Как приручить дракона

Я постелил сразу на диван какую-то линялую простыню, кинул сверху подушку, укрылся тем самым пыльным клетчатым пледом, повернулся на бок – и вырубился практически моментально. Какие-то пару секунд что-то на краю сознания мелькало: про дракона, Малюту Скуратова, Святого Георгия и копье, – и мне почему-то все это показалось очень важным, но я слишком устал, так что сконцентрироваться не удалось категорически. Я уснул.

И не мешали мне ни орущие под окном коты, ни пьяные разговоры орков в беседке, ни насыщенная сексуальная жизнь четы Шиферов, за которой весь подъезд мог следить в аудиоформате, в режиме реального времени.

Глава 5. Принятие

– Двери закрывать не пробовал? – спросила Наталья Кузьминична Пруткова. – Совсем дурак?

– Ой, да кому я нужен… – вяло отмахнулся я, пытаясь открыть глаза спросонья.

– Давай расплюшчвай вочы! – внезапно по-белорусски заговорила опричница. – Кошмарно звучит, кстати. Вы, белорусы, как раз те самые черти в тихом омуте. Хрен разберешь, что у вас на душе. В какой момент вместо бульбы в вашей руке появится граната – сие тайна, покрытая мраком. Так вот: что это за фраза вообще такая дикая – «расплюшчвай вочы»? Бери молоток и расплющивай?

– Ничога вы не разумееце у сакавiтай ды мiлагучный мове… – откликнулся я. – Как будто по-русски ничего не звучит странно! Почему Настя – женское имя, а ненастье – плохая погода?

– Что? – удивилась она. – В каком смысле?

– Это я спрашиваю – что? Что вам тут нужно, Наталья свет Кузьминична? Я вообще-то сплю! – Я даже не пытался скрывать раздражение в голосе.

– Я тебе ведомость зарплатную от земских ярыжек принесла, чтобы ты расписался. И наличку. Ты свои мешки с деньгами в машине забыл. – Аргумент был более чем мощный.

– Головотяп! – признал я. – День был тяжелый, вот и забыл.

Она вынула из сумки мешочки с монетами и поставила их на стол. Мешочки сыто звякнули. Монеты, серьезно? Может, нужно было соглашаться, чтобы мне на счет их скинули? Хотя… Наличность – надежнее.

– Ты все еще имеешь намерение вернуться в земскую школу? Может, передумаешь? Знаешь ведь: тем, кто в действующей армии упырей на Балканах рубал, сейчас везде – зеленый свет.

Я от этой реплики слегка затупил, а вот мой реципиент – местный Гоша Пепеляев – выдал как по писаному:

– Да какое там «рубал»! Я сапером служил. Лопатой там махал в основном, оружия и в руках, считай, не держал.

– Ну-ну, – Пруткова достала сигареты. – Один – в штабе, писарем. Второй – сапером, лопатой махал. Видала я таких. Я закурю?

– Не-а. При всем уважении, не хочу, чтобы у меня тут куревом пахло. – Управление разговором вернулось ко мне.

– А, точно! Здоровье бережешь! Ну – береги. Там на столе еще рекомендация – переслали из твоей части вдогонку. Можешь занести в уездное управление народного просвещения, тебя сразу в гимназию учительствовать заберут. Почитаешь – так ты просто образцовый солдат, Пепеляев! Даже к награде представлен за спасение жизни офицера. Тоже – лопатой спасал?

– Так точно, госпожа штабс-капитан! – гаркнул я, снова подчиняясь порыву Гоши. – Воспользовался шанцевым инструментом во время обвала пласта горной породы и вытащил из-под завала офицера, госпожа штабс-капитан!

– Ты или не голоси, или уж встань во фрунт! – предложила Пруткова. – А то позорище какое-то… Ноги из-под одеяла торчат, борода всклокоченная! Аника-воин.

– Не буду вставать, досплю. Я нынче человек насквозь гражданский и в войска больше идти не собираюсь. Вот лягу, отвернусь к стенке и стану демонстративно храпеть. Наверное, следующее пробуждение будет более приятным!

