bannerbanner
Найденыши мои
Найденыши мои

Полная версия

Найденыши мои

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 4

Вера Колочкова

Найденыши мои

© Колочкова В., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *
Вскормил кукушку воробей —Бездомного птенца.А тот возьми да и убейПриемного отца!Самуил Яковлевич МаршакЛюдей неинтересных в мире нет.Их судьбы – как истории планет.У каждой все особое, свое,И нет планет, похожих на нее.А если кто-то незаметно жилИ с этой незаметностью дружил,Он интересен был среди людейСамой неинтересностью своей.Евгений Евтушенко«Людей неинтересных в мире нет…»

Глава I

Солнце палило так яростно, будто силилось прогнать с пляжа беззаботных отдыхающих: «Эй вы, глупые, жадные до бесплатного ультрафиолета, время-то к полудню идет, нельзя, пора и честь знать! А ну разбегайтесь по пансионатам, санаториям, съемным каморам или где вы еще там устроились… Пора, пора!»

Сашка перевернулся с живота на спину, натянул на глаза козырек бейсболки, оставив маленькую щелочку для обзора. Хотя чего там обозревать – обычный пляж… На излучине Феодосийского залива таких много. Галька серая, мелкая, волна шумит. На пирсе полно пацанов – ныряют, галдят, смеются. Странно, что спасателей поблизости не видно… Надо бы разогнать этих пацанов: сегодня нырять опасно. И куда только родители смотрят?!

Удивительно – с чего вдруг волны? Вчера еще не было… Такое оно, Черное море. Капризное. Непредсказуемое. Живое.

Внезапно подумалось: быстро же он привык! Будто всю жизнь у моря жил, а ведь всего год прошел… А он никакой романтики в этом не чувствует. Да, раньше была романтика, раньше вообще мог торчать на берегу сутками. А сейчас привык. Наверное, глаз уже на эту красоту намылился. И впрямь, что уж такого особенного? Ну, море. Подумаешь! Всего лишь соленая вода. Накатила – откатила. Галька шумит. Солнце с ума сходит. Слышны вопли беспокойных мамаш и гомон отдыхающих. Вон, одна аж зашлась криком, вызывая свое чадо на берег:

– Владик, выходи! Кому я говорю, Владик! Ты уже два часа в воде сидишь! Ну что тебя, силой вытаскивать, что ли? Ты не слышишь меня, что ли, сынок? Выходи! С ума я с тобой сойду, честное слово!

Он приподнял голову, чтобы глянуть на непослушного Владика. Лицо у мальчишки досадливое, упрямое. Сидит в воде у самой кромки, делает вид, что не слышит материнского зова.

– Ну все, Владик, я иду… Придется вытаскивать тебя силой, если не слышишь! И наказывать придется! Больше сегодня на пляж не пойдем, будем в номере сидеть! Я буду вязать, а ты книжку читать! И телефон я твой спрячу, чтобы ты на него не отвлекался!

Видимо, угроза возымела действие: парень глянул на мать, напрягся. Потому как двойное наказание получается: вместо моря книжка в руках и в телефон не заглянешь. Знают нынешние мамаши, чем детей напугать… И этот бедный Владик тоже испугался, отдался набежавшей волне, и она вытолкнула его на берег, аккурат к ногам матери. Поднялся на четвереньки, пробурчал недовольно:

– Орешь на весь пляж, мам… Позоришь меня… Чего так орать-то?

– Да потому что ты не слышишь меня, бессовестный! Довел мать до белого каления, еще и ворчит!

– Ладно, мам… Пошли уже!

– Сначала обсохни, потом пойдем! Садись на солнце!

– Не хочу я сидеть…

– Поговори мне еще! Все нервы уже измотал! Неслух!

