Две Лии и Иаков. Книга 2

Проверив воду в кувшине и убедившись, что «мыльность» ощущается , обмакнула в ее в тряпицу и воспользовалась мокрой тряпкой как губкой. Наконец-то тонкая струя медленно смывала грязь с тела, и Лия с наслаждением ощущала, как вместе с ней уходит усталость и напряжение последних дней.

Последней черточкой преображения стало облачение в чистую одежду. Приведя себя в порядок, Лия наконец-то взглянула на помощника и с истинно женским удовлетворением наблюдала его покрасневшую физиономию и напряженную позу. Девушка лукаво улыбнулась и снова шутливо погрозила пальцем: «Даже не думай!». Распустила и вспушила мокрые волосы под ласковым солнцем и легким ветерком.

«Как тебе процедуры, Адат? В этих условиях, я думаю, мы сделали все, что могли. Ухожу в любимую извилину, спасибо, подруга» – Тарбит умолкла, и Адат заняла ее место.

Девушка подошла к замеревшему напарнику:

– Спасибо за помощь, Чензира. Смотри, вода вытекает из бурдюка, оставь его, – Лия-Адат остановила помощника и помогла ему добраться до очага, – давай теперь займемся твоей ногой, хватит ей проветриваться.

– Я думаю, что мне стоит подобно Гиваргису почтительно спросить у беседующей с богами, как же обращаться к тебе? – Чензира все еще прятал глаза. – После всего увиденного я не уверен, что смогу смотреть на тебя, как на обычную девушку. Я могу быть лишь твоим слугой, госпожа.

– Поздно, Чензира, – разговаривая, Лия продолжала обмывать ногу раненного мыльным раствором, смывая остатки грязи, – поздно. Мы уже условились о дружбе. Подружкой зваться я не хочу, я достаточно уверена в себе, чтобы не отзываться на оклик: «Эй ты…», госпожой тебе я не являюсь, так что придется ограничиться именем. Или тебя это не устраивает?

– Что ты, Лия, что ты, – заторопился устраивающийся поудобнее больной, – твое позволение великая честь для меня. Но если я буду иногда употреблять выражение «молодая хозяйка», ты не очень рассердишься?

– Очень, оставь эти славословия. Дай-ка я нанесу на кожу вокруг раны мазь. Есть заячий жир, что я отложила до лучших времен. Вот они и пришли, времена-то эти, когда свежий шалфей появился. Ничего сложного. Главное, чтобы комочков поменьше было. Сейчас лечебное снадобье из них приготовим, – приговаривала лекарка, ловко занимаясь своей работой, – мне подруга подсказала. ты ее не знаешь, да и вряд-ли познакомишься, хотя… О чем это я заболталась? Пустое! Та-а-ак, аккуратненько обмажем рану, будет немного больно, потерпи. Шрам, наверное, большой останется, но лишь бы ходить смог. Ты там богов своих попроси. В Египте-то боги не наши, другие? Знаешь, проси сразу у всех! Глядишь, и помогут, но лучше обратись к Гуле. Это наша богиня врачевания. Слушай! А если Гила, собака наша, действительно ею послана? Может, дать ей полизать твою рану? Нет, не стоит. Лучше я тоже помолюсь, попрошу богиню. Взгляни, что-то у нас получилось. Теперь традиционный уже знакомый подорожник и бинты. Фу-у-у, все! Сейчас позавтракаем и отдыхать.

Глава 3

Ячменная каша была разложена по мискам, а лепешки служили импровизированными ложками. Каша и мясо ягненка дополнялись оригинальной тыквенной приправой и фенхелем. Молодые люди в полном молчании жадно поглощали казавшееся им изысканным кушанье, и тщательно собрав остатки еды, с сожалением о никчемности рациона, отложили посуду.

– Что есть, то есть, Чензира, – дожевывая последний кусочек лепешки Лия-Адат поднялась и начала прибираться, – спасибо богам, что дали нам этот завтрак. Сдается мне, у Гиваргиса он получился менее аппетитным. Если у тебя остались ягоды, то вдобавок к финикам у нас на закуску будет напиток. Есть? Вот и прекрасно. Сейчас позаботимся о Гиле, благо моя жертва богам была богатой, и костей от ягненка осталось достаточно.

Сегодня отдыхаем, и ты, если будет желание, сможешь поведать о себе. Уверяю тебя, что ни в коей мере не пытаюсь проникнуть в твои тайны, если они существуют. Ты волен в своем праве рассказать о себе или молчать.

