Всякая разница

Всеволод Шахов

Всякая разница

Навстречу

Какой дурацкий заливистый лай! Белая собачонка, выскочив из подъезда, поскакала по едва пробившейся травке к бетонному столбу. До берёзки ей не дотерпеть! Удивляюсь, как же можно так издеваться над животными! Столько держать взаперти, наполняя желудок и не давая его опорожнить. А, вот и хозяйка. Чинно вышла, придерживая подъездную дверь. На вид старуха, но, наверное, моложе меня. Интересно, сколько ей лет? Не знаю правда, зачем мне это знать. Может такая глупость у стариков – сравнивать, а может просто так… Старики – чудные люди! Ударение куда ставить? Если на первый слог, то вроде комплимента, если на последний, то… да тоже, не так уж и противно. Ну, это с какой стороны посмотреть. А сколько ей дашь? Семьдесят? Волосы красит… фиолетовые… Вот и подружка её встречает. Давно не виделись… со вчерашнего дня… ну… опять болтать о скудной жизни. Хорошо, что плохо слышу. В последнее время слух совсем испортился. Надо идти слуховой аппарат заказывать. Всё никак не соберусь. Что я за человек! Как жена померла, так совсем ничего не хочется. Сейчас и сервис хороший: продукты на дом носят, развлечения в Интернете – как же хорошо, что успел освоить, пока мозги ещё варили. Правда вот, раз в неделю приходится себя заставлять на свежий воздух… а в детстве домой не загонишь. Сегодня денёк светлый… солнечный… весна пришла… Вот и дожил до весны. Не мечтал? Усмехайся, усмехайся. Всю осень и зиму мечтал.

Опять лает. Сейчас–то чего надо? Вроде нужду справила. Ух, как бегает… козявка. Радуется жизни. Правильно, радуйся, пока молодая. А то будешь как та старая овчарка из первого подъезда. Иногда выводят… Посмотришь ей в глаза – плакать хочется, грусть–тоска… Так… до старушек дочапал. Уф… дай–ка трость в другую руку переложу. Трость… слово какое благородное… не клюка, какая–нибудь, а трость… ты ещё джентльменом себя назови, старый дурак. Помню времена, когда ещё мои родители разных бабушек у подъезда старыми клюшками называли… как–то, по–доброму, даже звучало… А эти две весь тротуар перегородили… болтают… не замечают… старые клюшки…

– Здравствуйте!

Ну, уж как смог… Зараза, совсем писклявый голосок стал. Но как ни странно, действие свершилось… расступились. Пялятся. Чего надо? Знай треплются о своей нелёгкой бабьей доле. У меня задача посложней: разгибай ногу получше, ставь ступню жёстче. Помню–помню, была когда–то и спортивная жизнь… Пока не перенесёшь всю массу на опорную ногу, другую не поднимай… Хм, лыжник тоже мне… И на палку не особо налегай – не такая надёжная вещь. Нет, палка, конечно, не сломается, а вот рука вполне подогнуться может. Дряхлеют мышцы. Хоть и пытаюсь их нагружать, но не очень эта забава получается.

Так… стоп… дорога. Пешеходный переход. Проверь себя. Знак… Полосы… Голову сначала налево, потом направо. Голову… Если бы так просто. Разворачиваться приходится… ладно бы только плечи… не гнусь лет пять уж как. Так, левую ногу на девяносто градусов. Обопрись. Мало того, что не гнётся тело нихрена, так ещё чёртова катаракта. Теперь в другую сторону… так… отлично. Машины замерли. Ну, с богом! Шаг – Опора. Шаг – Опора. Шаг… Поторопись. Задерживаешь движение. Люди, небось, спешат – у кого работа, у кого забота, – а старый козёл время прерывает… итак… хорошо остановились далеко… не так пугают… не подъезжают. Неплохие люди, наверное. Уважение. Соберись, соберись. Шаги можно помельче, но чаще делать… Цок, цок, цок… Чёрт… повело… не завалиться бы…

– О–оп!

Неведомая сила… кто–то подхватил… это хорошо… обопрусь и выпрямлюсь… Удалось. Как легко идти. Раз, раз. Кто же там? Естественно, человек, кто же ещё… Колёса сзади визжат – машины рванулись.

– Не бойтесь! Они сзади остались.