– А ты не ори… Надоела уже… То нельзя, это нельзя… Только и знаешь, что «нельзя» да «нельзя»…

Сашка сел на полотенце, вдруг ощутив желание встать и подойти к пацану, треснуть ему по уху: как, мол, с матерью разговариваешь. Разве так можно с матерью, обормот? Счастливый ты обормот… Да если бы ты понимал – это ж мать…

Конечно, не встал, не подошел. Смешно бы со стороны выглядело. Снова улегся на полотенце, прикрыл глаза. О чем он думал? Да о море. Что быстро к морю привык…

В Симферополе моря не было. Хотя летом их, детдомовцев, вывозили к морю, и это был праздник. Правда, подпорченный жесткими правилами: в воду заходили только по свистку воспитателя и обратно – по свистку… Если не выйдешь вместе со всеми, потом больше не зайдешь. Что для малышни, что для больших – одни правила. Это сейчас все смешным кажется, а тогда… Так обидно было…

Ладно, чего это он вдруг про детдом вспомнил. Пора забыть. Столько с тех пор воды утекло. Взрослый уже мужик, двадцать четыре недавно исполнилось. Можно считать, и в жизни все сложилось-определилось. И моря хватает под завязку… Время быстро идет.

Живот начало припекать – пора переворачиваться. Или лучше совсем уйти, сколько можно поджариваться, как сардинка на сковородке? Хотя вставать неохота… Разморило…

Сел, огляделся. Пляж почти опустел: все сбежали от палящего солнца. От нечего делать стал наблюдать, как пытается выйти из моря девушка, тоненькая, хрупкая, ладненькая. Купальник на ней – одно название, будто и нет его совсем, одни никчемные полоски внизу и вверху, а сзади вроде как и полосок не видно, маленькая круглая попка вся на виду. И ведет себя девушка довольно странно – то ли правда выйти не может, то ли придуривается, веселится сама над собой. Будто подается всем телом к берегу, и накатившая волна швыряет ее, как щепку, и тут же тащит назад. Некрасиво тащит, по гальке швыряет. Больно ведь ей, наверное? Хотя лицо у девушки вроде не испуганное, а совсем даже наоборот, словно ей ужасно нравится отдаваться на волю волны. Вот опять резко подалась к берегу… И оглядывается, и стоит, замерев, и ноги утопают в гальке, и будто ждет… Опа! Волна с головой накрыла, выбросила, утянула обратно. Вынырнула, смахнула с лица мокрые пряди, опять подалась к берегу…

Он будто прилип глазами к этой картинке, сидел как завороженный. И внутри вдруг заныло что-то, пробежало колкими мурашками. Странное чувство… Тревожное. Будто сейчас произойти должно что-то для него важное. Хорошее и нехорошее… Не поймешь… Даже глаза прикрыл в смятении, прислушиваясь к себе. Что это за непонятное ощущение? И как это может быть связано с купальщицей, на которую загляделся? Да на этом берегу тысячи таких, на всех и ощущений не хватит. Лучше отвести глаза, не смотреть. И впрямь, что он там не видел?

Однако тревожность не покидала, и он устыдил себя: а вдруг девушка и правда выбраться не может? Наверное, надо помочь.

Глянул, а она уже вышла на берег, переступает неуклюже по горячей гальке, прикусив губу. Хочет идти быстро, да не получается: это ведь то еще цирковое представление – ступать на жгучие камушки до полного нетерпения! Можно сказать, пытка!

В какой-то момент ему захотелось подскочить, броситься к ней, схватить на руки. Но сдержал себя: вдруг ей это не понравится. Еще обругает как-нибудь, не поймет его джентльменского порыва. Так и сидел, смотрел, как она смешно подпрыгивает, и балансирует, и сучит ногами. Оглянулся быстро – ага, вон ее полотенчико брошено чуть позади… И сумка на нем, и шлепанцы. Все-таки надо было проявить благородство, подтащить ее шлепанцы к берегу. Не догадался. Теперь уж поздно, почти дошла.

– Чего уставился? Смешно тебе, да? – неожиданно спросила девушка, проходя мимо него.

Не зло спросила. С улыбкой. Игриво даже. Вроде как приглашая к общению.

– Нет… Почему смешно? Я сочувствую… Галька сильно нагрелась… – проговорил тоже с улыбкой.

