На семи ветрах

Полёт проходил спокойно, однообразно и в каком-то смысле даже нудно. Первоначальный страх, естественный для первого в жизни обоих мальчишек полёта такой длительности и дальности, быстро улетучился. Рутина вызубренных, тысячекратно повторённых за годы обучения действий, на какое-то время задвинула эмоции на задний план.

Иваныч впервые вызвал их не скоро, уже на второй половине пути, когда автоматика сняла с двигателей разгонную тягу и готовилась притормаживать корабль. Петров к тому времени вахту отбыл, перевёл кресло в «ночной» режим и спокойно спал. Васечкин давно проделал тесты и перепроверил расчёты, чтобы не промахнуться ненароком мимо аварийного буя, после чего развернул на весь потолок картину звёздного неба с наружных камер и дал волю фантазии.

В мечтах он уже десятый раз врывался на борт яхты, захваченной бандой пиратов (непременно представителей жутких негуманоидных видов) и, круша врагов направо-налево, освобождал заложника. Нет, заложницу, потому что ей обязательно должна была оказаться девушка в белом капитанском кителе. Или нет, лучше – в блестящем спортивном костюме, яхта же принадлежит лучшей в системе команде по зегру, скоростному «zero gravity» ориентированию. Поэтому заложница будет в тонком голубом комбинезоне с эмблемой своей команды, а в капитанском кителе будет он сам, Васечкин, и когда лично придушит последнего пирата, поднимет девушку на руки…

– Петька, да ты уснул что ли?! – возопил чей-то голос над ухом.

– А? Чего?

– Тебя Иваныч вызывает уже в третий раз, ты чего не отвечаешь?

– Оп-па! Я не слышал, задумался.

– Ты офонарел что ли? Включай связь быстро!

Васечкин взмахом ладони стряхнул с потолка звёзды и вывел звонок на центральную панель. Экран показал нахмуренное лицо Иваныча, за его спиной угадывалась мрачная фигура штурмана-наставника.

– Учебный 12-74 на связи!

Повисла пауза, в академии продолжали хмуриться и ждать. Из-за расстояния, разделяющего сейчас корабль и академию, учителя получат ответ почти через минуту, и ещё столько же понадобится, чтобы на Волане смогли увидеть их реакцию.

– Семьдесят четвёртый, – наконец выдохнул профессор, – что у вас случилось? Почему столько времени молчите?

– Простите, Иван Иванович, у меня тут случайно звук был выключен…

Пока эта фраза летела к академии, Петька гадал, будет ли ответ совпадать с тем, при помощи которого ситуацию только что оценил друг. Судя по выражению лиц, преподаватели тоже первым делом хотели сказать что-то созвучное с «офонарел». Но вскоре из динамиков донеслось более спокойное:

– Кто на связи? Доложите по форме!

– На связи курсант Петр Васечкин! За время вахты без происшествий, состояние экипажа в норме, системы корабля в норме, остаток дыхательной смеси 93%, остаток маршевой смеси 84%. Продолжаем движение заданным курсом, коррекция через двадцать девять минут!

Иваныч всё это и сам прекрасно знал, поскольку каждые пять минут снимал все показатели напрямую с памяти Волана. Двум искусственным интеллектам куда проще договориться между собой, чем ждать словесного отчёта экипажа. Однако доклад голосом был обязательной процедурой, предписанной кодексом безопасности полётов. Ответы курсантов шли прямиком в медицинский отсек на анализ, и оттуда Иваныча мгновенно предупредили бы, уловив в голосе признаки неуверенности, болезни, паники или психоза.

– Принято, Учебный 12-74! Теперь доложите навигацию!

Васечкин мысленно порадовался, что заранее ждал такой вопрос и подготовился. Нужные цифры были выведены на самое видное место.

– Нахожусь в тени на 50, над зеркалом 15, по течению 6. Следую в тень на 52, под зеркало 4, по течению 8! – выпалил он и только хотел выдохнуть, как спохватился и прокричал вдогонку: – Ах, да, тяга! Тяга три!

По смене выражения лица и тона голоса Иваныча вскоре стало ясно, что докладом он доволен. Однако по форме поступивший с базы ответ был скорее критикой, чем похвалой.

– Курсант Васечкин, ат-тставить засорять эфир! Курсант Петров, доложите координаты и курс, как полагается!

