Полная версия
Две Лии и Иаков. Книга 1
Алик Серебров
Две Лии и Иаков. Книга 1
Мы никогда не задавались целью создать ложно
впечатление, будто мы являемся первоисточником истории …
Прежде, чем оказалось возможным ее рассказывать,
она произошла… С тех пор она и существует в мире;
каждый знает ее или думает, что знает.
Она рассказывалась сотни раз и сотнями способов.
Здесь и сегодня она рассказывается таким способом,
при котором она словно бы приобретает самосознание
и вспоминает, как же это на самом-то деле
происходило во всех подробностях…
Томас Манн «Иосиф и его братья»
Часть 1
Пролог
Посмотрите в бледнеющих сумерках утра на горизонт. Есть момент ожидания, когда стоит моргнуть, и ты понимаешь, что вновь пропустил тот единственный миг, когда ночь превращается в утро. Только что все затихло в ожидании, и вот уже край светила показался из-за горизонта. Казалось, что все вокруг вздохнуло с облегчением. Слава Создателю, свершилось!
Задвигалось все. Листья торопливо впитывали утреннюю росу, пока ее не собрала всяческая ползающая, прыгающая и порхающая мелочь, цветы разворачивали свои бутоны и поворачивали головки к солнечным лучам, нетерпеливо ожидая пчел и бабочек, зверушки осторожно выбирались из своих убежищ, опасаясь всех неожиданных и неизвестных опасностей.
Создатель не часто обращал на рассвет внимание и, тем более, не воспринимал его как чудо. На планете, которую он так долго и тщательно создавал, всегда находилось место, где можно было полюбоваться рассветом или закатом, солнечным днем или грозовыми тучами. Перед ним представала вся картина мирозданья: высокие пики гор соседствовали с бескрайними пустынями и степями, тишина глади рек и озер подчеркивала ярость штормов на просторах океана, города и леса скрывали бурление жизни.
Создатель был доволен. Порой радовался и награждал за усердие, порой гневался и наказывал за прегрешения, но в целом испытывал чувство удовлетворения – жизнь продолжалась и развивалась, а это и было целью, из-за которой все затевалось. Созданное радовало его своим многообразием, движением, развитием. Оборот планеты вокруг солнца представлялся как слой из складывающих историю мира событий. Внешне это было похоже на срез дерева с его годичными кругами. В каждом слое можно было различить тонкие, едва заметные крохотные отметки, отмечавшие начало суточного цикла. Ориентируясь на них, Создатель постоянно видел перед собой возникновение и упадок империй, перемещение народов и изменение их нравов, он наблюдал за всем, но вмешивался, только если происходящее грубо нарушало его законы.
Вместе с Создателем за миром наблюдали его верные соратники: Бытие и Сознание. Сознание воспринимало весь мир как некое облако тумана, в котором то тут, то там появлялись тусклые или яркие всполохи. Это были эмоции и фантазии, слова благодарности и проклятия, просьбы и жалобы, славословие и безмолвные вопрошающие взгляды, обращенные к Создателю. Для Бытия все живое и неживое виделось отчетливо и ярко, красота и уродство были равны перед ним, он наблюдал за всеми изменениями на планете.
Создатель гонял пальцем тучки с места на место, вызывая засухи и наводнения. Ему уже надоело наблюдать из века в век одно и тоже. Человек, чьим созданием он так гордился, из раза в раз повторял свои ошибки. Никакие увещевания, наказания не могли уменьшить рвения, с которым homo sapiens «в стремлении к лучшему» уничтожал себе подобных и окружающую природу. Создатель пошевелился. По всему сущему прошло легкое волнение, похожее на водную рябь. Сознание не обратило никакого внимания, а Бытие насторожилось, ожидая всяческих сюрпризов.
– Что притихли? Заметили что-нибудь примечательное? – вопрос оказался риторическим. Ответ на него даже не подразумевался. – Не надоело глазеть на одно и то же? Может сотворить чего-нибудь интереса ради?
– А надо? Чем так плохо, все давно отлажено, – для Бытия всякая затея Создателя оборачивалась лишними хлопотами, – то, что должно исчезнуть – уходит, чему предназначено появиться – приходит, круговорот жизни продолжается, – Бытие откровенно не хотело во что-либо ввязываться, справедливо полагая, что придется изрядно подсуетиться, – хватит нам и одного потопа. Снова затеял нечто подобное? Да, признаю, люди все больше отходят от заповеданного, но это не значит, что с ними надо поступать так круто. Хватит им разных извержений и цунами, сами себе организуют неприятность. Прямо, как дети малые, учишь, учишь, а толку никакого.
