Ритуал тёмного слияния

Михаил Гинзбург

Ритуал тёмного слияния

ЧАСТЬ 1: Зов Бездны

Глава 1: Тихая Заводь

Вечерний воздух пах прелой листвой и близким дождем. Лия поежилась, плотнее запахивая тонкий кардиган, и ускорила шаг. Городской музей, где она служила младшим архивариусом, опустел полчаса назад, оставив ее наедине с шорохом собственных шагов по старинной брусчатке внутреннего двора. Работа успокаивала ее, погружала в тишину веков, где единственными звуками были шелест пергамента да едва слышное тиканье дедовских часов в ее кабинете. Пыль времен казалась ей уютнее и безопаснее суетливого настоящего.

Ее квартира на третьем этаже старого дома с высоким потолком и скрипучими половицами была ее крепостью, ее тихой заводью. Здесь каждая вещь знала свое место: стопки книг на подоконнике, засушенные полевые цветы в простой глиняной вазе, старенькое кресло, обитое выцветшим бархатом. Лия заварила себе ромашковый чай, его аромат смешался с запахом старых книг и дерева – ее любимым запахом дома. Она устроилась в кресле, открывая очередной исторический фолиант. Буквы плясали перед глазами, но мысли уносились прочь, к неясным образам, к ощущению… предвкушения? Нет, скорее, смутной тревоги, которую она гнала от себя уже несколько дней.

Машинально потянувшись, она коснулась поясницы, где под тонкой тканью домашней футболки скрывалось родимое пятно. Полумесяц, или, если приглядеться, стилизованный ключ – она так и не решила для себя, на что больше похожа эта отметина. Мама говорила, что это ее «лунный поцелуй». Лия усмехнулась своим мыслям и снова попыталась сосредоточиться на книге.

Сон подкрался незаметно, убаюканный шелестом страниц и мерным стуком дождя по стеклу. Она всегда спала чутко, но сегодня усталость взяла свое.

Пробуждение было резким, как удар. Не от звука – в комнате стояла абсолютная, давящая тишина. Лия открыла глаза и застыла, не в силах пошевелиться. Комнату заливал призрачный, мертвенный свет, источник которого она не могла определить. Воздух стал ледяным, пробирающим до костей. И это было не все. В углу, там, где тени всегда были гуще, сгустился мрак, обретая форму.

Он был высоким, невероятно высоким. Силуэт мужчины, высеченный из самой ночи, но при этом обладающий почти физической плотностью. Лия не видела его лица, скрытого глубокой тенью, но чувствовала на себе его взгляд – тяжелый, нечеловеческий, проникающий под кожу, в самую душу. Запахло озоном, как после сильной грозы, и еще чем-то древним, терпким, как забытые благовония в склепе.

Паника сдавила горло ледяными тисками. Она хотела закричать, но из груди не вырвалось ни звука. Тело отказалось подчиняться, словно скованное невидимыми путами. Он шагнул – беззвучно, плавно, как хищник, приближающийся к добыче. Каждый его шаг отдавался в ее сознании оглушительным эхом.

Вот он рядом. Лия зажмурилась, чувствуя его ледяное дыхание на своей щеке. Холодные, сильные пальцы сомкнулись на ее запястьях, пригвоздив к кровати. Она дернулась, но его хватка была стальной. Вторая рука безжалостно прошлась по ее телу, останавливаясь на пояснице, там, где было родимое пятно. Кожу обожгло ледяным огнем.

Боль была первой отчетливой эмоцией, прорвавшейся сквозь парализующий ужас. Резкая, разрывающая, когда он без всякой прелюдии вторгся в нее. Это не было похоже ни на что человеческое – ни капли страсти, только холодная, отстраненная целеустремленность, будто он выполнял некий древний, ему одному понятный ритуал. Ее тело использовали, как неодушевленный предмет, как сосуд. Она чувствовала, как из нее вытягивают что-то незримое, жизненно важное, оставляя взамен лишь пустоту и леденящий холод. Каждый толчок был пыткой, каждое прикосновение – осквернением. Безмолвный крик застыл в ее душе, превращаясь в осколки льда.

Сколько это длилось, она не знала. Вечность, сжатую в несколько невыносимых мгновений. Потом он так же резко отстранился. Ощущение его присутствия начало таять, фигура снова растворилась в тенях, и комната погрузилась в привычную темноту, нарушаемую лишь слабым светом уличного фонаря.

