От Любви до Смерти

Денис Юков

От Любви до Смерти

Глава 1: Мост

Снег падал медленно, как будто время решило остановиться. Каждый хлопья напоминал пепел – не чистый, белый, как в сказках, а тусклый, мёртвый. Эва стояла на краю моста, обхватив себя руками. Пальцы окоченели, но она почти не чувствовала тела. Только гул крови в ушах и едкий холод внутри.

Ни один прохожий не остановился. Ни один автомобиль не притормозил. Мир как будто согласился с её решением.

Снизу плескалась чёрная река. Она звала. Манила. Не страшила.

"Луиза…" – Эва прошептала имя сестры. – "Если ты там… жди меня."

Она сделала шаг вперёд.

– Не сейчас, – раздался голос сзади. Спокойный. Уверенный. Без тени испуга.

Она резко обернулась. Мужчина. Высокий, в длинном тёмном пальто, с капюшоном, скрывающим часть лица. Его глаза – единственное, что она видела отчётливо – были холодными и глубокими, как сама река. Но в них горело что-то ещё. Понимание. Боль.

– Кто вы?.. – прохрипела она.

– Тот, кто тоже однажды стоял на этом мосту. – Он подошёл ближе. Очень медленно, чтобы не спугнуть её. – Но выбрал другое.

– Ошибку? – горько усмехнулась Эва.

Он качнул головой.

– Второй шанс. Не для себя – для тех, кто не успел.

Она хотела отступить, но ноги не слушались. То ли из-за холода, то ли из-за него.

– Ты не знаешь, что я пережила, – прошептала она.

– Нет. Но я знаю, что ты всё ещё чувствуешь. А это значит – ты жива.

Сильные руки обвили её, оттащили от края. Она не сопротивлялась. Стало странно тепло.

– Кто ты?.. – ещё тише спросила она.

– Кай, – ответил он. – Просто Кай.

Он отпустил её. Сделал шаг назад. Его лицо было всё ещё скрыто, но в голосе прозвучало что-то… нежное. Почти знакомое.

– Завтра будет другой день, Эва.

Она вздрогнула.

– Я не говорила, как меня зовут.

Но он уже исчез. Растворился в метели, как будто был частью её сна. Или кошмара.

Эва осталась одна. Сердце стучало в груди так, как не билось уже давно.

Она вернулась домой. А на утро на двери её мастерской лежала чёрная роза. Без записки. Без имени.

Эва долго смотрела на чёрную розу. Лепестки были бархатистыми, как будто не настоящими. Ни одного повреждения. Ни следа мороза. Только тонкий аромат – еле уловимый, но завораживающий. Как запах забытого письма или чужой кожи.

Она не брала её в руки, боясь нарушить нечто важное. Эта роза – она казалась символом. Или предупреждением.

"Завтра будет другой день," – эхом отзывался в голове голос Кая.

Кто он? Почему знал её имя? Почему исчез так, будто растворился в воздухе?

Слишком много странностей для одного утра. Но Эва чувствовала не страх. Ни тревогу, ни недоумение. Она чувствовала… ожидание. Как будто в её жизни наконец-то началось что-то, чего она не могла объяснить, но чего давно ждала.

День был сер и вязок. Город под плотной вуалью тумана казался ненастоящим. Эва не выходила из мастерской. Окна были плотно закрыты, шторы задвинуты. Она не хотела, чтобы свет касался её картин.

На мольберте – работа, начатая полгода назад: портрет Луизы. Полуулыбка, грустные глаза. Эва всё никак не могла закончить губы. Всегда казалось, что они вот-вот заговорят.

Сегодня она впервые посмотрела на полотно и не заплакала.

Вместо этого она села и начала рисовать другой портрет. Рука двигалась сама собой, как будто под чьим-то управлением. Линии ложились быстро, точно. Через час лицо было готово. Мужчина с глубоко посаженными глазами, острыми скулами, сильной линией подбородка.

Кай.

Тот самый, что появился на мосту, как призрак. Она поймала себя на мысли: она не просто запомнила его черты – она уже знала их. И не могла вспомнить, откуда.

Как только она поставила кисть, в студии раздался лёгкий стук.

Она вздрогнула. Сердце замерло.

Подошла к двери.

Никого.

Но у порога – маленькая чёрная записка. Чёрная, как роза. Почерк серебристый, идеальный:

«Сегодня. В девять. Кафе "Мираж". Найди ответы. Или спрячься снова.»

Подпись: К.

Эва не знала, зачем пошла. Но в девять вечера она уже стояла у входа в кафе. Маленькое заведение на окраине города, давно забытое туристами и шумом. Внутри – полумрак, аромат кофе и свечи на столах. Старый граммофон играл джаз.

Он ждал её за дальним столиком. В том же пальто, но без капюшона.

И его лицо… Оно было слишком идеальным. Не в смысле красоты – в смысле искажённой, пугающей гармонии, как у картин, которые не хочется смотреть слишком долго.

Он встал, когда она вошла. В его взгляде – тот же холод. Но теперь к нему добавилась тоска.

– Ты пришла, – сказал он.

Эва медленно села напротив.

– Кто ты?

Он не ответил сразу. Наклонился вперёд.

– Кто-то, кто видел смерть. Кто-то, кто раз за разом возвращается туда, где она забрала не только тело… но и сердце.

Пауза.

– Ты знала мою сестру?

Он посмотрел ей в глаза.

– Я знал её слишком хорошо.

Эва отпрянула чуть назад, будто слова Кая обожгли её.

– Что значит «слишком хорошо»?.. – голос дрогнул. – Вы были… вместе?

