Трансформация через травму

Мариам Пашкевич

Трансформация через травму

Предисловие

Обращение к читателю

Дорогой друг, я уже написала одну книгу, под названием «Посмотри на свои руки», об осознанных сновидениях и выходах из тела, сразу после того, как я её отправила в издательство, то решила написать ещё одну. Она состоит из двух частей. В первой части я рассказываю о своей жизни, о душевных ранах, во второй – рассказываю о том, что на самом деле представляет собой духовное развитие и трансформация. Эта книга для тебя, если ты не обычный человек, эта книга для тебя, если ты столкнулся с непониманием кто ты и зачем живёшь, если ты не понимаешь, как дальше жить, почему у тебя что-то не получается и как вырваться из «Дня сурка», если ты в отчаянии и чувствуешь, что в твоей жизни вот-вот должны произойти решающие перемены. Эта книга для тебя, если ты не хочешь «быть как все» и подчиняться чужим установкам, идти на поводу у страха и стереотипов. Эта книга для тебя, если ты потерял близкого человека и не знаешь, как жить дальше. Эта книга для тебя, если ты постоянно спрашиваешь, сам не зная кого: «За что???» и не находишь ответа. Значит, эта книга не зря пришла к тебе. Значит, ты переживаешь трансформацию на пути духовного развития. Читай её внимательно, в ней ты найдёшь ответы на многие вопросы. Я сама пережила множество кризисов в своей жизни, боль и страдания, я – тот самый искалеченный человек, который искал ответы на вопросы и нашёл их. Но не все. Конечно, ещё далеко не все. Просветления тебе. И мне тоже.

Часть первая

Детство на рубеже 80-90-х

Севастопольские рассказы

Введение

В этой части я решила немного рассказать о своей жизни, потому что поняла, что мне просто необходимо излить душу, рассказать то, что долго держала внутри. Отдельно решила описать своё детство, проведённое в Севастополе. Это тоска по ушедшим годам моего детства в прекрасном белом городе у моря. Это время, когда были живы и достаточно молоды ветераны войны, когда люди, живущие на одной улице, знали друг друга и да, распускали сплетни, да, не всегда были дружны, но всё равно, было ощущение, что все эти люди… Не семья, конечно, нет, но одна большая компания. Мы как будто жили в каком-то фильме и играли роли, жизнь была более интересной и насыщенной. Во дворе собирались мужчины и играли в домино, время от времени шумно ударяя костяшками по доске, на лавочках днём и вечером сидели бабушки и обсуждали всё на свете, а также мы, дети, сидели на лавочках и рассказывали анекдоты, рисовали в тетрадках, играли в игры типа «Виселицы», когда надо угадывать слово по буквам и, если не угадал букву, то рисовалась по частям виселица и потом повешенный человечек, бегали по двору и играли в прятки, пятнали друг друга, разыгрывали сценки: «А давай ты будешь… А ты будешь…». Это были…

Золотые годы моего детства

Не всё всегда было плохо. Я родилась в Санкт-Петербурге, но примерно с двух до шести лет жила у бабушки в Севастополе. Бабушка моя была родом из Воронежской области, а в Севастополь приехала до войны и так там и осталась. Там же родилась моя мама. Я считаю Севастополь своим родным городом, потому что там осталась частица моего сердца и я всегда буду по нему тосковать.

