Берен и Лутиэн

Но не все эльдар, даже перейдя через Синие горы, отплыли за море; тех, что остались в Белерианде, называют синдар, Серые эльфы. Их верховным королем стал Тингол (что значит «Серый плащ»): он правил в Менегроте, Тысяче Пещер в Дориате (Артаноре). Также не все эльдар, переплывшие Великое море, остались в земле Валар; ибо один из великих родов – нолдор («Хранители знания») – вернулся в Средиземье: их называют Изгнанниками.

Вдохновителем их мятежа против Валар стал Феанор, создатель Сильмарилей, старший сын Финвэ: сам Финвэ, что некогда вел народ нолдор от озера Куивиэнен, к тому времени погиб. Как писал мой отец:

Враг Моргот возжелал Самоцветов, похитил их и, уничтожив Древа, унес камни в Средиземье и надежно сокрыл их в своей могучей твердыне Тангородрима. Вопреки воле Валар Феанор покинул Благословенное Королевство и отправился в изгнание в Средиземье, уводя с собой большую часть своего народа; ибо в гордыне своей замыслил он силой отвоевать у Моргота Самоцветы.

Так началась безнадежная война эльдар и эдайн [людей Трех Домов Друзей эльфов] против Тангородрима, в которой они в конце концов были разбиты наголову[14].

Перед тем, как бунтари покинули Валинор, произошла страшная трагедия, омрачившая историю нолдор в Средиземье. Феанор потребовал, чтобы телери, третий народ эльдар, некогда отправившийся в Великое Странствие и ныне живущий на побережье Амана, отдали нолдор свои корабли, свою величайшую гордость, поскольку без кораблей столь огромному воинству в Средиземье не переправиться. Телери отказались наотрез.

Тогда Феанор и его народ напали на телери в их городе Алквалондэ, Лебединой гавани, и отобрали корабли силой. В этой битве, известной как Братоубийство, погибло много телери. В «Сказании о Тинувиэли» содержится отсылка на это событие: «злые деяния номов в Гавани Лебедей» (стр. 46); см. также стр. 141.

Вскоре после возвращения нолдор в Средиземье Феанор погиб в битве. Его семеро сыновей владели обширными землями на востоке Белерианда, между Дортонионом (Таур-на-Фуин) и Синими горами.

Второй сын Финвэ, Финголфин (единокровный брат Феанора), считался верховным владыкой всех нолдор; он и его сын Фингон правили Хитлумом, что протянулся на северо-запад от гигантского хребта Эред Ветрин, гор Тени. Финголфин пал в поединке с Морготом. Второй сын Финголфина, брат Фингона, Тургон, основал потаенный город Гондолин и воцарился в нем.

Третий сын Финвэ, брат Финголфина и единокровный брат Феанора, в ранних текстах звался Финрод, а позже – Финарфин (см. стр. 109). Старший сын Финрода/Финарфина в ранних текстах звался Фелагунд, а позже – Финрод. Вдохновленный красотой и великолепием Менегрота в Дориате, он отстроил подземный город-крепость Нарготронд, почему и был наречен Фелагундом, «Владыкой Пещер»: тем самым Фелагунд ранних текстов позже становится Финродом Фелагундом.

Врата Нарготронда выводили в ущелье реки Нарог в Западном Белерианде; но владения Фелагунда простирались вдаль и вширь, на восток до реки Сирион и на запад до реки Неннинг, что впадала в море у гавани Эгларест. Фелагунд погиб в подземельях Некроманта Ту, впоследствии – Саурона; и корона Нарготронда перешла к Ородрету, второму сыну Финарфина, как рассказывается в настоящей книге (стр. 115, 123).