Лия лежала, не в силах пошевелиться, раздавленная, опустошенная. Тело болело так, словно его пропустили через мясорубку. Слезы текли по щекам, смешиваясь с потом и беззвучными рыданиями.

●

○

■

Утро ворвалось в комнату наглым солнечным лучом, разрезавшим полумрак. Лия с трудом открыла глаза. Голова гудела. Первой мыслью было – кошмар. Ужасный, невероятно реалистичный кошмар. Она всегда была склонна к ярким сновидениям.

Она села на кровати, и стон боли сорвался с ее губ. Тело ныло, каждый мускул протестовал. Она опустила взгляд на свои руки – на запястьях багровели четкие отпечатки пальцев. Не ее пальцев. С ужасом она откинула одеяло. Ноги… низ живота… все болело тупой, изматывающей болью. На простыне, там, где она лежала, расплылось небольшое темное пятно.

Кровь.

Это не был сон.

Комната выглядела обычно. Никаких следов борьбы, никаких признаков чужого присутствия. Только едва уловимый, странный запах, который она чувствовала ночью, все еще витал в воздухе, смешиваясь с ароматом ее вчерашнего чая.

Лия доковыляла до ванной, цепляясь за стены. Ее отражение в зеркале испугало ее до глубины души. Бледное, измученное лицо, огромные, полные ужаса глаза, спутанные волосы. На шее и плечах проступали синяки, похожие на те, что остались на запястьях.

Это было реально. Этот монстр, этот… некто был в ее комнате. В ее постели. С ней.

Паника снова начала подниматься тошнотворной волной. Что это было? Кто это был? И самый страшный вопрос, застывший ледяным комком в горле: вернется ли он?

Лия смотрела на свое отражение, и в глубине зрачков, застывших от первобытного ужаса, уже зарождалось предчувствие неотвратимости следующей ночи. Тихая заводь ее жизни была безвозвратно разрушена.

Глава 2: Повторяющийся Кошмар

Следующий день Лия провела как в тумане. Обыденные звуки – гул машин за окном, смех детей на площадке, даже тиканье часов в музее – казались оглушительными, невыносимо резкими. Каждый шорох за спиной заставлял ее вздрагивать. Она машинально выполняла свою работу, перебирая пыльные папки, но мысли ее были далеко, плененные ледяным ужасом минувшей ночи. Она почти не ела, каждый кусок застревал в горле. Сон стал ее врагом.

Вернувшись домой, она сделала все, что могла придумать ее оцепеневший от страха разум. Заперла дверь на все замки, включая старую щеколду, которую не использовала годами. Подперла дверь стулом. Окна закрыла на все шпингалеты. Это было смешно, она понимала – если он мог появиться из ниоткуда, никакие замки его не остановят. Но иллюзия контроля давала хотя бы призрачную надежду.

С наступлением сумерек паника начала сжимать ее сердце стальным обручем. Лия заварила крепчайший кофе, пытаясь отогнать сон. Она не ляжет в постель. Она будет сидеть в кресле, в одежде, с ножом для бумаг в руке. Нож казался жалкой пародией на оружие против того, с чем она столкнулась.

Часы на стене отсчитывали мгновения ее пытки. Час ночи. Два. Три. Веки наливались свинцом. Кофе больше не действовал. Несмотря на ужас, измученное тело требовало своего. Она задремала, уронив голову на грудь, нож выскользнул из ослабевших пальцев.

И он пришел.

Так же, как прошлой ночью. Ледяной холод, давящее присутствие, тень, обретшая плоть. Лия проснулась мгновенно, но было уже поздно. Он стоял над ней, непроницаемый, как сама смерть.

В этот раз она закричала. Дико, отчаянно, вкладывая в крик всю свою боль и ярость. Но звук утонул в неестественной тишине, которая всегда сопровождала его появление, словно он приносил с собой вакуум, поглощающий любые звуки внешнего мира.

Она бросилась на него, царапаясь, кусаясь, молотя кулаками по твердой, холодной плоти. Это было все равно что биться о гранитную скалу. Он даже не пошевелился, позволяя ей истратить последние силы, а затем легко, почти небрежно, отбросил ее на кровать. Хватка была такой же безжалостной, лишающей всякой надежды.