– Не то слово! Это ж настоящие танцы на углях получаются! Мне кажется, что я ступни до кости сожгла! Больно, зараза!

Девушка наконец добралась до полотенца, села, закопошилась в сумке. Достала темные очки, тут же нацепила их, откинув взмахом головы волосы. Он сидел к ней вполоборота, смотрел как завороженный. Внутри опять все заныло странной тревогой, будто предупреждало: не гляди, отвернись… Ну что она тебе? Не надо…

– Так чего пялился?

– Я не пялился. С чего ты взяла?

– Я же видела, ты не думай! Просто глазами ел!

– Да не ел я! Боялся просто: вдруг из воды не сможешь выйти? Вдруг придется спасать?

– Ой, да ладно, нашел отмазку… Спасатель… Говори честно: понравилась я тебе, да?

– Да. Ты красивая. Очень красивая.

– Я знаю… А у тебя сигаретки нет?

– Я не курю…

– Понятно. Ну тогда, может, организуешь мне сигаретку? Вон там, вдалеке, мужик сидит, видишь? Он вроде курил… Сходи и спроси у него, а? Не буду же я сама ходить по пляжу и к мужикам приставать.

Он кивнул, поднялся с места, направился к мужчине, который сидел у самой кромки воды.

– И прикури сразу, ладно? – крикнула она ему вслед.

Мужчина охотно откликнулся на его просьбу, протянул открытую пачку и зажигалку. Прикурил, поблагодарил его вежливо и вернулся. Девушка жадно схватила из его рук сигарету, втянула в себя дым, тут же закашлялась, проговорила надсадно:

– Вот же зараза, а? Курить хочу страшно, а не получается ни фига… Бронхи совсем ни к черту…

Сунула ему сигарету, повернулась всем корпусом к сумке, достала бутылку с водой, жадно сделала пару глотков. Он стоял рядом, держа сигарету в руках. Она скомандовала досадно:

– Да потуши ты ее, если сам не куришь! Не дразни меня! Лучше садись поближе… Подтяни свое полотенце да садись.

Когда он уселся рядом, она произнесла доверительно, как старому знакомому:

– Я ведь с детства болею… Курить совсем нельзя. Врач запретил.

– А зачем куришь тогда?

– Не знаю. Из вредности. Терпеть не могу, когда мне что-то запрещают. Сразу начинаю все наоборот делать. Характер такой, ничего не попишешь.

– Странный у тебя характер.

– Уж какой есть…

– Ты здесь дикарем или как?

– Не, не дикарем… Меня сюда в санаторий лечиться отправили, говорят, якобы тут воздух какой-то целебный для легочников.

– Ну да… Говорят, полезный… Только я все равно не понял… Зачем куришь, если нельзя? Ведь сама себе хуже делаешь.

– А ты сам-то… делаешь только то, что можно, да? Весь такой правильный?

– Ну, не всегда, допустим…

– А ты откуда приехал? Отдыхаешь здесь?

– Нет. Я местный.

– Иди ты… Что, правда?

Она глянула с таким интересом, будто он сказал сейчас что-то несусветное. Пожал плечами, спросил с улыбкой:

– А почему ты так удивилась? Ну, местный… И что?

– Да я думала, что на пляже только отдыхающие болтаются… Делать-то все равно больше нечего! А местным это море вообще по фигу!

– Ну, не совсем… Хотя к морю быстро привыкаешь, согласен.

– Значит, ты местный… Ну и как здесь жить? Прикольно, наверное?

– Да нормально… Как везде.

– Слушай, а ты ведь и здешние места наверняка хорошо знаешь?

– Да, знаю. Я уже год в Феодосии живу. А до этого в Симферополе жил.

– А мне что-нибудь интересное покажешь? У тебя тачка есть?

– Нет. У меня мотоцикл.

– О… Круто! А какой?

– Да обыкновенный. «Хонда». Старенький уже. А как тебя зовут? Мы даже не познакомились…

– Я Кристина. Но все зовут меня Крис, я привыкла.