Бабушка и дедушка по маме

Как я сказала выше, обстоятельства сложились так, что мне пришлось какое-то время жить с бабушкой и дедом, который был отчимом моей мамы, я называла его дядя Витя и он был мне как родной: он заботился обо мне, возил на плечах, доставал для меня дефицитные продукты и называл «Малышка Машенька». У него не было детей и внуков, и он любил меня, как родную внучку. Вообще, дядя Витя был добрейший, отзывчивый человек, и, многие пользовались его добротой (особенно соседи: они постоянно просили его о чём-нибудь), а сами над ним посмеивались. Он был похож на индейца: чёрные, как смоль, когда-то, волосы покрылись сединой, небольшие карие глаза, смотревшие иногда задумчиво, иногда проницательно (один зрачок был наполовину закрыт бельмом, что придавало его взгляду диковатость), выдающиеся скулы и подбородок. В нём было что-то благородное, но, в то же время, он одевался как нищий: постоянно ходил в какой-нибудь старой одежде и некоторые говорили, что он как бомж. Однако, дядя Витя был человеком с характером (бывший офицер, его отправили в отставку из-за того, что он потерял какие-то секретные документы), несмотря на широту своей души, он мог обматерить трёхэтажным забористым матом, да так, как никто не умеет. Сам себя он критиковал нещадно за то, что потерял те самые секретные документы, мне кажется, он так и не простил себе этого. Бывало, встанет в позу, выставит одну ногу вперёд, посмотрит своим проницательным взглядом и скажет мне после небольшой паузы: «Машенька, (пауза) я -баран!». И далее шли его рассуждения, достойные того, чтобы их записывать, настолько они были искусные и красочные. Но, к сожалению, я до этого не додумалась в то время. Родился дядя Витя в Калмыкии, в Элисте, он видел геноцид калмыков и рассказывал мне об этом, тогда он был ещё ребёнком, видел, как приезжали машины НКВД, как сгоняли калмыков, сажали в машины и куда-то увозили. Он писал книгу об этом, в толстой тетради, необычным, особенным почерком без наклона, который было нелегко разобрать. Мой наивный дядя Витя… Он отсылал рукопись за рукописью президенту Калмыкии Кирсану Илюмжинову, но никто ему, конечно же, не отвечал. Так и пропали эти ценные записи.

Дядя Витя и бабушка были в разводе, но продолжали жить вместе, в одной квартире. Иногда бабушка на него ругалась и пыталась выгнать, но, тем не менее, они жили вместе до конца жизни…

Бабушка была человеком не менее интересным и также, как я дед, с характером, за крепким словцом она не лезла в карман, сказать правду в лицо для неё никогда не было проблемой. Нелёгкую она прожила жизнь: детство в деревне, потом война, работа на заводе, на корабле, а в молодости была красавицей: тонкий, точёный нос, чёрные брови, кудрявые волосы, ярко-бирюзовые (да, именно бирюзовые, а не голубые) глаза. Бабушка рассказывала мне много интересных историй про деревню, откуда она была родом: Демшинка, Воронежской области. У них в деревне была ведьма, вредившая жителям, которая умела превращаться в кошку. И вот, как-то раз, жители деревни, подкараулив ведьму, когда она была кошкой, отрубили у неё лапу. На следующий день пошёл слух, что ведьма лежит дома с отрубленной рукой.

Также, бабушка рассказывала, что один раз пошла за водой и началась гроза и в ведро залетела шаровая молния, побыла там немного и вылетела.

Ещё один загадочный случай как-то раз произошёл с бабушкой. Спала она и вдруг почувствовала, что на грудь что-то давит, как будто кто-то сидит. Открыла глаза и видит – сидит что-то чёрное и мохнатое, с глазами. Она его спросила: «К добру или к худу?». «К добрууууу, к добрууууу», – провыло нечто и вылетело в окно.

Много рассказывала бабушка о войне. Был страшный рассказ о том, как шла она куда-то по улице с другими людьми, а рядом с ней шла девушка с красивой длинной косой. Вдруг завыла воздушная тревога, все куда-то побежали, и в памяти бабушки запечатлелась та девушка с длинной косой. Она уже не бежала никуда, она лежала на земле, голова с красивой косой лежала отдельно от тела…

Все братья бабушкины погибли на войне, кроме младшенького, Коли, который жил в Воронежской области, с семьёй.

Квартира и дача

Мы жили в однокомнатной хрущёвской квартире на улице Горпищенко, на пятом этаже и у нас была вещь, которой на том этапе не было у многих: домашний телефон (аппарат с диском, который надо было крутить пальцем, набирая номер), по этому телефону можно было позвонить и узнать точное время. Некоторые соседи ходили к нам, чтобы позвонить. Бабушка и я спали в комнате, я спала на тахте, над которой висел на стене большой ковёр со множеством причудливых завитушек, складывавшихся в узоры, которые я разглядывала, когда ложилась спать. Дядя Витя любил спать в коридоре. У него болели кости, и он спал на полу.

Горячей воды у нас не было. Чтобы помыться горячей водой, нужно было затопить титан, это была такая печка с длинной трубой, уходившей в потолок. Титан топили дровами. Гораздо позже появились газовые колонки.

