Ночь, в которой лает зло

Джакомо Наталья

Ночь, в которой лает зло

– Тварь! Алкаш безмозглый! Дурак отмороженный! Забирайте его к черту! Лишайте водительских прав на пять лет! Нет, лучше на семь! – кричала Наталья полицейским, едва сдерживая слезы. – Пусть останется без машины, без прав! Ты же знал, урод. – Она обернулась к мужу. – Что нас ждет сын! Что надо обязательно сегодня к нему ехать! А ты, пьянь поганая, не смог удержаться, не смог хоть раз обойтись без бухла?!

Её муж Василий сидел в патрульной машине, сгорбившись и скорчившись в позе «каюсь, но не виноват». Голова опущена, руки сцеплены, задумчивый взгляд в пол. Вид у него был такой несчастный, что и святой бы плюнул.

Наталья, полная праведного гнева, с размаху стукнула кулаком по крыше патрульной машины. Машина вздрогнула. Полицейские тоже. Один даже потянулся за автоматом.

Женщина с удовольствием и от всей души влепила бы мужу смачный подзатыльник, но он был надежно укрыт за дверями полицейской машины. Рядом двое полицейских старательно строчили протокол и делали вид, что не слышат, как его жена морально выворачивает мужа на изнанку.

Наталья с отчаянием стучала кулаком по крыше автомобиля. Полицейские не ожидали такой бурной реакции и слегка растерялись. Служители порядка в замешательстве переглянулись и мысленно перекрестились. Василия, по правде сказать, было даже немного жаль. Не то, чтобы он был преступником, просто неудачно попал под горячую руку жены и под холодный, бездушный нос алкотестера. С другой стороны – пять тысяч за перегар и все свободны. Мелкий запах – мелкая плата. Но вот эта женщина… С ней, похоже, всё было посложнее. Судя по градусу её ярости, она могла сама выдать штраф, забрать права, и, возможно, даже машину, если б умела водить. Слушать истерику женщины, вопящей на всю округу, тоже было невыносимо. Она уже привлекала внимание проезжавших машин, а им хотелось все уладить тихо: пять тысяч рублей за запах перегара – и все свободны.

Дело в том, что накануне Василий укрывал металлочерепицей крышу на даче и выпил немного водки. Утром чувствовал себя бодро, но запах остался, а тут ещё и день с самого начала пошёл наперекосяк. Зубная паста закончилась, кофе убежал, кот блеванул в ботинок, и они вышли из дома ровно на те пять минут, когда по улице ехали полицейские в настроении: «а не проверить ли кого-нибудь?» Если бы они знали, чем обернется визит к сыну, сами бы умоляли полицейских арестовать их на несколько суток. Но, видимо, все, что должно случиться в этой жизни, обязательно случается.

I

Мужчина и женщина ехали в общежитие к своему сыну. Тот учился в другом городе на хирурга и без шуток мечтал стать «великим». Он целыми днями штудировал анатомию – кости, мышцы, нервы, органы. Знал названия мышц, о существовании которых многие даже и не догадывались. Вставал рано, ложился поздно, между парами успевал бегать в спортзал, ни на что не жаловался и не ныл. Одногруппники уважали его настолько, что единогласно выбрали старостой группы, а преподаватели ценили за ответственность и отличные знания. При всём при этом он оставался удивительно простым, открытым и добрым парнем. В нём не было ни грамма заносчивости, лишь тихая уверенность и благодарность за всё, что у него есть.

Он очень любил своих родителей, и ждал их с вечера предыдущего дня, как ребёнок ждёт подарки перед праздником.

С утра Володя звонил матери каждый час и задавал один и тот же вопрос:

– Ну, где вы?..

Голос у него был напряжённый, как будто в груди поселилась жёсткая пружина. Услышав ответ, прикидывал время в пути, отнимал пробки, складывал километры. Потом снова набирал номер и повторял:

– Ну, где вы?

