Артек. Это моя земля. Киберпутеводитель

Они продолжили путь по музею, переходя из зала в зал. Боря с энтузиазмом разглядывал экспонаты, связанные с военными действиями – модели боевых кораблей, коллекции оружия, картины морских сражений. Витя же больше интересовался навигационными приборами, картами, документами, рассказывающими о повседневной жизни моряков. Они спорили, обсуждали увиденное, но их взгляды на историю флота оставались разными. Боря видел в ней прежде всего героизм и славу, Витя же – тяжелый труд, риск и самоотверженность многих людей, остававшихся в тени великих событий.

В зале, посвященном Великой Отечественной войне, царила особая атмосфера. Приглушенный свет, фотографии военных лет на стенах, модели кораблей, участвовавших в сражениях, – все это создавало ощущение напряжения, тревоги, скорби.

Боря, обычно шумный и непоседливый, притих, внимательно разглядывая экспонаты. Вот – пробоина от снаряда в борту катера, вот – пилотская куртка с заплатами и следами крови, вот – письма моряков с фронта, написанные угловатым почерком на пожелтевшей бумаге.

Витя, остановившись у одной из витрин, внимательно разглядывал экспонат, который привлек его внимание. Это был водолазный шлем, покрытый слоем патины, его иллюминаторы заросли мутными водорослями. На боку шлема виднелась пробоина с неровными краями, словно оставленная осколком снаряда. Рядом на подставке лежала небольшая табличка с надписью: «Шлем водолаза И. Петрова, погибшего при спасении экипажа подводной лодки „Щ-216“ в 1942 году».

– Боря, иди сюда, – позвал Витя, не отрывая глаз от экспоната.

Боря подошел и нахмурился.

– Что там еще? Опять твой водолазный хлам?

– Это не хлам, – тихо произнес Витя. – Это шлем героя. Он погиб, спасая своих товарищей.

Боря промолчал, разглядывая пробоину на шлеме. Он вдруг представил себе этот бой, эту подводную ловушку, из которой пытался вырваться экипаж подбитой лодки. И водолаза, который спускается в темную пучину, чтобы помочь им, зная, что этот спуск может стать для него последним.

– Видишь пробоину? – продолжал Витя. – Скорее всего, его задело осколком рядом с лодкой. Но он все равно продолжал работать, пытался спасти экипаж… Представляешь, какая сила воли?

Боря молча кивнул. В этот момент он впервые понял, что такое настоящий героизм. Это не громкие слова и не жажда славы, а тихая самоотверженность, готовность пожертвовать собой ради других, не задумываясь о наградах и признании. И этот героизм может проявиться не только в бою, но и в самом обычном, на первый взгляд, деле. Как у этого безымянного водолаза, чья история скрывалась за стеклом музейной витрины.

– Пошли отсюда, – тихо сказал Боря, отворачиваясь от витрины.

Витя удивленно посмотрел на друга. Обычно именно Боря увлекался подобными историями, а Вите приходилось его оттаскивать, чтобы идти дальше.

– Что случилось? – спросил он. – Тебе не интересно?

– Интересно, – буркнул Боря. – Просто… тяжело как-то.

Они вышли из зала, и Боря, словно желая развеяться, ускорил шаг. Витя поспешил за ним, пытаясь понять, что так подействовало на друга. Боря, обычно говорливый и неугомонный, сейчас молчал, и лицо его было серьезным и сосредоточенным.

– Знаешь, – неожиданно произнес он, когда они остановились у большого панорамного окна, выходящего на море, – а ведь твой подводный археолог тоже в каком-то роде герой.

Витя удивленно поднял брови. Он не ожидал такого от Бори, который еще недавно высмеивал его увлечение.

– В смысле? – неуверенно спросил он.

– Ну да, – продолжал Боря, глядя на бегущие по волнам солнечные блики. – Он же тоже рискует, спускается под воду, изучает все это… И не ради славы или денег, а чтобы люди знали свою историю, помнили о прошлом.

Витя промолчал, разглядывая профиль Бори. Тот стоял, задумавшись, и Витя впервые увидел в нем не шалопая и балагура, а взрослого, способного на серьезные размышления человека.

– Наверное, ты прав, – тихо произнес он наконец. – История – это важно. И не только та, что в учебниках написана, но и та, что на дне морском лежит.

Боря кивнул и, улыбнувшись уголком губ, добавил:

– Так что давай, учись хорошо, становись своим подводным археологом. А я тебе потом помогу все эти сокровища охранять от пиратов.

Витя рассмеялся. Они еще долго стояли у окна, обсуждая планы на будущее, и в этот момент им казалось, что перед ними открыты все пути, все дороги и они могут добиться всего, чего захотят. А солнце, отражаясь в волнах, подмигивало им, словно подбадривая и говоря: «Дерзайте, у вас все получится!»

Справка об объекте

Музей Морского флота Артека,

Россия, Республика Крым,

пгт Гурзуф, ул. Ленинградская, 41,

ФГБОУ «МДЦ «Артек», лагерь «Морской»

Музей морского флота, открытый в 1994 году, знакомит ребят с историей русского флота от первых морских походов славян. В пяти залах представлены документы и художественные произведения, посвященные флоту, а также образцы гражданской и военной морской техники: ракетного, артиллерийского, торпедного вооружения, боеприпасов, макеты кораблей, элементы корабельной оснастки, водолазное снаряжение.

Музей знакомит посетителей с эрой парусного флота, строительством пароходов, броненосцев, крейсеров. Каждый может подняться на мостик малого корабля с элементами центрального поста подводной лодки. Особый интерес артековцев вызывает установленный перископ подводной лодки.

