Средневековье в латах

Что же касается рыцаря и вообще человека, стремящегося стать частью рыцарского братства, то он должен был обладать, как метко выразился один из исследователей, «опытом в применении насилия». Имеется в виду набор знаний, умений и навыков, необходимых для войны. Каждый мальчик из благородной семьи, если его не готовили в монахи, с детства постоянно занимался приобретением этих самых знаний, умений и навыков.

Однако если бы в рыцарской культуре во главе всего стояла сила, мы жили бы в совсем другом мире. Но ее особенность как раз в том, что при культе войны, преклонении перед мужественностью и ожесточенном соперничестве рыцарей между собой во главу всего ставились отнюдь не сила и даже не умение побеждать, а нечто совсем иное – честь, доблесть, верность, мужество, милосердие, мудрость и благоразумие. Именно эти качества писатель и журналист, исследователь Средневековья Крейг Тейлор считал наиважнейшими для идеального рыцаря.

Происхождение рыцарства

Вернемся к истокам. В Раннем Средневековье ни дворян, ни рыцарей вообще не было. Были члены аристократических родов – кто римского, кто варварского происхождения. Были мелкие помещики, служившие им за землю или за жалованье. Были профессиональные солдаты, наемники. Всех их можно объединить одним условным термином «воины», но, думаю, любому понятно, что общее у них только одно – то, что они в силу происхождения, традиции или ради денег занимались военным делом.

Постепенно складывалась феодальная система, вассалитет, майорат (родовые земли, передающиеся старшему сыну), появилась даже официальная идея, что общество делится на три созданных Богом сословия – те, кто сражаются, те, кто молятся, и те, кто возделывают землю. Но от этого сословие сражающихся не стало более однородным, даже наоборот – после того как право наследовать земли было закреплено за старшим сыном, младшим оставалось только пополнять ряды профессиональных воинов. И теперь в отряде феодала могли бок о бок сражаться безродный наемник, вассал и какой-нибудь племянник этого самого феодала. Причем тот же наемник мог удачно захватить богатого пленника, получить выкуп, разграбить город, жениться на незаконной дочери знатного вельможи, и его сын, тоже воин, становился уже не безродным наемником, а человеком благородного происхождения, вассалом или даже союзником этого вельможи.

В Средние века роль «воинов» достигла своего апогея, фактически короли были прежде всего военными вождями, и вся система вассалитета держалась именно на военной иерархии. Король давал баронам землю в обмен на вассальную клятву и обещание выступить на его стороне в случае военного конфликта плюс привести с собой отряд из определенного количества воинов. Бароны делили полученную землю на части и раздавали своим людям, с которых, в свою очередь, тоже брали вассальную клятву и обязательство прийти к ним на службу. Когда начиналась война, король бросал клич, бароны собирали своих вассалов, те садились на коней, брали отряд и шли отрабатывать полученные поместья.

Я описала ситуацию очень схематично, в разных странах были свои особенности, но суть, думаю, ясна. Феодализм был системой, в которой власть принадлежала «воинам». Каким бы неоднородным ни было «сословие сражающихся», они все равно стояли над всеми остальными, кроме духовенства, – крестьянами, ремесленниками, торговцами и т. д. Но где-то века с XI эта система стала усложняться, и внутри тех, кто сражается, внутри феодального строя, выделилась особая каста, которая и получила название «рыцарство».

Рождение рыцарства

Флори[4] пишет, что рыцарство в ХI и ХII веках – это почетная профессия отборных воинов, которые являются исполнителями воли своих командиров – от непосредственных сеньоров до принцев. То есть рыцари – это в первую очередь лучшие хорошо вооруженные конные воины.