      Хотя квартира была в хрущёвском доме, но не маленькая: довольно большая комната, коридор, балкон, на котором я любила играть (и как я не упала оттуда?), возле дома, перед нашим балконом рос пирамидальный тополь, который был почти до нашего пятого этажа. Снизу, с улицы, то и дело доносилось гудение троллейбуса, «семёрки», как мы его называли, который останавливался на остановке и ехал дальше, до конечной, а там разворачивался обратно и держал путь в центр города. Таким образом, наш дом был ближе к окраине. За конечной остановкой троллейбуса уже были луга, поля, сады, посадки с пирамидальными тополями, крымские сосны, в общем, обычный и такой прекрасный крымский пейзаж. Жилых домов тут уже было очень мало. Там уже ездил автобус, который вёз людей мимо остановки Дергачи, до садоводства, где у многих (и у нас тоже) были дачные участки. Вернее, автобус ехал не до самого садоводства, а до автозаправки, где надо было выйти и ещё долго идти пешком. Мы шли мимо поля с маками, дед рвал мне полынь, я её тёрла между пальцев и нюхала, потом мы шли дальше, иногда дед нёс меня на плечах, шли по пыльной дороге садоводства и рвали ежевику, зелёные орехи. Наш участок был довольно далеко, не в самом начале, необходимо было пройти длинный, но очень интересный путь, полный впечатлений и обязательно поздороваться с соседями, которых иногда мы видели, занятых своими делами во дворах и огородах. Пока бабушка и дедушка занимались своими делами на огороде, я лазила по деревьям на участке, рвала и ела черешню, клубнику, сливы и другие фрукты. Иногда поглядывала в ржавую металлическую бочку, наполненную водой, в которой плавали головастики: я ждала, когда они станут лягушками. По соседству с нашим участком находился участок дяди Гриши, который владел небольшой пасекой. Иногда я выходила за пределы участка и болталась по садоводству, заходила в орешник, а как-то раз нашла пустой бассейн для воды, неизвестно для чего созданный, а вечером мы ехали домой, так как на участке не было дома, в котором можно было переночевать, только недостроенная деревянная будка, довольно большая, иногда с вёдрами черешни или других фруктов и ягод.

Чуть позже, в более старшем возрасте, когда мне было уже лет девять, я познакомилась на даче с соседскими мальчиками, и мы общались и играли.

Мама

Мама моя и папа, в это же время жили в Санкт-Петербурге. Так получилось. Я не помню, скучала ли по маме, но, наверное, да, потому что один раз я так захотела, чтобы мама была рядом, что сказала бабушке: «Я буду называть тебя мамой». Конечно, она приезжала в Севастополь, я помню один из её приездов. Кажется, я была очень рада, вечером мы легли спать рядом: я и мама. Но не помню, почему, мама мне уже это рассказывала позже, лёжа рядом с ней, в сумерках, я посмотрела на неё и серьёзно сказала: «Мама, знаешь что?» Она ответила: «Что?» И я ответила: «Ты – дура» (я не выговаривала букву р и получилось «Ты – дула»).

Моя мама в детстве училась в музыкальной школе и закончила её с отличием, по классу фортепиано. А ещё она играла на домре. У неё был абсолютный музыкальный слух. С папой они познакомились в Севастополе, он служил в армии, офицером, после института. Познакомились они на его день рождения, маме понравилась его улыбка. Там же, в Севастополе, потом у них была свадьба.

Детский сад

Как обычный ребёнок, я ходила в детский сад, помню, как мы с бабушкой выбирали подходящий. «Вот этот», – сказала я, когда мы зашли на территорию садика, утопающего в зелени и кипарисах, на что бабушка, с улыбкой, ответила: «Да я же тебя тут не найду». Мы всё ходили и выбирали, бабуля разговаривала с заведующими, и, наконец, нашли подходящий садик, я стала туда ходить. В общем-то, не скажу, что мне было там плохо, только одна воспитательница омрачала мне жизнь, да несколько токсичных детей. У воспитательницы иногда болело ухо и, когда это случалось, я боялась её, потому что она становилась злой.

Как-то раз, нас в садике учили рисовать автомобиль. Объясняли так: «Вот здесь рисуете колёса, вот здесь – крышу…». А я взяла, да и нарисовала автомобиль с колёсами и треугольной крышей, как дети рисуют у домиков. В моём понимании на тот момент, крыша должна была быть такой. Когда дети увидели этот рисунок, они начали смеяться над моим рисунком, а я не понимала, почему, но воспитательница объяснила мне мою ошибку, и я, придя домой, нарисовала такой автомобиль, что, когда я его принесла на следующий день в садик, то все просто ахнули. Так открылись мои способности к рисованию. А до этого я рисовала на стене людей, больше похожих на головастиков: у них от головы сразу шли вниз две ноги, не было ни шеи, ни туловища.