Может быть, с моей стороны это и было хамством, но и Наталья Кузьминична не особенно церемонилась.

– Какая черная неблагодарность, – сказала она. – Ну и досыпай. И не узнаешь ты, как на выходных еще три тысячи заработать. Зачем тебе они, верно? Ты у нас же бессребреник, всю жизнь хочешь положить на служение несчастным земским деткам! Я такая же в молодости была. Дура. Поэтому – я тебе тут на бумажке номерок накарябаю, чтобы ты, Пепеляев, не вздумал Радзивиллам звонить, как деньги закончатся. Надо было отобрать у тебя их визитку, от греха подальше.

– Что значит «отобрать»?! – возмутился я.

– А что, думаешь, не получилось бы? – вдруг щелкнула она пальцами, и меж ними проскочил электрический дуговой разряд. – А я думаю – прекрасно бы получилось!

Я, конечно, обалдел. Но потом мигом сообразил:

– Вообще-то я – нулевка. – Что бы это ни значило, оно определенно касалось магии. – Так что наверняка сказать сложно.

А судя по манипуляциям с каменным цветком в застенках Сыскного приказа – у меня к подобного рода воздействиям имелся иммунитет. Или что-то вроде того. С другой стороны – оно, может, только с артефактами работает, а она кэ-э-эк шарахнет меня током!

– А! Ч-ч-черт, точно, – подтвердила мои подозрения Пруткова. – Один – один. Ты деньги забыл, я – что ты нулевка. Старею. Но вообще-то оно простительно, нулевки – это статистическая погрешность, вас в принципе почти не существует… Ладно, я пошла. А ты не сомневайся – звони. Состыкну тебя с сыскарями, у них работы с вещдоками для тебя – валом! Сам не позвонишь – через недельку участкового к тебе пришлют. Оно тебе надо? Оно тебе не надо.

– Административный ресурс! – понимающе покивал я. – Но, с вашего разрешения, я торопиться не буду. Мне как раз неделька и нужна – освоиться!

– Осваивайся, Гоша. Осваивайся! – И ушла, хлопнув дверью.

Нет, все-таки иномирянин-попаданец из меня так себе. Не очень везучий.

Ну вот, например, Пруткова. Взрослая, даже – возрастная матерая тетка. Конечно, личность интересная, не поспоришь! Но почему бы ей не быть, скажем, двадцатипятилетней сексуальной блондинкой с длинными ногами и третьим размером груди? Вот был бы я главным героем какой-нибудь побасенки – точно так и случилось бы… Но главные герои мир спасают, на худой конец – в приключения ввязываются. А я целых два таких предложения уже проигнорировал и собираюсь идти в это, как бишь его… управление народного просвещения. Вместо того, чтобы получить шанс поухлестывать за паненками из рода Радзивиллов и ввязаться в аристократические разборки, или там – стяжать славу великого эксперта и сыщика в Сыскном приказе и познакомиться с симпатичными девушками в форме. Дерьмо, а не главный герой. Из идеалистов обычно получаются хорошие главные злодеи, а вот герои – так себе. Про них читать скучно.

Опять же, был бы я настоящим Избранным – точно попал бы в шкуру аристократа, и мне бы лакеи на подносе марципаны, артишоки, ананасов, рябчиков и шампанское приносили. Ну, и булку французскую, чтоб похрустеть в свое удовольствие… А тут, в этой недохрущевке, еще и еды на кухне нет, придется идти на разведку не евши!

И деньги… Монетками! Ну что за средневековье, право слово! Хотя деньги были интересные: тяжеленькие! Если я не ошибаюсь, изготовленные из благородных металлов. Серебро, золото, может быть – вольфрам… Эти монеты сами по себе были ценными, просто за счет содержания дорогого сырья, с выбитым номиналом и двуглавым орлом! Забавный подход. Наверное, у местных властей для этого имелся конкретный резон – сочетать звонкую монету и электронные платежи.

Не найдя вариантов получше, я сунул мешки с деньгами в рюкзак. Мне нужен был костюм: от милитари-оливы следовало избавляться или оставить ее для утилитарных нужд: ремонт в квартире в ней делать, спортом заниматься, в турпоходы ходить. Все-таки в местной армии я не служил и в этой их Балканской войне не участвовал. А надеяться на всплывающие из памяти моего альтер-эго подсказки было бы слишком опрометчиво. Вот встретят меня настоящие ветераны и предъявят, а я что? Ну да, всегда можно ответить про «сапером, лопату в руках держал чаще, чем автомат»… И губы поджимать многозначительно. Но делать ставку на блеф в таких случаях не стоило: мигом просекут! Пусть лучше считают интеллигентом и гражданской штафиркой.

Перед выходом на разведку я долго стучал в квартиру к Шиферам, чтобы вернуть форму для этого их… кулинарного флюгегехаймена. Открыл Отто, весь голый, в одних только необъятных семейных труселях.

– А! Гоша! С возвращением! Чего вчера не зашел? В смысле – «виделись»? А, вчера? Ш-ш-ш-шайзе… Похоже, я действительно после обеда перебрал бырла у гоблинов на гаражах! Накручу носатым сволочам уши вечером. Или носы! Точно – таблетки добавляют в свою жижу. Да, да, Шифериха моя спит, надо будет узнать, чем она всю ночь занималась-то, что сейчас рожа во сне у нее такая довольная! Ну, ауф видерзеен, сосед. Заходи, если че.

Точно – он был гном. Или кто-то типа того. Все-таки пропорции есть пропорции. Не бывает таких людей! Ноги, руки, башка эта, грудная клетка… Нет, если бы не его супруга, я бы подумал, что он такой один, ну – особенный. Всякое случается. Но двое – это уже тенденция. А учитывая плакат с остроухой мадмуазелью, и орков в беседке, и его оговорки про гоблинов – гномы тут быть просто обязаны. Интересно, а хоббиты тут водятся?

С такими мыслями я закинул рюкзак с деньгами за плечо и бодренько сбежал вниз – изучать такой родной и такой незнакомый Вышемир! Ну, и еду искать, и интернет, и парикмахерскую, и магазин с одеждой – это тоже. А потом и в народное просвещение заглянуть можно…

* * *

Господи, как тут было хорошо! Ну, то есть не всё тут прямо-таки хорошо, всякого дерьма хватало. Но мне – мне было очень хорошо! Я дышал полной грудью, вот этим потрясающим запахом цветущих лип и сырой травы, солнце светило на меня сквозь густую листву, откуда-то из окна раздавалась забойная музыка – какая-то цыганщина с мощной ударной партией, и я волей-неволей подстраивал свои шаги под ее ритм. Оно так всегда – когда играет что-нибудь забойное, то кажется, что ты не жизнь живешь, а в клипе снимаешься.

И шел я бодро! Широкими, быстрыми шагами! И ноги мои не болели, и сердце не выскакивало, и голова не кружилась… И это было настоящее, незамутненное счастье. Потому что просто идти своими ногами внутри отличной погоды, по знакомому и незнакомому одновременно городу, да под хорошую музыку – это и есть та самая НОРМАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ, которую мы так редко ценим.

На детской площадке с металлическим игровым оборудованием и железобетонной песочницей играли дети – обычные, человеческие.

– Выше ноги от земли! – орали они и кидались на турники, горку и лесенку.

А зеленокожий клыкастый пацан пытался их догнать и дотронуться. Он тут один был такой, на всю банду из двадцати или тридцати мелких. Хотя кто знает – может, вон те плотные пузанчики на самом деле – гномы, как Шиферы? Тем более не видал я раньше бакенбард у обычных человеческих детей…

Первым делом я зашел в магазин. Правда, пришлось подождать под дверью и долго пялиться на вывеску с названием «Алтын», вдыхать вонючий дым сигарет и наблюдать за броуновским движением страдающих от похмелья личностей непонятной возрастной, сексуальной, расовой и моральной принадлежности. Они вломились в торговый зал буквально в ту же секунду, когда всклокоченная продавщица в бордовом форменном халате открыла защелку на двери, и тут же кинулись к стеллажам с напитком, который Отто Шифер окрестил ёмким словом «бырло».