Кто мой спаситель? Сила, обхватившая меня, постепенно ослабла – вероятно, я прошёл тест на способность стоять. Правда, дыхание участилось – ну, это от быстрого движения.

Передо мною – бородатое лицо мужчины в очках.

– Как вы? Нормально? Отдышитесь. Сами дойдёте?

– Амм… амм… – это всё, что смог промычать, а хотел сказать: «Спасибо, сам справлюсь». Собрался с силами, хотел повторить, но вдруг вырвалось:

– Здравствуйте!

В ответ – удивлённо вскинутые брови, добродушная улыбка и непочтительное: «Здрасте!»

Есть оказывается хорошие люди! А то идёшь, идёшь… толпа, толпа… серая… злые лица. Сейчас проще. Толком лица не вижу, но чувствую – недобро смотрят. Понять, наверное, можно… девяносто семь лет старику… мешается под ногами… еле переступает… палка дурацкая… не дай бог, на наших глазах помрёт. Ну, а что ответить? Правы, конечно. Но… есть всё же, это самое «но».. Вот до весны дожил. Пусть погреет и поласкает. Кожа загрубела, морщины страшные, а тёплые лучики солнца всё равно жду.

Парк. Добрался. От дома идти метров триста, а целое приключение. Солнечные лавочки заняты. Коляски с мамашами. Тьфу ты – мамаши с колясками. Смеёшься ещё. Старый болван. А подальше? И там тоже занято. Шумные ребята. Девочки… мальчики… пивко. Ничего лучше молодости нет. У молодости весёлые лица.

– Здравствуйте!

– Ух, дед, напугал, чего вы так визгливо кричите? – девушка сгримасничала, а мне и то по душе. Ущипнуть бы её и бежать. Эх, да только пальцы уже не могу сомкнуть. Что пацаны загоготали? Понравилось, как испугалась? Видали старик на что способен!

Зелень на деревьях… только появляется… новая жизнь. Круговорот жизни. Жаль, мой круг завершается. Появляемся на свет. Исчезаем. Борьба, борьба. Вон как та берёзка. Десятый год наблюдаю. То макушку отрежут, то ветки спилят. Кривая, а всё–же жива… листики опять дала. И зачем над ней эти благоустроители издеваются?

Нет, надо посидеть… спотыкаться стал. Хорошо, что старые ботинки надел. Подмётка ещё держит. Конечно, видок у них кошмарный, но удобные. Что тут сделаешь? Девочка из Собеса сокрушается: чего новые не ношу? Так ведь новые разнашивать надо....не так просто, когда выходишь на улицу раз в неделю. Почти добрался – метра три и на лавке. Ой, что такое? Одна нога как в болоте увязла. Такого не помню. Ватными ноги бывают, переставлять трудно, да… А здесь… ну–ка… Попытка не удалась. Отнять от земли не могу.

– Илюшка, ты ошибся, это не твой дедушка!

Молоденькая девушка бежит навстречу. Взволновано щебечет – напугать боится. Медленно поворачиваюсь, слегка наклоняюсь. Ух–ты, чудо какое… Рыжая шевелюра… Карапуз обхватил мою ногу и повис на ней. Когда же такое было последний раз! А было ли такое вообще? Не помню! Дочка так делать не решалась.

– Вы извините нас! – мамаша расцепила белые маленькие ручонки.

– …го…о–оо… – опять у меня выплеснулось что–то нечленораздельное. Выплеснулось… Ладонью смазываю около глаз… Славный пацанёнок… пальцами тычет в воздух… ладошками водит…

– Здравствуйте! – громко вырвалось.

В ответ что–то смущённое. Неужели снова напугал? Что же сегодня такое… пугаю людей, сам того не желая. Может так радуюсь жизни… не осознавая.

Опираюсь на палку, подгибаю колени. Сволочи! Гады! Сегодня не держат совсем… так… так… Прицеливайся… Плюх! Задница соприкоснулась с доской. Тело раскисло и растеклось. Скамейка с удобной спинкой. Эргономичная. Ничего себе, слово какое всплыло!

Ласковый тёплый ветерок проникает сквозь летние тонкие брюки. Расстёгиваю ворот рубашки. В голове приятно туманится. Покалывает где–то на кончиках пальцев. Ещё чувствую! Вот и дожил до весны. Закрываю глаза. Цветной калейдоскоп медленно и плавно переставляет метаморфозные картинки… океан воспоминаний…

– Здравствуй!

Жертва искусства

Димка резко остановился. Справа от тропинки лежала необычная коряга. Точнее, выступивший из–под земли корень с остатками пустотелого ствола. Дерево когда–то одиноко стояло в поле. Димка присел на корточки. На фоне зелёного луга, фигурное корневище, освещаемое заходящим солнцем, представлялось средневековым полуразрушенным замком.

– Чего остановился? – Вовка подошёл к Димке.

– Я хочу взять домой эту корягу. – Димка обошел находку, прикидывая за что уцепиться руками, чтобы вытащить корень из земли.

– Зачем она тебе?

– Хочу её обработать и сделать древний замок. У дяди Жени, друга отца, я видел вырезанную из корня дерева красивую вазу. Там тоже пустотелая часть ствола оставалась… в ней камыши стоят…

– А вот здесь у меня будут главные ворота, – Димка показал на дупло, пронизывающее остатки ствола в нижней части корневища, – здесь будут бойницы, здесь подземные ходы, – он водил пальцем по плавным причудливым изгибам древесины. Оранжевый свет заката подогревал воображение, рождая яркие фантазии.

– Чего на полпути встали, только вас все ждут, – учительница Ангелина Михайловна поторапливала отставших школьников.

Группа из двадцати ребят и четырех взрослых остановилась недалеко от железнодорожной станции в ожидании электрички.

– Димка хочет корягу домой забрать,– Вовка разъяснил причину остановки.

– Зачем? – Ангелина Михайловна закатила глаза.

– … древний замок из нее сделать…

– М–да… Электричка через пятнадцать минут. Если успеешь, то, пожалуйста, – Ангелина Михайловна посмотрела на часы и, саркастически, вполголоса, ни к кому не обращаясь, добавила: – …если сможешь дотащить.

– Конечно успею, – Димка, встав на колени, руками разгреб рыхлую землю и обнажил большое корневище. Вовка присоединился к вызволению будущего произведения искусства из родной стихии. Корень с остатками ствола оказался приличных размеров – с трудом обхватывался руками.

– Поможешь донести? – Димка посмотрел на Вовку.

– Давай лучше часть твоих вещей возьму, а эту… сам тащи.

…Взяв штурмом электричку, школьники быстро рассредоточились по вагону и наблюдали как Димка пристраивает корягу в проходе.

– Чего тут за пенёк валяется? – споткнувшись, недовольный толстый мужик протискивался к выходу .

– …пионеры притащили, – кто–то из плотной толпы прояснил ситуацию.

Димка виновато задвинул корягу под лавку.

– Это вам в школе такие задания задают? – старушка, сидящая на противоположной лавке, разглядывала предмет недовольства.

– Нет…я для себя… – Димка не смог подобрать нужных слов и, опустив голову, уставился на испачканные руки.

– Надо же… а в каком классе учишься?

– В четвертом,– Димка, не поднимая глаз, пробурчал в ответ.

– Как вас много. Это вы в поход ходили? – старушка с любопытством рассматривала школьников.

– Да. С ночевкой, – Димка одной рукой придерживал, другой поглаживал неровности корня.

– Тяжёлая небось? – старушка безнадежно пыталась продолжить разговор…

…Вес коряги Димка почувствовал когда нёс ее два километра от станции до дома. Останавливаясь несколько раз на отдых, он ловил удивлённые взгляды прохожих. Один из них, жизнерадостно, произнес: «Тащи, тащи, искусство требует жертв»; другой, сочувственно, озвучил нелепость: «Это ты спор проиграл, что ли, в наказание такую тяжесть прёшь?»

…Димка торжественно затащил свою находку в квартиру, не обращая внимания на изумленные взоры родителей..

– Вот, смотрите, какую красоту принес.

Отец повращал корягу, осматривая со всех сторон.

– Это ж трухлявый пенёк, ты из него ничего не сделаешь, зря приволок.

Димка оторопел. Отцу он всегда верил, но всё же оттащил трофей на балкон и сел рядом. Красивые образы, которые возникали в поле, не возвращались. Тусклая, ничем не примечательная коряга. Взяв нож, Димка сначала сковырнул кору в верней части остатка ствола, затем надрезал среднюю часть корневища, в завершение надломил выступ в нижней. Древесина легко крошилась, открывая рыхлые поры, изъеденные личинками насекомых. В некоторых местах полости были заполнены белыми яйцами муравьев. По извилистым каналам змейкой пробежала испуганная многоножка.

