Ветры Ненастья

Маг, успевший каким-то способом защититься, растерялся. Ненадолго, но Элаиксу большего и не требовалось. Жаркая волна ненависти затопила его, и юноша, вновь издав страшный боевой клич, рванул с пояса короткий меч, который и вонзил в живот магу по рукоять.

Тот закричал, из его рта хлынула кровь.

– Тварь, – прошипел он, падая на колени.

– Сдохни! – взревел тимберец, вырывая свое оружие из раны, и снося колдуну голову. Затем он посмотрел на шокированных защитников. – А теперь ваш черед!

И с этими словами Элаикс кинулся на толпу вооруженных людей, размахивая своим клинком и вопя. В тон ему раздался многоголосый вопль бывших рабов, а уже спустя несколько мгновений вокруг Элаикса снова закипел страшный и беспощадный бой.

Однако враги, лишившиеся своего последнего козыря, быстро потеряли дух, и ретировались в поместье.

– Внутрь! – заорал Элаикс, указывая путь окровавленным мечом. – Добить их! Но господ взять живыми, я хочу потолковать с фарийскими скотами!

Он подождал, пока основная масса рабов окажется внутри, и вошел только после этого, окруженный своими пятью первыми последователями.

***

Дальнейшее напоминало избиение младенцев – потерявшие надежду на спасение враги пытались либо скрыться, либо вымолить прощение. И то и другое – совершенно напрасно. Элаикс с товарищами дочищал первый этаж, когда к нему прибежал вестовой.

– Господин, – заляпанный кровью раб выскочил из-за угла и поклонился юноше едва ли не в ноги. – Мы взяли их. Взяли хозяев!

Даже получив свободу, он еще не отучился называть своих поработителей хозяевами, и Элаикс отметил это.

«Ничего, ничего, пройдет немного времени, и я выбью раболепие из всех, кто того захочет», – подумал он.

– Отлично, – Элаикс усмехнулся и махнул рукой своим товарищам. – Пойдем, поглядим на улов.

Выживших фарийцев и их слуг собрали в большом зале, предназначенном, как предположил Элаикс, для пиров. Сюда уже набилась толпа рабов. Сам хозяин дома оказался высоким широкоплечим мужчиной, чьи волосы серебрила седина. Сейчас он, обезображенный сильным ударом по лицу, старался не выдавать боли и держался гордо. Рядом с ним, всхлипывая и обнимая дрожащую девушку, сидела очень красивая женщина в возрасте. Скорее всего, жена. За ними – двое окровавленных юношей, в которых с первого же взгляда угадывалась отцовская порода. Помимо них тут нашлось место десятку слуг обоих полов, в основном раненым. Как ни странно, среди них не было ни одного ребенка или молодой девушки.

Элаикс заметил это, и увидел, как глаза у многих из присутствующих заблестели, ему показалось, что откуда-то из-за закрытых дверей донесся протяжный крик и грубый, гортанный хохот.

– Я сам хотел этого, – напомнил он себе, стараясь отогнать видения из прошлого, назойливо лезшие в голову. Непонятно отчего, но то, что грезилось долгими ночами в рабском бараке, на деле оказалось не настолько вдохновляющим, как казалось.

Эта мысль раздражала.

«Какая разница? Они все заслужили свою судьбу, все»! – гневно подумал молодой воитель. – «А потому, закончу с этими».

Он подошел к главе дома и замер напротив него.

– Нет желания попросить о милосердии, так, ради разнообразия? – обратился он к нему. – Может, я и буду снисходителен если не к тебе, то хотя бы к твоим родным.

– Сдохни от кровавого поноса! – прорычал мужчина. – Ты, жалкий пес, не увидишь центуриона, вымаливающего милость у толпы сброда. А потому, сын шлюхи, делай то, что хочешь!

Кровь прилила к щекам Элаикса.

– Что ты сказал, тварь? Как ты назвал мою мать?

Губы фарийца раздвинулись, обнажая рот, полный белоснежных зубов.

– Я сказал, что твоя мать спала с мужчинами за деньги. И что ей нравилось это!

Элаикс лишь огромным усилием воли сдержал надвигающийся шторм.

– Философ, – позвал он неестественно тихим голосом. – Я узнал достаточно. Он твой, развлекайся так, как сочтешь нужным.

Бартих хохотнул и дал знак двум разбойникам. Пленника подхватили под руки и поволокли на выход.