Выбор в отделе самообслуживания тут был, прямо скажем, скромный. Никакого изобильного ассортимента, как в привычных мне сетевых магазинах, никаких двадцати сортов колбасы! Так – вареная с салом и без сала, копченая – колечками, сальтисон, кровянка, ливерка… И с остальными товарами так же. Хлеб – черный, серый и батон. И всё. Не совсем уж пусто, но – пустовато. Такое я в детстве видал, в конце девяностых. Но это всё совершенно некритично, по крайней мере – для меня.

За каким бесом мне нужны двадцать сортов колбасы, если из мяса мне последние два года разрешалось есть только паровые котлетки и детское питание? А поскольку я был холостяком… Конечно, ни о каких паровых котлетках речи не шло. Меня от одного вида всех этих «агуш» и «маленьких счастьев» подташнивало. Так что я взял кольцо колбасы, свежайший батон, бутылку кефира, дождался, пока любители бырла затарятся, и подошел к кассе. Толстая продавщица без всяких проблем отсчитала наличными что-то около шести денег и дала мне сдачу – натуральными медяками. Крохотные такие монетки, не больше ногтя.

Завтракать колбасой – вредно для здоровья? Неправильно! Завтракать бырлом вредно для здоровья, а колбасой – просто неразумно. Но мне очень хотелось! Я шел по городу, выискивая подходящую лавочку, чтобы перекусить, смотрел по сторонам и… И вдруг меня осенило: никто не пялился в телефоны! Ни один человек!

Однако! Я даже остановился от осознания этого факта и присмотрелся к прохожим повнимательнее.

Одна девчуля лет шестнадцати шла и пританцовывала: у нее были наушники, провод от них вел куда-то в глубины розовой сумочки. Чернобородый высокий молодой мужчина в очках на ходу читал книгу с рожей какого-то брутального дядьки, похожего на Тиля Линдеманна, на обложке. Компания подростков тащила с собой массивного вида магнитолу, из колонок которой гремела невообразимая какофония и тонкий девичий голос вопил что-то вроде:

– Раз, два, три, четыре!

У тебя в гостях вампиры!

Элегантная женщина в офисном брючном костюмчике говорила по мобильнику, да. Но что это был за мобильник? Раскладушка! Я почти и забыл, как они выглядят, эти раскладушки!

– Все, Сережа, пока! – возмущенно закончила диалог с невидимым собеседником дамочка, захлопнула телефон и сунула его в карман пиджачка.

– Извините! – чувствуя себя идиотом, обратился к ней я. – А не подскажете…

– Не подскажу! Часы свои надо иметь! – отбрила она. А потом увидела мою оливковую форму и вдруг сменила гнев на милость: – Что, с Балканского фронта? Начали уже ваших возвращать? Когда уже моего Сереженьку отпустят… Так чего вы хотели?

– Ну, я телефон ваш увидел, дай, думаю, спрошу – где салон связи в Вышемире есть? Ну, понимаете, я как-то привык уже, а…

–…а тут – земщина, – грустно закончила она. – Я-то сама из Островецкого сервитута… Мне тоже без сети и связи непривычно. Здесь – по работе, но как-то всё затянулось, и… Ой, чего это я с вами лясы точу, мне на маршрутку надо! А подключают там же, где и обычно – на Главпочтамте!

И побежала, цокая каблуками, за маршруткой. Маршрутка подъехала почти бесшумно, можно сказать – подкралась! Квадратный такой микроавтобус, ни на что не похожий. Электрический! На самом деле это таило в себе опасность для такого рассеянного типа, как я: шум моторов для горожанина был привычным элементом среды обитания, мы по нему ориентировались. А тут машины не шумели. Ка-а-ак влупит на переходе, если в телефон засмотрюсь… Не засмотрюсь, действительно. Нет телефона у меня!