Но особенность Средневековья в том, что дворянин и рыцарь – совсем не синонимы. Рыцарь мог быть дворянином от рождения, но мог и не быть, а свое благородство (все равно врожденное, потому что иначе он не стал бы достоин звания рыцаря) он должен был подтверждать своим поведением и поступками. Дворянин, в свою очередь, несмотря на знатное происхождение, мог быть объявлен недостойным рыцарского звания и исключен из круга благородных людей.

Как такое могло случиться? И как возникла подобная странная система? Поскольку мы воспитаны в основном на более поздней культуре (Возрождения и Нового времени), понять это трудно. Но все же попытаемся, хотя бы в самых общих чертах. Дворянство складывалось как бы параллельно рыцарству и в то же время постоянно с ним пересекаясь. Я говорю о дворянстве как о мелких и крупных феодалах, слое наследственных землевладельцев, тех самых людей, что получали землю от короля или баронов, но уже не за личные заслуги, а наследуя от своего отца как поместье, так и вассальную клятву служить тому или иному сеньору. К ним добавились многочисленные потомки аристократии, не имеющие земли, но имеющие несколько поколений знатных предков. Эта система, думаю, проста и понятна.

С рыцарями все гораздо сложнее. Здесь надо понимать, что рыцарство в Средние века никогда не передавалось по наследству, это был исключительно личный титул, дарованный за заслуги[5]. И с получением этого титула человек автоматически становился не только рыцарем, но и дворянином. Поэтому среди рыцарства первое время было немало тех, кто завоевал власть и почет силой оружия, но мог не иметь благородных корней. То есть в рыцарской «корпорации» было много людей, которые в глазах наследственной знати были «выскочками». Вследствие этого – в силу неоднозначности их положения – в среде рыцарства стала формироваться их собственная особая идеология. Она придавала блеск и благородство самому понятию «рыцарь» и превращала в общественном сознании профессиональных вояк в некую элиту, благородную не столько в силу происхождения, сколько в силу принадлежности к этому избранному кругу. Более того, само слово «рыцарь» постепенно перестало означать просто воина, а превратилось в титул, получение которого обставляется пышной церемонией.

Возможно, это выглядит несколько запутанно, но взаимоотношения между рыцарством и дворянством были еще запутаннее. С одной стороны, чтобы стать рыцарем, надо было в первую очередь обзавестись соответствующим снаряжением, очень недешевым, то есть в основе всего были деньги. С другой – получилось, что параллельно существуют как бы две воинские элиты, одна из которых получила свой статус благодаря происхождению, а другая – благодаря принятию новых членов в «элитный клуб». Причем вторая стремилась к поглощению первой – довольно быстро посвящение в рыцари стало практически обязательным для любого молодого дворянина, делающего военную карьеру.

Устоявшаяся система, ставившая во главу всего благородство по происхождению, сопротивлялась, поэтому чем большую популярность приобретала идеология рыцарства, тем более закрытым и элитным становилось само рыцарское сословие. В итоге постепенно сложилась новая система, включающая в себя рыцаря – благородного человека, которого сочли достойным быть принятым в ряды элиты и который прошел обряд посвящения, пообещал быть защитником веры, правосудия, церкви, вдов и сирот. Теоретически сам он мог быть любого происхождения, но, став рыцарем, становился и дворянином. Практически же чем дальше, тем больше дворянство и рыцарство сливались воедино – сын любого дворянина, достигнув определенного возраста, посвящался в рыцари, а люди недворянского происхождения в рядах рыцарства стали встречаться все реже. Несколько особняком стоит Англия, но о ней речь пойдет дальше.

Рыцарская культура

Куртуазная рыцарская культура, превратившая рыцарство из обычной воинской касты конных воинов в феномен, не имеющий себе аналогов в истории (в том числе и потому, что она не умерла вместе с рыцарством, а видоизменилась и стала одной из базовых основ европейского менталитета и культуры), складывалась одновременно с превращением рыцарства в элитную социальную группу. Гийом де Пуатье[6] сформулировал ее основные постулаты еще в начале XII века. И значение этой культуры трудно переоценить, именно она сформировала тот облик Средневековья, который мы знаем, и в конечном счете определила путь европейской цивилизации.