– А я Александр. Все зовут меня просто Сашкой.

– А ты симпатичный… На цыгана похож. Такие волосы черные, кудрявые… Тебе их отрастить надо, чтобы до плеч были. Вообще тогда будет прикольно! Только глаза не цыганские: слишком добрые.

– Спасибо. Сочту за комплимент.

– Да пожалуйста… Скажи, а ты где-то здесь, неподалеку живешь?

– Нет. Я живу в Камышах. На работу езжу в город.

– А Камыши – это…

– Это поселок такой. Минут десять ехать от набережной на мотоцикле, если на скорости.

– Понятно… А я вон в том санатории обитаю… – махнула она рукой вправо.

– В «Восходе», что ли?

– Ну да…

– Хороший санаторий. У моей сестры там подруга работает.

– Ой, да чего там хорошего? Скукота и отстой… Нет, я понимаю, процедуры всякие полезные, но я ж не пенсионерка, мне еще и потусоваться хочется! А там вообще на этот счет дохлый номер, никакой движухи нет. Вчера сходила на их дискотеку – ухохоталась, блин… Старые тетки так лихо под музыку задами трясут! Я смотрела на них и думала: когда сама буду теткой, ни за что не стану так задом трясти… Просто полный отстой, правда! И вообще, скучный у вас город, нормальному человеку податься некуда… И кафешки эти на набережной – тоже полный отстой… Куда ни кинь глаз – одна скукота… Как так может быть, а? Чтобы в крымском городе – и посмотреть не на что было!

– Ну почему же? Есть места… И есть на что посмотреть. Природа здесь шикарная, море. Не зря же здесь Айвазовский в свое время поселился. И писатель Грин… И крепость у нас есть…

– Ой, только не рассказывай мне про эту крепость, была я там! И про Айвазовского с Грином не рассказывай! Я что, по-твоему, похожа на тетку, которая будет по музеям шляться? Днем по музеям, а вечером задницей на дискотеке трясти?

– Нет, не похожа… – проговорил он и хмыкнул, улыбнувшись. Так и сидел с улыбкой, глядя на нее весело.

Да, она его веселила ужасно. Такая забавная! И жесты тоже забавные, и выражение лица… Такое искренне капризное, как у ребенка. И губы надувает как маленькая… Смешно!

– А сколько тебе лет, Крис? – спросил вдруг, внимательно разглядывая ее.

– Да не бойся, я совершеннолетняя! Недавно восемнадцать исполнилось!

– Хм… А почему я должен бояться?

– Ну, мало ли… Меня все воспринимают пацанкой. Слишком молодо выгляжу. А я, между прочим, уже взрослая, самостоятельная женщина. По мне многие мужики с ума сходят. Как посмотрят на меня – сразу влюбляются. Даже сама удивляюсь, честное слово. Или ты что, мне не веришь?

– Почему? Верю. Ты красивая. И да, есть в тебе что-то такое… Тревожно-трогательное…

– Ну вот, и ты на меня запал, ведь так? Признавайся! Я ж видела, как ты на меня смотрел, когда я в море купалась! Признавайся, признавайся!

– Ну ладно… Будем считать, что запал. И что дальше?

– Это ты у меня спрашиваешь – что дальше? – ткнула она себя пальцем в грудь. – А сам не знаешь, что будет дальше?

– Нет. Подскажи… – подыграл он ее кокетливому тону.

– Ну, для начала своди меня куда-нибудь в приличное место… Где музыка нормальная, где можно выпить, потанцевать, оторваться. Ты же местный, ты обязан знать такие места! Должен же у вас быть хоть один приличный клуб! Сводишь меня куда-нибудь сегодня вечером?

– Хорошо. Договорились. Где и когда встретимся?

– Давай в восемь у ворот санатория? Ладно? А сейчас мне пора бежать: на процедуры опаздываю…

– Проводить тебя?

– Да зачем? Вон же санаторий, тут два шага… Давай, до встречи!

Она быстренько накинула рубашонку, подхватила сумку, помчалась неловко по гальке, перебирая стройными ножками.