Каким ребёнком я была

Я не была послушным и спокойным ребёнком. Однажды, когда мы с бабушкой ходили в центр города, туда, где был большой магазин Детский мир и много маленьких магазинов, я попросила купить мороженое и бабушка отказалась, потому что, как потом она рассказывала, у неё не было денег. Но мне было года четыре, и я тогда мало что понимала, я упала на спину на асфальт, прямо посреди улицы, и начала орать на всю улицу, дрыгая ногами. Эта сцена врезалась в мою память на всю жизнь. А ещё я иногда убегала от бабушки. Как-то раз она привела меня в музыкальную школу (хотела записать, кажется, на скрипку), а я убежала и спряталась. В другой раз мы ходили по рынку в центре города, я снова убежала и села в какой-то грузовик с открытой дверью. Конечно же меня не сразу, но нашли, и немного поругали, не сильно.

Наша улица и двор

Мы жили рядом с частным сектором. По правде, частные дома там, где мы жили, окружали нас повсюду. Абсолютно нормально было встретить на улице несколько бредущих куда-то коров. По вечерам, из частного сектора раздавался лай собак. Я пишу эти строки и мне становится очень грустно и тоскливо, потому что я скучаю по Севастополю и его атмосфере, я хочу оказаться там, где выросла, где прошло моё счастливое детство, хочу жить там и дышать тем воздухом, слышать те звуки, ходить по родным местам, но живу в Санкт-Петербурге, мегаполисе, где всё по-другому.

Во дворе дома 41 на улице Горпищенко, росли вишни, ореховые деревья, шелковица: белая и чёрная. Мы, дети, лазили на шелковицу и ели её прямо с дерева, а злые бабки нас гоняли и кидали в нас камнями. В самом начале дома, по левую сторону, располагалась будка дяди Миши, сапожника, в которой он сидел и чинил чью-нибудь обувь. Дядя Миша был инвалид, а ещё он был баптистом. Он казался мне немного строгим и суровым, но добрым, я его любила. Мы все знали друг друга. Это были особые отношения. Конечно, там, где я живу сейчас, в Санкт-Петербурге, тоже многие знакомы, знают тех, кто живёт в их дворе или в соседнем, но это другое. Там было ощущение если не семьи, то одной большой компании, было ощущение общности. Если играли свадьбу, то шумно, так, что знал весь двор и соседние окрестности, кидали конфеты, которые собирали дети. Если были похороны, то выносили гроб во двор, и любой мог попрощаться с покойным. Потом гроб несли через двор, шёл оркестр, играл похоронный марш, люди кидали цветы. Потом приезжал катафалк и вёз гроб на Пятый километр (ударение делалось на букву о), где было кладбище. Так хоронили обычных людей. А сейчас как хоронят? Многим просто недоступны такие похороны. Это было особенное время. Помню, как уже позже, когда мне было лет семь, и родители увезли меня в Санкт-Петербург (тогда ещё Ленинград), я приехала к бабушке на лето (примерно до 92 года я приезжала на всё лето, пока это было доступно), хоронили какую-то бабушку из соседнего подъезда, вынесли гроб, обитый красной тканью, и, по обычаю, поставили на стулья возле крыльца. Я подошла, чтобы посмотреть на неё, так я, наверное, в первый раз познакомилась со смертью. Я заплакала и побежала домой, чтобы рассказать матери. Я вбежала в квартиру, и рыдая, сообщила: «Бабушка умерла». У моей мамы чуть не случился инфаркт. Она подумала, что умерла моя бабушка, её мама.

Были две бабки, которые очень не любили детей, а дети не любили их. У них были прозвища: одну звали Кривоножка, а другую – Куропатка. Кривоножка была особенно злой. Она то и дело ругалась на детей, которые рвали вишни с деревьев во дворе, а ещё грозилась облить кипятком.