В общем, лавочку я нашел. Под раскидистыми кленами, в сквере имени Эльфийских Добровольцев, ни больше ни меньше. На улице Земская. И уже развернул рюкзак, и открыл бутылку кефира, и отломил батон, как свет солнца вдруг заслонила какая-то странная фигура.

– Эй, рыжий! – сказала фигура хриплым голосом. – Подай Христа ради на пропитание ветерану Балканской войны!

Ох, как же я не любил такие моменты… Но верное средство было прямо тут же, у меня под рукой. Я закончил ломать батон и протянул просящему половину:

– Держи. Хочешь – еще и колбасой угощу?

Тип был какой-то обшарпанный, с редкой бороденкой, длинный и сутулый, в неопрятной одежде.

– Ты че, рыжий? Это че? – Чуть раскосые глаза сфокусировались на батоне, и увиденное явно не устроило «ветерана». – Ты там это, деньгу дай мне!

– ДАВАЙ УБЬЕМ ЕГО!!! – заревел голос. – ОТОРВЕМ ЕМУ ГОЛОВУ ПО САМУЮ ШЕЮ! ВЫПУСТИМ КИШКИ! ЭТО МРАЗЬ, НЕДОСТОЙНАЯ ЖИТЬ! ОТБРОС! ПОДОНОК!

Я и не заметил, как вскочил с лавочки, и теперь, оказывается, смотрел на попрошайку сверху вниз, и стояли мы близко, очень близко друг от друга. Я чувствовал его вонючее дыхание, чуял, как бьется сердце и струится кровь по жилам…

– Э-э-э-э, рыжий, ты чего? Я же того… Рыжий, не надо! Рыжий, не надо! – В глазах козлобородого плескался первобытный ужас, он смотрел на мое лицо так, будто увидел саму смерть. – Не надо, рыжий!

И побежал, спотыкаясь и запинаясь о собственные ноги и роняя какую-то мелочь из карманов, мчал прочь по аллее и всё орал:

– Рыжий! Не надо! Не надо! Рыжий!

– ДАВАЙ ДОГОНИМ И УБЬЕМ ЕГО! МЫ НАСТИГНЕМ ЕГО И УБЬЕМ!

– Ты что, офонарел? – Я сел обратно на лавку. – Слушай, ты, глюк несчастный! А ну-ка успокойся! Что это за заявочки такие – кишки выпускать, голову отрывать? Я завтракать собрался или где? Вон – полбатона коту под хвост, не батон – а месиво! Но есть колбаса и кефир, и я собираюсь все это съесть! Заметь – батон съесть, а не человеческую голову!

– ЭТА МРАЗЬ ДОСТОЙНА СМЕРТИ! ОН ОБМАНЫВАЛ, ПРИКРЫВАЯСЬ ПОДВИГАМИ ВОИНОВ! ОН НЕ ВОЕВАЛ!

– Да успокойся ты, истеричка. На каждого бомжа мне кидаться, что ли? Давай это, сбавляй обороты. Вон уже люди на нас оглядываются…

– КОНЕЧНО, ТЫ ВЕДЬ ТРЕПЛЕШЬСЯ САМ С СОБОЙ! СЯДЬ И ЖРИ УЖЕ, БЕСХРЕБЕТНОЕ СУЩЕСТВО…

– Вот и сяду. Вот и поем. А ты – успокаивайся.

И я сел, облокотился на спинку и откусил большой кусок батона и большой кусок вкуснющей колбасы. И отхлебнул кефира. Честно говоря, здесь, в этом мире и в этом теле мне всё равно нравилось гораздо больше, чем там, на Земле. Конечно, за кромкой остались мои ребятки и школа, и… И много чего. А здесь в одной башке со мной, похоже, жил неизвестный агрессивный сумасшедший и местный вариант Гоши Пепеляева, которого почему-то пару раз называли двойной фамилией Пепеляев-Горинович. Но это все были мелочи…

По факту тут, в этом ненормальном мире, в состоянии рассудка, которое тоже представлялось насквозь ненормальным, я впервые за десять лет мог вести нормальную жизнь! И это было очень, очень хорошо.