Он смотрел ей вслед… Не мог оторвать взгляда. Вдруг поймал себя на мысли: неужели правда запал? Хотя на что там западать, господи! Глупая самонадеянная девчонка, только и всего. Таких в курортном городе в летний сезон – пруд пруди. Довольно обыкновенная. Хотя… Есть в ней что-то такое… Необъяснимо манкое. В хрупкой, но подвижной фигурке, в движениях, в искренней интонации голоса, в подаче себя. Заворожила она его, что ли?

Вдруг стало страшно: а если не придет вечером? Если обманула? Что тогда? Где ее искать? Может, соврала про санаторий? С нее станется…

И тут же отмахнулся от этих переживаний: да ну, ерунда какая! Ну и пусть обманула… Бывает. Значит, не судьба…

Но отмахнуться не получалось. Будто застопорилось что-то внутри, нарастало тревогой. Ну что, что с ним такое? Словно сердце болит… Неужели это любовь такая – с первого взгляда?

Да ну… Какая любовь! Еще чего не хватало! Просто на солнце перегрелся, наверное. Пора удочки сматывать, а то еще чего-нибудь придумается. Вон и на пляже уже никого нет… Надо последний раз искупнуться – и уходить.

Вода в море была теплой, волна утихла. Заплыл далеко, нырнул поглубже, до звона в ушах. Вынырнул, жадно глотнул воздуха, потряс головой. Медленно поплыл к берегу. Когда сел на полотенце, услышал, как надрывается в кармане джинсов телефон. Наверное, это Лена звонит… Больше некому. Глянул на дисплей – точно Лена…

– Саш… Ты почему не отвечаешь? Я звоню, звоню… У тебя ничего не случилось, все хорошо?

– Да что со мной может случиться? Я в море плавал, только на берег вышел…

– Ты в такую жару на пляже? Ты что? С ума сошел? Это же нельзя! Это вредно!

– Да все нормально, Лен…

– Но я же волнуюсь! Я о тебе забочусь, Саш! Тем более ты долго на звонок не отвечал… Я же переживаю!

Он поморщился, как от зубной боли. Слишком уж выпукло это прозвучало у Лены – забочусь да волнуюсь… Мол, никто о тебе никогда не заботился и не волновался, а я забочусь и волнуюсь! Ты должен это ценить, должен быть благодарен!

Или он придирается к ней? И вовсе она не хотела ничего такого сказать, он сам все придумал?

– Я тебя к обеду ждала, Саш… Я же в курсе, у тебя сегодня выходной. Ты же отгул взял, правда?

– Откуда ты знаешь?

– А я утром еще звонила тебе на работу – мне и сказали. И жду тебя целый день. Думала, к двенадцати придешь, а сейчас уже полдень… У меня ведь тоже сегодня выходной, хотела накормить тебя вкусно… Борщ сварила, пирог испекла…

Ну вот опять! Опять ему что-то такое в ее голосе послышалось! Нарочито выпуклое!

– Чего ты молчишь, Саш? Ты придешь сегодня вообще или нет?

– Нет, Лен. Не приду.

– Но почему?

– Я занят…

– Чем ты занят? Ты что, меня избегаешь, да? И вообще, Саш, нам надо очень серьезно поговорить… Давно надо…

Он услышал слезы в голосе, испугался. Не хватало, чтобы Лена из-за него плакала.

– Лен, да все хорошо, что ты… Перестань… Конечно, мы поговорим, Лен! Просто сегодня я не могу, у меня и правда дела… Извини, не могу больше говорить, тороплюсь…

Нажал на кнопку отбоя, презирая себя за трусость. Неужели и впрямь избегает? Боится серьезного разговора? Но почему? Лена – она же такая хорошая, такая правильная… Почему все так, почему? Вот встретил сегодня эту странную смешную девчонку, и сердце полетело вскачь, и будто с ума сошел. И вопросы сам себе задает про любовь с первого взгляда! А с Леной… С Леной такого нет. Хотя они уже год встречаются. Можно сказать, живут вместе. И сестра Зойка ему намекает: давай уже, делай решительные шаги, сколько можно девушку мучить? И ни туда и ни сюда…

Думать об этом было неприятно и стыдно. И вообще, лучше не думать… Лучше ехать домой: обедать пора. От голода живот подвело. Да, пора домой… И Зойка наверняка уже его потеряла.