Гила! Выходи, собака, или запах чеснока совершенно отбил у тебя желание поесть. Не волнуйся, в твоей доле никаких добавок нет. Все совершенно натуральное. Не смотри удивленно, Чензира, такими словами со мной боги разговаривают, а я употребляю только в разговоре с ними и, иногда, с хорошо знакомыми людьми.

– Все в порядке, Лия. Я начинаю привыкать к твоим странностям и понимать их. Что касается моих тайн… Собственно, моя жизнь хоть и необычна, но лишена чего-то таинственного, что нужно было бы утаивать. Я даже рад, что у тебя наконец нашлось время выслушать меня. Чувствовал себя несколько неловко, когда ты ухаживала за больным и немощным, даже не зная, достоин ли он таких забот. Тогда, в беспамятстве, мне однажды показалось даже, что я ощущаю теплоту женского тела. Впрочем, это было в бреду и мне, конечно, все это привиделось. Что касается моей истории…

Да будет тебе известно, – продолжал удобно устроившийся на продуваемом легким ветерком тенистом месте Чензира, – само имя мое означает в переводе с египетского – «путешественник». Видно, мне от рождения суждено прожить необычную и интересную, полную приключений жизнь.

Отцом моим был пехотинец из войска фараона, но не простой солдат, а командир пятерки. Однажды он вскользь заметил девушку, дочь мастера, обосновавшегося в ремесленном квартале столицы Мен–Нефер, что в низовьях Нила. История их встречи и любви осталась для меня неизвестной, так как я в возрасте двух лет стал сиротой и смутно помню лишь сильные руки, подбрасывающие меня вверх.

Салме, так звали мою мать, пришлось искать работу. Ей повезло, несмотря на низкое происхождение, она стала служанкой в доме вельможи, приближенного к фараону. Когда я думаю о прошлом, я понимаю, что только ее красота и спокойный нрав могли стать причиной того, что она была допущена к самой хозяйке Шепсит, чье слово являлось законом не только для многочисленных слуг и рабов, но и для всех управляющих, писцов и всех служащих высокого ранга.

Шепсит прекрасно знала все особенности и пристрастия своего мужа, и заподозрила, что тот изменяет ей с моей матерью. Нельзя сказать, что ее сильно волновали шашни мужа с рабынями, ее больше беспокоила вероятность появления на свет незаконнорожденного сына от свободной женщины. Ведь моя мать имела именно такой статус, будучи сначала женой, а потом вдовой младшего командира войска фараона. У вельможи уже были две дочери, и он страстно желал сына, который стал бы его наследником. Хозяйка сама хотела того же и стремилась как можно чаще бывать на супружеском ложе, ведь, кроме опасений о появлении претендента на наследование, ее терзали муки ревности. С появлением матери отношения между хозяевами изменились, их никак нельзя было назвать спокойными и ровными. Ей приходилось совсем не сладко, выдерживая притязания господина и нападки госпожи.

Так продолжалось некоторое время, но в конце концов настойчивость и хитрость жены победили увлечение хозяина. Он уже был готов выгнать мать с малолетним сыном на улицу, но Шепсит затеяла дьявольскую шутку, желая наказать не только ни в чем не повинных вдову с сиротой, но и непокорного, немолодого уже писца, не желавшего исполнять ее пожеланий в тайне от мужа.

За свое своевольство Мети, когда-то бывший доверенным секретарем хозяина, стараниями злопамятной хозяйки дома был отправлен управляющим в крестьянское поместье, где и прозябал, не имея возможности покинуть его. Он не был рабом, но условия его службы обуславливались различными запретами и ограничениями. Чем именно были вызваны подобные строгости мне неведомо, но они существовали и сделали из «затворника поневоле» мрачного, вечно чем-то недовольного субъекта.

У матери оставались два выбора: оказаться на улице без средств к существованию с нелестной, насквозь лживой сплетней от хозяйки дома за плечами, или выйти замуж за неизвестного ей до того человека и навсегда покинуть знакомые места. Отягощенная маленьким ребенком, она выбрала второе, и мы оказались в небольшом поместье, расположенном недалеко от столицы.

Лия, ты еще не заснула, выслушивая многословные воспоминания подопечного, вынужденного последнее время общаться только с собакой? Нет? Тогда давай искать тень, здесь становится жарко. Если ты поднимешь и закрепишь шкуры, служащие дверью в хижину, мы сможем устроиться прямо у входа, в тени шатра. Дыра, что зияет в потолке на противоположном краю крыши, обеспечит сквознячок, а Гила, надеюсь, возражать не будет.

