Танец в тени короны

Зарина Шаухалова

Танец в тени короны

Глава 1: Озорная княжна

Царское Село, октябрь 1916 года

Анастасия притаилась за мраморной колонной в Большом зале Царскосельского дворца, её голубые глаза искрились озорством. Золотые канделябры отбрасывали тёплый свет на паркет, где лакеи сновали с подносами, а сестры, Ольга и Татьяна, чинно беседовали с гостями в своих белых платьях, похожих на облака. Приём в честь какого-то генерала был скучным, как все эти бесконечные вечера, где от Анастасии ждали только улыбок и молчания. Но она не собиралась подчиняться.

– Настя, где ты? – раздался шёпот Марии, её младшей сестры, выглядывавшей из-за шторы.

– Тсс! – Анастасия приложила палец к губам, подавляя смешок. В её руках был крошечный бумажный кораблик, который она смастерила из программы вечера. План был прост: запустить его в бокал какого-нибудь напыщенного графа.

Она высунулась, прицелившись, но тут её взгляд поймал что-то странное. В дальнем углу зала, у резных дверей, стояла мать, царица Александра, в тёмно-зелёном платье, с напряжённым лицом. Рядом с ней был он – Григорий Распутин, в своей чёрной рясе, с всклокоченной бородой. Его глаза, пронзительные, как у хищника, скользили по толпе. Анастасия невольно сжала кораблик, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Этот человек, которого мать называла «наш друг», всегда вызывал у неё смутное беспокойство.

– Ваше высочество, вы опять за своё? – голос за спиной заставил её обернуться. Это был Яков, сын дворцового художника, державший поднос с красками для реставрации фресок. Его тёмные волосы падали на лоб, а в серых глазах плясала насмешка.

– А ты опять шпионишь за мной, – парировала Анастасия, но уголки её губ дрогнули в улыбке. Яков был одним из немногих, кто не кланялся ей каждую секунду, и это ей нравилось.

– Не шпионю, а спасаю. Если ваш кораблик угодит в бокал, начнётся переполох.

Анастасия фыркнула, но спрятала кораблик в рукав.

– Лучше скажи, что ты видел в покоях этого… Григория, – она понизила голос, кивнув в сторону Распутина. – Слуги болтают, что он прячет там что-то странное.

Яков нахмурился, его рука с подносом дрогнула.

– Не знаю, о чём вы, ваше высочество. Но… – он замялся, – вчера я видел, как горничная выносила из его комнаты какую-то книгу. Она была напугана.

– Книгу? – глаза Анастасии загорелись. – Какую?

– Не разглядел. Но она выглядела старой, с потрёпанным переплётом. Горничная спрятала её, будто боялась, что её поймают.

Анастасия почувствовала, как сердце забилось быстрее. Тайна – вот что могло оживить её скучные дни. Она уже представляла, как крадётся в покои Распутина, чтобы найти эту книгу.

– Если я её найду, ты мне поможешь? – спросила она, глядя на Якова с вызовом.

Он покачал головой, но в его взгляде мелькнула искра интереса.

– Вы, княжна, как огонь. Сожжёте всё вокруг, если не будете осторожны.

– Пусть горит, – шепнула Анастасия, и в этот момент за окном раздался далёкий раскат грома, словно природа соглашалась с ней.

Глава 2: Запретные страницы

Царское Село, ноябрь 1916 года

Анастасия сидела на подоконнике своей спальни, завернувшись в шерстяной платок. За окном мела позёмка, засыпая сад Царского Села тонким слоем снега. В её руках лежал тот самый дневник – потрёпанный, с кожаной обложкой, пахнущий сыростью и чем-то едким, словно пропитанный тайнами. Горничная, Анна, дрожа от страха, передала его ей утром, умоляя никому не говорить. «Я нашла его под половицей у Григория Ефимовича, – шептала она. – Это не моё дело, ваше высочество, но он… он не должен знать».

Анастасия осторожно открыла дневник. Страницы были испещрены неровным почерком Распутина – смесь молитв, обрывочных фраз и имён, которых она не узнавала. «Князь Ю. предал… трон падёт… огонь с востока», – гласила одна строка. Её сердце ёкнуло. Она знала, что шпионить за «другом» матери опасно, но любопытство, как искра, разгоралось всё сильнее.

Стук в дверь заставил её захлопнуть дневник.

– Кто там? – крикнула она, пряча книгу под подушку.

– Это я, – раздался приглушённый голос Якова. – Вы просили… поговорить.

Анастасия вскочила, поправляя платье, и открыла дверь. Яков стоял в коридоре, держа в руках свёрток с кистями и красками, его тёмная куртка была припорошена снегом.

