Зовущая смерть: Проклятие Варимара

Tashati

Зовущая смерть: Проклятие Варимара

Падение

Каэлис лежала на кровати с балдахином, словно застывшая фигура на саркофаге. Лунный свет просачивался сквозь тяжёлые портьеры, едва касаясь узорной резьбы стен, будто опасаясь нарушить тишину. Но тревога тонкой рябью уже проникла в её сон.

Мёртвый, почти забытый голос матери прошептал:

– Беги…

Пальцы дёрнулись, будто пытаясь ухватиться за ускользающую иллюзию. Шёпот крепчал, становясь лезвием в тишине. И наконец сорвался в вопль – резкий и дикий:

– БЕГИ!

Каэлис резко вдохнула – будто вынырнула из глубины. Холодные, как сталь под инеем, глаза распахнулись. Она села, и белые пряди скользнули по плечам. Обхватив голову, девушка пыталась выгнать из неё чужой голос. Страх подступал, но ещё не взял верх. Нужно двигаться. Сейчас же.

Сумка с необходимым стояла здесь с той ночи, когда она случайно подслушала планы отца. В ней – десяток флаконов с зельями, кинжал, обёрнутый тканью, и пара талисманов, каждый из которых мог купить ей несколько мгновений, когда всё пойдёт прахом. Каэлис потянулась к ней, надеясь успеть до…

Дверь распахнулась с грохотом. В проёме стоял Арвелир, глава королевской стражи. Его чёрные глаза – бездонные, как колодец, в который не проникает свет. Каэлис привыкла к ним, но отвращение не исчезло. Лицо – словно маска. Каменная, как сам дворец. В каждом его движении – изящество ядовитой змеи.

– Схватить девчонку, – бросил он.

Ни титула, ни имени. Только приказ. Отец сделал свой выбор.

Реакция была мгновенной. Гардина. Потайной проход. Магия, подвластная лишь наследникам её рода, отозвалась – тихо и беспрекословно. Стена дрогнула и разошлась. Каэлис нырнула внутрь – и камень сомкнулся за спиной.

Тьма встретила её гнилым дыханием прошлого. Здесь не было врагов – только путь: скользкий, предательский, забытый. Узкие коридоры сменялись сводчатыми залами; в полумраке мерцали очертания арок и лестниц, ведущих в пустоту. Плесень, скребущиеся крысы, сырость, разъедающая не только стены, но и воздух. Вода хлюпала под босыми ногами, холод пробирал до костей.

Ходы были знакомы ей с детства, но страх превращал каждый поворот в ловушку. Свет, воздух, время – всё сжималось.

Когда, наконец, она выбралась наружу, лес Танайлен встретил её не ласковой тишиной, а холодным шорохом листьев. Лай собак и звук горнов прорезали ночной воздух. Погоня близко. Отец не оставит её в покое. Она больше не дочь – собственность, трофей, древняя кровь, заключённая в плоть.

Каэлис бежала, не оглядываясь. Ветви хлестали по рукам и ногам, шипы рвали кожу, но боль была ничем по сравнению с ужасом, что гнал её вперёд. Магия пульсировала под кожей – дикая, непокорная. Её можно было выпустить только в крайнем случае, но этот момент ещё не настал. Пока нет.

Лес расступился, обрываясь над пропастью. За спиной – враги, впереди – пустота.

Когда Арвелир вышел из тени, Каэлис уже знала – кинжал в её руках не сможет причинить ему вреда. И всё же она стянула ткань, скрывающую лезвие, сжала рукоять и направила оружие в его сторону.

– Каэлисанора, – произнёс он так, будто пробовал вкус её имени. – Всё это бегство… тебе не к лицу. Твои руки созданы держать кубок, а не эту зубочистку.

Злая усмешка перекосила тонкие черты. Он отвесил насмешливый, почти издевательский поклон.

– Но, как пожелаешь, моя принцесса.