Речь прежде всего о социальных отношениях, культуре поведения и зарождении феминистических тенденций – если в древних обществах различия в положении женщин разных стран были невелики, то в Средние века именно в феодально-рыцарской Европе дамы были выведены из области исключительно домашних дел (и заодно из закрытой исключительно женской части дома) и официально включены в социальную жизнь. Частично это можно объяснить влиянием христианства, но не надо забывать, что в христианской же России эти тенденции были принесены и насильственно привиты только Петром I. В Европе же куртуазные отношения плавно перешли в галантные, которые потом видоизменялись с учетом веяний времени и, к счастью, не совсем умерли даже сейчас: такие простые обычаи, как пропускать даму вперед, помогать ей надеть пальто, подавать руку и т. д. – это отголоски куртуазной культуры, требовавшей уважать даму, заботиться о ней и демонстрировать ей свое внимание и восхищение.

Безусловно, такое стремительное развитие принципиально новой идеи не могло происходить только само по себе, рыцарская культура активно поддерживалась власть имущими, самой верхушкой феодальной аристократии – среди трубадуров было немало знатных персон, включая королей.

«Куртуазная поэзия, – пишет Дюби, – помогала укреплять основания феодального государства. Все свидетельства наводят на мысль, что эти поэмы сознательно использовались при воспитании рыцарей. Великие царственные покровители, такие как Гийом, герцог Аквитанский и, полувеком позже, Генрих Плантагенет, герцог Нормандский, граф Анжуйский и супруг Элеаноры[7], чьи богатые дворы задавали тон, вводили новую моду и предлагали покровительство поэтам, в противоположность строгости Капетингов и требованиям Церкви поощряли развитие светской культуры. Однако эти герцоги работали также над воссозданием государства и в своей заботе о мире двигали вперед то, что можно было бы назвать гражданской этикой. Нет сомнений, что они поощряли, если не инициировали, ритуал куртуазной любви и много жертвовали на его распространение. Это служило их политике. Практика fine amour явно была предназначена для демонстрации мужских ценностей. Мужчин побуждали возвысить свое мужество и развивать определенные добродетели…» «Куртуазная любовь способствовала установлению порядка введением морали, основанной на двух добродетелях: самоограничении и дружбе. Рыцарь был призван являть «сдержанность», держать себя в руках и ограничивать свои желания, особенно происходящие от инстинктов плоти.

Грубое похищение было вне закона; похищение женщин проторило путь ритуалу ухаживания, честному (honnete) способу покорять достойных женщин».

Подтверждение благородства

Поддержка рыцарской культуры феодальными правителями понятна – военная элита была их опорой, и прививание толпе вооруженных мужчин таких ценностей, как верность, честь, благородство и т. д. было, безусловно, на руку любому правителю. А куртуазно-романтические отношения с дамами помогали держать в узде сексуальные порывы этих вооруженных мужчин, тем более что изначально рыцарская культура была направлена именно на молодежь. То есть это была еще и воспитательная система, предназначенная для обуздания мужской сексуальности, умиротворения и воспитания самой опасной и агрессивной части общества.

Создание кодексов чести и системы правил для молодежи какого-то (как правило, господствующего) класса – дело достаточно обычное. Но особенность рыцарской культуры в ее самозарождении и самоидентификации, то есть в том, что она появилась и стала развиваться самостоятельно, инициированная не каким-то одним монархом, не в пределах одного государства, а быстро охватив множество стран.

То есть рыцарство выделилось в некую общность, не знающую границ, элитный клуб, в который входили представители разных стран. Они могли дружить, воевать, служить разным государям, заключать сделки и устраивать поединки, могли быть смертельными врагами, но кодекс у них оставался общий.