* * *

– …Фу, напугал… Что ты подкрадываешься, как вор?

Зойка сердито встряхнула простыню, принялась развешивать ее на веревке. Лицо было недовольным и усталым.

– Где ты шляешься, Сашка? Лучше бы помог… Вон, отдыхающих полная хата – не настираешься! Я уже с ног валюсь…

– Прости, Зой. Я с утра в город уехал, у меня там дела были. Потом искупнуться решил… И задержался… Так получилось, прости.

– Да ладно, не извиняйся. Это я просто так ворчу… Обедать будешь?

– Нет, правда, прости… Я как-то не подумал… А где Димон? Его тоже дома нет, что ли?

– Не-а. Он в Симферополь уехал – отдыхающих встречать.

– Откуда летят?

– Из Новосибирска. Так обедать будешь или нет? Сегодня рассольник и гречка с котлетами.

– Позже, Зой… Давай я тебе лучше с посудой помогу. Уже все отдыхающие отобедали?

– Нет… Еще две семьи осталось. Одни в Коктебель уехали на экскурсию, другие в город подались – галерею Айвазовского осматривать. Просили им обед оставить. Как же я устала, Сашка, как же устала… Если б знала, что так трудно будет, ни за что бы под это дело не подписалась. Гостевой дом держать так хлопотно… А главное, никуда теперь и не денешься, обратного хода нет. Ипотеку все равно выплачивать надо, хотя там и немного осталось.

– А я тебе говорил, что поменьше дом покупать надо! И денег бы наших тогда хватило!

– Так поменьше и смысла нет… Чем больше отдыхающих можем разместить, тем выручка больше…

– Ну, тогда не ной! Если хочешь денег, придется терпеть!

– Да ладно, не учи меня жить. Помалкивай лучше! Я ведь и на тебя тоже надеялась, между прочим! Думала, ты с нами, со мной и с Димкой, в одной упряжке все это хозяйство будешь везти! А ты соскочил… Ну вот скажи, зачем тебе твой приборостроительный завод, что там хорошего? Нравится на дядю работать, что ли? Мы ж хотели вместе, одной бригадой… Дом вместе купить…

– Ну вот купили. Как и договаривались, по долям. А бегать за отдыхающими я не собирался. Какие ко мне претензии, Зой?

– Вредный ты, Сашка… Пользуешься тем, что люблю я тебя, дурака… И потому из меня веревки вьешь.

– Так и я тебя люблю, Зой… Как можно не любить сеструху, хоть и ворчливую?

Зоя махнула рукой, и тут же недовольное выражение сползло с ее лица, и оно вмиг стало приветливо-доброжелательным. Он проследил за ее взглядом и увидел, как во двор входят отдыхающие – семья из Питера, те, которые ездили осматривать галерею Айвазовского.

– Ну как вам, понравилось? – спросила Зоя издалека.

– Да, очень… Просто масса впечатлений! – откликнулась интеллигентного вида женщина. – Только мы очень проголодались, Зоенька… Сейчас душ примем и обедать пойдем… Надеюсь, вы нас накормите?

– Конечно, конечно! Жду вас в столовой! – поторопилась заверить она отдыхающую.