Лия-Адат подбросила сучьев в костер, подала Чензиру кружку с напитком и позаботилась о компрессе для себя. Уже после этого подготовила новое место для отдыха, и молодые люди продолжили беседу.

– Хочешь слушать дальше, или оставим на следующий раз? Я разговорился и боюсь утомить тебя своим рассказом.

– Как бы он ни был долог, – Лия-Адат устраивалась поудобнее, прилаживая на глаза свежий целебный компресс, – предпочитаю выслушать его сейчас. Неизвестно, как сложатся обстоятельства уже через несколько часов, не говоря о ближайших днях. Если не устал, продолжай.

И уже мысленно: «Тарбит, ты не хочешь взять на себя общение? Наш подопечный меня несколько утомил. Я послушаю в сторонке». Ответ Тарбит последовал незамедлительно: «С превеликим удовольствием. Так и тянет вмешаться в разговор и ляпнуть что-нибудь не к месту».

– Слушаюсь и повинуюсь. Странная это была пара! Ни тот, ни другая не хотели этого брака, их просто вынудили жить вместе. Первое время Мети не обращал на нас внимания, но спокойный нрав и миловидность Салмы взяли верх над его предубеждением, и ее визит в одну из ночей не был отвергнут. Сейчас я понимаю, что мужские желания отчима всячески распалялись матерью, и она точно угадала момент, когда ее появление будет принято благосклонно.

– Жаль, что ты был тогда мал, – перебила Лия-Тарбит, – мне было бы интересно и поучительно услышать подробности. Как женщина начинает властвовать над мужчиной? Что нужно сделать, чтобы вынудить его делать нужное ей? Интересно… Но хорошо уже то, что теперь мне известно о возможности подобной ситуации и последующих результатах. Продолжай, я вся внимание.

– С этого момента наша жизнь в поместье изменилась, и в один момент я начал ощущать, что мое присутствие рядом со взрослыми нежелательно. Особенно это обострилось, когда мать понесла от Мети.

К тому времени я уже достаточно вырос, чтобы меня отдали в школу писцов при храме Птаха. Там учились дети офицеров и придворных служащих. Только то, что я был сыном погибшего командира и хорошее знакомство отчима с одним из наставников, позволило мне стать учеником этой престижной школы. Выпускники ее становились офицерами в армии фараона или государственными служащими при дворе. Мне ни того ни другого не полагалось по происхождению, добиться подобного можно было только прилежанием и отличными успехами в учебе. Насмотревшись на судьбу отчима и зная к тому времени нравы дворца, я решил особо не высовываться и на экзаменах демонстрировал результаты, едва позволяющие не быть отчисленным из школы.

Во время каникул, когда я приходил в поместье, меня хоть и встречали радушно, но старались пристроить к ближайшему каравану, отправляемому с товаром в город. Он мог везти все, что производилось в хозяйстве: от папируса и тканей до зерна и фиников. Я не возражал против таких путешествий, а находил в них новых знакомых и впитывал новые знания.

Окончив школу и особо не блистая отметками, я избежал участи быть офицером или отправиться в отдаленные области в распоряжение представителя двора. Наставник знакомый с моим отчимом, прекрасно знал о моих возможностях, но благоразумно не стал распространяться о них и оказывать мне протекцию. Он устроил так, что я вышел из школы обычным, не самым лучшим писцом, но тайно вручил мне папирус, в котором весьма лестно отзывался о моих способностях. Я вернулся домой, где меня радушно встретили родители. Под влиянием матери характер Мети смягчился, а два моих подрастающих братца и красавица сестричка совсем преобразили его.

Я попросил отчима порекомендовать меня купцу, ведущему торговлю за пределами Египта, и эта просьба была встречена благосклонно. Так я оказался писцом в караване богатого, но скупого купца. Обойдя Верхний и Нижний Египет, побывав в Нубии и Ливии, пройдя с юга на север через все царства Ханаана и добравшись до Сирии, я понял, что однообразная работа и кочевая жизнь среди купцов, погонщиков, товаров, верблюдов и ослов мне изрядно надоела.

За годы странствий мне удалось изучить систему письма и счета, принятого в царствах Междуречья. Я овладел ими на уровне школьника, ну, может быть слабого писаря. Узнав, что после падения Вавилонского царства Хаммурапи много ученых перебрались в Харран, решил направиться туда. Меня всегда влекли новые знания, да и сейчас я не потерял интереса к ним.