Остальные сыновья Финарфина, Ангрод и Эгнор, вассалы своего брата Финрода Фелагунда, обосновались в Дортонионе: с северных его склонов хорошо просматривалась обширная равнина Ард-гален. Галадриэль, сестра Финрода Фелагунда, долго жила в Дориате у королевы Мелиан. Мелиан (в ранних текстах используется много вариантов ее имени, в том числе Гвенделинг) была Майа – то есть могущественным духом, принявшим обличье, подобное человеческому. Она жила в лесах Белерианда с королем Тинголом; она стала матерью Лутиэн и праматерью Эльронда.

На шестидесятый год после возвращения нолдор многолетний мир был нарушен: громадное войско орков вышло из Ангбанда, но было наголову разбито и уничтожено силами нолдор. Это сражение получило название Дагор Аглареб, Славная Битва; однако эльфийские владыки вняли предостережению и взяли Ангбанд в осаду, что продержалась почти четыре сотни лет.

Осада Ангбанда завершилась пугающе внезапно (хотя готовились к тому долго) однажды ночью в разгар зимы. Моргот обрушил вниз с Тангородрима реки огня, и обширная травянистая равнина Ард-гален, раскинувшаяся к северу от нагорья Доротонион, превратилась в выжженную, бесплодную пустыню, впоследствии известную под новым именем, Анфауглит, Удушливая Пыль.

Эта сокрушительная атака получила название Дагор Браголлах, Битва Внезапного Пламени (стр. 118). Глаурунг, Праотец Драконов, впервые явился из Ангбанда в расцвете мощи; на юг хлынули бессчетные полчища орков; эльфийские владыки Дортониона погибли, равно как и значительная часть воинов народа Беора. Король Финголфин и его сын Фингон вместе с воинами Хитлума оказались оттеснены к крепости Эйтель Сирион (Исток Сириона), туда, где великая река берет начало на восточном склоне гор Тени. Путь огненным потокам преградили горы Тени, и Хитлум с Дор-ломином остались непокоренными.

В год после Браголлах Финголфин, ослепленный отчаянием, поскакал к Ангбанду и бросил Морготу вызов.

Берен и Лутиэн

В письме моего отца от 16 июля 1964 года говорилось:

Зародышем моих попыток записать собственные легенды, соответствующие моим искусственным языкам, стала трагическая повесть о злосчастном Куллерво из финского эпоса «Калевала». Эта история остается одним из основных эпизодов в легендах Первой эпохи (которые я надеюсь издать как «Сильмариллион»), хотя как «Дети Хурина» видоизменилась до неузнаваемости – за исключением трагического финала. Второй точкой отсчета стало написание «из головы» «Падения Гондолина», истории Идрили и Эаренделя, во время отпуска из армии по болезни в 1917 г.; и исходный вариант «Сказания о Лутиэн Тинувиэли и Берене», написанный позже в том же самом году. Первоосновой для него послужил небольшой лесок, густо заросший «болиголовами» (вне всякого сомнения, росло там и немало других родственных растений), близ Руса на полуострове Хольдернесс, где я какое-то время находился в составе хамберского гарнизона.

Мои отец с матерью поженились в марте 1916 года: ему было двадцать четыре, ей – двадцать семь. Сначала они жили в деревушке Грейт-Хейвуд в Стаффордшире, но в начале июня этого года отец отбыл во Францию, на битву на Сомме. Заболев, он был отослан обратно в Англию в начале ноября 1916 года; весной 1917 года его перевели в Йоркшир.

Этот исходный вариант «Сказания о Тинувиэли», как назвал его сам автор, – вариант, записанный в 1917 году, не существует – или, точнее, существует в виде неразборчивой карандашной рукописи, причем почти весь текст от начала и до конца практически полностью стерт; а поверх записано то, что считается самой ранней версией легенды. «Сказание о Тинувиэли», в числе прочих преданий, вошло в основной ранний корпус отцовской «мифологии», в «Книгу утраченных сказаний» – чрезвычайно сложное произведение, которое я издал в первых двух томах серии «История Средиземья» (1983–1984). Но поскольку настоящая книга специально посвящена эволюции легенды о Берене и Лутиэн, здесь я почти не стану останавливаться на причудливом обрамлении и на аудитории «Утраченных сказаний», поскольку «Сказание о Тинувиэли» само по себе с обрамлением практически не связано.

