Создавая несовершенство

Сестра замерла. Ее взгляд скользил по мне, как по восковой фигуре.

– Просто попробуй с ней поговорить. Я бы не стала так настаивать, если бы не видела в этой девушке то, что может помочь тебе найти вдохновение.

Я молча слушал сестру, но не мог сказать и слова. Всегда был скуп на эмоции, всегда думал, что молчание разрешит ситуацию само собой, но сейчас…

Что-то внутри рвалось наружу, и перед глазами вновь возникли эскизы Дарьи.

Они и вправду были… гениальными, дерзкими… Как новый глоток вдохновения.

– Пожалуйста, – прошептала сестра и взяла меня за руку. – Хотя бы просто встреться.

– Я не обещаю, – сиплый голос выдавал мое волнение. Я был в замешательстве, но точного ответа не знал. – Но попробую подумать над этим.

Софи улыбнулась и, развернувшись, вышла прочь, оставив меня наедине со своими мыслями.

И чертовой коробкой, в которой лежало красивое белье.

Коробка смотрела на меня, а я на нее. Что-то немыслимое тянуло вновь подойти ближе, потрогать ткань, рассмотреть узоры. И я сделал это, сам того не понимая.

Только сейчас ощутил аромат кофе и апельсиновой корки, такой манящий и терпкий.

Черт. А быть может, София права?

Глава 3. Дарья

Мои пальцы машинально разглаживали шёлк, пока мысли кружились в голове, как осенние листья на ветру. Августин… Его имя жгло язык, словно я попробовала что-то горькое и не могла избавиться от послевкусия. Я привыкла к одиночеству, к тому, что никто не проникает за стены, которые я возвела вокруг себя. Но этот мужчина… Он словно нашёл лазейку в моей обороне.

В мастерской царил полумрак. Свет ламп падал на разложенные ткани, создавая причудливые тени на стенах. Я работала над новым корсетом, вплетая в него металлические нити, словно паук, плетущий свою паутину. Каждый стежок был точным, каждый узор – продуманным. Но мысли всё время возвращались к нему.

Черт.

“Шип и бутон” – моя новая коллекция. Каждый корсет – как цветок, готовый раскрыться, но защищённый острыми шипами. Я вплетала в ткань металлические нити, создавая узоры, напоминающие татуировки. Это было больше, чем просто бельё – это было настоящее самовыражение для тех, кто не боится показать свои раны.

– Идиотка, – прошипела я, с силой втыкая булавку в манекен. – Он тебя даже не запомнил.

Но я знала, что это неправда. Его взгляд, когда он рассматривал мою единственную работу… В нём было что-то большее, чем просто профессиональный интерес.

Что-то, что заставило моё сердце биться чаще.

Мастерская, арендованная на первом этаже старого дома, пахла воском и кофе. На столе – коробки с шёлком из Лиона, кружевом из Брюгге, металлической фурнитурой, которую я коллекционировала годами. Здесь я была королевой. Здесь не было места мужчинам в идеальных костюмах, чьи слова резали точнее ножниц.

Но что-то изменилось. Что-то сломалось в моей броне. Я вспоминала, как его руки дрожали, когда он рассматривал белье. Как в его глазах на мгновение промелькнуло что-то живое, настоящее.

И это пугало меня больше всего.

Я привыкла быть сильной. Привыкла полагаться только на себя. После того, как отец оставил нас с матерью, а мама… она просто сломалась. Я научилась строить стены, научилась не доверять никому.

Но этот мужчина… Он словно нашёл способ пробраться сквозь мои барьеры.

В воздухе витал аромат кожи и шёлка. Металлические нити поблёскивали в свете ламп, словно звёзды в ночном небе. Я продолжала работать, но мысли всё время возвращались к нему. К его холодному взгляду, к его отстранённости.

К тому, как он превращал боль в искусство.

Естественно, я видела его работы. София показывала их, и только сейчас до меня дошло, что они – его.

В мастерской было тихо, только тиканье старых часов нарушало тишину. Мои новые зарисовки казались теперь не такими надёжными, а металлические шипы – не такими острыми.

Я подошла к окну. На улице шёл дождь, капли стекали по стеклу, словно слёзы.

Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Я не ждала никого.

– Открыто, – бросила я, не отрываясь от окна. Но что-то заставило меня обернуться, будто бы притягивало магнитом.

Он вошёл, словно тень скользнула по комнате.

Августин.

Он стоял у стола, словно тень скользнула по комнате. Чёрный костюм подчёркивал его бледность, делая его похожим на призрак из моих беспокойных снов. Его взгляд скользил по моим эскизам, разбросанным по столу, словно рентгеновский луч проникал сквозь бумагу, изучая каждую линию, каждый штрих.

– Впечатляет, – произнёс он наконец, его голос звучал глухо, будто доносился из-под воды. В нём слышалась та же отстранённость, что и в нашу первую встречу.

– Что вы здесь делаете? – я старалась не выдать своего волнения, но предательский стук сердца отдавался в ушах.

– Был неподалёку и решил зайти к вам, – ответил он, не отрывая взгляда от недоделанного корсета на манекене. Его руки слегка дрожали, когда он поправлял манжету – единственный признак того, что он не так холоден, как кажется.

– Звучит как-то неправдоподобно, – фыркнула я, подходя ближе. Металлические нити на столе звякнули под моими пальцами, словно предупреждая об опасности.

Августин уже протянул руку к папке, в которой таились мои «ужасные» чертежи, которые никогда бы не увидели свет. Я с опаской захлопнула её и отодвинула в сторону, будто защищала самое ценное, что у меня было.

