Дорога к тебе

Александр Курбатов

Дорога к тебе

Осень рыжей лисой кралась по дворам, роняя золото под ноги редким прохожим. В воздухе пахло прелой листвой, первым утренним морозцем и какой-то необъяснимой, тихой грустью, которая особенно остро чувствовалась в восемнадцать лет. Дима жил в этой осени, в этой грусти, и еще он жил с Леной. Лена любила его – той всеобъемлющей, тихой любовью, которая окутывает, как теплый плед, не требуя ничего взамен. Дима… Дима любил ее тоже. Но иначе. Он любил ее смех, который напоминал перезвон колокольчиков, ее умение слушать, не перебивая, ее заботу, которая проявлялась в мелочах – в горячем чае, когда он приходил продрогший, в аккуратно сложенной стопке его футболок. Он любил ее как человека, как самого близкого друга, как родную душу. Но та искра, тот пожар, о котором шептали книги и кричали фильмы, в его сердце для Лены не горел.

Однажды, в один из таких промозглых вечеров, когда за окном нудно плакал дождь, Дима наткнулся на сериал. Случайно. Но эта случайность впилась в его душу острым крючком. Сериал был о любви. О той самой, настоящей, всепоглощающей, от которой перехватывает дыхание и хочется лететь. О любви, где двое – это единое целое, где взгляды говорят больше слов, а прикосновения обжигают до дрожи. О той любви, о которой Дима так отчаянно мечтал, бродя по страницам своих еще не написанных жизненных глав.

Каждая серия становилась для него погружением. Он сидел, обхватив колени, и глаза его блестели – то ли от отсветов экрана, то ли от непролитых слез. Герои на экране жили той жизнью, которой жаждало его сердце. Он видел их счастье, их страсть, их преодоления – и каждая эмоция отдавалась в нем глухим эхом тоски по несбывшемуся. Он рассказывал об этом Лене. Говорил взахлеб, с горящими глазами, пересказывая сюжетные повороты, цитируя диалоги, которые казались ему откровением.

Лена слушала. Она сидела рядом, поджав под себя ноги, и ее пальцы теребили краешек пледа. Она смотрела на его одухотворенное лицо и улыбалась – мягко, немного печально. Она всё понимала. Понимала, что этот выдуманный мир уносит его все дальше от нее, от их тихого, уютного быта. Она знала, на какой риск идет, кивая его восторженным рассказам, поддерживая его стремление к этой эфемерной, идеальной любви. Знала, что однажды, если он найдет то, что так ищет, ее место в его жизни может стать пустым. Но она не могла иначе. Любовь – это ведь и про то, чтобы желать счастья любимому, даже если это счастье не с тобой. И она поддерживала, гладила его по волосам, когда он особенно сильно грустил, и тихо шептала: «Всё будет, Дим. Ты обязательно найдешь свою историю». Она словно сама подталкивала его к краю пропасти, за которой для нее могла быть только боль отвержения.

Сериал закончился. Финальные титры пробежали по экрану, оставив после себя звенящую пустоту в комнате и ноющую тоску в Диминой душе. Но мысли, посеянные им, проросли глубоко. Жизнь в мечтах, в ожидании чего-то невероятного, стала его привычным состоянием. Лена была рядом, неизменно теплая, неизменно понимающая, но он почти перестал замечать ее присутствие, воспринимая как нечто само собой разумеющееся. Он любил ее, да, но как любят привычный пейзаж за окном – он есть, он часть жизни, но не он будоражит кровь. Она знала. Знала, что он ценит ее душу, ее доброту, ее человечность, но не ее женскую суть, не ее внешность, которая не совпадала с выстроенным в его воображении идеалом.