Ритуал начался снова. Боль, унижение, ледяное осквернение. Лия стиснула зубы, чтобы не кричать, концентрируясь на ненависти, на отвращении. Но тут произошло нечто новое, нечто еще более ужасное.

Ее тело… оно начало отзываться. Не желанием – нет, это было бы немыслимо. Это был глубинный, инстинктивный резонанс. По коже пробегали мурашки, не только от холода, но и от странного, чужеродного тепла, исходившего от его прикосновений в определенных точках. Пульс непроизвольно ускорился, дыхание стало прерывистым. Внизу живота, там, где боль смешивалась с ледяным огнем его энергии, зародилось неясное, щекочущее ощущение, от которого Лию затошнило от омерзения к себе.

«Нет… нет, пожалуйста, нет…» – билась мысль в ее сознании. Это было предательство. Ее собственное тело предавало ее, откликалось на монстра, на насильника. Стыд обрушился на нее с новой силой, еще более сокрушительной, чем физическая боль. Она чувствовала себя грязной, порочной до мозга костей.

Он не обращал внимания на ее внутреннюю борьбу, на слезы, беззвучно катившиеся по ее щекам. Он был полностью поглощен своим процессом, его движения были точными, выверенными, словно он действительно читал невидимую карту на ее коже, активируя какие-то скрытые точки, высвобождая энергию, которую она не понимала.

Когда все закончилось, и он исчез так же внезапно, как и появился, Лия осталась лежать в темноте, разбитая и опустошенная как никогда. Теперь к ужасу перед ним добавился ужас перед самой собой. Это был не просто повторяющийся кошмар. Это была ее новая, извращенная реальность, где ее тело становилось соучастником ее собственных мучений.

Она больше не плакала. Слезы высохли, оставив лишь жгучее чувство безысходности. Он вернется. Снова и снова. И каждый раз это будет не только его победа, но и ее позор.

Рассвет застал ее в той же позе, свернувшейся калачиком на краю кровати, с пустыми, невидящими глазами, устремленными в серую предрассветную мглу. Кошмар не закончился с его уходом. Кошмар теперь жил внутри нее.

Глава 3: Трещины в Реальности

Дни сливались в один бесконечный, серый кошмар, лишь оттеняемый степенью усталости и глубиной отчаяния. Лия двигалась как во сне, механически выполняя рутинные действия. Музей, некогда ее убежище, теперь казался враждебным. Древние манускрипты, которые она раньше с любовью перебирала, шептали ей о забытых богах и темных ритуалах. Однажды, разбирая секцию редких фолиантов, она наткнулась на полуистлевшую страницу с изображением крылатого существа, склонившегося над распростертой человеческой фигурой. Под рисунком виднелся символ, до боли напоминающий ее родимое пятно. Сердце Лии на мгновение замерло, потом бешено заколотилось. Она захлопнула книгу, отшвырнув ее так, словно та была раскалена. «Совпадение, – твердила она себе, – просто больное воображение». Но образ надолго засел в памяти.

Ее работа страдала. Она путала даты, забывала поручения, вздрагивала от каждого резкого звука. Коллеги перешептывались за ее спиной, начальница отдела, строгая Агнесса Марковна, уже дважды вызывала ее на ковер, недовольно хмуря брови и говоря о «недопустимой рассеянности». Лия лишь молча кивала, не в силах объяснить, что ее рассеянность – это попытка удержаться на плаву в океане ужаса, который каждую ночь грозил поглотить ее окончательно.

Сара была единственной, кто не перешептывался, а бил тревогу в открытую. Она звонила каждый день, пыталась вытащить Лию из дома, но та находила тысячу предлогов для отказа. Наконец, в один из вечеров, когда Лия, вернувшись с работы, тупо смотрела в стену, не решаясь даже заварить чай, раздался настойчивый звонок в дверь. На пороге стояла Сара, решительная и встревоженная.

«Лия, что происходит? – без предисловий начала она, входя в квартиру и окидывая цепким взглядом царивший там беспорядок – немытая посуда, разбросанные вещи, стойкий запах застоявшегося страха. – Ты на себя не похожа. Бледная, как смерть, под глазами круги, как у панды. Ты почти не ешь, я знаю. И эти синяки…» Она осеклась, ее взгляд упал на запястье Лии, случайно выглянувшее из-под длинного рукава кофты.