В «Книге утраченных сказаний» центральное место отведено истории английского моряка «англосаксонского» периода по имени Эриол или Эльфвине: он, плывя по океану далеко на запад, в конце концов добрался до Тол Эрессеа, Одинокого острова, где жили эльфы, покинувшие «Великие земли», впоследствии названные Средиземьем (в «Утраченных сказаниях» этот термин не используется). Гостя́ на Тол Эрессеа, Эриол узнал от эльфов истинную древнюю историю о Сотворении Мира, о Богах, об эльфах и об Англии. Эта история и составила «Утраченные сказания Эльфинесса».

Данный труд дошел до нас в виде нескольких потрепанных «тетрадочек», исписанных чернилами и карандашом; рукописи зачастую крайне неразборчивы, хотя, рассматривая их с помощью лупы на протяжении многих часов, много лет назад я сумел распознать все тексты, за исключением разве что отдельных слов. «Сказание о Тинувиэли» – одно из преданий, поведанных Эриолу эльфами на Одиноком острове; в данном случае рассказчицей выступает девочка по имени Веаннэ, а слушает ее множество детей. История изложена в чрезвычайно своеобразной манере, с пристальным вниманием к деталям (ее характерная черта), в ней встречаются архаичные слова и целые конструкции; ее слог разительно отличается от поздних стилей моего отца, – глубоко прочувствованный, поэтичный, и порою «по-эльфийски загадочный». Тут и там в манере выражения ощущается также подспудный сардонический юмор (например, убегая вместе с Береном из чертогов Мелько и столкнувшись с жутким демоническим волком Каркарасом, Тинувиэль вопрошает: «Откуда такая грубость, Каркарас?»).

Как мне кажется, было бы небесполезно, не дожидаясь завершения «Сказания», остановиться здесь на некоторых аспектах этой самой ранней версии легенды и вкратце пояснить некоторые имена, играющие важную роль в повествовании (они приводятся также в «Списке имен и названий» в конце книги).

«Сказание о Тинувиэли» в переписанном виде, – а для нас это самый ранний ее вариант, – в составе «Утраченных сказаний» легенда отнюдь не самая ранняя; другие сказания отчасти ее поясняют. Если говорить только о структуре повествования, некоторые из них, как, например, сказание о Турине, не слишком далеко ушли от версии опубликованного «Сильмариллиона»; некоторые, как, в частности, «Падение Гондолина», сказание, написанное самым первым, представлены в опубликованной книге лишь в крайне сжатом виде; а некоторые (здесь ярким примером как раз и послужит настоящее сказание) разительно отличаются в ряде аспектов.

Ключевым отличием в эволюции легенды о Берене и Тинувиэли (Лутиэн) стал тот факт, что позже в нее вошла история Фелагунда Нарготрондского и сыновей Феанора; не менее важно, пусть и в ином смысле, то, что поменялась природа Берена. Неотъемлемо важный элемент более поздних вариантов легенды состоит в том, что Берен – смертный, а Лутиэн – бессмертная эльфийская дева; но в «Утраченных сказаниях» эта тема отсутствует: здесь Берен тоже оказывается эльфом. (Однако из примечаний моего отца к другим сказаниям видно, что изначально Берен был смертным; то же самое явствует из стертого карандашного текста «Сказания о Тинувиэли».) Эльф Берен принадлежал к эльфийскому народу под названием нолдоли (впоследствии нолдор); в «Утраченных сказаниях» (и позже) этот этноним переводится как «номы»: Берен был номом. Данный перевод впоследствии обернулся для моего отца настоящей проблемой. Он использовал слово ном (Gnome) как абсолютно отличное по происхождению и значению от тех гномов, которые сегодня воспринимаются как маленькие фигурки для украшения садов. Слово ном у отца восходит к греческому gnōmē – «мысль, мудрость»; в современном английском языке оно кое-как выжило в значении «афоризм, максима», вместе с прилагательным «гномический» (gnomic).