Он не видел родителей целую неделю и уже скучал по ним невыносимо. Его сердце в нетерпении рвалось им навстречу.

А родители, в свою очередь, неслись к нему по трассе, будто у них крылья за спиной. Им тоже не терпелось увидеть сына, обнять, рассмеяться, услышать, как у него дела, какие планы, как прошёл последний экзамен. У них всегда было, о чём поговорить и они никогда не уставали друг от друга. Их объединяла не только родная кровь – между ними жила настоящая, тёплая привязанность. Сын для них был, как и для большинства любящих родителей, центром маленькой вселенной.

Обычно он сам всегда приезжал домой каждые выходные, а теперь вот, наоборот, родители едут к нему. Дорога была не близкой, около трёх часов пути, но на сердце у Володи было легко и радостно, ведь впереди его ждала долгожданная встреча с мамой, единственным человеком, кого он по-настоящему любил, без условий, без оговорок, всем сердцем.

II

Машина родителей была новой шла легко и уверенно, как будто не ехала, а парила. Стоило слегка нажать на педаль газа, и она с готовностью взмывала вперёд, словно сама спешила в гости к их мальчику. На удивление, солнце светило ярко, будто заказанное заранее и по пути не было ни пробок, ни грузовиков, ни мелких нарушителей – прямо диво какое-то. Обычно дорога в этот город шла с дождём, а зимой с противным мокрым снегом и вечными визгами дворников. А сегодня царила благодать.

Даже полицейские у обочин вели себя как-то странно. Как только видели сверкающую «Хонду», тут же отворачивались, делали вид, что наводят порядок среди кустов, и демонстративно теряли к ней интерес.

– Как будто машина в режиме невидимости, – хмыкнула жена. – Ну, знаешь, как у Гарри Поттера. Только без плаща.

– Ну, если ты Поттер, то я точно не Волан-де-Морт. Я рулю, а не исчезаю, – буркнул муж, но уголки его губ дёрнулись вверх.

На одном из поворотов, за извилистой дорогой, вдруг открылся странный пейзаж. Слева плотной стеной рос лес, как и положено на этом участке дороги. Справа простиралось поле, унылое и глухое, как обещания политиков. А прямо по курсу… происходило что-то непонятное. Широкая, плотная полоса оранжевого света стелилась по дороге, словно кто-то вылил туда жидкий янтарь. Плотный, почти ощутимый дым тянулся от горизонта до горизонта.

– Эээ… Ты это видишь? – настороженно спросила жена.

– Вижу. Наверное… ну… как там это… утренний смог? Закат в три часа дня? Или завод рванул, – неопределённо пожал плечами муж. – Сейчас всё может быть.

Жена вытянула шею, пытаясь разглядеть источник этой загадочной оранжевости. Но ни завода, ни труб, ни даже электроподстанции поблизости не наблюдалось. Полоса начиналась из ниоткуда и также загадочно растворялась вдалеке, как нарисованная, только слишком уж… настоящая.

Она потянулась за телефоном, чтобы позвонить сыну и рассказать про «световое безобразие», но экран телефона был чёрным. Разряжен. В тот же момент и у мужа телефон издал грустный писк и тоже выключился.

– Ты же обещал зарядку в машине поставить! – напомнила жена со строгостью школьной училки.

– Обещал. А кто мне мозг три недели выносил, что провод «висит и бесит»?

– Так ты не просто что-то повесил, а провод! Он цеплялся за обивку и портил её!

– Ну вот, и теперь без связи с реальностью. Наслаждайся природой, – буркнул муж и добавил, неуверенно глядя вперёд: – Хотя, возможно, реальность сейчас от нас немного… отписалась.

Они въехали в полосу света.

Оранжевая густота внутри казалась липкой. Воздух стал тягучим, как варенье на солнце. Уши немного заложило, будто они нырнули в банку с мёдом. Женщина невольно втянула голову в плечи.

Через эту странную аномалию они проехали за несколько минут, а когда выехали из неё, всё исчезло. Их телефоны сразу внезапно включились, как ни в чём не бывало.

– Что. Это. Было, – выговорила жена.

Муж пожал плечами, задумчиво глядя в зеркало заднего вида:

– Если это был глюк в матрице, то нас не перезагрузили. Значит, жить можно.

– Отлично. Только если сейчас у сына окажется на лбу третий глаз, я уеду обратно на такси.

– И это после того, как я с утра намыл машину, между прочим…

Они оба засмеялись, но уже чуть тише. Потому что, честно говоря, ни один из них не был уверен, что они проехали через обычный туман.

III

Наконец родители добрались до своего сына и обняли его так крепко, как обнимают не просто после разлуки, а после чего-то странного, что нельзя объяснить словами. Слёзы никто из них и не пытался сдерживать. В его крохотной комнате в общежитии, где стены были увешаны лекциями, таблицами, распечатками с формулами и расписанием сессии, они вдруг почувствовали, что всё находится на своих местах. Мир, наконец, вернулся на круги своя.

Сын выглядел уставшим, слегка небритым, но сиял, как утюг, забытый на рубашке на трое суток. Говорил без остановки, будто его подсоединили к розетке 220 вольт.

–Преподаватели у нас—это смесь древнегреческих титанов и инспекторов ГИБДД, зачёты у них, как финал "Игры престолов", только без драконов, зато с нервами и кофе в капсулах! – тараторил он— …А однажды, прикиньте, я сварил лапшу в кружке, где зубная щётка стояла. Щётка, правда, была чистая, но ощущение такое, будто жуёшь шампунь со вкусом бульона. А ещё раз нечаянно заварил гуашь вместо чая. Цвет получился, как у эликсира маны, а вкус, как у водорослей, выросших в школьной акварели.

Родители хохотали до слёз, будто снова учились в техникуме и ели пирожки за пятнадцать копеек. А в глубине души у каждого вспыхнула нежная мысль: «Вот он, родной. Наш! И не сдох от студенческой еды – уже победа!»

Про странную оранжевую полосу на дороге никто не вспоминал. Так они провели весь день.

На столе давно остыл чай, но никто не спешил. Время будто замерло, решив дать им передышку. Родители не спрашивали, почему в углу кровати стоит скелет в халате, а вместо подушки – анатомический атлас. Они просто были рядом со своим голубоглазым Вовчиком и этого было достаточно.

III

Домой родители возвращались уже в темноте. Доехав до того самого кривого участка дороги они снова увидели знакомую оранжевую массу. Только теперь она не растекалась по горизонту, как в прошлый раз, а стелилась прямо по асфальту, будто кто-то расстелил на трассе ковёр из солнечного сиропа. Мужчина включил дальний свет и тут же возникло странное ощущение, будто машина въехала в сгусток света и застыла в нём, как муха в янтаре. Всё вокруг замерло. Казалось, даже время решило взять паузу. Только спидометр упрямо продолжал показывать цифры – один-единственный храбрец в парализованной реальности.

Через пару минут женщину пробрал холодок. Страх подкрался не человеческий, а какой-то первобытный, липкий, с лапами, как у паука. Хотелось выть или хотя бы включить свет в туалете. Но как только машина вывернула из тумана, всё вновь ожило. Противотуманные фары привычно рассекали темноту синеватым светом, в салоне снова стало тепло, уютно, из радиоприёмника лениво тянулась музыка, как будто кто-то гладил по голове: «всё хорошо, ты дома, ничего не бойся».

– Странно, – через десять минут промолвила женщина, чуть вздрогнув. – Почему на этой дороге никогда не бывает собак? Вот когда мы едем в деревню к твоим родителям, каждый раз какая-нибудь псина с суицидальными наклонностями выскакивает. А тут – тишина, ни одного хвоста в округе.

И словно её слова кто-то услужливо подслушал и тут же решил исправить статистику – из тёмного леса неспешно вышел пёс. Высокий. Чёрный. Массивный. Не дворняга, не овчарка, что-то среднее между ними. Был в нём какой-то неподобающий человеческий надлом. Походка, как у прокурора на приговоре. Взгляд такой, будто он знал, за что вы сегодня ночью проснётесь в три утра. Всё его существо излучало презрение, как будто он смотрел на этот мир и думал: «Вы все в этом мире – ошибка природы».

Мужчину бросило в пот. В руках чуть задрожали пальцы, и он машинально сильнее сжал руль.

– Только бы не выкинул чего, – пробормотал он, будто про ребёнка, который вот-вот шлёпнется в грязь.

Машина поравнялась с псом…и тот метнулся под автомобиль. Резко. Без предупреждения. Будто его позвала сама автокатастрофа.

Мужчина ударил по тормозам с такой силой, что ремень едва не рассёк его пополам, как недожаренную котлету. В тот же миг раздался глухой, короткий звук, будто кто-то со всей силы шлёпнул кулаком по старому чемодану, набитому кирпичами. Машину дёрнуло, сердце мужчины жалобно пискнуло где-то под рёбрами и, кажется, попыталось эвакуироваться через пятку. Пёс исчез под капотом.

Наталья с Василием замерли. Салон наполнился напряжением, как пузырь, готовый лопнуть от одного вдоха.

И тут женщина вскрикнула. Её тут же охватила жалость к собаке, и рука сама потянулась к дверной ручке проверить, жив ли пёс и не нужен ли ему йод. Но, не успела она дотронуться до замка, как кобель с неожиданной грацией леопарда взлетел на капот. Женщина взвизгнула снова, уже громче, и интонацией «это точно не йодом лечится».

Пёс зарычал. Морда перекосилась, как будто ему подали чужой счёт в ресторане. Из пасти стекала густая слюна, сверкнули жёлтые клыки, а глаза… глаза налились такой кровью, что даже у любой женщины с месячными это вызвало бы уважение. Он уставился прямо в душу мужчины без намёка на смущение, с пугающей осознанностью, будто пришёл взыскать долг за все грехи, включая просроченные кредиты и забытые дни рождения.

И тут, как по команде, из леса начали выходить другие. Не собаки, а клоны. Свора выглядела так, будто кто-то увлёкся функцией "копировать-вставить" в адском фотошопе. Шерсть у всех была, как под копирку, движения синхронные, как в хореографическом аду. Без звука, плавно и жутковато, они окружили «Хонду», как будто репетировали это месяцами.

Лидер гордо спрыгнул с капота, словно сказал: «Сейчас покажу фокус». И тут же снова взмыл вверх, но уже с явным намерением прошить лобовое стекло лбом, как влюблённый дятел.

Женщина заорала. Кричала она так, как будто на её глазах пересняли все сезоны «Санта-Барбары», но с собаками. Впрочем, её голос терялся среди ударов пса по стеклу. Они были настойчивыми, ритмичными, почти музыкальными.

Тем временем свора набросилась на колёса. Слаженно, как при нападении зомби в бюджетном фильме она вгрызалась в резину с таким азартом, будто это был последний чизбургер в мире. Машина ощутимо просела, и мужчина сдавленно застонал, но не от боли, а от осознания, что запаски-то нет.

Лидер продолжал свою безумную атаку. Японское стекло, многослойное, закалённое жизнью пока ещё держалось, но на нём уже расплывались полосы крови, как готическая живопись. Пёс рассёк морду, но даже не моргнул, возможно, у него уже не было век или нервов, или мозга.

Женщина осипла, её голос превратился в скрип, глаза остекленели, разум явно упаковал чемодан и уехал на курорт, оставив тело на автопилоте.

Мужчина яростно давил на газ. «Хонда» визжала, как поезд при экстренном торможении, но машина крепко стояла на ободах, резина валялась вокруг в виде клочков, похожих на мокрые носки после апокалипсиса.