Лия инстинктивно отдернула руку. «Все в порядке, Сара. Просто… не высыпаюсь».

«Не высыпаешься? Лия, ты выглядишь так, будто тебя пытали! – голос Сары дрогнул. – У тебя проблемы? Кто-то… кто-то тебя обижает? Ты можешь мне все рассказать, ты же знаешь». В ее глазах плескались искреннее беспокойство и готовность немедленно броситься на защиту.

Сердце Лии сжалось от боли. Ей так хотелось выкрикнуть все, рассказать об этом ночном монстре, о ледяном ужасе, о собственном теле, которое ее предавало. Но как? Как объяснить то, что не укладывалось ни в какие рамки человеческого понимания? Сара бы просто не поверила, решила бы, что она сошла с ума. Или, хуже того, попыталась бы вмешаться и сама оказалась бы в опасности.

«Сара, пожалуйста, – голос Лии был хриплым, чужим. – У меня все нормально. Просто сложный период. Я справлюсь».

«Справишься? – Сара скрестила руки на груди. – Знаешь, на что это похоже? На то, что у тебя появился какой-то урод, который тебя избивает! Или ты связалась с чем-то… Лия, если это наркотики…»

«Что?! – Лия вспыхнула. – Да как ты можешь такое говорить!» Обвинение, пусть и продиктованное отчаянием подруги, больно резануло. Гнев на мгновение вытеснил страх. – Уходи, Сара. Пожалуйста, просто уйди».

Сара отступила, обиженная и растерянная. «Хорошо. Я уйду. Но я не оставлю это так, Лия. Я не позволю тебе себя угробить». Она вышла, хлопнув дверью.

Лия осталась одна, в густеющих сумерках своей квартиры. Гнев быстро схлынул, оставив после себя лишь горечь и еще более острое чувство изоляции. Трещины в ее реальности расползались все шире, грозя поглотить ее целиком. Снаружи доносились обычные звуки вечернего города: сигналы машин, смех, музыка из соседнего окна. Этот мир, такой привычный и понятный, становился все более чужим, недостижимым. Ее реальностью был только приближающийся мрак и безмолвное ожидание того, кто придет с наступлением ночи.

И он пришел. Как всегда. Не обращая внимания на запертую дверь и ее застывшую от ужаса фигуру. Кошмар продолжался, и теперь к нему добавилось еще и мучительное осознание полного, беспросветного одиночества.

Глава 4: Голос из Тьмы

Ночи превратились в неотличимую череду пыток. Лия почти перестала сопротивляться физически – это было бесполезно и лишь отнимало последние крупицы сил. Она научилась отключать сознание, уходить вглубь себя, в маленькую, темную точку, где не было ни боли, ни унижения, только пустота. Но ее тело помнило все. И каждый раз, когда он приходил, оно снова и снова предавало ее, отзываясь на его ледяную энергию этим странным, пугающим резонансом.

В эту ночь все было как обычно. Холод, парализующее присутствие, безмолвная тень, склонившаяся над ней. Прикосновения, обжигающие и леденящие одновременно. Ритуал, вытягивающий из нее жизнь. Лия закрыла глаза, готовясь к очередному погружению в беспамятство.

И тут он издал звук.

Не человеческий стон, не рычание зверя. Это было нечто гортанное, вибрирующее, отчего воздух в комнате, казалось, пошел рябью. Лия вздрогнула, ее глаза распахнулись. Тень над ней замерла на мгновение. Затем звук повторился, обретая подобие слов – резких, рубленых, совершенно чуждых человеческому уху. Они несли в себе угрозу, приказ, неоспоримую власть.

Лия застыла, не понимая ни слова, но чувствуя, как первобытный ужас сковывает ее еще сильнее. Голос был низким, почти рокочущим, и от него, казалось, вибрировали сами стены ее маленькой квартиры.

Он снова коснулся ее – пальцы, холодные как лед, легли ей на висок. И в следующее мгновение чужие, гортанные слова обрели в ее сознании смысл. Или, возможно, он перешел на ее язык, но голос оставался таким же нечеловеческим, лишенным интонаций, но наполненным силой, от которой перехватывало дыхание.

«Ты – Ключ», – произнес он, и это простое утверждение прозвучало как приговор.