Источник: https://ru.wikipedia.org/wiki/Артек#Музеи

Душа древнего пифоса

Мария Старикова

Катя бросила сумку на кровать и устало опустилась рядом. Комната еще хранила полуденный зной, несмотря на распахнутое окно, из которого доносились бодрые крики вожатых и ребячьи голоса.

– Ну и духота! – простонала Катя, откидывая со лба непослушную прядь темных волос. – Хорошо хоть на море сходили.

– Ага, – отозвалась Света, ее соседка по комнате, не отрываясь от зеркала. – Только я обгорела, кажется. Опять этот крем не помог.

Света была высокой и статной, с копной пшеничных волос, вечно собранных в тугой хвост. Она всегда держалась прямо, словно проглотила швабру, как в шутку говорила Катя.

– Слушай, – Света повернулась, критически осматривая свое отражение, – ты чего такая кислая? Не говори, что опять про свой конкурс думаешь?

Катя вздохнула. Света была хорошей соседкой, но совершенно не понимала ее увлечений.

– Да нет, просто жарко. И скучно.

– Скучно? – Света рассмеялась. – Мы в Артеке! Тут столько всего! Пошли лучше на танцы, говорят, сегодня дискотека на пляже.

Катя поморщилась. Шумные компании и танцы – это было последнее, чего ей хотелось. Она мечтала о тихом вечере с блокнотом и ручкой, о новых историях, которые так и просились на бумагу.

– Ты иди, – пробормотала Катя, прячась за обложкой книги. – Я, пожалуй, тут останусь.

– Как хочешь, – пожала плечами Света. – Твоя фантазия все равно интереснее любой дискотеки.

Катя не ответила. Она знала, что Света говорит не со зла, просто не понимает. Для Светы мир был прост и понятен: победы в спортивных соревнованиях, модные наряды, веселые вечеринки. А Катя видела то, что скрыто от других: волшебство в обыденном, тайны в старых вещах, истории, ждущие своего часа, чтобы быть рассказанными.

– Ладно, я пошла, – бросила Света, направляясь к двери. – Не скучай без меня!

Катя улыбнулась уголком губ. Скучать? Вряд ли. Ведь завтра их отряд шел в Краеведческий музей Артека, а это ли не источник вдохновения для юной фантазерки?

Прохладный полумрак музея встретил ребят тишиной, резко контрастирующей с шумной суетой лагеря. Катя с любопытством разглядывала высокие потолки и витрины, за стеклом которых, казалось, застыло время.

– Ну и скукотища, – простонал рядом Федя, их одноотрядник, известный талантом находить приключения на свою голову. – Лучше бы на море остались!

Катя лишь закатила глаза. Федя был неисправим.

Экскурсовод, улыбчивая женщина с копной рыжих кудрей, начала свой рассказ. Она говорила о древних греках, бороздивших море на своих кораблях, о генуэзских купцах, о византийских императорах. Катя слушала вполуха, разглядывая экспонаты: старинные карты с изображением несуществующих морей, осколки амфор, покрытые тайными знаками, ржавые ядра, помнившие грохот сражений.

– А вот перед вами, ребята, уникальный экспонат, – голос экскурсовода прозвучал вдруг совсем рядом. – Это византийский пифос, датируемый шестым веком нашей эры. Такие сосуды использовались для хранения зерна, вина, оливкового масла. Обратите внимание на изящество форм и красоту орнамента…

Катя подошла ближе. Пифос и правда был огромен – почти с нее ростом. Он стоял на отдельном постаменте, словно приглашая рассмотреть себя поближе. Катя вгляделась в глиняные бока, покрытые узором из сплетенных листьев и гроздей винограда. Сколько же веков этому сосуду? Тысяча лет? Полторы? Какие истории он мог бы рассказать, будь у него голос?

– Катька, ты чего зависла? – шепнул Федя, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. – Пошли лучше на улицу, я там ящерицу видел!

Катя не обратила на него внимания. Она не могла оторвать глаз от пифоса. Ей казалось, что она слышит тихий гул, исходящий из его глубин, словно сосуд пытался что-то ей сказать. В голове сами собой начали рождаться слова, фразы, образы…

– Катя, ты идешь? – Света тронула ее за плечо. – Экскурсия уже закончилась.

Катя вздрогнула и неохотно отошла от пифоса. Но она знала, что обязательно вернется сюда снова. Ведь у нее появилась новая история, которую необходимо было рассказать. История, которую прошептал ей древний византийский сосуд.

Катя вернулась в комнату, переполненная впечатлениями и идеями. Образ византийского пифоса не выходил у нее из головы. Она видела его могучие бока, ощущала шероховатость глины под пальцами, слышала тихий гул, словно отголосок далеких времен.

– Ну что, видела старые горшки? – Света, развалившись на кровати, листала глянцевый журнал.

– Представляешь, там был такой пифос… – начала было Катя, но Света перебила ее, не отрываясь от чтения:

– Пифос? А что это? Звучит угрожающе. Наверное, какой-нибудь страшный зверь.

Катя лишь махнула рукой. Бесполезно объяснять. Она достала из сумки блокнот и ручку, уселась за стол и углубилась в свои записи.

Слова лились на бумагу, словно сами собой. Катя писала о далекой Византии, о шумных рынках Константинополя, о кораблях, груженных специями и вином. Она писала о простом гончаре, который вложил всю свою душу в создание прекрасного сосуда – пифоса, предназначенного для хранения лучшего виноградного вина. Она писала о том, как пифос путешествовал по морю, как попал на берега Тавриды, как стал свидетелем смены эпох и цивилизаций.