Этот феномен проистекал из того, о чем я говорила выше, – в Средние века считалось, что благородство у человека врожденное, оно либо есть, либо его нет. А рыцари очень часто не имели знатных корней, они мечом выкроили себе имя, деньги, положение, пробились в правящий класс, но предъявить вереницу родовитых предков в качестве доказательства своего благородства не могли.

И тогда они это благородство стали доказывать (прошу прощения, но слово «благородный» в этом абзаце будет в каждом предложении, заменить его нечем). Рыцарский куртуазный кодекс складывался как система поведения достойного человека, отличающая его от черни. Благородство по-прежнему оставалось врожденным, но оно уже как бы не зависело от предков. Рыцарь своим поведением, видом, поступками доказывал, что он достоин своего высокого звания, что он изначально был благороден, поэтому и достиг своего положения. То есть получалось, что он стал благородным человеком не потому, что его посвятили в рыцари, а стал рыцарем потому, что изначально был благородным.

Такая система требовала максимального дистанцирования от простонародья и постоянного подтверждения своего статуса. Рыцарь обязан был следовать кодексу, чтобы подчеркивать свою принадлежность к избранному кругу, причем чем ниже он был по происхождению, тем жестче к нему были требования.

Рыцарство достаточно долго было открыто для новых членов из низов, поэтому к тому времени, как они превратились в полузакрытую касту, куртуазная культура успела закрепиться и стать уже не просто обязательным сводом правил, но вошла в плоть и кровь «сословия сражающихся».

Куртуазная любовь, поведение, следование (хотя бы на людях) определенным правилам были для рыцарей одним из символов принадлежности к числу благородных людей. Социальным маркером в числе многих других, о которых я уже писала, и тех, о которых будет сказано дальше. Благородный человек отличался от черни поведением, воспитанием, внешностью, одеждой, а также мыслями и чувствами… и даже запахом. Это, конечно, был идеал, но к этому идеалу все старались приблизиться, насколько это в их силах, потому что иначе можно было пережить страшное унижение – оказаться в глазах окружающих на одном уровне с простолюдином, что могло привести к полной, пожизненной потере статуса.

Закрепление куртуазной культуры

Дюби, рассказывая об эволюции рыцарской культуры, тоже подчеркивает укрепление ее позиций у правящего класса.

«Общественная польза куртуазной любви оказалась так велика, что границы ее применения вскоре расширились, – пишет он. – Во Франции Капетингов в последней трети XII века любовные ритуалы заняли место среди приготовлений к браку. После помолвки считалось подобающим, чтобы юная дама получала знаки любовного внимания от жениха, дабы он постепенно завоевал ее сердце, прежде чем овладеет ее телом в брачную ночь: в первой части “Романа о Розе” цветок, который любовник хочет взять, все еще бутон. Что касается женатых, то обычай позволял им выбирать amie (подругу) и служить ей, как jeune служил бы своей возлюбленной. Так все придворное общество начало влюбляться. Куртуазная любовь стала основным развлечением, которое выделяло “достойных” людей в толпе обычных, отличало их от селянства, которое предположительно занималось любовью наподобие зверей. В результате то, что поэты некогда описывали как подвиг, настолько опасный, что для большинства он был недосягаем, теперь стало необходимым навыком воспитанных мужчин и женщин. Решающим стало сохранение человеком сдержанности, что означало укрепление власти воли над телом: вот чему учили правила куртуазной любви мужчин и женщин высшего общества».

Если во времена зарождения рыцарской культуры благородные чувства и галантное поведение были чем-то очень трудным и новоиспеченным рыцарям приходилось этому учиться, преодолевая свое воспитание (или его отсутствие) и сдерживая грубые инстинкты, то уже через сто с небольшим лет это стало естественной нормой, которой представителей правящего класса и тех, кто надеялся попасть в их ряды, учили с детства.