– Потоп? Когда это было? Все только начиналось. Люди возомнили о себе незнамо что, возгордились, я и попытался начать все с начала. Думал, смогу сделать лучше. Только сдается мне, что хотел, как лучше, а получилось, как всегда. – Создатель задумался.
– Снова все менять? Ты уже пробовал или тебе напомнить Лилит, первую женщину. Ту, которую ты уничтожил по просьбе Адама, – решило поддержать разговор Сознание, – и она бестелесным созданием, парит над миром. Мужчине, видите ли не понравился ее нрав. Что, следующая получилась лучше?
Бытие повеселело и решило вступить в разговор, надеясь, что Создатель позабудет о своей хандре.
– Припоминаешь, подруга, как мы объединились в теле Адама. Мне понравилось. Человек разумный! Одно упоминание чего стоит. Че-ло-век. Ра-зум-ный. Звучит-то как! – Бытие даже заулыбалось, вспоминая, – Адам был хорош, что говорить. Высокий, статный… Эх, да что вспоминать, красавец.
– А мне скучно было, пока вместо Лилит Ева не появилась. Поговорить не с кем. Поругаться разве что со зверьем да птичку подразнить. Спасибо, Создатель, что сделал ему пару. С ней интереснее. Зацепи только разок, а дальше… радуйся, хихикай, плачь – выбирай по настроению и вкусу – Сознание с задумчивой улыбкой закатило глаза, – ну зачем еще что-то придумывать. Не хочется переборщить, неизвестно, до чего можно наулучшаться. Вот и остановись, пусть все идет, как идет. Заветы все получили, что делать знают. А если не хотят – сами кузнецы своего счастья.
– Все, что мы сейчас видим, – Создатель нарушил их мечтательное настроение, – было уже даже не знаю сколько раз. В каждом слое событий повторяется одно и тоже – деньги, любовь, война. Столько лет прошло, а люди по сути своей не меняются. Не устали смотреть? Хочется чего-нибудь свеженького, интересного.
Вот к примеру. Как узнать, изменилась ли человеческая натура за столько-то веков? История есть история, сослагательного наклонения она не имеет, так что менять ничего не будем и другим не дадим. А вот сможет-ли кто-нибудь из нынешних особей провести жизнь во «времена давно прошедших дней» да еще и не напортачить при этом – это вопрос. Допустим возникла экстремальная ситуация. В тело известного персонажа истории подселили сознание современного человека. Загадка… Интересная загадка.
– Если разница во времени велика, не выдержит, – прервал Бытие, – или погибнет, или с ума сойдет. Нынешние уж больно неприспособленны к жизни без всяческих благ и удобств.
– Не перебивай! Я же сказал подселим, а не переселим. Можно попробовать. Только нужна история, где известны начало и конец, а то, что происходило между ними отчетливо не просматривается. Было нечто подходящее?
– В истории римской империи покопаться можно, – Сознание скорчило гримасу, но так, чтобы Создатель не заметил, – да где угодно можно найти то, что надо.
– Не годится. Обойдемся без империй и бесконечных войн. Что-нибудь подальше по времени, но событие должно быть достаточно известное. Что там интересного было в Египте, Греции, Ассирии. Кого с давних времен помнят?
– Ну-у, – Сознание задумалось, – Рамзес, Одиссей, Авраам, Христос, Магомет, Чингизхан. Но это уже попозже и в другой части света.
– Это все великие. С ними связываться не хочется, если что-то пойдет не так, хлопот не оберешься исправлять. А кто-нибудь рангом пониже? Попроще, незаметнее.
– Разве что жены и любовницы, – Сознание понемногу начинало раздражаться, не понимая, чего добивается Создатель, – Нефертити, Пенелопа, Сара, Лия с Рахелью. У Иакова, их мужа, детей было много. Попробуем Иакова?