Медленно, с хищным удовольствием, эльф обнажил чёрный клинок – оружие, которое впитало слишком много невинной крови.

– Ты хотел сказать «ваше высочество». Но понимаю, змеям сложно следовать этикету, – холодно парировала Каэлис.

– Жаль, что отец не понимает, какая ценность в тебе сокрыта. Твоя кровь сделала бы меня королем. Не наместником. Не псом на поводке, а законным правителем Тенебриса.

Его чёрные глаза скользнули по ней, задержавшись на шее.

– Правда, я бы оставил тебя без языка. Но ты некромантка… и значит, заслужила такую участь.

Мысль о уготованной судьбе уже не пугала – лишь прибавляла решимости.

– Отец тебе не позволит. – Каэлис усмехнулась, будто услышала нелепую шутку. – Древняя кровь слишком ценна, и он оставит её себе. А я… я встречусь с Хладной на своих условиях.

Она не колебалась. Один шаг – и всё кончено. Ноги скользнули по краю, и камни посыпались в темноту, как в открытую пасть древнего чудовища.

Ветер ударил в лицо, поднимая белоснежные пряди. Сердце грохотало в груди, холодный воздух вырывал дыхание. Но паники не было.

Когда земля рванулась навстречу, Каэлис закрыла глаза. Вместо крика сорвались слова – горькие, отчаянные, обращённые к Хладной богине:

– Маэлора… твой ход.

Мир погрузился во тьму. Луна, деревья, лица врагов на краю – всё растворилось, накрытое пологом тумана. Воздух стал вязким, как смола.

Магия мёртвых обожгла холодом. Тело словно утратило связь с миром живых – кости становились легче, кровь стыла. Тьма обняла, и девушка растворилась в пустоте.

Она прошла тонкую грань между жизнью и смертью – легко, как раскалённая игла сквозь масло. Пространство изгибалось, ломалось, исчезало. Мелькали тени забытых душ, потусторонние огоньки. Каэлис больше не чувствовала себя, растаяв в магическом мраке.

Шум ветра сменился тягучей тишиной, когда её тело мягко коснулось земли по ту сторону Вечного леса. Эльфийка уже ничего не чувствовала – сознание угасло, оставив лишь покой.

Те, кто ушли

Ржавый лес оправдывал своё имя – лиственницы и клёны полыхали медью почти весь год. Вечерний туман струился между ветвями, спускался в долину и затягивал её сизой дымкой. Внизу притаилась деревня – десяток дворов, выстроенных вдоль одной узкой улицы.

Ещё недавно по вечерам за плетнями смеялись, а по утрам в воздухе стоял запах свежего хлеба и сушёных трав. Теперь смех исчез, а воздух впитал едва уловимый запах гнили… Трава вдоль дороги пожухла задолго до жатвы, хотя дожди здесь не прекращались, и в тишине притаилось тревога.

Высокая фигура, укрытая тёмным плащом, замерла у погоста на окраине деревни. Внимание Каэлис привлекли свежие холмы с неровными крестами, возле самых ворот. Земля на них ещё не успела осесть – будто её совсем недавно тревожили.

Восемь. Слишком много для случайности.

Она опустилась на колени и прикоснулась к сырой почве, пытаясь уловить присутствие смерти, но ощутила лишь пустоту. Погребальный обряд не провели должным образом, и мертвецы не остались в могилах.

Каэлис поправила капюшон и, убедившись, что острые уши скрыты, направилась в сторону деревни.

Тихие улочки, погружённые в сумрак, казались вымершими. Мрачные дома с закрытыми ставнями навевали тревогу. Ни огонька в окнах, ни звука за дверьми. На ставнях висел чеснок, на порогах лежала соль. Бесполезные суеверия, жалкая попытка укрыться от того, чего по-настоящему боятся.