Купец, с которым я провел не один год своей жизни, не стал долго уговаривать и с сожалением расстался со мной. Он снабдил меня глиняными табличками с рекомендациями к управляющему хозяйством представителя царя в Харране и знакомому богатому купцу, который там осел и уже не ходил с караванами. Это, кстати, именно те таблички, которыми ты прикрываешь кружку и миску, когда настаиваешь свои настойки. Не волнуйся, они целы, и это главное.

Через несколько дней, повстречав караван, направлявшийся вдоль Евфрата к броду через реку, он договорился со знакомым купцом, и снабженный верховым ослом и припасами, я присоединился к нему. Купцу, а оказавшемуся изрядным хвастуном, советовали переправляться через реку северней, продвигаясь по охраняемому главному тракту. Но, желая выиграть пару дней, он направился к месту переправы у впадения в Евфрат левого притока , где и угодил в руки речных разбойников.

Караван вместе с моей ослицей стал их легкой добычей, а мне удалось отсидеться в камышах и спасти мешок с самым ценным. Там я пробыл до ночи и убедившись, что бандиты удалились на безопасное расстояние, перебрался через Евфрат и направился вдоль русла Белихи, так называется приток, к Харрану. Мне пришлось в темноте пробираться через пойму вверх по течению, и я совершенно промок и вывалялся в грязи. Утром разделся и постарался высушить вещи, но окончательно сделать этого не удалось, только простыл еще больше.

Два дня я пробирался вдоль реки в направлении города и уже надеялся на окончание своего приключения, но наткнулся на кабаниху с поросятами. Уже больной после вынужденного купания, я бросился в сторону от реки, но не сумел увернуться от удара разъяренной мамаши. Бежал без оглядки, куда глаза глядят, пока были силы. Упал без чувств, а когда пришел в себя, день клонился к вечеру, болела раненная нога, а меня трясло от лихорадки. Шел, точнее в полубессознательном состоянии плелся, не разбирая дороги, пробирался через бесконечные поля, перебирался через канавы, спотыкался о камни, но шел. Иногда падал в беспамятстве, вставал и тащился вперед в надежде на встречу с кем-нибудь. Старался не останавливаться, зная, что могу и не подняться, и на следующую ночь набрел на этот загон. Увидев шатер, я, не обращая внимания на посторонние звуки, пробрался в дальний угол и там потерял сознание. Дальнейшее тебе, вероятно, известно лучше, чем мне, проведшему последнее время в полной неизвестности.

– Да-а-а. Все интереснее и загадочнее. Никак не подозревала, что судьба сведет меня, неграмотную крестьянку, с таким образованным человеком, – задумчиво протянула Лия-Тарбит. – Одно наличие писем к таким уважаемым людям ставят тебя выше всех моих знакомых. Только вот, видя перед собой образованного человека, мне непонятны твое удивление моему положению и моим действиям.

– Как бы не было удивительно все то, что здесь происходит, но воля богов превыше всего, а ты имеешь возможность разговаривать с ними. Я верю только фактам, но отчетливо видел все происходящее собственными глазами. Мне много рассказывали в школе храма Птаха о богах, я видел их святилища и слышал о их деяниях. Я сомневался, но никакое образование не может отрицать очевидного. Я видел собственными глазами, что боги внимают тебе. Кто я такой, чтобы противостоять всемогущим?

– Согласна. Если тебе так удобнее, да будет так. Оставим разговор о богах. Сейчас вопрос в другом. Что ты думаешь делать дальше? Будешь продолжать следовать по выбранному пути или появились другие планы?

– Я не могу ничего загадывать наперед, пока не узнаю, как ты желаешь распорядиться моим будущим. Теперь только ты будешь определять его.

– Чензира, друг, которого судьба послала мне, – Лия-Тарбит задумалась. – Я, к сожалению, в ближайшее время не смогу оказывать тебе помощь, в которой ты несомненно нуждаешься. Сама не знаю, что таит в себе будущее. Но скоро сюда прибудет Гиваргис и заберет вас в надежное место. Я предлагаю тебе до полного излечения побыть в его доме, а потом продолжить свой путь в Харран. Твое пребывание в городе, а я не сомневаюсь, что ты займешь там достойное положение, будет полезным для всех нас. Если, конечно, с помощью богов я пройду все предназначенные мне испытания и смогу бывать в городе. Хотелось бы надеяться, что со временем мы объединимся, и тогда я смогу пообещать тебе массу приключений и путешествий. Скучно не будет, будет интересно. Сейчас главное для тебя – здоровье. Ты должен твердо стать на ноги, все остальное придет.