Димка неподвижно сидел и смотрел на трухлявую корягу: – Когда стемнеет – вынесу на помойку.

Незнакомка

Кто она и откуда я так и не узнал. На первых порах это казалось невероятным, а позднее как–то… как–то… ну, не знаю. Странные встречи на пустынном морском берегу в лучах заходящего солнца…

Вода в октябре не такая уж тёплая – обычные–то пляжи в это время малолюдны, а этот, обозначенный на карте как «нудистский», так вообще пустовал. Да и добраться до него не так уж чтобы трудно, но, тем не менее… Корявая надпись ярко–синей краской на огромном камне, перегородившим береговую линию, просто сообщала – «пляж», а намалёванная стрелка с высохшими подтёками указывала в направлении моря, отчего можно было сделать вывод, что добираться до пляжа надо вплавь, обогнув естественное препятствие. Недолго, и вот… полоска гальки длиной метров двадцать.

Я лёг, прикрыл глаза, слушая шум моря, пытался согреться лучами осеннего солнца… Захотел перевернуться на живот и… вздрогнул от неожиданности. Непонятно, как она очутилась рядом. Спокойное лицо с огромным голубыми глазищами не выражало эмоций. Я замер, уставившись на неё, но она спокойно, казалось рефлекторно, обхватила меня за плечи и прижалась… Спиной ощутил, как галька вдавливалась в кожу.

– Неожиданно… – я постепенно приходил в себя от приятных послевкусий: солоноватого от губ сверху и тёплого от губ снизу, – как тебя зовут?

Незнакомка молчала, спрятавшись в свои густые тёмные волосы… только кивнула.

– Здешняя? – мягко проговорил и улыбнулся.

Она смотрела на меня, не моргая, из своего естественного укрытия. Сколько на вид? Лет тридцать.

– Ну, чего молчишь? – приветливо слегка дёрнул подбородком и подмигнул, пытаясь добиться хоть какого–то ответа.

Безмолвие сменилось на действие. Девушка встала и мягко побрела к воде. Идеальная фигура, рисуемая в юности воображением, – а теперь созерцаемая в реальности, – плавно погрузилась под воду и… исчезла… без шума… без всплеска. Осталась только зеркальная гладь моря.

Необычность всегда притягивает. Какая бы она ни была… добрая, чудная, страшная, непредсказуемая, неопределённая… Да мало ли какая бывает необычность.

Следующим вечером я обследовал береговые окрестности, обнаружил пару пещер, полазил по пологому склону скалы, уходящей в море. Ну и, естественно, прилёг на том же месте, что и вчера. Казалось, галька сохранила вчерашнее тепло.

Внезапность поразила. Расслабился и… да, снова она… Она делала всё чётко и то, чего хотелось мне. Податлива и, в тоже время, нейтральна. Только когда вернулся в состояние рассудительности, обратил внимание на странный цвет её кожи – неопределённая смесь красного, зелёного и жёлтого. Вчера–то я подумал, что это лучи заходящего солнца искажают восприятие, но теперь… нет, не солнце. Розовые колечки, величиной с ноготь большого пальца, покрывали всё тело. Да нет, ничего… на ощупь, мягкая кожа.

– Опять молчишь?

Она просто смотрела в упор, не мигая, отчего становилось не по себе,

– Необычная у тебя кожа, – ещё раз погладил.

Через пару секунд, она опять беззвучно скрылась в воде. Я пытался засечь, где она появится на поверхности, старался быстро вертеть головой в разные стороны. Но загадочная великолепная пловчиха так и не показалась.

На следующий день, я расспрашивал жителей деревни, где снимал жильё, но никто и понятия не имел. Может быть, слишком сумбурно давал описание, но среди местных такой девушки никто не знал.

В голове, в очередной раз, прокручивал варианты, где могла прятаться незнакомка, перед тем, как внезапно появиться около меня. Ничего не придумал. Неужели и сегодня повторится? Хм… надежда желания. Но, к путанным мыслям, потихоньку добавлялись и опасения. Пасмурно. К тому же, море серьёзно морщилось, поднимая полуметровую волну. Всё же заставил себя плыть на теперь казавшийся странным пляж. Сел на прохладную гальку, обхватил колени руками. Слегка потряхивало от холода.