– И история Иакова известна, хотя вопросов, что да как там было, немало, – Создатель задумался. – Изложена в Торе, попала в Библию, комментариев и толкований более, чем достаточно… Все так. Иаков… Если он получит современные знания, еще начнет арбалет с пулеметом придумывать, или займется коммерцией и биржу откроет, времени и сил делать детей совсем не будет. Нет. Рахель. Красивая женщина, мечтательная, но в то же время ревнивая. Современная эмансипированная женщина в теле Рахели может начать моду менять, фабрики строить, равноправие внедрять. Оно нам надо? Лия. Что у нас о Лии? Что-то такое у нее было со здоровьем, если мне память не изменяет.
– Не изменяет. Проблемы с глазами, а оттого закомплексована. Однако Лия родила большинство детей. – подсказало Бытие.
– И как выглядела, когда они познакомились? Есть проблемы?
– К сожалению, есть. Девушка лет семнадцати, стройная фигура, среднего роста, но постоянно горбится из-за болезни глаз. Их постоянно приходится прятать от режущего света. Тонкая талия, высокая грудь и стройные ноги скрыты бесформенной одеждой до пят. Привлекательное личико в обрамлении пышных волосами едва угадывается под низко надвинутом платком. Воспаленные тусклые глаза делают лицо унылым и неинтересным. Прелестная девушка, но излишне застенчивая и скованная.
– Да уж! Нет у тебя поэтического дара. Сознание справилось бы лучше. Что о ней сказано? Ничего особо из себя не представляет. Родила семерых детей. Почему? Потому что мне так нужно было. Кто-то ведь должен рожать. Ничего не изобретает, не придумывает. Остановимся на Лии. Надеюсь, мы сможем найти похожую на девушку из настоящего времени?
– Физически похожую, да. Что касается характера – это не ко мне. – Бытие указало на несколько отмеченных метками девушек.
– Быстро ты справилось, должно быть заглядываешься на девушек, наверное, всех наперечет знаешь. Сознание, что скажешь? Есть девушка схожая физически, но антагонист по характеру?
– Да, есть. Непоседа. Отличия во внешности, конечно, есть. Внешность оригинальна и привлекательна, но для нашей затеи это особого значения не имеет. Может быть жесткой или ласковой и мягкой, смотря по ситуации. Восприимчива, легко приспосабливается к обстоятельствам. Без лишних предрассудков, себя в обиду не даст.
– Хватит, достаточно. Поэтики, прямо скажем, тоже маловато, как барана описываешь. Неужели надоело? Хорошо, остановимся на этом, и так уже много времени потратили. Подводим итоги обсуждений. Подселяем сознание современной девушки, как, кстати, ее зовут?
– Лия, – Бытие и Сознание ответили одновременно и переглянулись.
– Даже так? Все интереснее и интереснее. Значит подселяем сознание современной девушки Лии к разуму Лии из прошлого, ставим задачу пройти весь жизненный путь, описанный в Библии, ничего при этом не изменив и не оставив после себя никаких новшеств. Так? Или еще что-то.
– И что? Навозимся с этим, а потом долго и внимательно будем наблюдать, как она рожает детей и слезливо умиляться, глядя на них, растущих? И где интерес, где обещанное шоу? – Событие притворно задумалось, – может страстную первую любовь добавим в историю?
– Лучше две! Одну счастливую, а другую несчастную. Но, впрочем, безразлично какие и кому. И беременную собаку, – засмеялось Бытие.
– А собака-то причем? Прибавлять, так что-нибудь полезное.
– Собаку, чтобы было чем заняться поначалу, и глупости в голову не лезли. А полезное, – задумался, – ну еще какого-нибудь несчастного больного страдальца, хотя не знаю, чем он может быть полезен. Просто обуза.
Помолчали. Бытие и Сознание надеясь, что Создатель от затеи откажется, а тот размышлял о предложенных усложнениях.
– Это все полумеры. Пожалуй, стоит добавить проблему посерьезней. – Создатель принял решение и начал раздавать указания, – Я смотрю, отец у Лии строг и крут со старшей дочерью, поэтому делаем так.
Сознание доводит эмоциональные состояния отца и дочери до такого накала, когда они серьезно ссорятся, вплоть до разрыва, и отец выгоняет Лию из дома. Не навсегда, на время, пока не разрешит возвратиться. По дороге та падает, теряет сознание, и именно в этот момент производим подселение. Бытие обеспечивает место проведения подселения, наличие больного персонажа и беременной собаки. Сознание решает вопросы любви и ненависти. Какая любовь, у кого, решаешь сама, до какой степени неприязнь отца к дочери тоже. Не переборщи, все это не должно противоречить уже зафиксированному, придется покрутиться. Я обеспечиваю создание непредвиденных обстоятельств встречи с современной Лией и провожу переговоры о договоре. Потом или наслаждаемся зрелищем того, как они будут выходить из этой реальной жизненной ситуации, или вмешиваемся и прекращаем эксперимент. Вопросов нет? – и не дожидаясь ответа, – и не будет. Вперед, работать, работать и работать. Отдыхать и наслаждаться зрелищем позже.
Глава 1
Солнце клонилось к закату. Вот-вот оно приникнет к горизонту и подсветит облака снизу, раскрашивая их всевозможными красками, от бледно-желтых до ало-красных. Как и восход, закат длится совсем недолго и никогда не повторяется. Именно в эти мгновения на лицах влюбленных появляется нежная и мечтательная улыбка, глаза затуманиваются, их затянувшиеся объятия сменяются нежным поцелуем.
У тех, кто собрался у колодца, не возникало особого желания любоваться небом. Хотелось уже закончить бесконечные дневные хлопоты и спокойно отправляться домой. Блеющие овцы напоминали, зачем они здесь собрались, молодые пастухи шутили с девушками. Все ждали Рахель.
Ей не пеняли задержкой. Сложно упрекать это прелестное существо, окруженное белоснежными овцами, приближающееся к колодцу. Казалось, сама богиня покровительница пастухов и стад Нинсун на пышных облаках подплывает к ним, за ее спиной яркие лучи вонзались в голубое небо, пробивая толщу облаков словно салютующие красоте клинки. Уходящее солнце бесстыдно просвечивало одежду, демонстрируя всем красоту тела, уже начинавшего принимать обворожительные женские черты.
Юноши, стараясь перегнать друг друга, бросились помогать прелестной пастушке, а та устало присела на камень. Несмотря на все внимание, которое она получала от друзей, нелегко приходилось Рахель весь день приглядывать за отарой овец. Хотелось поболтать с друзьями, похвастаться подаренной отцом вылепленной из глины фигуркой птички, узнать поселковые сплетни, да мало ли интересных занятий есть у девушки в четырнадцать лет. Но вокруг были только овцы и козы. Вот и приходилось Рахели вместо всех этих удовольствий следить, не забрались ли овцы в поля колосящейся пшеницы, не подбирается ли в кустарнике волк к запутавшемуся в ветвях козленку, не забрел ли в овраг заблудившийся барашек. В случае опасности пастушка принималась громко кричать, и на ее зов сбегались парни и взрослые пастухи. Все это ужасно утомляло, а ведь еще приходилось прятаться от полуденного солнца, чтобы безжалостное светило не сожгло кожу и не сделало ее грубой и шершавой. Рахель хотела быть похожей на облачко, парящее в высоте голубого неба, чтобы оттуда взирать на храм богу Син. Она молилась ему, божеству-покровителю, и верила, что появится прекрасный мужчина и сделает ее самой счастливой на свете.
Девушка, скорее девочка, с интересом смотрела на приближающегося к ней незнакомого мужчину. Непонятно почему, но Рахель сразу поняла, что он шел к ней, именно она была той, кому он хотел сообщить нечто важное, радостное и только ей предназначенное. Она чувствовала это и жаждала этого. Мужчина подступил совсем близко, замер на мгновение в нерешительности и, наконец, произнес:
– Приветствую, тебя, прекрасный цветок, выросший среди безжизненной пустыни, – ласковые слова ласкали уши, а руки, сложенные на груди, смиренно умоляли о благосклонности.
– Кто ты, незнакомец? Что заставило тебя говорить со мной?
– Я Иаков, сын Исаака и Ревеки, сестры отца твоего. Я знаю, кто ты, несравненная Рахель, пастухи поведали о твоем прибытии. Но я не мог представить себе, что богиня посетит этот уголок Паддан-Арама в стороне от города Харрана. Да прославит Всевышний мудрость моей матери, пославшей просить в жены дочь Лавана, не догадываясь, что я встречу здесь ожившего ангела. Ты прекрасна, словно волшебная сказка среди серости обыденной жизни. Еще не придумали слов, чтобы описать красоту, затмевающую все существующее на земле. Прекрасные цветы склоняют головки, устыдившись своего вида при твоем появлении, а звонкие птицы издают звонкие трели, прославляя твое совершенство. Не смотри на мое запыленное платье и усталый вид. Долгий, полный опасности путь я проделал дабы узреть тебя, – слова лились, ласкали слух и невольно заставляли поддаться их волшебному обаянию.
Две души на мгновение замерли и внезапно объединились в единое целое, думающее одинаково, ощущающее одинаково. Иаков жаждал воспевать красоту, представшую перед ним, а Рахель внимать этим дивным незнакомым словам.
Этот разговор, не предназначенный для посторонних, достиг ушей Лии, сестры Рахели, сидевшей возле смотрителя колодца. Предназначенные совсем не ей прекрасные слова почему-то ранили, заставили еще больше сжаться фигуру в бесформенном платье с закрытым от лучей уходящего солнца лицом. Старшая дочь старожила этих мест Лавана, внука основателя поселения Нахора, устроилась на камне у колодца, отдыхая от длинного дня, опостылевшей работы и несправедливых упреков. При малейшей возможности она приходила сюда побыть рядом со единственным человеком, участливо относившемся к ней, смотрителем колодца Гиваргисом.
Все ей дала природа: и стройную фигуру, и миловидное лицо, и длинные волосы, одного лишила – зрения. Обладая повышенной восприимчивостью и эмоциональностью, она была вынуждена сдерживать себя, когда любой знакомый и незнакомый могли толкнуть или оскорбить девушку, видевшую в сумерках окружающее словно в густом тумане.
Колебания настроения приводили к ссорам и стычкам, и после них следовал мучительный период уныния и обреченности. Она не любила солнце – его жгучие лучи, ослепительное сияние окружающего простора приносили с собой режущую боль в покрасневших глазах, слезившихся от света, мокрый нос в период цветения деревьев и трав вызывал издевательские насмешки сверстников и вечное недовольство отца. Это заставляло Лию, сгорбившись от унижения, прятаться под защиту платка, искать уединенные места и тихо шептать иногда молитвы, но чаще жалобы и проклятья. В мечтах она мстила всем своим обидчикам и врагам, представляла их поверженными, а себя гордой и повелевающей. Но сейчас она сидела здесь, возле единственного человека, способного утешить и успокоить ее.
Вот так, невольно подслушав разговор, и узнала Лия о прибывшем к отцу дальнем родственнике. Девушка страстно хотела покинуть родительский дом, доставлявший ей только страдания. Она жаждала выйти замуж все равно за кого, родить ребенка, чтобы появился человечек, который будет любить ее, которому она будет готова отдать свою душу.
Лия сидела возле нестарого, но изувеченного в бою воина, чье изуродованное безобразным шрамом лицо кривилось от зарождающейся зубной боли. Когда-то в битве бронзовый меч коренастого вавилонянина пропахал борозду от плеча до самого локтя, лишив его возможности владеть левой рукой. Это навсегда закрыло путь к воинским подвигам и заставило приспосабливаться к новой жизни, но не лишило его способности сопереживать страданиям других. Гиваргис отличался умением решать любые проблемы, помогая знакомым с помощью своих простых, по-житейски разумных советов.
Его слова о том, что каждый должен пройти свой собственный, предназначенный только ему путь Лия вспоминала в те минуты, когда ее страдания и обиды вытесняли из разума все остальные мысли, помогали совсем не обозлиться на мир.
Услышав, что Иаков появился по велению матери, дабы взять в жены дочь Лавана, в душе ее затеплилась надежда. Она едва слышно задумчиво прошептала: «Ведь Рахель еще мала, а закон разрешает иметь нескольких жен. А вдруг…». Но Гиваргис смог расслышать ее слова, легким ветерком прошелестевшие в вихре смеха веселящихся мальчишек.
Пока поили отары, а пастухи подростки шумно резвились, у нее вызревал план отчаянного поступка, способного перевернуть постылую жизнь. Терять, собственно говоря, было нечего, никаких изменений ожидать не приходилось, а об улучшениях не стоило и мечтать. Дождавшись, когда отары потянулись к своим загонам, Лия решительно поднялась, почтительно поклонилась единственному другу и произнесла: «Благодарю тебя, Гиваргис, за советы. Я знаю, что делать». Гиваргис лишь устало улыбнулся и, кривясь от боли, махнул рукой: «Ступай, девочка, помни о надежде. Удачи тебе». Хорошо изучив свою нечаянную питомицу, вдруг как-то неожиданно нашедшую в нем друга, он не очень-то верил успех ее задумки.