В черновике к Приложению F к «Властелину Колец» отец писал:

Иногда (не в этой книге) я использовал слово «номы» (Gnomes) для нолдор и «номский» (Gnomish) для нолдорина. Я поступил так, поскольку есть люди, для которых слово «ном» (Gnome) все еще подразумевает знание. Название этого народа на Высоком эльфийском языке – нолдор, что означает «Знающие»; ибо из трех родов эльдар с самого начала нолдор отличались и своим знанием всего сущего и бывшего в мире, и своим стремлением узнать больше. Однако они ни в коей мере не напоминали гномов из высокоученых теорий, равно как и из народного фольклора; и в настоящий момент я отказался от этого вводившего в заблуждение термина.

(Между прочим, мой отец также весьма сокрушался [в письме от 1954 года] по поводу того, что воспользовался словом «эльфы», отягощенным «достойными сожаления оттенками», которые «слишком сложно преодолеть».)

Враждебность по отношению к Берену как эльфу объясняется в первоначальном «Сказании» (стр. 46) так: «все лесные эльфы почитали номов Дор-ломина созданиями вероломными, лживыми и жестокими».

Может показаться несколько странным, что по отношению к эльфам зачастую используется слово «фэйри» в единственном и множественном числе. Так, про белых лесных мотыльков говорится: «Тинувиэль, будучи фэйри, не пугалась их» (стр. 45); она называет себя «Принцессой Фэйри» (стр. 71); о ней говорится, что она «призывает на помощь все свое искусство и волшебство фэйри». Во-первых, в «Утраченных сказаниях» слово «фэйри» употребляется как синоним слову «эльфы»; и в этих произведениях есть несколько упоминаний о том, что физический облик людей и эльфов относительно сходен. В тот ранний период отцовские представления на этот счет были довольно неустойчивыми, но, со всей очевидностью, по его замыслу с ходом эпох соотношение это менялось. Так, он писал:

Поначалу люди были почти сходны статью с эльфами, ведь фэйри были куда больше, а люди меньше ростом, нежели ныне[15].

Но на эволюцию эльфов сильно повлиял приход людей:

По мере того, как люди множатся в числе и растет их сила, фэйри истаивают и становятся малы и хрупки, и бесплотны, и прозрачны, люди же делаются все крупнее, и крепче, и грубее. В конце концов люди (почти все) неспособны более видеть фэйри[16].

Нет нужды полагать, несмотря на выбранный термин, что мой отец представлял себе «фэйри» этого сказания бесплотными и прозрачными; и, конечно же, когда в историю Средиземья вступили эльфы Третьей эпохи, в них не было ничего «фееричного» в современном смысле этого слова.

Куда большую сложность представляет слово fay – «фея, дух». В «Сказании о Тинувиэли» так часто называют Мелиан (мать Лутиэн), которая явилась из Валинора (и именуется [стр. 44] «дочерью Богов»), но также и Тевильдо: про него говорится, будто он «злобный дух [fay] в обличье зверя» (стр. 76). В «Сказаниях» упоминается также о «мудрости духов [fays] и эльдар», об «орках, драконах и злых духах [fays]» и «духе [fay] лесов и лощин». Особенно примечателен нижеследующий отрывок из «Сказания о приходе Валар»:

А с ними вместе явился великий сонм духов дерев и лесов, лощин и чащ и нагорий, и те, что поют в траве поутру и на закате в хлебах на корню. То нермир и тавари, нандини и оросси [феи (?) лугов, и лесов, и долин, и гор], феи, и пикси, и лепреконы, и как бы уж их только ни называли, ибо число их воистину велико: однако не следует смешивать их с эльдар [эльфами], ибо родились они прежде мира, и старше, чем древнейшие его обитатели, и миру не принадлежат.