Случилось по–другому…

Внезапно, огромная волна накрыла с головой. Чудом удалось ухватиться за уступ большого валуна, дождаться отката воды. И когда обернулся, то обмер. Она… но не совсем она. Метрах в пяти от меня. Поразил переливающийся перламутровый цвет тела. Кожей назвать уже невозможно… какое–то чешуйчатое покрытие… да, скорее всего, чешуя. Да и трепыхалась она, как рыба. Подпрыгивая, неуклюже приближалась ко мне. Била о гальку руками, вернее сказать, бесцветными плавниками с острыми лучами, связанными перепонками. На правом боку глубокое рассечение – чешуя возле него топорщится. Тёмные чешуйки, с ноготь большого человеческого пальца, осыпались на гальку. Но она упорно передвигалась. Неподвижные огромные глаза, теперь уже с красной роговицей, дико уставились на меня. Естественно, она не могла встать на ноги – талия плавно сходилась в мощный, изрядно ободранный плавник.

Я шарахнулся в сторону.

* * *

П е р в ы й г о л о с (смеётся). Как думаешь, насовсем у него крыша съехала или как?

В т о р о й г о л о с. (тоже в весёлом расположении духа) …или как… не знаю, он и так непонятный, для него это ещё одно приключение на грани реального и придуманного.

П е р в ы й г о л о с. Не, ну он натурально испугался. Видел, как губы дрожали, когда он десятиметровую, почти отвесную, стену преодолел?

В т о р о й г о л о с (хохотнул). Да, силён. Теперь, наверное, оправдание ищет, уж не игра ли это воображения.

П е р в ы й г о л о с. Ха–а! Ты так говоришь, будто это в реале.

В т о р о й г о л о с. Для него, похоже, в реале. Он ведь не помнит, что ему в мозг нейрошипы вживили?

П е р в ы й г о л о с. Во всяком случае, не признаёт, что участвует в эксперименте. Ну, вроде всё. Показания с датчиков скачал.

В т о р о й г о л о с. Ладно, можешь стереть у него из памяти эту пьяную шутку?

П е р в ы й г о л о с. Попробую, надеюсь получится… А ты это… давай… наливай…

Заячьи уши

Мириады ярких жёлтых искорок высекались от соприкосновения металла с абразивным кругом, и по дуге сыпались на руки и синий халат Алексея Николаевича. Саблевидный контур режущей кромки специального ножа постепенно становился острым.

«Как хвост кометы… неужели искры не горячие?» – Славик размышлял, робко подставляя ладонь под самые дальние, почти погасшие искорки, – «нет… холодные», – подошёл ближе к станку.

– Славка, не вставай по ходу вращения. Нужно располагаться немного в стороне. Обязательно закрывай щиток. Работай только торцевой частью круга! В боковую область нож не суй! – Алексей Николаевич показывал основные приемы затачивания ножа, проводя его вдоль торца круга, периодически опуская нагретое лезвие в воду. – Теперь давай сам попробуй.

Славик нерешительно взял нож, прижал его ребро к упору станка и, прищурившись, подвёл лезвие к кругу. Посыпался град искр. Испугался, но всё же заставил себя провести лезвие поперек круга. Деловито сунул нож в воду. Вода зашипела, выпустив столб пара.

– Молодец, угол немного увеличь… всегда контролируй процесс заточки, – Алексей Николаевич взял руку Славика, положил на упор и установил правильный угол резания, – во–о–от, вроде готово. Теперь сподручнее будет деревянную лопатку винта резать… пойдём пробовать.

– Славик, снимай по чуть–чуть. Смотри! – Алексей Николаевич срезал тоненький, почти прозрачный кусочек дерева по карандашной линии, определяющей границы винтового профиля. – Не торопись, чаще сверяй с образцом. Плохо, что Володя, еще два месяца в командировке будет. Он у нас один спец по таким моделям. Не знаю, насколько хороший образец винта мы с тобой подобрали. Ну, теперь давай, действуй…

«Отец таких же размеров деревянные ложки делает…» – Славик покрутил в руках образец, провёл пальцами по плавной, изящной поверхности, покрытой лаком. «Какая она тоненькая».