Васька быстро в уме очистил болтовню напарника от жаргонных словечек, принятых среди курсантов, и выдал требуемое чётко по инструкции:

– Академия, я Учебный 12-74, курсант Петров. Текущие координаты OS-50, NE-15, PO-6. Текущий курс на OS-52, SE-4, PO-8. Достигнута третья расчетная скорость, после коррекции планируем маневр торможения.

Петров подумал, что Иваныч, разумеется, не только имел эти данные, он и доклад Васечкина с первого раза прекрасно понял. Повтор по форме был затребован с умыслом, как часть тренировки. Профессор попросту экзаменовал курсантов, проверял лишний раз знание локальной системы квадрантов, обязательной для быстрой ориентации в пространстве.

Система эта, в общем-то, Петрову казалась простой, не требующей такого большого внимания, какое уделяли ей в академии. Ближайшая звезда берётся за ноль, от которого нужно высчитать удаление, возвышение и доворот. Получаются три простых координаты, по которым любой пилот или штурман за секунду найдёт нужное место на карте и проложит туда маршрут. Но вот такие балбесы, как Васечкин, не способные удержать пару правил в голове, вечно путали угол над и под эклиптикой, а вместо доворота по ходу движения планет могли указать противоположный. Зато они придумали кучу сленговых словечек типа «течение», «зеркало» или «тень», чтобы казаться друг другу солиднее.

Васечкин, изучая навигацию, всё время жаловался, что система из двух циферблатов гораздо проще, да и ближе к древней морской романтике. Петров не уставал возражать, что циферблаты хороши только для ручного управления, а на глобальной карте точность важнее удобства. Если не нравится – пусть попробует метод «трёх звёзд и центра галактики». На этом спор обычно и заканчивался, поскольку Петька такую схему даже представить боялся.

– Ну что ж, ребята, – окончательно смягчился Иваныч, – Я собрал кое-какие детали вашей миссии, пока есть время до манёвра, давайте их обсудим.

На потолке развернулся уже знакомый участок карты окрестностей академии. Петька, чтобы лучше было видно, тоже разложил кресло горизонтально, будто собирался поспать. Он заметил, что от станции в сторону красного треугольника теперь прочерчена тонкая линия, на которой висел белый ромбик с позывным «У 12-74».

Иваныч приблизил пылевое облако, из-за чего с карты исчезла и академия, и газовый гигант, и крейсер в точке L-4, а остался лишь Волан с одной стороны и россыпь самых крупных астероидов – с противоположной.

– Итак, по уточнённым данным, мы действительно имеем дело с яхтой «Семь ветров» проекта «Зодиак». Порт приписки Саманта, владелец – Тим Бордейн.

– Ого, тот самый? – удивился Васечкин. Чтобы его вопрос долетел академии, требовалось долгое время, но Иваныч, очевидно, предугадал реакцию курсантов и ответил заранее.

– Тот самый. Медиамагнат, основатель империи спортивных товаров, спонсор крупнейших соревнований, владелец стадионов, курортов и нескольких десятков спортивных команд. Включая нынешних чемпионов высшей лиги по зегру.

– Я думал, «Семь ветров» – это их яхта, – сказал Петров, когда Иваныч сделал паузу в ожидании новых вопросов.

– Это яхта спонсора, просто передана команде в аренду для участия соревнованиях. Если команда будет плохо играть, Бордейн может отобрать корабль и нанять другой состав. Как мы ранее и предположили, экипаж «Семи ветров» составляют 12 спортсменов, но 11 из них в данный момент не на борту. Со всеми, кроме капитана, удалось связаться. Значит, пока в этой части у нас всё по плану. Вопросы?

Руку поднял Петров.

– Что забыл капитан в одиночку в этой глуши?

– Неизвестно. Полёт он оформил как частное развлечение без определенного маршрута.

– Куда глаза глядят, – предположил Васечкин. – Это сейчас многие так делают. Модная забава.

– У богатых свои причуды, – согласился Петров. – Но это странно… Обычно они не улетают за пределы пояса Златовласки. Тут, в глуши для них нет ничего интересного. И ещё, я за время вахты посмотрел проект «Зодиак», у него очень маленький запас хода. Если у «Семи ветров» не было дозаправки, значит, яхта уже за пределом допустимой дистанции. Она давно должна была повернуть, чтобы маршевой смеси хватило на обратную дорогу.

Васечкин скрипнул зубами от обиды, что сам не догадался узнать побольше о проекте «Зодиак». Рассудил так: если нет на самом деле никакой яхты, зачем на неё время тратить? Зато теперь Петров получил возможность повыпендриваться перед профессорами, а ему, выходит, и сказать нечего.

– Вот шастают всякие, а нам теперь искать этого… мажора! – возмущённо выкрикнул он первое, что пришло в голову. – А главное, где?

Петров посмотрел на друга удивлённо.

– Что значит – где? Где маяк, там и корабль. Не из пушки же стреляли, так и летят одним курсом, рядышком, по инерции.

Он протянул руку, раздвинул пальцами карту еще шире и пометил точкой участок недалеко от красного треугольника.

– Примерно сюда его снесёт к нашему прибытию. Иван Иванович, наша корректировка курса перед торможением должна это учитывать?

Ответил ему Кирилл Петрович, приблизившись к экрану связи:

– Верное замечание, курсант, но не в вашем случае. Во-первых, мы не смогли связаться с яхтой. Из-за этих, как ты выразился, причуд, то есть не заполненного заранее плана полета, мы не знаем ни курса, ни скорости движения, только место первого срабатывания аварийного буя. Иван Иванович вам сейчас покажет, почему направление дрейфа нам мало что даёт.

– Мы пытались запеленговать яхту, но сканеры у академии слабоваты для поиска такого крошечного судна, – принялся объяснять профессор, – Оптика тоже не справляется из-за массы бликов на пылевом поясе. Других ориентиров, кроме сигнала маяка, у нас нет. Он, как вы правильно догадались, полезен только в случае, если после аварии не изменился курс.

Карта с потолка исчезла, на её месте появился снимок, в котором не сразу угадывались очертания корабельной надстройки. Следующий снимок, сделанный с некоторого расстояния, был чуть лучше. Третье изображение, снятое совсем издалека, давало полное представление, во что превратилось судно в результате аварии.

– Маяк передает изображения в автоматическом режиме, – прокомментировал Иваныч. – На них видно, насколько плоха ситуация: «Семь ветров» буквально развалились на две части. Корма вместе с двигателями отдельно, рубка и жилые помещения отдельно. В какой половине находится капитан, мы, понятное дело, не знаем.

– Если его вообще не выкинуло наружу, – вставил Васечкин.

– Если он вообще остался внутри, – продолжил Иваныч, не успевший ещё услышать эту реплику. – Вам придётся найти и осмотреть обе части. Сейчас они находятся без управления, без энергии и, возможно, без запаса кислорода. Если капитан выжил, на его спасение у нас считанные часы.

Профессор выждал две минуты и, не услышав никаких вопросов, выложил следующий снимок.

– А вот это – самое неприятное. Все последующие снимки с аварийного буя показывают вот такую картину.

– Но они же пустые? – изумился Петров.

– Как видите, они пустые. В том месте, где должна находиться яхта, ничего нет, кроме нескольких мелких обломков. Буй при сбросе сильно закрутило, нужный нам участок попадает в кадр редко, но я сопоставил положение звёзд на всех снимках. Ошибки быть не может, дело не в сбое навигации маяка, «Семи ветров» действительно нет в этом месте.

– Как такое может быть? – ничуть не меньше товарища изумился Васечкин.

– Такое могло случиться только в одном случае, – немедленно сказал Кирилл Петрович, будто успел услышать вопрос. – Уже после взрыва и сброса аварийного буя обе части яхты двигались с ускорением. Не спрашивайте, как, куда, в одну сторону или в разные: мы не можем этого установить, только фантазировать.

– Поэтому, – резюмировал Иваныч, – Вы летите не к точке дрейфа маяка, это бессмысленно. Направляйтесь к месту аварии, оттуда начинайте поиск на малой тяге. Я сейчас делаю расчет всех траекторий и ускорений, при которых яхта не попала бы на снимки. Самые перспективные пришлю вам уже на место. Тактику поиска определите сами. Но я категорически запрещаю вам приближаться к пылевому облаку, это понятно? Воланчик не рассчитан на пескоструйную обработку!

– Да поняли мы, не маленькие! Добраться, отыскать капитана, погрузить на борт, привезти на базу.