Она шла по размытой дождём дороге пока не вышла к самому большому дому в деревне – по опыту, такой обычно принадлежал старосте или главе общины. Воздух был холодный и влажный, шаги сливались с шелестом ветра. Плащ слегка распахнулся, и на поясе блеснул тонкий эльфийский кинжал – символ и тень прошлого. Острый и смертельный, он был почти бесполезен против мёртвых, зато отпугивал живых.

Клинок напоминал о жизни до того, как она выбрала этот путь. А может, путь выбрал её. Для большинства людей некромант – враг по определению. Но с кинжалом на поясе она могла сойти за обычную наёмницу.

Каэлис остановилась у дверей. Её взгляд скользнул по крепко запертым ставням, которые говорили сами за себя – страх уже поселился внутри. Она постучала – коротко и почти беззвучно.

В глубине дома тихо простонала доска. Шорох стих, и за дверью воцарилось выжидающее молчание.

Каэлис выдохнула, едва заметно качнув головой:

– Мертвецы не стучат.

Дверь отворилась после тяжёлого лязга замка. На пороге стоял низкорослый мужчина с густыми бровями, сведёнными в одну линию. Он смотрел не на лицо Кай, а на её сапоги, на дорожную грязь, будто искал в ней ответ.

– Кто ты? – спросил он голосом человека, привыкшего приказывать даже собственному отражению.

– Та, кто может помочь, – ответила она, позволив уголкам губ чуть приподняться.

Взгляд мужчины задержался на кинжале. Не испуг – оценка. Он кивнул и отступил.

– Проходи.

Внутри было тепло и тихо. Слишком тихо. В углу сидела женщина, прижимая к себе двоих детей, словно от этого зависела их жизнь. Девочка уткнулась лицом в её юбку, мальчик смотрел на гостью не мигая – с тем странным, неподвижным вниманием, которое бывает у детей, видевших больше, чем следовало.

– Златек, – мужчина сел за стол, как командир в ставке, и указал на стул напротив. – Ты охотница?

– Иногда, – она откинулась на спинку стула. – Можете звать меня Кай.

Староста кивнул. В его взгляде мелькнуло смирение – будто ему уже всё равно, кто пришёл. Главное, чтобы это сработало. Жена при этих словах сжала плечи детей, словно Кай уже была угрозой.

– Беда у нас, – сказал Златек, поцарапав пальцами край стола. – Сначала Вольшак… наш ловчий. Пропал недели три назад. Сказал – медведя искать пойдёт. А нашли его самого… мёртвого. Сухого, как старый бурдюк.

– Печально. И предсказуемо, – заметила Кай.

Жена дёрнулась, но промолчала.

– А потом вдова его, Альяна, говорит – вернулся, мол.

Кай подняла бровь.

– Неужели?

– То был уже не он. Она второй стала. А за ней ещё шесть. В том числе и жрец наш…

– Кому он служил? – перебила Кай.

– Хладной служил, – Златек нахмурился, будто не понимая, зачем она спрашивает. – С тех пор сами хороним, как можем.

Каэлис едва заметно напряглась. Обычная нежить не трогает служителей Маэлоры. Значит, всё куда хуже, чем она думала.

– И сын мой… тоже пропал. А прошлой ночью – стоит под окнами, просится в дом. Мы… – он закрыл глаза. – Не открыли.

– Правильно сделали, – тихо отозвалась Кай. – Иначе счёт бы уже шёл на дюжину.

В комнате повисла тишина, нарушаемая только тихим скрипом, с которым девочка раскачивалась, уткнувшись лицом в колени матери.

– Чеснок и соль, – Кай медленно провела взглядом по полкам и окнам, – не самые надёжные союзники. Кто-то ещё пытался помочь?

– Был один… из гильдии, – ответил Златек, пальцы его не отрывались от кромки стола. – Деньги взял, в лес пошёл. И всё, нету его.

Жена беззвучно усмехнулась, как будто хотела сказать: «И ты его впустил».

Кай кивнула, скрывая облегчение: некромантов не звали – значит, можно работать. Усмешка коснулась её губ. Ни один из её «сородичей» не полез бы на чужую территорию без веской причины. Упокоить чужую нежить – не услуга, а вызов. А за вызов всегда приходится держать ответ.

– Если он всё ещё где-то здесь, я найду. Или то, что от него осталось, – она поднялась. – Но это как повезёт.

– Платить нам… нечем, – Златек выдавил слова, словно они застревали в горле.

– Тогда я не откажусь от ужина, – бросила Кай, не оборачиваясь.

Жена резко прижала детей ближе.

– У нас горе, а она…

– Хватит, – перебил её Златек, не поднимая голоса, но так, что спорить не хотелось. Найти того, кто за такое возьмётся, – уже удача.

Кай задержалась на пороге, глядя на мальчика, который всё ещё смотрел ей в глаза и не моргал.

– К полуночи вернусь.

***

Сумерки затягивали улицы, словно паутина. Кай шла медленно, осматривая дома, возле которых недавно крутилась нежить: когтистые борозды на стенах, трещины в дверях, выбитые ставни.

Глаза уже привыкли к полумраку, и вскоре она поняла, с чем придётся иметь дело: по меньшей мере трое. Один из них – сильный, с остатками разума. Остальные – лишь тени тех, кем были при жизни.

Но где тогда остальные? Где ещё пятеро?

Закончив осмотр, она направилась к окраине. Убедившись, что за ней никто не идёт, Кай вытащила кинжал из ножен. Одним резким движением рассекла кожу – на землю упали тёмные капли, впитываясь в мокрую траву.

Она зашептала слова для Маэлоры – Хладной богини, чьё имя люди боялись произносить, опасаясь навлечь беду. Для Каэлис оно было естественным – частью договора и источником силы.

Магия откликнулась: смешалась с кровью, скользнула вдоль домов и заборов, прочерчивая невидимую черту, за которую мёртвым не было пути. Воздух на мгновение стал тяжелее и холоднее, словно дыхание Зимних пустошей прокатилось по улице.

Хорошо, что защитный барьер был простым заклинанием – Хладная взяла за него немного. Он не остановил бы живых, да и не должен был. Слабая нежить, переступив его, обратилась бы в прах, и лишь редкий мертвец осмелился бы испытать его на себе.

Кай спрятала кинжал, взглянула на затягивающуюся рану и повернула обратно.

Когда Каэлис вернулась в дом, её встретил запах тушёного мяса и тёплого хлеба. Она села за стол. Староста, кажется, невольно выдохнул, увидев её, будто ожидал другого исхода.

– Ешьте, – коротко сказал Златек, опускаясь напротив. Жена, всё так же настороженная, качнула головой, но промолчала.

Кай ела неспешно, наслаждаясь тем, как тепло возвращает силы. Из угла на неё по-прежнему смотрели двое детей. Девочка, спрятавшись за юбку матери, украдкой выглядывала, каждый раз чуть дольше задерживая взгляд – в её испуге уже пробивалось любопытство. Мальчик сидел неподвижно, но плечи у него были напряжены, а пальцы сжимали ткань штанов, будто он собирался с силами, чтобы заговорить.

– В-вы… вы ведь не пойдёте ночью? – спросил он тихо, наконец подняв глаза. В голосе звучал не столько вопрос, сколько надежда.

Кай встретила его взгляд с той мягкой, понимающей улыбкой, которую часто видела на лице своей матери.

– Пойду, – ответила она. – Но этой ночью, даже если меня не будет, вас никто не потревожит. Мёртвые не переступят границ деревни. Обещаю.

– А наш брат… – начала девочка и запнулась, будто боялась продолжать. Голос дрожал. – Его… его тоже не будет?

Кай перевела взгляд с одного на другого. В их лицах было и ожидание, и тревога – словно они хотели услышать два противоположных ответа.

– Мне жаль. Как его звали?

– Мирош, – прошептал мальчик. Губы дрогнули, а в глазах блеснули слёзы.

– Он… – он сглотнул. – Он не вернётся к нам?

– Мы… сможем его увидеть снова? – тихо добавила сестра

Кай лишь покачала головой; во взгляде мелькнула тень сожаления.

– Я знаю, вам хочется, чтобы он вернулся таким, каким вы его помните.

Она на мгновение замолчала.

– Но, удерживая душу – даже из любви, – мы мешаем ей уйти туда, куда ей предназначено.

– Куда? – прошептал мальчик.

– В Вечную колыбель. Это место покоя, где душа может отдохнуть… и однажды начать всё заново.

– То есть он всё-таки вернётся? – слабо спросила девочка.

– Не сейчас. Когда он будет готов, то… начнёт новую жизнь.

Кай посмотрела на них чуть жёстче, но без злости.

– Если вмешаться в естественный ход вещей, это принесёт больше боли, чем утешения. Вернуть его в этот мир я не смогу. Но возвратить его Хладной – мой долг. В Колыбели он найдёт покой.

Она говорила спокойно, почти шёпотом, но в голосе звучала уверенность – та, что бывает лишь у тех, кто не раз говорил со смертью.

Девочка крепче обняла брата. Им ещё только предстояло пройти свой путь к принятию.

Златек молчал, наблюдая за ней – за тем, как она говорит с живыми о мёртвых. Он уже встречал подобных ей и знал о некромантах больше, чем суеверные слухи. Перед ним была Зовущая смерть – та, для кого звать Хладную по имени так же естественно, как дышать, и кто умеет вернуть душе покой, а живым – надежду.

***

Кай проводила взглядом старосту и его семейство, пока те не разошлись по комнатам. Пожелала спокойной ночи – иронично подумав, что сама покоя этой ночью не увидит. Эльфийка поднялась в отведённую ей комнату, собираясь дождаться момента, когда нежить осмелится подойти к барьеру.

Сняв дорожный плащ, Кай повязала на голову платок, скрыв уши. Спрятать их можно было и магией, но такие чары не работали против других магов. Лёгкая же иллюзия оставалась незамеченной: теперь уже чёрные пряди и серые глаза не привлекали внимания, а заклинание держалось даже во сне или в беспамятстве.

Оставшись в лёгком кожаном доспехе и белой рубахе, она закатала рукава и взглянула на символы, прежде скрытые тканью. Чернильные линии тянулись от предплечий под одежду к спине и животу, тихо пульсируя – строки договора с Маэлорой. Эти знаки были её обещанием, её силой и её цепями, наложенными самой Хладной не только на тело, но и на душу. Печать, что раз и навсегда связала её с Вечной колыбелью – судьба, от которой не уйти, даже если попытаться.

Она подошла к окну, где стояли кувшин и медный таз. Кай зачерпнула воду – ледяные капли скатились по коже оставив след бодрящей дрожи. Она вытерла лицо, отошла к постели и упала на жёсткий матрас, раскинув руки.

Оставалось ждать. Минуты перетекали в часы, и терпение снова оказалось тоньше, чем ей хотелось бы.

К третьему часу ночи защита дрогнула – короткий, холодный толчок с восточной границы, у мельницы.

Кай рывком поднялась с кровати, на мгновение замерев, будто прислушиваясь к шорохам в темноте. Затем сорвалась с места – движения быстрые, пружинистые, как у хищника перед броском. Накинув плащ и затянув клинок на поясе, она выскользнула в ночь.

Но не успела дойти до мельницы, как магия ожила на западе. Кай резко остановилась, вскинула голову, вцепилась пальцами в ремень и, сжав зубы, сменила направление. Злость растеклась по венам, холодная и вязкая, как яд.

– Эллан’драс! – прошипела она, и слово сорвалось, как удар.

«Проклятая звезда» – так в её народе говорили, когда сталкивались с чем-то раздражающим или опасным. Людские ругательства она знала не хуже своих, но в такие моменты первые срывались именно эльфийские.