Лия судорожно вздохнула. «Ключ? Что… что это значит?» – прошептала она, сама не веря, что осмелилась заговорить.

Он не ответил на ее вопрос. Его пальцы сильнее стиснули ее висок, и перед ее внутренним взором вспыхнула картина. Ярко-красное, расколотое небо над руинами гигантских, немыслимых строений. Пепел, покрывающий мертвую землю. Ветер, воющий среди черных, обугленных остовов того, что когда-то могло быть лесом. И всепроникающее ощущение холода, отчаяния и бесконечного, невыносимого одиночества. Видение было мимолетным, как вспышка молнии, но оно врезалось в ее память с ужасающей четкостью.

«Ты. Ключ», – повторил он, и в его голосе, как ей показалось, прозвучала тень… нет, не нетерпения. Скорее, констатации неоспоримого факта.

Ритуал продолжился, но теперь он был иным. Его прикосновения казались более осмысленными, его энергия – более направленной. А Лия, помимо боли и унижения, чувствовала теперь еще и отголоски того мертвенного мира, который ей показали. Ее тело все так же отзывалось на него, но теперь к этому добавилось новое, пугающее измерение – словно она становилась частью чего-то большего, чего-то древнего и ужасного.

Когда он исчез, оставив ее дрожать на смятых простынях, в ушах Лии все еще звучало это слово: «Ключ». И перед глазами стояла картина разрушенного мира. Тьма вокруг нее больше не была безмолвной. У нее появился голос, жестокий и властный. И этот голос назвал ее имя, ее предназначение.

Ужас не отступил. Наоборот, он стал глубже, обрел новые, пугающие грани. Но вместе с ним, где-то на самом дне ее истерзанной души, зародился крошечный, едва заметный росток – не надежды, нет. Скорее, отчаянного, болезненного любопытства. Что значит быть Ключом? И что это за мир, чье ледяное дыхание она только что ощутила?

Вопросов стало еще больше, и каждый из них был страшнее предыдущего. Но теперь у нее была хотя бы одна ниточка, одно слово, вырванное из безмолвной тьмы.

Глава 5: Нити Поиска

Слово «Ключ» стало для Лии одновременно и якорем, и молотом, бьющим по вискам. Оно не давало ей окончательно утонуть в пучине отчаяния, но и лишало последних остатков покоя. Видение разрушенного мира, красного неба и пепельной земли преследовало ее, вспыхивая перед глазами в самые неподходящие моменты – за обедом, который она так и не могла проглотить, во время коротких, тревожных провалов в сон, даже когда она пыталась сосредоточиться на музейных описях.

Страх никуда не делся. Он жил в ней, как ледяной паразит, но теперь к нему примешалась лихорадочная, почти безумная жажда знаний. Если она – Ключ, то к чему? И кто тот, кто приходит к ней ночами, кто говорит с ней голосом самой тьмы?

Ее дни превратились в сплошной поиск. На работе, едва Агнесса Марковна скрывалась в своем кабинете, Лия бросалась к компьютеру, погружаясь в глубины интернета. Она вбивала в поисковик странные комбинации слов: «ключ к иному миру», «демонические ритуалы», «стражи врат», «энергетические проводники». Результаты были либо откровенно бредовыми – сайты городских сумасшедших, эзотерические форумы с мутными пророчествами, – либо слишком общими, не дающими никаких зацепок. Она часами просиживала в пыльных архивах музея, перелистывая старинные фолианты по местному фольклору, мифологии, забытым культам. Находила упоминания о «небесных вратах», которые якобы когда-то находились в окрестностях их города, о «темных сущностях», проникавших в мир людей, о «хранителях», обладавших особыми метками. Однажды она наткнулась на описание ритуала, где «избранный» с «печатью на теле» служил «мостом между мирами». У нее перехватило дыхание. Но это были лишь обрывки, туманные намеки, не складывающиеся в единую картину.

Ночи продолжались с неотвратимой жестокостью. Кайран приходил, и его ритуал оставался неизменным в своей холодной, отстраненной целеустремленности. Но Лия изменилась. Теперь, перенося боль и унижение, она отчаянно пыталась наблюдать. За его движениями, за модуляциями его нечеловеческого голоса, когда он произносил это единственное слово «Ключ». Она искала в нем хоть какой-то намек, хоть крупицу информации. Иногда ей казалось, что он замечает эту перемену в ней, эту отчаянную сосредоточенность в ее взгляде. Но его лицо – если то, что скрывалось в тени, можно было назвать лицом – оставалось непроницаемым. А ее тело… оно все так же предательски отзывалось на его прикосновения, на его энергию, и это знание жгло ее стыдом, смешиваясь с ледяным ужасом и этой новой, болезненной одержимостью поиском.

От недосыпания и постоянного напряжения Лия осунулась, под глазами залегли темные тени. Сара звонила, писала сообщения, полные тревоги и обиды, но Лия не отвечала. Она не могла. Что она могла сказать? Мир сузился до ее поисков и ночных визитов Кайрана.

Однажды вечером, перебирая старые музейные каталоги, Лия наткнулась на знакомую фамилию: «Воронцов А.И., доклад на тему "Параллельные измерения и возможности энергетического обмена: миф или реальность?". Приложение к ежегоднику N-ского краеведческого музея, 1998 г. (статья отозвана по решению ученого совета)».

Воронцов! Профессор Артемий Игоревич Воронцов. Тот самый чудак, которого уволили из музея лет десять назад за его «ненаучные» и «компрометирующие репутацию учреждения» теории. Лия тогда была еще студенткой-практиканткой и смутно помнила его – седовласого, с горящими глазами, страстно доказывающего что-то своим оппонентам на одном из заседаний. Коллеги посмеивались над ним, считали выжившим из ума стариком.

А что, если?..

Эта мысль пронзила ее, как электрический разряд. Что, если он не был сумасшедшим? Что, если его «фантазии» имели под собой реальную основу? Он был единственным человеком, кто мог хотя бы теоретически понять ее, кто мог знать что-то, выходящее за рамки обыденной реальности.

Решение пришло мгновенно, оттеснив на задний план и усталость, и страх. Она найдет профессора Воронцова. Это был ее единственный шанс, ее последняя ниточка.

Сумерки сгущались за окном. Скоро придет Кайран. Но сегодня, впервые за долгое время, к привычному ужасу примешивалось что-то еще – хрупкая, почти безумная надежда. Или, по крайней мере, направление для следующего шага в этом нескончаемом кошмаре.

Глава 6: Голос из Прошлого

Найти профессора Воронцова оказалось не так-то просто. Его имя давно исчезло из официальных списков сотрудников музея, а его научные публикации, если и встречались, то лишь в виде библиографических ссылок на статьи, которые уже невозможно было отыскать в открытом доступе. Лия потратила почти весь следующий день, обзванивая старых коллег, роясь в архивных делах в поисках его личного дела с адресом. Наконец, одна из старейших сотрудниц библиотеки, сжалившись над ее отчаянием или просто обладая феноменальной памятью на сплетни прошлых лет, продиктовала ей адрес на окраине города – старый, полузаброшенный район, который городские власти давно собирались снести.

Дом, к которому Лия добралась под вечер, выглядел так, словно сошел со страниц готического романа: обшарпанный фасад, темные, заколоченные досками окна на первом этаже, скрипучая ржавая калитка. Квартира Воронцова находилась на последнем, четвертом этаже. Поднимаясь по темной, пахнущей сыростью и кошками лестнице, Лия чувствовала, как сердце колотится в груди от смеси страха и отчаянной надежды.

Дверь в его квартиру была обита старым, потрескавшимся дерматином. Лия несколько раз неуверенно постучала. За дверью послышалось шарканье, затем долгая пауза. Наконец, лязгнул замок, и дверь приоткрылась на несколько сантиметров, удерживаемая цепочкой. В щели показался один внимательный, острый глаз под густой седой бровью.

«Кто там?» – голос был старческим, дребезжащим, но не лишенным силы.

«Профессор Воронцов? Артемий Игоревич? – Лия с трудом заставила себя говорить. – Меня зовут Лия… Лия Алферова. Я… я работала в музее. Мне нужна ваша помощь».

Цепочка звякнула, дверь распахнулась. На пороге стоял невысокий, сутулый старик в старом, заношенном халате. Его седые волосы были всклокочены, а маленькая квартирка за его спиной представляла собой хаос из книг, бумаг, каких-то странных артефактов и пыли, лежащей толстым слоем. Воздух был спертым, пахло старыми книгами и чем-то еще, непонятным, возможно, травами.