Глава 6. Первые шаги

Мне всегда нравились костюмы. За костюмом можно спрятаться. Костюм – это статус. Главное, чтобы он был по размеру, а не сидел как на корове седло. Коллеги говорили, что мне идут коричневые костюмы-тройки, и кажется, в этом была доля истины. Вообще – черный и серый никогда не подходили к моей рыжей шевелюре, а вот коричневый или зеленый – вполне, вполне. Но зеленый костюм – это на День святого Патрика хорошо, вместе с цилиндром. А в школу такой не наденешь.

Интересно, как тут обстоят дела со святым Патриком? Теоретически – если жил тут свой Георгий Серафимович Пепеляев, то и Патрик, в принципе, мог…

А ещё – в костюмах полно карманов, а я карманы очень люблю, в них можно кучу всего положить. Например – обезбол или большой раскладной нож. И то и другое может помочь в трудной ситуации, если на вид ты – крепкий тридцатипятилетний мужчина, а по сути – дряхлый старик, у которого начинается одышка после подъема на два этажа.

Одышки у меня теперь не было, но привычки – остались. Проблема была в том, что костюмы, которые я видел тут в магазинах, мне совсем не нравились: казенные, какие-то безыдейные! Их явно делали для толстопузых короткоруких и кривоногих уродцев, и речь вовсе не про гномов или орков – они-то уродцами не были, вполне себе гармоничные в своей странности существа. Так что я направился в ателье, которое располагалось – внимание! – в самом обычном «Доме быта», каких полно на всем постсоветском пространстве. Цены привели меня в состояние легкого нокдауна. Такие брюки, пиджак и жилет, которые подходили мне, стоили две тысячи. Дурдом! С другой стороны – на заказ оно, в принципе, и должно стоить дорого! Но в голове я держал мысль про две визитки в кармане: от Сыскного приказа и от Радзивиллов, и потому – сговорился заплатить половину сейчас и половину – по готовности, и на скидку за пару брюк и рубашек.

Вот переоденусь в приличную сорочку и штанцы, постригусь – и вуаля, стану респектабельным джентльменом. Все-таки лохматый тип со всклокоченной бородой и в одежде «милитари» доверия не вызывает. Ко мне уже подходили на улице местные стражи порядка – судя по шевронам, какая-то «Полесская вооруженная милиция», спрашивали документы, интересовались содержимым рюкзака, цыкали зубами на мешочки с монетками: как я уже сообразил, мне Сыскной приказ отсыпал невообразимую мелочь! Были ведь монеты и сотенного номинала, их бы всего тридцать штук хватило на весь гонорар!

А ещё в этом самом ателье я стал свидетелем пренеприятнейшей сцены. От подобных сцен я отвык, я и видел-то их всего пару раз, в детстве, на рынке. Тогда наглые типы характерной наружности щемили там «синюков» – дядечек со всякой железячной мелочевкой: инструментами, деталями, антиквариатом. Требовали регулярно отстегивать с выручки какую-то копейку, угрожали расправой… Так-то в нашей Беларуси с подобными закидонами разобрались примерно к середине двухтысячных, и мы прекрасно себя чувствовали без этих атрибутов эпохи накопления первичного капитала, которые коснулись нас краешком и процветали разве что в моем раннем детстве.

А тут – однако, здравствуйте. На работящих тетенек откровенно наехали! Рэкет, крышевание и вымогательство – вот как это называется. Три молодых мясистых быка самой обычной человеческой наружности, в кроссовках и спортивных костюмах, пинком распахнули дверцу швейного ателье и самым хамским образом потребовали мзды. Не слушая возражений, один из них перепрыгнул прилавок, сунул свою лапу в кассовый аппарат и отсчитал сколько-то монет крупного номинала. Так я, в общем-то, и узнал об их существовании. И крупных монет, и – местных братков, да.

– Холодовцы лишнего не берут, мать! Что моё – мое, что твоё – твое, – цыкнул золотым зубом громила, хотя швея ему скорее в сестры годилась. И уже собрался уходить, как увидал меня: – А ты че пасешь, терпила бородатый?