Еще одна вызывающая недоумение черта, присутствующая не только в «Сказании о Тинувиэли», для которой я не нахожу ни объяснения, ни обобщающего описания, касается того, какой властью Валар обладают над делами людей и эльфов, более того – над их мыслями и сердцами, в далеких Великих землях (Средиземье). Например, на стр. 87 «Валар привели [Хуана] на поляну», где Берен и Лутиэн, спасающиеся из Ангбанда, простерлись на земле; и Лутиэн сказала отцу (стр. 92): «Одни только Валар спасли [Берена] от жестокой смерти». Также, в рассказе о бегстве Лутиэн из Дориата (стр. 63), фраза «не вступила в темные земли, а, собравшись с духом, поспешила дальше» была позже изменена следующим образом: «не вступила в темные земли, но Валар вложили в ее сердце новую надежду, так что она снова поспешила дальше».

Что касается имен и названий, встречающихся в «Сказании», отмечу здесь, что Артанор соответствует более позднему топониму Дориат; его же называли Запредельная земля. К северу высилась гряда Железных гор, иначе называемых холмами Горечи, из-за которых пришел Берен; впоследствии они станут Эред Ветрин, горами Тени. За горами лежал Хисиломэ (Хитлум), Земля Тени, также именуемая Дор-ломин. Палисор (стр. 41) – это край, где пробудились эльфы.

Валар часто называют Богами, а также Айнур (ед.ч. Айну). Мелько (позже Мелькор) – великий и злой Вала, прозванный Морготом, Черным Врагом, после похищения Сильмарилей. Мандос – имя Валы и название его обиталища. Он – хранитель Покоев Мертвых.

Манвэ – владыка над всеми Валар; Варда, созидательница звезд, его супруга и обитает вместе с ним на вершине Таникветили, высочайшей из гор Арды. Два Древа – величайшие из дерев, их цветы дарили свет Валинору; Древа были уничтожены Морготом и чудовищной паучихой Унголиант.

И, наконец, здесь уместно сказать несколько слов о Сильмарилях, сыгравших столь значимую роль в легенде о Берене и Лутиэн: они – творение Феанора, величайшего из нолдор, коему «не было равных в искусстве слова и в мастерстве»; имя его означает «Дух Огня». Я процитирую здесь фрагмент из более поздней версии «Сильмариллиона» (1930) под названием «Квента Нолдоринва»; о ней подробнее см. стр. 114.

В те давние времена начал однажды Феанор долгий и чудесный труд – и всю свою силу, и всю свою искусную магию призвал он на помощь, ибо вознамерился создать творение, прекраснее которого не выходило доселе из рук эльдар, творение, коему суждено пережить все прочие. Три драгоценных камня сработал он и назвал их Сильмарилями. Живой огонь пылал в них – слитый воедино свет Двух Древ; даже в темноте излучали они собственное сияние; и никакая нечистая смертная плоть не могла прикоснуться к ним, ибо испепеляли они ее и сжигали. Эти самоцветы эльфы ценили превыше всех своих изделий, и Манвэ освятил их, а Варда молвила:

«Судьба эльфов заключена в них, и в придачу судьба многого иного». И сердце Феанора прикипело к камням, им же самим созданным.

Ужасную, разрушительную клятву принесли Феанор и его семеро сыновей, утверждая свое единоличное и нерушимое право на Сильмарили, украденные Морготом.

Сказание Веаннэ адресовано напрямую Эриолу (Эльфвинэ), который никогда не слыхал о Тинувиэли, но в изложении девочки нет вступления как такового: она начинает с рассказа о Тинвелинте и Гвенделинг (впоследствии известных как Тингол и Мелиан). Однако в том, что касается этого важнейшего элемента легенды, я снова обращусь к тексту «Квента Нолдоринва». В «Сказании» могущественный Тинвелинт (Тингол) – один из центральных персонажей: он – король эльфов, живущих в густых чащах Артанора; он правит своими подданными из обширной пещеры в самом сердце леса. Но и королева его – фигура весьма значимая, хотя появляется редко; здесь я привожу рассказ о ней, содержащийся в версии «Квента Нолдоринва».