Петька заявил это настолько бодро, что сам удивился. Честно сказать, новые сведения выбили из него на некоторое время всю весёлость и донкихотский настрой. Дело явно обрастало странностями и теперь казалось сложнее, чем на первый взгляд. Но при этом Васечкин по-прежнему не верил в реальность сигнала бедствия, а исчезновение обломков только укрепило его теорию: всё подстроено так, чтобы с борта Волана не удалось увидеть ни аварийного буя, ни следов крушения.

– К сожалению, Петя, вряд ли всё будет так просто! Это не учебная миссия, риски на самом деле высоки. Состояние пилота, состояние яхты, состояние двигателя – у нас нет никакой надёжной информации. Нестабильность силовой установки предполагает угрозу взрыва, так что вам при сближении нужно быть крайне осторожными.

Петька улыбнулся. Конечно-конечно, ври дальше!

– При обнаружении яхты не пытайтесь спасать её или какое-то имущество, даже если оно покажется вам пригодным для буксировки. Просто забирайте капитана и немедленно отчаливайте обратно. Обо всём происходящем сразу докладывайте, будем постоянно держать связь через аварийный канал.

– Задача ясна, профессор, – Васечкин щёлкнул кончиками пальцев по сдвинутому на макушку забралу шлема. Петров секундой позже присоединился, хотя салютовать лёжа устав не предписывал. – Разрешите манёвр?

– Ат-ставить геройствовать! – Иваныч улыбнулся в ответ. – Я вижу вашу решимость и независимость, ребята, но не торопитесь, космос такой… В нём всегда слишком много возможностей остаться наедине с собой и своими решениями. Впрочем, я верю, вы справитесь. Разрешаю манёвр по вашей готовности, можете приступать.

Глава 4

Белый воланчик с цифрами «12-74» на борту час за часом наматывал круги по спирали. Иваныч очень облегчил курсантам задачу, обсчитав маршруты, на которых «Семь ветров» ни разу не попали бы в объектив маяка. Все они укладывались в почти правильный конус, и по сути, Петрову и Васечкину оставалось лишь монотонно облетать «стенку» этого конуса, постепенно расширяя радиус, и светить сканером по сторонам в поисках обломков.

Сомнения вызывало только одно место в этом плане: небольшое «пузо» книзу от зеркала эклиптики. На карте Иваныча в эту сторону уходило больше десятка жирных ярких линий, потому что неподалёку, всего в паре тысяч километров друг от друга, крутилось шесть или семь крупных камней, способных скрыть от съемки не только яхту, но и целый линкор.

Петька сразу понял, что именно там и следует искать в первую очередь. Он был уверен – в любом другом месте яхту уже давно разглядели бы из академии, с крейсера, с Дельты или даже с планетарных телескопов. Но как назло, именно там проходила мутная граница пылевого облака, приближаться к которой Иваныч категорически запретил.

– Ну ерундой же занимаемся! – Васечкин в который раз принялся донимать друга. – Так можно кружить до подхода крейсера, какой смысл тогда был вперёд лететь?

– Чтобы спасателям не пришлось тратить время на ту же работу, – равнодушно ответил Петров, не отрывая взгляда от приборов. – Даже если мы не отыщем яхту первыми, сильно сэкономим им время.

– Челдон ты, Васисуалий! Как ты не поймёшь, что не стал бы Иваныч такое простое задание выдумывать? Заставить нас летать кругами, пока горючка не кончится? В чём смысл?

– Спасти капитана яхты Дениса Колайду, – Васька был сама индифферентность.

– Да нет никакого Колайды, выдумал его Иваныч! Для правдоподобности!

– Тогда интересно даже, в чём ты видишь смысл?

– Они с Генералиссимусом наверняка тут спрятали что-нибудь. Что-то такое, что мы обязательно найдём, если хорошо поищем. Если смекалку проявим. А если будем тупо наворачивать круги, то не найдём ничего, это уж как свет звезды!

Васька даже отлип от экрана, услышав такую ерунду.

– Петя, ты опять? У тебя засвербило?

– Да послушай же!..

– Нет, это ты послушай! Денис Колайда – капитан команды по зегру, его все знают. Я его знаю, у меня его фотография на стене в комнате прошлым летом висела. Да его фотографии с Луизой, дочкой того самого Тима Бордейна, есть в каждом выпуске новостей про чемпионат. Не веришь, включи свой персоком и проверь. Но лучше – ложись спать, в конце концов. Через час твоя смена, и я не намерен вместо тебя за штурвалом сидеть!