Девушка зарыдала еще сильнее, а мать прижала дочку крепче.

– Старшой, – услышал он голос Эльры, – дай мне.

Девушка подошла к нему, ее взгляд, затуманенный и полный вожделения, был устремлен на молодую фарийку.

– Дать тебе что?

– Ее, – она указала на девушку. – Только мне.

– А зачем? – не понял Элаикс, но в этот момент Эльра облизнула губы, ее щеки раскраснелись. – А-а-а, – протянул он, сам краснея от понимания. – Хорошо, развлекайся. Только смотри, чтобы не сбежала.

Пышногрудая разбойница с силой схватила девушку за руку, вырвала ту из объятий матери и потащила прочь. Пожилая фарийка попыталась броситься следом, но пинок Грантара отправил ее на место.

– Лежать, – беззлобно распорядился юноша. – Старшой, решай, что делать с остальными, и я уже пойду. Хочу прогуляться по здешним закромам.

– Что делать? – юноша усмехнулся. Сомнения рассеялись, и все стало донельзя очевидно. А вместе с этим он почувствовал нечто странное, чей-то далекий зов, постепенно становящийся сильнее. – Это просто. Они ваши, развлекайтесь, как хотите. Но учтите, о том, что здесь произошло, никто не должен узнать. Когда закончите, соберите все ценное и выходите во двор, будем решать, как быть дальше.

Сам Элаикс не очень хотел любоваться на пытки, а потому он нашел свободную комнату, завалился на кровать и закрыл глаза. Усталость сказала свое слово, и юноша отключился.

***

– Старшой, эй, старшой, – его кто-то сильно тряс за плечо.

– Что такое, – Элаикс раскрыл глаза и увидел Грантара, склонившегося над ним.

– Да мы, в общем-то, уже все, – пояснил тот. – Вино выпито, еда сожрана, девки огуляны, а золотишко собрано во дворе, как ты и приказал.

– Долго я…спал?

– Не очень. Философ даже закончить не успел, слышишь? – он затих и до слуха старшего из двух братьев достигли кошмарные, нечеловеческие вопли.

– Центурион, – догадался Элаикс.

– Он самый, подтвердил Крыса. Сперва храбрился, терпел, но, когда наш лысый приятель взялся за него серьезно, всю эту фарийскую спесь как рукой сняло. Начал умолять о человечности, о смерти, ну и все такое.

Элаикс поднялся – его слегка пошатывало, но в голове прояснилось.

– А я думал, что вы не станете смотреть на художества Бартиха.

– Ну, купца хоть немного было жалко. Этого урода – нет.

Крыса произнес эти слова таким тоном, что Элаикс понял – центурион заслужил свою судьбу.

– Нашли что-то?

– Угу. Пару рабов в подвале. Наказанных. Их замуровали без еды и воды.

– Ясно. Идем, присоединимся к остальным. Кстати, мы многих потеряли?

– Из тех, кто был с самого начала – нет. Только Сисястую ткнули в плечо, но это заживет. Из девятерых новеньких четверо отправились к богам.

– А рабы?

– Их тут было около сотни. Когда я пошел тебя искать, сложили для погребения дюжины три, может чуть больше.

– Стало быть, почти половина?

– Не так и плохо, – легкомысленно отмахнулся Крыса. – Могло быть и хуже… А если бы даже и все они передохли, что с того? Главное, что я жив.

– Откровенно.

– Иначе не могу.

Вопли становились все громче, затем начали переходить в бульканье и хрипы. Когда Элаикс с Грантаром наконец оказались на внутреннем дворе, все было кончено. То, что осталось от фарийца, крепили к воротам с помощью веревок. Десятки пар глаз, наблюдавшие за этим процессом, моментально переключились на тимберца, стоило только тому показаться в свете костров.

Тот, не смотря по сторонам, подошел к горе сундуков, мешков, горшков и прочих емкостей, сваленных в кучу посреди двора.

– Итак, это добыча, – констатировал юный воин. – Много тут?

– Пока не шчитали, – отозвался Аладан, присевший рядом и, аккуратно водивший бруском по мечу, лежавшему на коленях. – Но думаю, что много.

Рядом появились Эльра, похожая на сытую кошку, и Инатор, все такой же спокойный и собранный. В руках он держал лук, а на его поясе в новеньких ножнах покоился длинный ганнорский меч.

– Нашел у одного, – пояснил он, заметив взгляд своего вожака. – Хороший меч.

Из-за спины у Элаикса выступил Бартих. Философ был заляпан кровью, но доволен не меньше Эльры.

– Предположу, что наш лидер хочет держать слово, а заодно и распределить добытые сокровища.

– Именно так, – громко, чтобы все услышали, произнес Элаикс. – С сокровищами все просто. Половину получаем мы, вторую половину я отдаю бывшим рабам. Думаю, они заслужили!

Освобожденные невольники загомонили. В основном – одобрительно, хотя пара человек выказало недовольство относительно размеров наград. Их мнение было проигнорировано.

Элаикс, меж тем, продолжал.

– Разделите сокровища сами, меня это мало волнует. После того, как все ценное найдет новых хозяев, мы спалим это место дотла. Пускай огонь очистит все то зло и скверну, что фарийцы принесли с собой, – он говорил, обращаясь к рабам, и те внимали. – После этого вы все вольны идти туда, куда хотите. Я не стану держать никого. Но если пара человек вдруг захочет прибиться к моему отряду, возражать не стану. Это все.

Он замолчал, глядя на толпу, и тут произошло неожиданное. Люди, один за другим, становились на колени и склоняли перед ним головы.

– И как это понимать? – озадаченно спросил Элаикс.

– Они признают тебя своим вождем, – ответила Эльра. – Все до единого.

Юноша открыл рот, затем закрыл его.

– А вот это неожиданно, – шепнул он себе под нос. – И чего мне с ними делать?

Он полагал, что, в лучшем случае, сумеет восполнить потери, но никак не рассчитывал получить на свою голову почти шесть десятков голодных ртов, которых придется одеть, вооружить и куда-нибудь пристроить. Но выгнать людей, показавших такую преданность, юноша тоже не мог – внутри все просто восставало против подобного.

– Хорошо, – приняв решение, произнес Элаикс. – Можете встать. Мои офицеры распределят вас по группам, но это будет чуть позже. А сейчас нам нужно погрузить добычу и убираться отсюда. За работу!

Двор внезапно стал напоминать разворошенный муравейник, и Элаикс, чтобы никому не мешать, решил воспользоваться оставшимся свободным временем и прогуляться.

Он прошел через усадьбу и вышел в обширный яблоневый сад, разбитый за усадьбой. Тут было тихо и спокойно, лишь шелестели листочки, да раскачивались на ветках небольшие плоды.

Оказавшись в одиночестве, юноша задумался. Атака удалась так хорошо, что даже и не верилось. Еще пара подобных рейдов, и у него будет не просто банда, а собственная армия, пускай и крошечная. Придется потратить какое-то время на обучение своих людей, но это мелочи. Вопрос в другом: а как быть дальше? Чем заняться, когда под его началом окажется сотня или даже две сотни копий?

Элаикс в задумчивости зашагал по дорожке, выложенной из гранитных блоков и идущей между ухоженными яблонями. Юноша подошел к одной из них и сорвал маленькое незрелое яблочко, которому до превращения в налитый соком вкусный плод предстояло расти и расти.

– Проклятье, как же мне не хватает советника, – прошептал юноша, крепко сжав пальцы. Во все стороны брызнул сок, но Элаикс, ушедший глубоко в себя даже не заметил это, рассеянно тряхнув рукой. – Советник…Где же его взять?

Хороший вопрос, а самое главное, очень своевременный.

Эта мысль повеселила молодого воина, и он широко улыбнулся. Действительно, совершить преступление, после которого его станет разыскивать половина фарийцев и их прихлебателей в провинции, и лишь после этого задаться вопросом «а как быть дальше»?

– И в этом весь я, – не прекращая улыбаться, прошептал отмеченный демоном. – В этом весь я…

Какая-то очень важная мысль билась где- то рядом, не желая отступать, но и не даваясь в руки. Все последние недели она назойливо преследовала его, и сейчас Элаикс подошел настолько близко к тому, чтобы ухватить, ее, что забыл обо всем на свете, даже о том, что творится вокруг.

И это было грубой ошибкой – противника он заметил слишком поздно, лишь тогда, когда кинжал уже летел точнехонько в живот, и остановить его было невозможно. Элаикс рефлекторно отшатнулся, одновременно нанося удар правой, и в этот самый миг острая боль разорвала все тело, в глазах потемнело, а дыхание сперло.

Уже падая в пучины беспамятства, он успел краем глаза заметить, как мальчишка лет двенадцати с неестественно вывернутой шеей падает рядом.

«Проклятье, как же они его проглядели»? – подумал воин за миг до того, как нестерпимая всепоглощающая боль отступила, побежденная благословенным черным ничто.

Глава 7.

– Итак, мы готовы к тому, чтобы начать практикум. Покажи мне первую и четвертую печать. Нет, нет, не так! Ты не доводишь указательный палец. Еще раз! Вот, уже лучше, молодец, Трегорий.

Юноша улыбнулся, хотя, говоря честно, ему было не до смеха. Если бы он знал, какие пассы приходится творить, для работы со сложными заклинаниями, то, наверное, в придачу к абсолютной памяти, попросил бы у Фарнира пальцы без костей. Самым обидным было то, что он прекрасно воспроизводил любой нужный ритуал в памяти, но Маркаций оставался неумолим – он не позволял юноше практиковать новое заклинение до тех пор, пока у того не выходило сотворить его классическим способом. А любая попытка смухлевать каралась быстро и жестоко. Чего фариец не терпел, так это обмана и попыток отлынивать от обязанностей.

А на нытье Трегорана о том, что владельцу совершенной памяти ни к чему обычные магические ритуалы, каждый раз неизменно шел ответ, что любую, даже самую совершенную память, можно сбить с толку, а слова и жесты, вдолбленные до автоматизма, не подведут никогда.

И затем продолжал это самое вдалбливание.

Вот уже почти неделю они изучали мощнейшее огненное заклинание, позволяющее чародею разлить губительное пламя, сжигая все и вся на расстоянии в две дюжины шагов вокруг. Трегоран с легкостью воспроизводил чары по памяти, для чего ему требовалось от силы десяток секунд, а вот с закреплением были проблемы. Пальцы, отвыкшие от тонкой работы, никак не хотели слушаться.

Вот уже половину утра они пытались закрепить сложную комбинацию из девяти печатей, соединенных хитрыми переходами, и выходило посредственно.

Чтобы хоть немного отвлечься, Трегоран постарался перевести разговор на тему, вызывавшую у него жгучее любопытство – личность императора и устройство жизни в империи.

– Учитель, – произнес он, начиная складывать пальцы в первую печать. – Последний раз ты рассказывал, что император с легкостью захватил власть в Фаре. Он так силен?

Маркаций на мгновение задумался, после чего ответил.

– Нет, полагаю, что мы были настолько слабы. Теоретически, если бы все маги объединились и выступили против узурпатора единым фронтом, мы смогли бы победить чудовище. Но тот выбрал очень удачный момент для того, чтобы явиться в город. В те годы Фар сотрясали смуты. Буквально за пару лет до того умер страшный тиран Силлий, захвативший в городе власть и запятнавший свои руки кровью множества благородных патрициев и простых жителей. Борьба между влиятельными родами обострилась – многие хотели занять освободившееся место, другие противостояли им, мечтая вернуться к временам, когда свобода города не нарушалась властолюбивыми людьми.

Он умолк, внимательно следя за руками своего ученика.

– Первая и вторая печать получились отлично. Переход тоже неплох, теперь покажи третью с четвертой, – Он почесал щеку и кашлянул. – На чем мы остановились?

– На смуте и борьбе патрициев за власть.

– Ах да, верно. Каждый знатный род стремился занять место повыше, получить какую-нибудь хлебную должность. Некоторые жаждали снискать славу на ниве военных успехов. Так, например, Цирий Мараг поработил и вырезал племя фиринов, что некогда обитало в южной Ганнории, после чего потребовал для себя триумфа и консульской должности, а когда ему отказали, едва не повел армию на Фар. По чистой случайности он погиб, свалившись с коня в реку. Но я опять теряю нить повествования.

Трегоран слушал внимательно, стараясь не пропустить ни слова – он плохо разбирался в истории Вечного Города и теперь стремился наверстать упущенное.

– Когда повелитель пришел, то первым же делом ворвался к одному из сенаторов и размазал того по стенке. Этого человека не любили за беспринципность, разврат и воровство, а потому Анаториан сразу же перетянул на свою сторону плебс. Думаю, что ты понимаешь, как сильно простой люд ненавидит тех, кто, по его мнению, не заслужил богатство и славу.

Трегоран понимающе кивнул, стараясь точно воспроизвести пассы, знаменующие переход в пятую печать. Делал он все медленно и последовательно, в реальном магическом поединке, естественно, пришлось бы шевелиться гораздо быстрее.

– И люди сразу признали его своим господином?

– Конечно же, нет. Но кое-кто решил воспользоваться могучим незнакомцем в своих силах. Они жестоко просчитались. Богоравный, якобы идя на поводу у одних, истреблял других, тем самым ослабляя всех. Скоро настал черед самих умников, и внезапно выяснилось, что жителям Фара нечего противопоставить набравшему бешеную популярность у плебса незнакомцу. Самые прозорливые тотчас же склонились перед ним, чуть менее догадливые, зато более расторопные – умчались из города на всех парах.

– А глупые?

– Напали. – Маркаций указал на руки своего ученика. – Почти правильно, но мизинец – на пол ногтя ниже. Знаю, что сложно, но без этого заклятье выйдет почти в полтора раза слабее. Повтори.

– Так? – Трегоран мигом выполнил приказ.

– Да, так лучше. Когда глупцы атаковали Анаториана, тогда еще не получившего громкий титул богоравного, он наконец-то показал свою настоящую мощь. До этого повелитель скрывал ее, демонстрируя от силы третью часть возможностей.

– И что произошло?

– Этого я не знаю. Хроники не сохранили подробностей. Известно одно – почти половину города пришлось отстраивать заново, а трупы закапывали едва ли не целую луну.

– Закапывали? – удивился юноша, помнивший, как свято фарийцы чтут свои похороны обряды, обязывающие развеивать прах умерших над реками или озерами.

– Да, – кивнул Маркаций. – Думаю, ты представляешь, сколько было покойников, если пришлось на время отказаться от освященного веками обычая.

– Или как сильно император был зол, – выдвинул идею юноша.

– Это маловероятно. Повелитель всегда с уважением относился к обрядам. Неудивительно для человека, открыто заявляющего о своем божественном происхождении. Так, а теперь внимательнее, ты заканчиваешь.

Последняя печать была самой сложной, требовалось сплести пальцы таким узлом, что, казалось, распутать их не удастся, после чего резко развести руки в стороны, заканчивая заклинание.

– Отлично. – Маркаций вскочил и с довольным выражением лица принялся расхаживать по помещению. – А теперь приступим к закреплению. До вечера ты должен отработать пассы по крайней мере сто раз. Приступай!

***

– Трегорий? Трегорий! Великие боги, да что с тобой?

Кто-то тряс его и хлестал по щекам. Юноша с трудом открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Этаару. Девушка пахла розами и фиалками, как ни странно, этот аромат прочистил ему мозги.

– Этаара? Что ты тут…

– Нет, это что ты делаешь? – она отстранилась и замерла, сложив руки на груди, подчеркивая ее форму. – Ты обещал мне вечернюю конную прогулку, а сам отправился спать. Я тебя еле разбудила!

– А, что? – он покачал головой, изгоняя остатки сна. – Очень устал за день.

– Я заметила. Ты храпел так, что, наверное, разбудил бы самого императора, – голос девушки смягчился. – Все нормально?

Трегоран зажмурился, пытаясь вспомнить, что же ему снилось. Не получалось.

– Все хорошо, просто заснул после урока. Насчет конной прогулки…

– Мы отправляемся на нее. Сейчас!

Фарийка схватила его за руку и потащила за собой, и у Трегорана не нашлось достаточно мужества, чтобы противиться ее напору.

Они выбрались из дома, прокрались в конюшню, где уже стояли две оседланных лошадки, вывели их и пустились вскачь. Прохладный ветер приятно остужал разгоряченную плоть, и выдувал остатки кошмара из головы. Он краем глаза посмотрел на Этаару, которая, смеясь, точно ребенок, подгоняла коня, словно летевшего над невысокой зеленой травой, навстречу догорающему солнцу. Он почувствовал, как щеки запылали – в этот момент девушка была невообразимо прекрасна.

Их отношения с каждым днем становились все лучше и лучше. Гордая, капельку надменная, но очень веселая и энергичная Этаара заполняла собой все свободное время Трегорана, не давая тому передышки, и нельзя сказать, чтобы он так уж сильно возражал.

Они болтали, катались верхом, исследуя обширные владения Маркация, занимались рыбной ловлей и другими не менее полезными делами. Трегоран понимал, что влюбляется, да еще в фарийку, но чувство, клокотавшее внутри него, было сильнее каких-то там криков рассудка.