Барьер снова подал сигнал, на этот раз с юга. Она замерла. Обычная нежить не действует так осторожно. Это был обдуманный манёвр: разделиться, нащупать слабые места. Кто-то вёл их.

“Одно существо, управляющее остальными?” – Кай закусила губу. Неприятная догадка, но решение пришло сразу: прервать связь.

– Хочешь поиграть? – тихо бросила она, сворачивая к старому кладбищу. – Посмотрим, что ты сможешь без своих пешек.

Холод скользнул по затылку – в её разум пыталось пробраться чужое, ледяное сознание. Мелькнули образы: гниющая плоть, пустые глазницы, детский плач, обрывающийся на хрип, мёртвые лица, искажённые мукой. Запах сырой земли, вкус крови на языке. Иллюзия. Чужая ловушка. Кай мотнула головой, сбрасывая видение, словно паутину, и захлопнула перед врагом дверь в свой разум.

Сердце колотилось, будто пытаясь пробить грудную клетку, но она заставила дыхание выровняться.

Когда Каэлис достигла кладбища, её взгляд упал на пустые могилы. Восемь душ. Все восстали, став марионетками того, кого она искала.

Она замерла на краю, вдыхая ночной воздух, и призвала силу.

Символы договора на коже вспыхнули призрачным светом, будто ожили под кожей, откликаясь на зов. Вслед за ними из тела ушла волна тепла, по пальцам пробежал озноб. Дыхание стало чуть тяжелее, а сердце замедлило ритм, глухо отдаваясь в груди в такт мерному пульсу знаков.

– Маэлора, Ткачиха душ, Хранительница Вечной колыбели, ты, что создаёшь и забираешь, услышь мой зов… – произнесла Кай, и слова легли в тишину, как приказ. – Верни мне тех, кого вырвали из твоих объятий.

Воздух сгустился, потемнел. Тьма у её ног зашевелилась, клубясь и струясь, словно живая, и, вытянувшись вверх, обрела очертания – перед Кай поднялись семеро восставших. Семь фигур – мужчины, женщины, дети. Они стояли перед Кай, с пустыми глазами и лицами, на которых застыло немое отчаяние.

Она видела тонкие, едва мерцающие нити, удерживавшие их души и тянувшиеся во тьму – к тому, кто пленил их. Кай осторожно потянулась по ним, не чтобы разорвать, а чтобы понять, кто осмелился вести мёртвых.

Ответ пришёл не словами, а вспышкой памяти: строки из древних книг, тёмные иллюстрации. Кай знала это имя, но никогда не верила, что он реален. Малд’фенар – некромант, нарушивший клятву Хладной и обречённый на вечное скитание в обличье нежити, отрезанный от Колыбели. Для Зовущих смерть это было немыслимо: исполнение договора – первое и непреложное правило. Нарушить его значило предать саму суть ремесла.

– Так вот кто ты, – с отвращением прошептала она.

Каэлис вытянула ладонь.

– Я развею ваши цепи.

Она сжала кулак, и нити вспыхнули. Последняя искра, удерживавшая их в этом мире, погасла; призрачный свет в глазах мёртвых исчез, а тела разом осыпались прахом, возвращаясь к земле, которой принадлежали.

– Маэлора, прими их, – тихо произнесла Кай. – Пусть найдут покой в твоей Колыбели, как дети в объятиях матери.

Холодный порыв ветра скользнул мимо, и девушка поняла: её слова услышали.

Чужое присутствие вновь коснулось её разума – удар ярости и злобы. Существо поняло, что потеряло своих слуг, и теперь пыталось смять того, кто лишил его власти.

– Ты боишься, Малд'фенар? – Кай горько усмехнулась. – И правильно. Ты знал, что творил, и теперь не жди пощады.

Упокоение неживых могло показаться простым, но выматывало безжалостно. Голова гудела, будто в ней поселился рой насекомых, неумолимо точащих кость изнутри, а мышцы налились свинцом. Но Кай не позволяла усталости взять верх

Проходя мимо восьми пустых могил, она замедлила шаг у одной – тёмной, холодной, мёртвой до самого сердца земли.