Воспитание будущего рыцаря

Здесь стоит поговорить о том, как же именно воспитывали будущих рыцарей. К сожалению, широко распространено мнение, что в Средние века люди были повально неграмотными и невоспитанными, а конкретно рыцарю надо было уметь только драться, а читать и писать – не обязательно. На деле же после получения какого-то начального образования – дома, в монастыре или в школе-пансионате, которые постепенно появлялись в крупных городах, – мальчики начинали готовиться к единственно возможной для дворянина карьере – военной. То есть к тому, чтобы стать рыцарем.

Хотя нет, оговорюсь, был еще один вариант – стать священником. В таком случае ребенка оставляли в монастыре, где он и получал необходимое для будущего клирика образование.

Ну а жизнь будущего рыцаря, как пишет Мишель Пастуро, начиналась с долгого и непростого обучения сначала в родительском доме, а затем, с десяти или двенадцати лет, у богатого родственника, крестного или покровителя. В основном этим человеком был сеньор его отца. Иногда мальчика отдавали из семьи даже раньше, потому что, по мнению средневековых мыслителей, жизнь мужчины до достижения им зрелости, по законам многих стран совпадавшей с совершеннолетием – 21 год, – делилась на три этапа. Детство – от рождения до семи лет, отрочество – от семи до четырнадцати и, наконец, юность – от четырнадцати лет до собственно двадцати одного года. Так что некоторых мальчиков уже с семи лет начинали отдавать в пажи, ну а в четырнадцать лет они могли становиться оруженосцами, и, наконец, достигнув совершеннолетия, стать рыцарями.

Цифры эти достаточно условные, они не всегда соблюдались, но и выбраны были не просто так. К примеру, Филипп Новарский[8] писал, что до семи лет продолжается раннее детство, «в течение которого ребенок требует тщательного надзора (из-за особой подверженности “шалопайству”, опасности упасть, попасть в огонь или в воду)», дальше ребенок постепенно начинает что-то соображать и с десяти лет уже способен различать добро и зло. Ну а возраст в двадцать один год для посвящения в рыцари и вовсе был выбран по совершенно практическим соображениям. Как пишет Морис Кин, в феодальном обществе, где существовала система вассалитета, вопрос статуса всегда играл важную роль. Если молодой человек оставался без отца, юридически за него очень многое делал опекун. Но, став совершеннолетним, он принимал на себя все обязанности, включая вассальные, – должен был принести присягу, при необходимости собрать отряд и повести его в бой. И для этого ему требовался определенный статус, который и давало рыцарское звание.

На самом деле, конечно, у всех было по-разному, некоторые юноши, особенно представители королевских и высших аристократических семей, могли быть посвящены в рыцари и в очень юном возрасте. Скажем, Жоффруа Анжуйский (1113–1151)прошел обряд посвящения в 15 лет, перед женитьбой на дочери английского короля Генриха I, Матильде. Причина понятна – когда женишься на принцессе, да еще и старше тебя на 11 лет, да еще и вдове императора, нужен соответствующий статус. А будущий английский король Генрих V, который, будучи одним из самых известных королей-рыцарей во всех смыслах этого слова, часто мелькает на страницах этой книги, был посвящен в рыцари в возрасте 12 лет, и не только как потенциальный наследник престола, а как сопровождавший своего дядю, короля Ричарда II, в военном походе в Ирландию. Кстати, когда отец Генриха стал королем, он провел обряд посвящения повторно – демонстративно и с большей пышностью, ведь теперь тот был принцем Уэльским. Несколько необычно, но такие случаи бывали.

Детство будущего рыцаря

Целью начального, семейного и личного образования было научить ребенка элементарным навыкам верховой езды, охоты и владения оружием. Все это происходило одновременно, являясь частью повседневной жизни: обычно мальчик выучивался ездить верхом всего чуть позже, чем ходить, и к семи годам должен был уже уверенно держаться в седле и иметь минимальные навыки владения оружием.