– Ты, как всегда, права, – Лие показалось, что мужчина, с неким напряжением слушавший ее, немного расслабился, – я с радостью последую твоему совету. Не буду давать никаких обещаний. Тебе и так известно, что, как только понадобится моя помощь, я буду в твоем распоряжении.

– Вот и отлично. Все снадобья, что могут понадобиться, тебе известны. Вам обоим и тебе, и Гиваргису требуется хороший лекарь, но, очень прошу тебя, не говори никому, что я принимала какое-то участие в вашем лечении. Лишняя известность может помешать моим планам и намерениям. Заболтались мы с тобой, мой покровитель уже направляется к нам.

И действительно, в открытые ворота загона входил отставной солдат в сопровождении Зилпы, тянущей за собой знакомого ослика.

Глава 4

– Госпожа, ты не видела здесь молодой несчастной девушки, скрывающейся от земных невзгод? – рослый мужчина деланно внимательно оглядывался вокруг себя, войдя в ворота загона.

– Гиваргис, нехорошо смеяться над старой знакомой, с которой расстался всего лишь несколько часов назад, – улыбалась Лия-Тарбит, наблюдая за входящими, – неужели я смогла так измениться, что мой друг уже не узнает свою верную слушательницу. Мы рады вас видеть и знать, что все наши надежды сбываются.

– Просто не могу поверить своим глазам, – Гиваргис широко улыбался встречавшим его обитателям жалкой хижины, если так можно было назвать сложенный из жердей и обтянутый дырявыми шкурами шатер. Даже безобразный шрам не мог испортить выражения радости на его лице. – Я оставил здесь измученную вечными заботами, неопрятную, наощупь передвигающуюся девушку, хромого инвалида и уставшую собаку, а встретил прекрасную молодую женщину, полного сил молодого мужчину и великолепного пса. Не иначе, во время моего отсутствия здесь побывали волшебники. Ничем иным такие перемены объяснить просто невозможно. Здравствуйте, друзья! Лия, твои предсказания полностью оправдались. Мне не удалось уговорить караванщиков помочь мне, но твоя мать, Адина, поняла все без лишних слов.

– Судя по присутствию Зилпы, Лаван отсутствовал, и тебе удалось без особых приключений прибыть за нами.

– Не только Лаван, но и Иаков. Твоя встреча с Джерабом не осталась секретом и, можешь не сомневаться, о ней уже знают в городе. И тут ты была права. Отец отправился узнать, насколько все серьезно, и чем это ему может грозить. Скорее всего и Марон с сыночком уже в городе, подают жалобу.

– Никакие новости, даже самые отвратительные, не смогут уменьшить мою радость от встречи с вами. Теперь я уверена, что Чензира и Гила не останутся без помощи, – еще раз улыбнувшись Гиваргису, Лия обратилась к стоящей в стороне девочке, – здравствуй, Зилпа. Ты уже успела соскучиться по щеночкам? Не волнуйся, еще наиграешься. Лучше расскажи, что творится в поселке. Ты, я надеюсь, не наболтала лишнего?

– Что ты, хозяйка, как можно, – Зилпа даже зарделась от оказанного внимания, – все, как ты приказывала. Какая ты красивая стала. Ой, прости за дерзость. Я не буду больше лезть не в свое дело.

– Зилпа, не притворяйся тихоней. Вот когда вырастешь, тогда и будешь хитрить и учиться обманывать мужчин. А со мной можешь разговаривать свободно и не подлизываться. Наш договор остается в силе. Или ты уже не хочешь щенка? Хочешь? Тогда рассказывай дальше.

– Когда меня спрашивали о нашей встрече с сыном корчмаря по дороге сюда, я отвечала, как было велено: да, встретились; да, ударил; да, ты закрылась руками, упала, а он с криками убежал. Больше ничего не видела, не слышала, просто застыла от страха. Потом мы собрали разбросанные вещи и поплелись дальше. Тебе больно очень было, расстроилась сильно. Видать, ушиблась, когда падала. Добрались до загона, я даже внутрь не заходила, сразу побежала домой. Вот и все. Допытывались, конечно, а что ты, а что он, а кто видел, а куда бежал, но я ничего не выдумывала. Испугалась очень, говорила, ведь Джераб и меня с осликом с дороги столкнул.