– Где же ты, Вольшак?.. – пробормотала она, нахмурившись.

Он не откликнулся на её зов. Это могло значить лишь одно – существо полностью подчинило его себе. Вольшак был потерян, но остальных она освободила. И теперь Кай знала, с кем имеет дело.

Она подняла голову, глядя на первый луч рассвета, пронзающий серый горизонт. Усталость тянула тело к земле, но ещё тяжелее было знание: этот бой не окончен. Враг мог отступить, но не исчезнет – ночью он вернётся. Солнце поднималось всё выше, отвоёвывая небо у мрака, и у Кай оставалось лишь немного времени, чтобы вернуть силы и приготовиться к следующей встрече.

Тот, кто остался

Катакомбы дышали холодом, что пробирал до костей. Тьма не просто скрывала – она подавляла. Шаги мертвецов отдавались неестественно отрывисто, будто когти скребли по камню, а не ступни касались пола. Высокие стены, поросшие плесенью и мхом, будто насмехались над ним, намекая, что выхода отсюда нет. И Дарион чувствовал: это место не терпит живых. Оно ждёт, когда он сдастся – и примкнёт к нежити.

Он вспоминал товарищей по гильдии, те походы, где был смысл, была цель. Смех у костра. Всё, что сейчас казалось странным миражом. Здесь же был только гнилостный мрак, от которого, казалось, отвернулись даже боги.

– Ну же, Дарион, – пробормотал он себе под нос, скрипя зубами, – если ты выберешься отсюда, то… не знаю, может, купишь себе таверну и уйдешь в торговлю? А может, хоть раз в жизни просто напьешься до беспамятства.

Его дыхание было тяжелым, каждый вдох словно напоминал о том, что уставшее тело вот-вот сдастся, но при этом в его голове продолжала пульсировать мысль – нет, он не умрет. Не здесь, не таким образом. Тьма вокруг была больше, чем просто отсутствие света. Казалось, сам воздух был наполнен запахом тлена, и его влажный привкус оставался на языке.

Он сталкивался с бандитами, охотился на диких зверей – всегда знал, куда и как наносить удар. Но эти существа… они не падали, даже когда меч находил их сердце. Дарион понял, что привычные методы здесь бессильны и нужно искать иной подход. Возможно, больше смекалки, меньше силы, больше…

Шаги приближались, а с ними приближалась и неизбежность. Лица мертвецов, безразличные и пустые, устремляли на него свой взгляд. Страх уже был знаком, как старый друг. Но теперь, в тишине катакомб, он начал превращаться в отчаяние – ощущение, что выхода нет. Он не был глупцом, но сейчас его ум отказывался предлагать решения, только тупую стойкость.

Дарион поднял меч, готовясь к своему последнему бою, и уже был готов бросить вызов самой тьме, как вдруг она изменилась. Внезапно шаги замерли. Мертвые, которых раньше вел какой-то невидимый зов, просто остановились. Их светящиеся глаза потухли, и, о чудо, их тела начали разваливаться в воздухе, как пепел, обманутый ветром. Дарион застыл, не веря глазам, ожидая, что вот сейчас, конечно же, снова начнется… Но нет. Темнота, зловещая, надвигающаяся, снова стала просто темнотой, без скрытых угрозы и страха. Лишь мрак, который теперь казался почти уютным.

– Это… странно, – подумал он, озираясь, но не собираясь стоять и ждать, пока что-то изменится обратно. Если судьба наконец улыбнулась, можно попробовать ответить ей тем же. Он убрал меч в ножны, и в следующий миг уже летел вперед, перепрыгивая через разбросанные кости, замирая на мгновение у поворотов. Смерть теперь не шла по пятам, но шаги её можно было слышать где-то далеко. Она не отступала – лишь дала ему отсрочку.