Между нами с Августином образовалось непрофессиональное расстояние – не физическое, а какое-то другое, более глубокое. Словно мы стояли на разных берегах одной и той же реки, и вода между нами бурлила и пенилась.

– А вы со своими гостями всегда такая колючая? Или это профдеформация от работы с металлом? – его губы искривились в подобии улыбки, но глаза оставались ледяными.

– Ювелиры тоже, знаете ли, не блещут мягкостью, – ответила я, скрещивая руки на груди.

В воздухе повисло молчание, тяжёлое и вязкое, как смола. Я чувствовала, как его взгляд изучает меня, словно пытаясь прочитать мысли, написанные между строк моих эскизов. И в этот момент я поняла: он не просто пришёл сюда случайно. Он пришёл, потому что что-то в моих работах задело его за живое, как заноза, которую невозможно вытащить.

– Знаете, – произнёс он наконец, его голос звучал почти нежно, – ваши “дработы” напоминают мне о чём-то… личном. О чём-то, что я давно пытался забыть.

Я вздрогнула, словно он коснулся меня через разделявшее нас пространство. В его глазах на мгновение промелькнуло что-то живое, настоящее – и это напугало меня больше, чем все его ледяные взгляды вместе взятые.

– Не знаю, о чём вы, – ответила я, отворачиваясь к окну, за которым сгущались сумерки. – Мои работы – это просто работы. Ничего личного.

Но даже себе я не могла признаться, что это ложь. В каждой линии моих эскизов, в каждом элементе, вплетённом в ткань, была частичка меня. И сейчас этот холодный, отстранённый мужчина стоял передо мной, словно пытаясь разгадать код, которым я так старательно столько лет зашивала свою душу.

– Вы ошибаетесь, – прошептал он, его голос вдруг стал таким близким, словно он стоял прямо за моей спиной. – В каждой вашей работе есть душа. И это делает их особенными.

Я замерла, не в силах пошевелиться или что-то сказать. Его присутствие словно наполнило всю комнату, вытесняя воздух.

– Так что вы здесь делаете? – спросила я, стараясь придать голосу твёрдость.

Августин выпрямился, будто бы его кто-то похлопал по спине.

– София любит оставлять бумажки с адресами, – он продолжал осматривая комнату с видом аукциониста, оценивающего лот. – Вы арендуете это… помещение?

– Это называется мастерская, – огрызнулась я, блокируя его путь к другому столу с эскизами. – И у меня нет времени на игры, скажите, чего вы хотите, и уходите.

Мужчина слабо улыбнулся, и в этой улыбке промелькнуло что-то хищное.

– Это прозвучит странно, но я пришёл, чтобы предложить вам сделку.

Сердце подпрыгнуло к горлу, перекрыв кислород. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, выдавая моё волнение.

– Сделку? Я не шью бельё для мужчин.

Мужчина глухо рассмеялся, будто бы я сказала глупую студенческую шутку, которую он не слышал столько времени.

– А вы хороши, Дарья. Мне нравится. Знаете, почему я здесь?

Он достал из портфеля папку. Я заметила, как его руки слегка дрожали – единственный признак того, что он не так холоден, как кажется.

– Что это? – спросила я, не двигаясь с места.

– Договор о сотрудничестве. Я хочу с вами поработать. Ваши работы… они живые, в отличие от моих последних коллекций.

Я взяла папку, открыла. Условия были более чем выгодными: финансирование, продвижение, возможность участия в Неделе моды. Каждая буква словно жгла пальцы, напоминая о том, как долго я к этому шла.

– Почему я? – спросила я, хотя уже знала ответ.

– Потому что вы превращаете боль в красоту, а не в пафос, – его губы искривились в подобии улыбки.

Я задохнулась. Неделя моды. Тот самый прорыв, о котором мечтала. Но…

– Условия? – спросила, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– Полный контроль над дизайном украшений. Вы предоставляете эскизы белья, я вплетаю в них металл и камни. Никаких прав на ваши идеи, самовольничество. – Августин облокотился о стол, сложив руки на груди. – Все идеи строго оговариваются со мной и… – он наклонился, чтобы прочитать название на моей кожаной куртке. – «Noir» придётся убрать. Слишком депрессивно.

– Нет. – Я отступила, наткнувшись на стол. – «Noir» – это не цвет. Это…

– Правда, – закончил он. – Знаю. Вы шили для жертв домашнего насилия. Скрывали шрамы под кружевом. Потом бросили, потому что не смогли спасти всех.

Его слова ударили, как пощёчина. Откуда он знает? Кто ему рассказал?

– Не ваше дело, – процедила я, сжимая кулаки. – И название останется прежним.

– Упрямая, – пробормотал он, но в его голосе не было раздражения, только… что-то другое.

– А вы слишком много о себе возомнили, – огрызнулась я. – Думаете, можете прийти и диктовать условия?

– Нет, – он выпрямился, его глаза вдруг стали ледяными. – Я думаю, что могу предложить то, о чём вы мечтали последние пять лет. И да, у меня есть условия.

– И что будет, если я откажусь? – спросила я, хотя уже знала ответ.

– Тогда вы останетесь здесь, в этой мастерской, – он обвёл рукой помещение. – Продолжите шить на заказ, никогда не выйдя на большой рынок.

Его слова были как удар под дых. Он знал, черт.. Знал всё….

– У вас есть время подумать до завтра, – сказал он, слабо улыбнувшись. – Но знайте: я не люблю ждать.

Глава 3.2

М