Славик постелил на своем рабочем столе мягкую стёганную тряпочку, положил на неё заготовку и взял нож. «Попробую здесь». На безопасном месте заготовки надавил пальцем на лезвие и оно четко срезало тоненькую полоску стружки. «Отец говорил, что липа хорошо режется в любых направлениях». Славик аккуратно резал кусочек за кусочком. «Кропотливая работа… надолго».

* * *

– Привет, ты в каком классе учишься? – шустрый паренек, подошедший к Славику, оторвал от работы.

– В шестом.

– А я тебя в школе видел…

Славик молчал. «Младше меня. Чего прицепился?» На вопрос он бы ответил, но как поддерживать разговор по такой фразе, не знал. Паренёк понял свою ошибку и продолжил.

– Меня Вадик зовут. А тебя?

– Слава.

– Давно в авиамодельном кружке занимаешься?

– Три года.

– Ого–о. А я вот только неделю назад пришёл. Помоги мне приклеить вот эту штучку.

Словоохотливый Вадик показал скобу, скрепляющую две рейки фюзеляжа простенького летательного аппарата, незатейливо прозванного «бабочкой».

– Ладно, пойдем… – Славик отложил нож и направился вслед за Вадиком к его столу .

«Да он совсем безрукий. Неровно отрезанные, неошкуренные рейки, заусенцы на несимметрично вырезанной алюминиевой скобе…» – Славик про себя рассуждал, недовольно осматривал творение Вадика.

– Слушай, Вадик, так дело не пойдет. Тебе же Алексей Николаевич показывал. Рейки надо ошкурить, заусенцы на скобе снять, а потом уже нитки накладывать и клеить.

«Каждый год в сентябре помногу таких приходит, а к маю остаётся трое – четверо. Походят пару месяцев и бросают. Вот Игорь и Ваня пришли со мной, но они "кордовыми" занимаются, только я – "свободнолетающими".. А этот Вадик почему–то весной пришел» – Славик смотрел, как неумело Вадик обернул наждачной бумагой брусок–оправку. Шмурыгнул по неподжатой сосновой тонкой рейке в обратном направлении. Раздался неприятный хруст сломавшейся заготовки. Славик вырвал из рук Вадика брусок, плотно обернул его наждачной бумагой, взял новую рейку и четкими движениями провёл в направлении от себя

– Либо закрепляй дальний конец, либо только от себя делай проводки. Кромки старайся не заваливать, понял?

Вадик зачарованно смотрел на чёткие движения и кивал.

– …и когда скобу напильником будешь обрабатывать, то зажимай так, чтобы меньше консоль оставалась – звенеть будет на всю комнату.

Взяв с Вадика обещание делать всё аккуратно, Славик направился к своим деревянным лопаткам, но, краем глаза заметив стопку журналов на столе у Алексея Николаевича, остановился. «Новые журналы…» Пролистал четвертый номер чехословацкого журнала «Modelar» за 1988 год и вернулся на самые интересные страницы. Так увлекся изучением чертежей планера «класса F1В», что не заметил, как Алексей Николаевич положил перед ним металлические тонкостенные кольца. Славик вскочил.

– Сиди–сиди, вот наш токарь бобышки для твоего винта сделал, – Алексей Николаевич взглянул на фотографию планера в журнале и похлопал Славика по плечу: – Похож на твой…

…Работа продвигалась медленно, но уже удалось приблизиться к самой ответственной операции. Оставалось довести лопатку до толщины около двух миллиметров. Славик закрыл острую кромку ножа куском картона и завернул лопатки в полотенце. «Возьму домой, иначе к соревнованиям не успею».

* * *

«…Вот здесь аккуратнее». Сидя за кухонным столом, Славик бормотал под нос и делал выборку в самом неудобном месте лопатки. За две недели каждодневных занятий он стал увереннее держать нож, почувствовал как с помощью, казалось бы, грубого инструмента можно делать плавные переходы. Практически после каждого среза приходилось сверяться с эталонной лопаткой. «Контроль формы по наитию». Фраза, услышанная от Алексея Николаевича, крутилась на языке. Лопасть настолько тонкая, что срыв инструмента мог пустить всю работу насмарку.

Славик посмотрел на часы. «Уже пять вечера, надо бежать в кружок». Он вскочил, взял веник и старательно смёл стружку. «Сейчас родители придут».