Там говорится, что во время Великого Странствия эльфов от далекого Палисора, места их пробуждения, к Валинору на далеком Западе за великим Океаном:

[многие эльфы] потерялись на долгих, одетых тьмою дорогах; и скитались они по лесам и горам мира, и так и не достигли Валинора, и не узрели света Двух Древ. Потому зовутся они илькоринди, эльфы, что вовеки не жили в Коре, городе эльдар [эльфов] в земле Богов. То – Темные эльфы; и не счесть их рассеявшихся по миру племен, и не счесть языков их.

Из Темных эльфов превыше прочих прославлен Тингол. И вот почему так и не добрался он до Валинора. Мелиан была из числа духов. В садах [Валы] Лориэна жила она, и среди всего тамошнего прекрасного народа не было никого, кто превзошел бы ее красотой либо мудростью; и никто не был более нее искушен в песнях магии и чар. Говорится, будто Боги оставляли труды свои, а птицы Валинора забывали о своих забавах, и смолкали колокола Валмара, и иссякали фонтаны, когда при смешении света Мелиан пела в садах Бога Сновидений. Соловьи следовали за нею повсюду; она-то и научила их песням. Однако полюбила она глубокий сумрак и часто подолгу скиталась во Внешних землях [в Средиземье]; там, в безмолвии предрассветного мира, звучал ее голос и голоса ее птиц.

Соловьев Мелиан услыхал Тингол, и подпал под власть чар, и покинул народ свой. И отыскал он Мелиан под сенью дерев, и погрузился в глубокий сон и непробудную дрему, так что напрасно искали его подданные.

В рассказе Веаннэ, когда Тинвелинт пробудился от своего мифически долгого сна, «более не вспоминал он о своем народе (и воистину, то было бы напрасно, ибо подданные его давным-давно достигли Валинора)», но мечтал только о том, чтобы увидеть вновь госпожу сумерек. Она же была неподалеку, ибо оберегала Тинвелинта, пока спал он. «Но ничего более об их истории не знаю я, о Эриол, кроме одного только: в конце концов стала она его женою, ибо Тинвелинт и Гвенделинг долго, очень долго оставались королем и королевой Утраченных эльфов Артанора или Запредельной земли, – по крайней мере, так сказано здесь».

Далее Веаннэ повествует о том, что жилище Тинвелинта «было сокрыто от мысли и взора Мелько магией феи Гвенделинг, и соткала она завесу чар над лесными тропами, чтобы никто не мог пройти по ним беспрепятственно, кроме одних только эльдар [эльфов]; так король оказался защищен от любой опасности, кроме разве предательства. Чертоги его устроены были в просторной и глубокой пещере, однако ж обитель эта, достойная короля, поражала красотой. Пещера эта таилась в самом сердце Артанора, огромнейшего из лесов, и река протекала перед ее вратами, так что никто не мог вступить под своды дворца иначе как перебравшись через реку. Берега соединял узкий мост, который бдительно охранялся». Затем Веаннэ восклицает: «Ло, теперь я поведаю вам о том, что случилось в чертогах Тинвелинта»; по-видимому, с этого момента и начинается сказание как таковое.

Сказание о Тинувиэли

Двое детей было у Тинвелинта, Дайрон и Тинувиэль, Тинувиэль же затмевала красотою всех прочих дев из числа потаенных эльфов; воистину, немногие из живущих могли сравниться с ней прелестью, ибо мать ее была феей, дочерью Богов. А Дайрон был в ту пору сильным и веселым мальчуганом и более всего на свете любил играть на свирели из тростника либо других инструментах – дарах леса; ныне причисляют его к трем эльфийским музыкантам, чья колдовская власть не имела себе равных; а другие двое – это Тинфанг Трель и Иварэ, слагающий напевы у моря. Тинувиэль же находила отраду в танце, и некого сравнить с нею – столь прекрасна и изящна была ее легкая поступь.