Лия медленно шла в облаке пыли за бредущим стадом и раз за разом прокручивала в уме совершенно безумный план. Оживленно беседующие Иаков и Рахель не обращали внимания на сгорбленную унылую фигуру позади. Иаков говорил, а Рахель… Нет, она не слушала, она впитывала изысканные восхваления своей красоте и молодости, восхищалась витиеватыми оборотами речей, купалась в этом море слов.
Рахель, едва они миновали ворота подворья, бросилась к отцу, сидевшему в зале старого дома.
Земля, большой двор с постройками, загоны для скота, да и сам дом, построенный из глиняных кирпичей еще его дедом Нахором – все это принадлежало Лавану. За это он был обязан платить налоги, но хоть и жаль было отдавать деньги, это была его собственность. Собственность авилума, независимого жителя Митанни, подтвержденная клинописной табличкой с печатью наместника Харрана.
Главными землевладельцами Митанни являлись крупные государственные и храмовые хозяйства. Кроме них, существовали сельские общины, в которые объединялись мелкие частные землевладельцы, авилумы. Членом одной из таких общин и являлся Лаван, в которой он считался зажиточным хозяином.
Все устраивало его. Одно угнетало – не было у него сыновей. Каждый день он просил милости у богов, регулярно пригонял в храм белоснежных жертвенных овец, а жена его, Адина, так и не смогла принести ему долгожданного наследника. Может быть, именно поэтому старшая дочь и вызывала неприязнь. Теперь, глядя на Рахель, он уповал о внуках, их видел своими преемниками. Только для них стоило множить свое добро, дабы передать им накопленное и заработанное.
В свои пятьдесят лет Лаван был уже одуловат, и вместо крепкого молодого тела появилась полнота. В глазах таилось подозрение, а хитрое лицо с неопрятной бородой выражало недоверчивость. Было бы весьма неразумно вкладывать в такую недостойную оболочку благожелательность и прочие добрые качества, и природа снабдила его душою, вполне соответствующей его внешности, то есть низкой и алчной.
Он поднялся навстречу младшей дочери и с умилением посмотрел на это чудо. Невольная улыбка озарила хмурое лицо, а руки приготовились обнять любимицу. Рахель, бросившись к отцу, радостно затараторила:
– Отец, пойдем скорей. Я привела к тебе Иакова. Его прислала твоя сестра Ревека и наказала просить у тебя в жены дочь. Пойдем же, отец, он ждет, – схватила за руку и потянула отца.
– Не торопись, милая. Я не понимаю, о чем ты торопишься мне рассказать. Кого я должен увидеть?
– Ну как же, отец! Самый прекрасный человек стоит там, во дворе, а ты заставляешь его ждать себя! Ведь это мой будущий муж там стоит, так сказал мне голос с небес. А луч уходящего солнца указал на него, Иакова.
– О, боги, наконец-то вы услышали меня, – Лаван не мог сдержать охватившего возбуждения, – не так быстро, красавица моя, я не поспеваю за тобой.
Волшебным образом разом были решены все проблемы. Он давно присматривал мужа для дочери, но не желал породниться с вавилонянами и ассирийцами. Он ждал того, кто мог бы напомнить ему о своем роде, роде Тераха. Теперь такой человек появился и он с радостью отдаст ненаглядную Рахель Иакову. Да и подарки от сестры не будут лишними. Он хорошо давние времена, помнил богатый караван, который привел Элиэзер, когда сватал его сестру за Исаака, отца возникшего из далекого Ханаана Иакова.
Они выбежали из дома, и Лаван с недоумением оглядел двор.
– Где же он? – Лаван недоуменно осматривался, но не видел ничего кроме привычной уже картины вечерней суеты.
– Отец! Да вот же он, перед тобой, – Рахель даже подпрыгивала от возбуждения, указывая на стоящего в стороне мужчину. Тот был похож на обычного странника в помятой запыленной одежде, что часто проходили по караванному пути мимо дома. Только статная фигура, высоко поднятая голова и независимый взгляд свидетельствовали о том, что перед Лаваном не просто еще один путник, коих немало насмотрелся он на своем веку, а независимый, знающий себе цену и привыкший к уважению окружающих человек.