– Ясно. А что отец, после моего ухода был очень сердит?

– Не знаю. Когда я вернулась, он еще беседовал с богами. А к вечеру вышел во двор с перевязанной рукой, ушибся, наверное, когда упал. Ты ведь сама помогала ему подняться, лучше меня знаешь. Потом он поговорил с Иаковом, и вечером вместе ушли куда-то. Я в доме была, когда они вернулись, ждала, может понадобится что-нибудь. Даже заснула немного. Они только поздно ночью вернулись, растолкали меня и прогнали к матери. Оба задумчивые были, вроде увидели нечто необычное и не могут прийти в себя. Утром пришел дядя Гиваргис, и хозяйка отправила меня с ним. Вот и все новости.

– Молодец, Зилпа. А что ты скажешь, если тебя спросят, что ты здесь видела? Ведь не можешь ты промолчать, если тебе зададут вопрос?

– Тебя видела. Ты такая печальная была, все спрашивала, скоро ли тебе разрешат вернуться домой. А можно мне щеночков посмотреть?

– Ну Зилпа, ну и хитрюга ты. Молодец. Значит проведала меня, привезла что-то. Что это на ослике за поклажа, кстати?

– Адина передала еще еды, переживает она очень. Да и Гиваргиса за весточку отблагодарить, наверное, хотела. А здесь я никого кроме тебя не видела. Так можно мне к Гиле. Мы ведь уже знакомы, она возражать не будет, – Зилпа просительно заглядывала в глаза девушки.

– Иди уже, – засмеялась Лия-Тарбит, – тебя учить, только портить. И отвернувшись, обратилась к мужчинам, – Гиваргис, Чензира, будем собираться? Оставьте мне лепешки и немного фиников, а остальное забирайте с собой. Гиваргис, если будет возможность, отдай выделать шкуру ягненка, а остатки мяса, которое ты в нее завернул, пригодятся вам на ужин.

Все как-то заторопились, засуетились, а девушка, будто задумавшись с чего следует начать, замерла на минуту. «Адат, не хочешь поучаствовать во всеобщем веселье?» – вопрос Тарбит прервал скучное безделье подруги. Ожидаемый ответ: «С большим удовольствием», – и вот во дворе уже распоряжается Лия-Адат. Даже Гила, которая настороженно прислушивалась к разговору, не почувствовала перемену в поведении хозяйки, заволновалась и нырнула в хижину. Лия вместе с Зилпой, прихватив одну из корзин, последовали за ней.

Здесь три женщины затеяли возню с маленькими светлыми щенками, чьи черные мордочки забавно тыкались в подставленные ладони. Гила всячески отталкивала от малышей посторонних, а те, как бы сравнявшись в возрасте, с удовольствием участвовали в этой кутерьме. Дно корзины выложили использованными в качестве бинтов обрывками нижней сорочки и устроили на них все беспокойное потомство. Обхватив ее двумя руками, маленькая девчушка, гордая доверенной честью, вышла из шатра, сопровождаемая тревожными и ревнивыми взглядами собаки. Лия-Адат собрала все вещи с постели больного и вышла следом.

Чензира уже собрал все свои сокровища в мешок, особо тщательно проверив наличие и сохранность папирусов и глиняных табличек. Гиваргис пытался собрать воедино остатки продуктов, бурдюк, посуду, какие-то мелочи. В конце концов с помощью веревок и старого разорванного платья удалось соорудить некое подобие тюка. На спину меланхоличного осла пристроили плащ, на котором восседал Чензира с пищащей корзиной в руках. По бокам осла свисали бурдюк и мешок седока. Зилпе доверили посох больного и поводок осла, но она все время оглядывалась, проверяя, в порядке ли корзина с живыми комочками. Стоящие по бокам Гиваргис и Гила, довершали картину.

– Гиваргис, ты, кажется, упоминал удобство переноски мешка без веревки, – невольно заулыбалась Лия-Адат, осматривая готовых к уходу друзей, – вот и попробуешь. Видно, тебе судьбой предсказано всю жизнь провести с неудобным мешком на плечах.

– Ничего, Лия, меня такая судьба вполне устраивает. Главное, жизнь продолжается, а семья (ведь мы теперь вместе?) разрастается. А мешок? Ерунда этот мешок. Не волнуйся, все у нас получится, как договаривались.