Вот за каким бесом это ему надо? Я его что – кусаю, трогаю? Я за костюмом пришел, а не в бандитские разборки влезать, я вообще понятия не имею, какие тут расклады и что происходит, чтобы делать вид, что могу что-то изменить. Да и вообще, как в том анекдоте – «много ли съест одна мышь?» Но… Я ещё с армейской службы понял: прогибаться нельзя. Один раз отведешь взгляд, сдашь назад, пройдёшь мимо, и все – пиши пропало. Потеряешь не только и не столько репутацию, сколько самоуважение… Потом можно как угодно долго искать себе оправдание, но внутреннее понимание того, что ты не человек, а тварь дрожащая, придётся изживать очень, очень криво и сложно. И не факт, что получится.

– УБЕЙ! УБЕЙ! УБЕЙ!!! – рычал голос, и в голове моей били боевые барабаны дикого племени каннибалов. – ЭТО ТВОЙ ГОРОД, ТВОИ ЛЮДИ! ТЫ БУДЕШЬ СТОЯТЬ И СМОТРЕТЬ? УБЕЙ!

– Не сейчас. – Я сжимал-разжимал кулаки и смотрел быку прямо в глаза.

– Че – «не сейчас»? – моргнул рэкетир. – Угрожаешь? Ты че – борзый? Хули ты пасешь? Я тебя запомнил, рыжик. Я тебя ещё встречу, город маленький…

– Будь тут чуть потемнее, а мы – чуть попьянее… – зашевелились дружки быка.

А швея заголосила:

– Мальчики, оставьте солдатика в покое! Ну, мальчики! Ну не надо!

Терпеть не могу бабий вой. Лучше по роже получить, честное слово.

– Солдатик… Хана тебе, солдатик. Эх, Холод ждать не будет, надо по остальным коммерсам пройтись… Но тебе тут не жить. Собирай манатки и вали обратно в свою казарму, ты тут и на хрен не всрался, понял?! – Он шатнулся в мою сторону, явно провоцируя, а я изменил стойку и сунул руку в карман – по привычке, за ножом.

Да нет, не резать. Если сжать сложенный нож в ладони и двинуть таким кулаком – удар будет куда более чувствительный и увесистый. Но ножа-то в кармане и не было… Непорядок! Хотя бык этого не знал и потому напрягся. Они – народ тертый, я – в форме… Вдруг у меня там ствол или ещё что?

– Мальчики! Мальчики! – продолжала надрываться швея.

– Ещё встретимся, – пообещал мне рэкетир.

Но – обошел. Обошел меня, мерзавец, не стал провоцировать и пихать плечом в этой их кретинской манере. И ляпнул дверью, а потом они там, в коридорчике, жизнерадостно загоготали. Эх, мальчики, фиговые у вас были родители, и учителя – тоже… Аж жалко. Такой человеческий материал пропадает почём зря! Здоровые, крупненькие, мясистые!

– Так мне когда за костюмом заходить? – уточнил я.

– За десять дней будет готово, – вздохнула эта резко уставшая, сгорбившаяся женщина. – А рубашечки и брюки я вам сейчас в пакетик положу…

– Кстати, я понял, почему у вас такие цены, – глянул я ей в глаза. – Сильно донимают?

– Да как амнистия эта прошла – вообще мочи нет, – призналась мастерица. – Раньше-то что? Ну, оркам отстегнем, ну, милиции. По-Божески, дело-то привычное. А эти? Ну кто их выпустил-то, а? Что за напасть такая? Почему наши хлопцы, вот как вы – на фронт, а эти тут поотъедались, пообнаглевали и никакой управы на них нет?

– А правда, что же милиция? – поинтересовался я.

– А что – милиция? Патрульную роту вывели, только отдел наш уездный и остался. И что они могут? Ну, в центре тут ещё как-то, а на окраинах – прости Господи, какое-то Смутное время! Все ведь в милиции наши, вышемирские. У всех – жены, дети тут. Страшно! Вот вернутся мальчики с войны – посмотрим тогда! А вас раньше отпустили, да? У меня старшенький в пехоте…