Следующий после начального этап, более длительный и более сложный, уже представлял собой настоящее профессиональное, духовное и культурное посвящение. Он проходил в группе. В зависимости от положения, статуса, финансовых возможностей, местожительства семьи и т. п. мальчика отдавали на обучение либо в дом знатного феодала – чаще всего богатого родственника, друга или сеньора кого-то из родителей, либо в школу при каком-либо монастыре. Либо сначала в монастырь, чтобы научился грамоте, а потом уже на воспитание к сеньору. Бывали и другие варианты, но это основные.

С монастырем все достаточно понятно, поговорим о воспитанниках феодалов, выполнявших при его дворе функции пажей – от «подай-принеси» до сопровождения на войну. На каждой ступени феодальной пирамиды сеньора окружало нечто вроде «рыцарской школы», где сыновья его вассалов, его протеже и, в некоторых случаях, его менее состоятельные родственники обучались военному мастерству и рыцарским добродетелям. Чем влиятельнее был сеньор, тем больше набиралось у него учеников. Прислуживая ему за столом в качестве пажей, сопровождая на охоте, участвуя в увеселениях, мальчики приобретали опыт светского человека.

Стоит уточнить, что дети росли все вместе, вне зависимости от возраста и статуса – разумеется, имеются в виду дети из благородного сословия. При королевском дворе или в замке крупного феодала могло быть одновременно множество ребятишек – сыновья самого хозяина, дети его друзей и вассалов, присланные на воспитание, бедные родственники и даже дети некоторых служащих (не слуг, а людей, занимавших наиболее важные должности при дворе этого сеньора). И дело не в экономии или в какой-то средневековой демократичности, просто люди в то время постоянно находились среди людей – жили большими семьями, спали по несколько человек в комнате, в замках были толпы слуг, в городах дома были понатыканы вплотную друг к другу. Никому и в голову не пришло бы создавать для детей какие-то другие условия.

К тому же средневековый человек всегда был частью некой группы, это не те времена, когда можно было быть одиночкой. Рыцарь был вассалом того или иного сеньора, носил его цвета, шел на войну в его отряде, горожанин был членом какого-либо цеха, крестьянин гордо называл себя по наименованию родной деревни.

Совместное воспитание формировало у мальчиков чувство принадлежности к группе, не зря в средневековой педагогике практиковалась коллективная ответственность, и как поощрения, так и наказания дети могли получать с учетом поведения и прилежания всей их группы целиком.

Ну и не надо забывать о таком немаловажном моменте, что многие социальные связи закладываются именно в детском возрасте. Даже сейчас многие богатые родители стремятся отдать ребенка куда-нибудь в Итон или другую престижную закрытую школу, чтобы тот приобрел там знакомства с принцами и наследниками транснациональных корпораций.

В Средние века люди ничем не отличались от современных, поэтому дружба, завязывавшаяся в детстве, нередко длилась всю жизнь, а сыновья вассалов, росшие вместе с будущим знатным сеньором, впоследствии становились костяком его свиты, его, как говорят сейчас, «командой»[9].

Надо отметить, что практически на всех этапах взросления, исключая самый ранний около-младенческий возраст, когда ребенок еще оставался на попечении матери, мальчики росли средивзрослых мужчин, «в мужском мире пота, оружия, конюшен, лошадей и гончих, с его духом при-дворной культуры, а также с его похотью и не-обузданными побуждениями», – как метко пишет Суламифь Шахар[10]. Детство в то время вообще не рассматривалось как некий особый возраст, ребенок воспринимался как будущий взрослый и воспитывался так, чтобы он мог максимально быстро войти во взрослую жизнь. Это было актуально для всех сословий – сын крестьянина начинал выходить в поле с отцом, когда у него хватало сил идти за сохой, а сына ремесленника по законам многих городов вообще могли признать совершеннолетним, как только он мог доказать, что способен выполнять работу отца.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания