! История всплыла после публикации рукописей из ватиканских архивов. Книгу напечатали мизерным тиражом, но через полгода все экземпляры скупили обратно. Без объяснений.

– Зачем? В чём смысл?

– Думаю, Ватикан счёл это средневековыми сказками. Но ровно через полгода… статуя Амелии материализовалась в подвале замка на северо-востоке Англии. Совпадение?

Михаил встал с дивана и подошёл к камину. Поленья, брошенные им ранее, теперь пылали алыми углями. Он взял кочергу, начал ворошить огонь. Искры взметнулись вверх, озаряя его профиль странным багровым светом.

– Кто знает… – голос его стал призрачным, будто звучал не из этой комнаты. – Эта штука окружена тайнами.

– Что было в той книге?

– Говорят, только история появления статуи.

Пламя внезапно рванулось ввысь, осыпая решётку искрами. Тень Михаила на стене исказилась, став похожей на коленопреклонённую фигуру.

– В одном городе жил торговец. Естественно, имени его уже никто не вспомнит. Известно, что он часто разъезжал по Европе. Однажды, возвращаясь домой, он нашёл брошенную посреди дороги корзину, а в ней – новорождённую девочку. Не отыскав родителей, мужчина удочерил ребёнка и привёз её в свой город. Он назвал её Амелией. Шли годы, девочка стала ему родной дочерью. Он изо всех сил старался сделать её счастливой, но печаль не покидала её лица. Амелия часто убегала, и отец неизменно находил её сидящей где-нибудь в одиночестве, с заплаканными глазами.

– Наверное, поэтому он выбрал такой образ для статуи? – Роман не отрывал взгляда от Михаила. Горло пересохло от волнения, и голос его звучал тихо, с хрипотцой.

– Возможно. Но никто не знает, кто изваял эту статую.

– Если не он, то кто же?

– Нет доказательств, что это был он. Имя автора кануло в лету. То, что я рассказываю, – лишь легенда, пересказанная сотни раз. Когда Амелии исполнилось двенадцать, город накрыла череда бедствий. Сперва люди находили мёртвых животных: коров, коз, кур. Скот перестал давать потомство. Потом болезнь перекинулась на людей. Чума обрушилась на город, выкашивая в основном детей. Новорождённые не жили и трёх дней. За пару месяцев город превратился в кладбище. Трупы не успевали сжигать – улицы были завалены телами. Заболевшие молили о смерти, ибо лекарства не существовало. А посреди этого ада, словно незримая тень, бродила здоровая Амелия. Чужая, непохожая на остальных, она смотрела, как умирают её сверстники.

Воображение Романа рисовало жуткие картины. Он будто шёл по зловонным улицам, где люди с лицами, обмотанными тряпьём, сваливали разлагающиеся тела в груды. Из окон лились стоны и плач. Воздух гудел от смрада. Дети, покрытые чёрными язвами, сидели на тротуарах. Их кожа слезала лоскутами, а в потухших глазах светилась лишь жажда смерти. И среди этого кошмара, босая и безмятежная, шагала Амелия. Она смотрела на тех, кто ещё недавно насмехался над её странной внешностью. Теперь же её обидчики гнили заживо.

Роман побледнел. Его взгляд уставился в угол комнаты, но видел он не стены – лишь образы, рождённые разумом.

– Боже… Что они с ней сделали? – прошептал он, и голос задрожал.

Михаил Фёдорович изучающе взглянул на него: Роман вжался в диван, его трясло, как в лихорадке.

– Может, хватит страшилок на сегодня?

– Нет! Я хочу знать конец!

– Ладно… – Михаил тяжко вздохнул. – Под утро в соседний посёлок приполз единственный выживший. Он успел лишь выдохнуть, что город мёртв, а Амелия покарала всех за грехи. Смельчаки, отправившиеся туда, увидели нечто неописуемое. На площади жители стояли на коленях, прижавшись лбами к земле. Их тела стали мумиями: кожа, словно пергамент, обтягивала кости. На лицах застыли гримасы ужаса, а вместо глаз зияли пустые впадины. Всё это окружало догорающий костёр с обугленными костями. А в центре, среди пепла, возвышалась статуя – девочка с печальным лицом.