– Белье развесишь, ладно? Пойду их обедом кормить, – уже на ходу бросила ему Зоя. – Только аккуратнее развешивай, а то знаю я тебя…

Он кивнул, глядя сестре вслед. Отчего-то ужасно жалко ее стало, аж сердце зашлось. Подумал: может, день сегодня такой, особенный? Звезды сошлись? То на незнакомую девчонку странной болью среагирует, теперь вот на Зойку, сеструху…

Сестрой она ему была названой. Хотя кто знает… Может, и родной. Теперь уж точно не узнать – столько лет с тех пор прошло. С тех самых пор, как их с Зойкой подкинули к дому малютки в Симферополе. Сначала его, потом Зойку. С разницей в неделю. Это им позже директор детдома рассказала – Таисия Сергеевна. Хорошая была тетка, да… Говорила, что полиция пыталась и мать их найти, да разве найдешь? А еще говорила, что одеяльца у них были одинаковые. И нашли их в одном и том же месте. То есть на деревянном ящике из-под овощей, брошенном у забора. Отсюда и вывод: наверняка они брат с сестрой. Двойняшки. Мол, сначала мать решила одного ребенка себе оставить, а потом передумала и тоже подкинула. Осторожненько так, ночью… И подальше от крыльца положила, чтобы камера наблюдения не засекла. Рядом ларек овощной был, так она тот самый деревянный ящик от ларька стащила и на него ребеночка положила. Сначала одного, а через неделю другого. Чтоб на земле не замерзли, значит. Заботливая…

Им в доме малютки даже фамилии одинаковые дали – Ивановы. И имена придумали – Зоя и Саша. Так они и пошли по сиротской жизни вместе, как брат с сестрой. Для других – условно, конечно, а для себя – по-настоящему. Когда рассуждали меж собой на эту тему, всегда спорили. Зойка, помнится, говорила, когда на него за что-нибудь обижалась:

– Это тебя мамка сначала отнесла, а меня хотела себе оставить, вот! Не знаю, почему она передумала! Если бы не передумала, была бы я сейчас с мамкой…

– Так ведь отнесла же! Какая разница, кого сначала – тебя или меня! Тем более и не спросишь теперь почему…

Тот факт, что они, может, и не брат с сестрой, ими даже не рассматривался. И что вопрос может решиться просто – пойти да сделать генетическую экспертизу на родство, – тоже было своего рода табу. И черт его знает почему… Может, они просто боялись. Боялись оказаться чужими… Да и в детдоме никому в голову не приходило заказать экспертизу. Во-первых, дорого, во-вторых, зачем… Все равно по документам они числились как два разных подкидыша. А фамилии всем подкидышам давали одинаковые – Ивановы. Вот вам и все родство, и хватит с вас!

Так и росли вместе, цеплялись друг за друга, как за соломинку. И все ребята знали, что Зойка – его сестра. Что он ее всегда защитит, как пацан. А она ему штаны заштопает, если порвались, и рану зеленкой смажет, и подует на нее сострадательно.

Потом к ним подтянулся Димон. Он был из другой жизни, конечно. По воле судьбы оказался в детдоме: потерял в одночасье обоих родителей в автокатастрофе. Они погибли, а он чудом остался жив. Трудно ему было… Он же вроде как пришлый, не свой! До десяти лет умудрился с мамой-папой прожить! А новеньких в детдоме не любят, не сразу принимают за своих. Завидуют. Тем более к нему бабушка каждый выходной приезжала с гостинцами. Старенькая уже, плакала все время. И Димон тоже плакал. Зойка его пожалела… Сказала однажды: «Саш, давай его к себе возьмем? Вместе защищать его будем!» Он согласился – почему ж нет? Втроем-то уже веселей! Втроем – они уже сила!

Он и не догадался тогда, что Зойка в Димона влюбилась. А потом и он в нее. Да разве был у него выбор? Если жизнь так повернулась – выбора нет… Люби того, кто тебя любит. И радуйся. Иначе не выживешь.

Впрочем, Димка и радовался. И Зою ценил. Он вообще такой – покладистый и спокойный. В их паре Зойка была ведущей, а Димка с удовольствием был ведомым. Можно сказать, повезло обоим, каждый нашел себя.

Так, втроем, они и пошли в жизнь. Зойка с Димоном сразу поженились, комнату им дали в общаге. А его в армию проводили. Димону в армию было нельзя: в той автокатастрофе, в которой погибли родители, он тоже травму получил, прихрамывал слегка.

На страницу:
1 из 4