Была у нас в доме сумасшедшая женщина, непонятно сколько лет ей было, но вроде бы, она была не очень старая, звали её Катя. Катя была очень здоровая и сильная, как многие сумасшедшие, у неё росла небольшая бородка, она одевалась в какие-то странные вещи, ходила, держа тело немного вперёд под наклоном, тяжёлой походкой, как будто впечатывая каждый шаг в землю и что-то бормотала, иногда можно было в этом бормотании разобрать слова: «Учителя хорошие, завучи все хорошие…». В ней было что-то очень страшное и её боялись. Рассказывали, что Катя однажды ударила по голове ведром женщину, которая сказала ей: «Катя, почему ты идёшь с пустыми вёдрами мне навстречу?». Жила она с пожилой мамой, худенькой и доброй женщиной.

Наши соседи

Справа от нас жила соседка Лариса, которая всё хотела найти мужа, причём, в идеале, иностранца. Однажды она нашла себе русского, Гришу, но у них что-то не сложилась семейная жизнь, и Лариса со скандалом выгнала его. Помню эту картину: Я и Лариса стоим наверху, на пятом этаже, а Гриша ниже, на четвёртом с половиной, Лариса кричит на него и кидает в него вещи. Я тогда не понимала, что вообще происходит, и помогала Ларисе выгонять Гришу. Потом у Ларисы появился маленький и толстый Юра (Флюр), татарин, с которым она жила довольно долго, правда они тоже расстались, потому что Лариса не могла родить ребёнка, а Юра был гораздо моложе её и хотел детей. После этого Лариса начала целенаправленно искать иностранца, через брачное агентство и нашла англичанина, переехала в Англию, где пожила ещё какое-то время счастливо, но умерла от рака.

Слева от нас жил Лапачук, который очень любил выпить. Лариса и он, часто ходили к нам позвонить, так как своего телефона у них не было. Однажды Лапачук вбежал к нам в квартиру в белой горячке и начал кричать, что вокруг паутина и всё горит, размахивая при этом руками. Приехали санитары и забрали его.

Брат

Все эти похороны, на которые собирался весь двор, наверное, произвели на меня большое впечатление. Один раз, когда мой брат был младенцем, мы, погуляв с ним, пошли домой. Опишу коляску брата: это была большая, красивая немецкая коляска, с люлькой, обитой бордовой бархатистой тканью и большими колёсами. Нести всю коляску наверх было тяжело, поэтому снимали люльку и несли вместе с ребёнком наверх, на пятый этаж. Так вот, как-то раз, в тот день, о котором я рассказываю, мама и бабушка несли коляску вверх, а я, поднимаясь следом по лестнице, возьми да ляпни: «Гробик несут». Представляете реакцию моих бабушки и мамы?

Помню ещё один забавный случай, связанный с маленьким братом, когда мы летом гостили в Севастополе. Мы с ним были на балконе, а мама очень переживала, что он прыгнет вниз, ведь он был совсем маленький, только научился ходить. И тогда я, тоже, мало соображая, говорю: «Саша, не прыгай с балкона». Мама начала на меня ругаться, я тогда не поняла почему, она объяснила, что я, таким образом, делаю хуже, потому что подаю идею брату, мол, он может взять и прыгнуть. Ну, типа, маленькие дети же всё делают наоборот. И тогда я решила исправить положение и говорю: «Саша, прыгай с балкона!», но мама стала на меня ругаться ещё сильнее, а я была очень удивлена, за что? Ведь, по идее, брат теперь не должен прыгать.

Летом мы часто ходили на море. Когда мне было четыре года, бабушка купила мне огромный надувной круг, с одной стороны белый, с другой – красный, и надула его. Я помню, как мы ехали в троллейбусе, и я смотрела через круглое отверстие круга, воображая, что это окно. Мы ходили на пляж Ушаковку, на набережную, где Памятник Затопленным кораблям, редко в Учкуевку и пару раз были на Горячке, где вода была почему-то очень тёплая, поэтому пляж назывался Горячка.

Как-то раз, когда мне было лет 10, а брату 3 года, мы с мамой пошли на Ушаковку. Чтобы добраться на этот пляж, нужно было пройти интересный путь: доехать на троллейбусе до Малахова Кургана, а там идти пешком ещё довольно долго, по улицам, потом спуститься вниз с горы и пройти через небольшой тоннель. На Ушаковке не было песка, а была, в начале, бетонная площадка, с которой в море спускалась небольшая лесенка, а если пройти чуть дальше – там уже был более дикий пляж и большие камни, покрытые водорослями. Мы с братом и мамой были в начале, где бетонная площадка. Этот пляж считался детским. Брат спустился по лесенке вниз, а я стояла на берегу. Вдруг я увидела, что он тонет (он совершенно не умел плавать). Я увидела, что мой маленький братишка лежит на спине, под водой, открывает рот и зовёт на помощь. По движению губ я поняла, что он кричит: «Помогите!». Я ринулась вниз и достала его из воды. Это всё произошло за секунды.

Девятое мая и День военно-морского флота

Два важных праздника праздновали в Севастополе: это День победы и День Победы. Атмосферу этих праздничных дней на Приморском бульваре, не передать словами. Это мои самые красивые романтичные воспоминания за всю жизнь. Помню, как уже днём, на 9 мая, я орала с балкона: «Ураааааааа!». И мне было плевать на мнение окружающих. Мне было 4 года и я была абсолютно непосредственна. Когда я закрываю глаза, то перед моим внутренним взором встаёт нежно-розовый закат солнца, белые здания, колонны, Графская пристань, Приморский бульвар, огромные платаны, тихие шаги и приглушённые разговоры, толпы нарядных моряков, настолько красивых, что невозможно было отвести от них глаз, девушки, прогуливавшиеся с ними, летняя эстрада – Ракушка, Памятник затопленным кораблям… Люди подтягивались ближе к морю, а когда темнело, начинался красивейший салют. Это поистине, самые прекрасные воспоминания моего детства, как бы я хотела побывать там, оказаться прямо сейчас. И остаться навсегда.

Моряки

Иногда к Графской пристани причаливали большие иностранные корабли, и мы, дети, бежали туда на них смотреть, иногда можно было обменять у них на их валюту какую-нибудь ерунду, поэтому мы судорожно искали дома всякую дребедень и с этой дребеденью неслись на Графскую пристань. Эти моряки были из разных стран, красивые и важные, напыщенные, как индюки. По вечерам им удавалось подцепить несколько наших девушек, и они прогуливались с ними под ручку.

Если сейчас вспомнить все отрывочные воспоминания и создать из них картину-коллаж, то она будет состоять из пирамидальных тополей, крымских степей, кипарисов, Малахова Кургана, о котором ходили жуткие слухи, что некоторые люди там бесследно пропали, запаха полыни, красных маков, лаванды, белых зданий, платанов, каштанов, набережной, памятника затопленным кораблям, красивых моряков, Ушаковки, салюта на 9 мая, троллейбуса «семёрки», вокзала, садоводства, дощатого, крашеного в красный цвет пола в нашей квартире. И фоном всего этого – беззаботность. Абсолютная свобода.

На Малаховом Кургане особая атмосфера, там тихо и загадочно, это место хранит память об ужасных событиях, но я очень люблю его тихие аллеи, деревья, а в детстве лазила по пушкам, которые там стоят возле белого здания музея, где раньше была оборонительная башня, любила бегать вокруг неё.

Счастье закончилось

А потом наступил 1991 год, развалился Советский Союз и нас разделила граница. В Севастополе начался голод и стали происходить страшные вещи, о двух случаях я расскажу позже. Билеты на поезда подорожали, у родителей были проблемы с деньгами, папе и маме приходилось как-то выкручиваться, чтобы мы с братом не ощущали голода. Папе, который закончил Политех и по профессии был инженер-программист, приходилось перебирать овощи на базе и торговать пивом в ЦПКиО. Однажды до него докопались бандиты, ему удалось как-то выкрутиться. Тогда я уже жила в Санкт-Петербурге и, надо сказать, хоть я и родилась в нём, но мне не нравился этот мрачный, серый, дождливый и холодный город. Он сильно контрастировал с Севастополем не в лучшую сторону. Всё вокруг было враждебным. В садике, куда меня отдали, ещё было сносно. Но потом началась школа, и школа была для меня настоящим логовом змей, хотя что я говорю, змей я очень даже люблю и нахожу симпатичными животными, мои же одноклассники были кем-то вроде шакалов или гиен. Где-то до 92-го года мы ездили с родителями и братом в Севастополь каждое лето и я там проводила все каникулы, это было такое счастье. Один раз мы с бабушкой ходили на митинг в центр города, этот митинг был за присоединение Крыма к России, мы прошли через весь центр города, крича: «Россия, Россия!». Мне было 12 лет. Я обожала Севастополь и хотела выйти замуж за моряка. Моя бабушка тоже этого хотела. Я жила там до самого конца августа, отмечала свой день рождения с подругами, на столе у нас был большой арбуз и виноград.