Дайрону и Тинувиэли отрадно было уходить далеко от пещерного дворца Тинвелинта, отца их, и вместе проводить долгие часы среди дерев. Часто Дайрон, усевшись на кочку или древесный корень, слагал мелодию, а Тинувиэль кружилась в танце в лад его напевам, когда же танцевала она под музыку Дайрона, казалась она более легкой и гибкой, нежели Гвенделинг, и более волшебной, нежели Тинфанг Трель в лунном сиянии; столь стремительной и радостной пляски не видывали нигде, кроме как в розовых кущах Валинора, где Несса танцует на неувядающих зеленых полянах.

Даже по ночам, когда луна сияла бледным светом, они играли и танцевали, не зная страха, что испытала бы я, ибо власть Тинвелинта и Гвенделинг ограждала леса от зла, и Мелько до поры не тревожил их, а от людей тот край отделяли холмы.

Больше всего Дайрон и Тинувиэль любили тенистый лесной уголок, где росли вязы, и буки тоже, но не слишком высокие, и несколько каштанов с белыми цветами, почва же была влажной, и густые заросли болиголова в туманной дымке поднимались под деревьями. Как-то раз в июне дети Тинвелинта играли там, и белые соцветия болиголова казались облаком вокруг древесных стволов, и Тинувиэль танцевала, пока, наконец, не угас летний вечер. Тогда запорхали белые мотыльки, но Тинувиэль, будучи фэйри, не пугалась их, как это в обычае у детей человеческих, хотя жуков она не любила, а до паука ни за что не дотронется никто из эльдар – из-за Унгвелиантэ. Теперь же белые мотыльки кружились над головою Тинувиэли, и Дайрон наигрывал причудливую мелодию, как вдруг случилось нечто странное.

Я так и не узнала, как Берену удалось добраться туда через холмы; однако же немногие сравнились бы с ним в храбрости, как ты еще убедишься; может статься, одна лишь тяга к странствиям провела его через ужасы Железных гор в Запредельные земли.

Берен был номом, сыном Эгнора, лесного охотника из сумрачных чащ на севере Хисиломэ. Страх и подозрительность разделяли эльдар и родичей их, изведавших рабство у Мелько, и в том нашли отмщение злые деяния номов в Гавани Лебедей. Лживые измышления Мелько передавались из уст в уста в народе Берена, и верили номы всему дурному о потаенных эльфах; однако теперь увидел Берен в сумерках танцующую Тинувиэль, Тинувиэль же была в серебристо-жемчужных одеждах, и ее босые белые ножки мелькали среди стеблей болиголова. Тогда Берен, не заботясь о том, кто она – Вала или эльф, или дитя человеческое, подкрался поближе и прислонился к молодому вязу, что рос на холме, – так, чтобы сверху глядеть на полянку, где Тинувиэль кружилась в танце; ибо чары лишили Берена сил. Столь хрупкой и прекрасной была эльфийская дева, что Берен, наконец позабыв об осторожности, выступил на открытое место, дабы лучше видеть ее. В этот миг полная яркая луна вышла из-за ветвей, и Дайрон заметил лицо Берена. Тотчас же понял сын Тинвелинта, что тот – не из их народа, а все лесные эльфы почитали номов Дор-ломина созданиями вероломными, лживыми и жестокими; потому Дайрон выронил инструмент свой и, восклицая: «Беги, беги, о Тинувиэль, в лесу враг», быстро скрылся за деревьями. Но изумленная Тинувиэль не тотчас же последовала за Дайроном, ибо не сразу поняла слова его, и, зная, что не умеет бегать и прыгать столь же ловко, как ее брат, она вдруг скользнула вниз, в заросли белых болиголовов, и затаилась под высоким цветком с раскидистыми листьями; там, в светлых одеждах, она казалась бликом лунного света, мерцающим на земле сквозь листву.