Васечкин обиженно надулся. Но хватило его ненадолго, минут на пять, то есть ровно до того момента, как персоком выудил из глобальной сети и показал множество фотографий реально существующей яхты «Семь ветров», её капитана, его подруги и её отца. Пришлось признать, что здесь Васька прав, над правдоподобностью легенды Иваныч поработал выше всяких похвал.

Петров продолжал водить носом над панелями приборов, проверяя то курс, то направление сканирования. Можно подумать, Волан сам не в состоянии держать на контроле эти вещи и подать сигнал, если что заметит необычного. Можно подумать, весь кайф профессии первого пилота состоит не в подвигах и открытиях, а вот в таком нудном таращении глаз по экранам!

От мысли, что Петров, возможно, не вредничает, а действительно именно так представляет себе работу звёздного командира на передовом флоте, Васечкин аж загрустил. И снова завёл шарманку:

– Ну хорошо, допустим! Невозможно, но пусть после взрыва у яхты сами собой включились двигатели. А вектор силы?

– В пределах конуса, – лаконично ответил Васька.

– Конуса! Именно, конуса, а должна быть спираль!

– Раскручивание, – холодно парировал друг.

– Ннуууу… Ладно, чёрт с тобой! Пусть будет раскручивание, есть такой вариант. – На самом деле Васечкин не знал, какие варианты есть, сам он не просчитывал в симуляторе ни раскручивание, ни вектор силы. Он положился на расчеты Иваныча, но не признаваться же в этом зануде Петрову? – Тогда скажи мне, Василий, где рубка, каюты? Три передних палубы где?

Тут Петров был вынужден взять паузу. Отсутствие этих трёх проклятых палуб беспокоило и его самого. Беспокоило гораздо больше других важных вопросов – в силу полной нелогичности, невозможности их исчезновения. Куда могли исчезнуть тонны металла, пластика и композита, не оставив следа: ни зазубренных крошек, ни округлых капель технологических жидкостей?

Поскольку с уверенностью сказать было нечего, только предположить, Васька выдал самую твёрдую из пришедших в голову теорий.

– Корма за собой палубы утащила. Кабели и трубы при взрыве не разорвались, и если двигатель включался не сразу на полную мощность, а разогревался постепенно, палубы могло унести…

– Да ты же сам в это не веришь! – Петька рассмеялся. – Какая вертуха будет на мягкой сцепке? Сколько она так продержится? От неё запчасти будут лететь во все стороны, как брызги с миксера у Сени тогда, на третьем курсе!

Вася улыбнулся, вспомнив, как Сидоров пытался замесить тесто для блинчиков, забыв про гравитационный переход. Уборщика в тот раз пришлось отправлять в мастерскую на очистку памяти и переустановку ядра, старое сгорело от негодования, поскольку камбуз в считанные секунды превратился в пещеру ксеноморфов из старого кинофильма. От окончательного выгорания робота спас только приказ завхоза не выпускать Сеню из столовой, пока вручную не отмоет помещение снизу доверху, до последнего ляпка на вентиляционной решётке.

Затевать с Петькой спор по поводу яхты Василий не стал в силу неразумности такого спора: понятно же, что внятных объяснений и даже приличных доводов нет пока ни у кого. А вот приятелю тема не давала покоя. И даже когда разговор понемногу затих, Васечкин в уме продолжал крутить и крутить версии событий, развернувшихся на месте крушения «Семи ветров». Спать он в результате так и не лёг, однако же на вахту в свой час заступил безропотно.

Сначала он пытался, подражая другу, следить за приборами. Муторное и бессмысленное это дело быстро надоело, и Васечкин, состроив солидную, крайне авторитетную физиономию старого звёздного волка, сам себе отдал приказ переходить от инструментального наблюдения к визуальному. Ответив себе же: «Есть, капитан!» – он вызвал обзор с бортовых камер и занялся любимым делом, то есть – принялся пялиться в окно.