– Ты опоздал, – сказала она с притворной строгостью, но её глаза сияли. – Я уже начала думать, что ты струсил.

– Струсил? – Яков вскинул бровь, шагнув в комнату. – Это вы, ваше высочество, играете с огнём. Показывайте, что нашли.

Анастасия заколебалась, но всё же вытащила дневник. Она открыла страницу с самой тревожной записью: «Царица слепа, но её сердце видит правду. Кровь спасёт, кровь погубит».

– Что это значит? – прошептала она, глядя на Якова.

Он нахмурился, пробегая пальцами по строчкам, словно они могли обжечь.

– Не знаю. Но это не просто дневник. Это… как предупреждение. Мой отец говорил, что Распутин путается с людьми, которые хотят перемен. Опасных людей.

– Каких перемен? – Анастасия сжала кулаки. Она слышала шёпот о недовольстве в народе, о солдатах, умирающих на фронте, о хлебе, который становится дороже золота. Но здесь, в стенах дворца, это казалось далёким, как страшная сказка.

– Таких, что могут свалить всё, – Яков понизил голос. – Если кто-то узнает, что у вас это, вас не пощадят. Даже вы – княжна.

Анастасия посмотрела на него, чувствуя, как её привычный мир начинает трещать. Она всегда была младшей, шаловливой, той, что прячет лягушек в туфли сестёр. Но теперь перед ней лежала тайна, которая могла изменить судьбу её семьи.

– Тогда мы разберёмся сами, – сказала она решительно. – Ты со мной?

Яков долго смотрел на неё, его серые глаза были серьёзны, но в них мелькнула искра восхищения.

– С вами, ваше высочество. Но только если вы перестанете называть меня трусом.

Анастасия рассмеялась, и в этот момент за окном ветер взвыл громче, словно предвещая бурю, которая уже стучалась в двери империи.

Глава 3: Шёпот в стенах

Царское Село, декабрь 1916 года

Анастасия притаилась в узком коридоре, ведущем к покоям Распутина. Холодный воздух пробирался под её тёплый плащ, а в руках она сжимала фонарь, отбрасывающий дрожащие тени на стены. Дневник, спрятанный под корсажем, казалось, жег кожу. После недели тайных встреч с Яковом они решили выяснить, что ещё скрывает «друг» её матери. Слухи о его влиянии на царицу росли, как сорняки, и Анастасия чувствовала: ответы где-то здесь, в его комнате.

– Ты уверена? – прошептал Яков, стоя за её плечом. Его дыхание было тёплым в холодном воздухе, а в голосе сквозило беспокойство. – Если нас поймают…

– Тогда скажем, что я искала кота, – отрезала Анастасия, но её сердце колотилось. Она повернула ручку двери, и та со скрипом поддалась.

Внутри пахло ладаном и чем-то приторным. Комната Распутина была странной смесью хаоса и святости: иконы на стенах соседствовали с разбросанными бумагами, а на столе лежала недопитая бутылка вина. Анастасия подняла фонарь, осматривая половицы. «Под половицей», – сказала горничная. Она опустилась на колени, ощупывая доски.

– Помоги мне, – бросила она Якову, который всё ещё мялся у двери.

Он вздохнул, но присел рядом, его пальцы ловко пробежались по дереву. Через минуту одна из половиц поддалась, открыв тайник. Внутри лежала пачка писем, перевязанных красной лентой, и маленький медальон с выгравированным крестом. Анастасия схватила письма, её глаза пробежались по строчкам. Имена – князь Феликс Юсупов, великий князь Дмитрий Павлович – и слова о «спасении России» заставили её замереть.

– Это заговор, – прошептала она. – Они хотят убить его.

Яков выхватил письмо, его лицо побледнело.

– Если это правда, то всё хуже, чем я думал. Распутин – не просто шарлатан. Он… ключ.

– Ключ к чему? – Анастасия посмотрела на него, чувствуя, как страх смешивается с азартом.

– К тому, что держит вашу семью у власти. Или рушит её, – Яков вернул письмо в тайник. – Нам нужно уйти. Сейчас.

Но прежде чем они успели двинуться, за дверью послышались шаги. Анастасия задула фонарь, и они прижались к стене, затаив дыхание. Голоса – низкий, грубый, и женский, знакомый – доносились из коридора.

– Григорий Ефимович, вы обещали, что Алексей будет здоров, – голос царицы Александры дрожал. – Я не могу больше ждать.

– Всё в воле Божьей, – ответил Распутин, его тон был скользким, как масло. – Но вы должны доверять мне, матушка.