– Быстрее! – позвала его девушка, весело смеясь. – Скачи во весь опор!

Ее небольшая длинноногая кобылка селианских кровей ускорилась, и галопом поскакала в сторону леса.

– Стой, куда ты? – Трегоран направил свою лошадку следом, но никак не мог догнать свою спутницу. Ему почти удалось это, когда широкие ветки берез и кленов нависли над их головами.

Этаара еще раз рассмеялась, и спрыгнула на землю, перехватывая поводья левой рукой.

– Пойдем, скорее, я кое-что покажу тебе.

В лесу уже стемнело, и Трегоран силой магии зажег несколько небольших огненных шариков. Они неплохо освещали путь, и молодые люди без приключений вели своих скакунов по широкой тропинке.

– Вот, – довольно проговорила Этаара, когда впереди замаячил просвет.

Трегоран вышел на простор и не смог сдержать вздоха восхищения. Они оказались на полянке, посреди которой из земли звонко бил родник, дающий начало небольшому кристально чистому ручейку. Около родника стояла потемневшая от времени, но великолепная беседка, а вся поляна, точно ковром, была устлана синими цветами.

– Ну как? – Этаара мило улыбнулась своему другу.

– Восхитительно, – выдохнул тот.

– Еще бы. Пойдем, не забудь еду.

Она отпустила лошадь и легким грациозным шагом вошла в беседку. Трегоран несколько мгновений наблюдал за девушкой, потом снова покраснел, снял тюк со спины ее кобылы и проследовал под мраморные своды.

– Откуда она тут? – спросил он, улегшись на небольшом, но очень удобном топчане. Их было два, второй заняла Этаара, а между лежанками располагался невысокий каменный столик, украшенный орнаментами.

– Не знаю, – пожала девушка плечами. – Я нашла это место уже когда отца…отец приехал сюда. А цветы вырастила сама. Это васильки, мои любимые.

– Они подходят к твоим глазам.

– Трегорий, ты такой милый, – рассмеялась фарийка. – Спасибо за комплимент.

Девушка протянула руку и взяла кубок, наполненный вином, после чего сделала из него небольшой глоток.

– Мне тут нравится. Если холодно, можно укрыться одеялом, когда хочется перекусить, достаточно протянуть руку, и, самое главное, никто не беспокоит. Когда мне грустно, я могу весь день лежать тут и смотреть, как вода капает с неба, вдыхать аромат цветов и слушать звуки леса.

Она тяжело вздохнула и села, наклонившись вперед.

– Трегорий, скажи, неужели тебе не скучно в этой глухомани?

– Скучно? Ты шутишь, да это лучшие дни в моей жизни! Учитель столько мне рассказал! – с жаром возразил юноша.

– Ах да, – невесело рассмеялась девушка, – как же я могла забыть, учитель…

Она произнесла это слово с неизменным отвращением, и Трегоран перестал понимать, что происходит. Совсем недавно Этаара весело смеялась и шутила, и вот она уже полна горечи и сарказма.

– Я не понимаю тебя, – признался он.

– Неудивительно. Ты приехал сюда постигать таинства магии, постоянно занят, и, самое главное, не провел в поместье и половины луны. Я же заперта в этой тюрьме уже почти семь лет!

Молодой чародей сперва хотел рассказать ей, что такое настоящая тюрьма – каморка, в которой нет ничего кроме пука гнилой соломы, зловонного ведра в углу, да цепи, к которой прикована твоя собственная нога. Объяснить, каково это, неделями не видеть света, лежать, сжавшись в комок и тихо плача от побоев. Поведать о постоянном голоде и страхе, об изнурительной работе и отчаянии, что копится в недрах души, не в состоянии вырваться наружу.

Он хотел рассказать все это, но в последнее мгновение рассудок все-таки взял верх, и юноша ответил лишь:

– Этаара, ты скучаешь по Фару?

– Да, я скучаю по Фару! По имперским городам и удобствам, по своим друзьям, которых я уже не помню, и которые не помнят меня! Я скучаю по величественным храмам, по нашему огромному амфитеатру, на котором можно было насладиться боями, я хочу вернуться домой! Для меня счастье раз в неделю прокатиться до ближайшего городка, чтобы сходить в театр! В жалкий провинциальный театр, понимаешь?!