В вид из иллюминатора Васечкин влюбился в первый же миг, как его увидел. Вот странно: тренажёры и симуляторы, которые он облазил все, что были доступны в родном городе, такого впечатления не производили. Но когда они с Петровым, только что зачисленные на подготовительный курс академии, погрузились на самый настоящий челнок и взлетели в самый настоящий космос…

Как обычно ведут себя пассажиры, заняв место у окошка? Первые минуты после снятия щитов и уменьшения перегрузок они ощущают восторг. Миллионы звёзд, быстро удаляющаяся планета, разворотный манёвр, при котором полнеба закрывает чёрная на фоне светила махина орбитальной станции…

Но через час большинство устаёт. Космос тёмный и однообразный, пейзаж за стеклом почти не меняется. Выброс протуберанца, затмение, пролёт мимо суетливых портовых причалов и яхтенных марин в точке Лагранжа – настолько редкие исключения, что ради них капитанам приходится делать специальные объявления, призывая пассажиров обратить внимание на происходящее за бортом.

Хуже, чем простые пассажиры, ведёт себя во время полёта только Петров. Романтик в глубине души, но настолько глубоко, что его не удивить ни светящейся полосой газа («Ага, вижу. Кстати, ты кислородные датчики проверил?»), ни россыпями звёзд («Ну, да, туманность Андромеды, 800 тысяч парсек. А зачем звал-то?»), ни вспышкой на солнце («Ух ты! Здоровенная! Давай фон излучения замерим, а то мало ли!»)

Васечкин был не таким. Он сразу мог претендовать на приз самого восторженного зрителя: первым прилип к иллюминатору, тыкал пальцем и кричал: «Смотри, Петров, вон звезда – смотри, взорвалась!» Через некоторое время он уже доказывал штурману, что видел НЛО, а тот до хрипа спорил, что это был блик от солнечной панели. Устав, Петька немного заскучал и предложил пилоту «слегка разогнаться, чтобы звёзды красиво растянулись». Шутки сокурсников по поводу первого Петькиного полёта еще долго его преследовали, на что Васечкин втайне как раз и рассчитывал, и нисколько не обижался.

«Космос – это тебе не про вид из окна, а про долгую дорогу!» – не раз бурчал на него Васька во время практических занятий. «Дорога в удовольствие, когда есть, на что посмотреть!» – не уставал отвечать ему Пётр.

И неизменно, куда бы не предстоял перелёт, даже когда все попутчики давно отлипли от стёкол, Васечкин всё равно продолжал пялиться, восхищаясь открывающейся за бортом красотой, поражаясь колоссальности расстояний и втайне надеясь увидеть в конце концов что-то эдакое, эпичное, доступное только глазу, а не навигационным приборам.

Так было и в этот раз. К огромному Петькиному сожалению, Конструкция Волана не предусматривала окон – в угоду безопасности, но панорамные проекторы давали достаточное качество, чтобы получать удовольствие даже от картинок с внешних камер. Он улёгся поудобнее и погрузился в размышления, куда могли бы пропасть «Семь ветров», если они действительно существуют, и как поскорее их отыскать, по возможности – не сходя с одобренного Иванычем курса.

Васька в своём компенсаторе тихо посапывал, не с кем было даже посоветоваться, если в голову приходила очередная блестящая идея. А идеи приходили роями, одна светлее и гениальнее другой. Ничего удивительного, что Васечкин в скором времени переключил общую панораму на вид прямо по курсу, погодя ещё немного – выделил и приблизил участок у края пылевого облака, а ещё через четверть часа, окончательно утвердившись в мысли, увеличил до максимально возможного три каменюки, купающиеся в струях песка и ледяного крошева.

– Волан, а Волан? – позвал он шёпотом.

– Слушаю вас, – тихо отозвался корабль.

– Посчитай, сколько времени займёт петля до зоны шесть, по улитке два. Цель – осмотр объектов 710, 711 и 736 с теневой стороны в рамках спасательной миссии.

– Шесть с половиной часов на тяге три. Но сразу предупреждаю, я откажусь ложиться на этот маршрут.

– Чего вдруг?

– Скорость частиц в пылевом облаке превышает 20 километров в секунду, корабль будет полностью разрушен в течение пятнадцати секунд.

– Ну хорошо, а если сравнять скорости?

– Переход на тягу один – приемлем, если не погружаться в облако более чем на двадцать минут. Мы потеряем защитную керамику, часть навесного оборудования и получим несколько незначительных пробоин, в целях спасения погибающих ущерб считаю допустимым.

– Сколько это займёт?

– Двадцать шесть часов.

– Да ты с ума сошёл! Нет, нужно уложиться до конца моей вахты.