Кай не отвёл взгляда. Его глаза теперь не казались ей просто холодными – в них бушевала тьма, глубокая, как бездна, из которой не выбраться.

– Луиза была светом. А я – тем, что этот свет поглощает.

Он сделал паузу, будто сдерживал нечто внутри.

– Она была… слишком живой. Слишком яркой. И я… тянулся к этому. До тех пор, пока не потушил.

Эва побледнела. Сердце стучало громче, чем музыка.

– Вы… вы виноваты в её смерти?

Молчание. Он не ответил сразу. Лишь крепко сжал бокал с тёмным вином.

– Она погибла, потому что увидела то, чего не должна была видеть, – тихо произнёс он. – Она хотела знать правду обо мне. И дошла до конца. Я не убивал её. Но я – причина.

Эва медленно поднялась из-за стола. Стул скрипнул.

– Вы играете со мной? Это всё… какой-то больной спектакль?

Кай не двигался. Лишь произнёс:

– Ты не видишь? Ты идёшь тем же путём. Ты не боишься смотреть в тьму. Но тьма смотрит в ответ.

Он встал. Его тень на стене казалась больше, чем положено. Искажённой. Нечеловеческой.

– И если ты хочешь выжить – не влюбляйся в меня.

Эва замерла.

– Что?

– Потому что я… – он вдруг осёкся. Посмотрел на неё, как человек, страдающий от собственной правды. – Я уже влюбился в тебя.

Граммофон вдруг захрипел, игла соскользнула. Свет свечей на мгновение замерцал. В кафе стало холодно.

Эва стояла неподвижно, не зная, что страшнее: услышанные слова… или то, как сильно её сердце откликнулось.

Улицы были пустыми. Ветер резал лицо, как лезвие, но Эва не чувствовала холода. Она шла медленно, будто не до конца верила, что всё произошло на самом деле. В груди всё ещё эхом отдавались его слова.

«Я уже влюбился в тебя.»

Ложь? Игра? Признание? Всё это казалось неправдой… и в то же время – пугающе настоящим.

Она дошла до своего дома. Входная дверь, как всегда, скрипнула. Тьма внутри встретила её с привычным равнодушием. Но сегодня тьма казалась… живой.

Оставив пальто на стуле, Эва прошла в мастерскую. И остановилась.

Картина, которую она писала днём – портрет Кая – была закончена.

Она не прикасалась к ней после ухода. Но теперь взгляд Кая на полотне был иным. Не просто спокойным. Он был живым. Он следил за ней.

Под его глазами – едва заметная ссадина. На губах – едва различимая усмешка.

Эва попятилась. Стукнулась спиной о мольберт.

И тогда заметила: на столе рядом лежала вторая чёрная роза. А под ней – новая записка.

«Ты открыла первую дверь. Дальше будет темнее. Но теперь ты не одна.»

Без подписи.

Она посмотрела на окно. Снаружи – ночь. И чья-то тень скользнула по стеклу, как дыхание, которого не должно быть.

Эва не закричала.

Она просто улыбнулась. Едва-едва. Как сестра на той картине, что так и осталась недописанной.

Глава 2: Сон о белом платье

Эва спала плохо. Ночь ворвалась в её разум так же, как Кай – без предупреждения, с ледяным прикосновением, оставляющим ожоги.

Сон пришёл внезапно. Как воспоминание, но чужое.

Белое платье развевалось на ветру. Луиза стояла на лугу, окружённая высокой травой, в которой плыли чёрные вороны. Небо над ней было нежно-серым, без солнца, без звёзд. В её руках – чёрная лента. Та самая, которую они вместе носили в подростковом возрасте, как знак сестринства.

Эва стояла напротив, но не могла приблизиться. Ноги будто вросли в землю.

– Ты помнишь, как мы клялись? – спросила Луиза. Голос звучал глухо, будто из-под воды.

– Помню, – прошептала Эва.

– «Никто не разлучит нас. Ни люди, ни время, ни смерть».

Эва кивнула, и слёзы потекли по щекам. Она не чувствовала их. Только внутреннее, медленно разрывающее сердце чувство – вины.

– Ты ушла… ты не попрощалась, – выдохнула Эва.

– А ты не спросила, почему, – с упрёком ответила Луиза.

Вороны вспорхнули в небо, как единая чёрная туча. Белое платье Луизы стало медленно окрашиваться в серый. Лента выпала из её рук и легла у ног Эвы.

– Он не тот, кем кажется, – добавила Луиза. – Кай несёт в себе нечто большее, чем боль. Ты должна узнать, кем он был, чтобы понять, кем ты станешь.

– Что это значит? – Эва крикнула, но ветер унёс её голос.

Луиза уже отступала, растворяясь в тумане. В последний момент она обернулась, и её глаза стали абсолютно чёрными.

– Не верь его чувствам… пока не узнаешь свою правду.

Эва проснулась резко, с криком. Комната была тёмной, но ей казалось, что кто-то только что вышел за дверь. Сквозняк качнул занавеску.

Она села на кровати, трясущимися руками провела по лицу.

На подушке рядом лежала чёрная лента.

Та самая. Из сна.

Эва смотрела на чёрную ленту на подушке. Её пальцы дрожали, но она всё равно взяла её в руки. Лента была настоящей – плотной, слегка потёртой, с ниткой, торчащей сбоку. Такая же, как в детстве. Та самая.

Но это было невозможно.

Она встала, накинула тёплый свитер и включила ноутбук. Пальцы быстро застучали по клавишам.

«Кай. Исчезновение. Луиза Эдгар. Несчастный случай. Мост.»

Ничего. Ни имени, ни статьи. Только старые новости о самоубийствах и таинственные исчезновения. Всё отрывочно, не связано. Он словно не существовал.

"Если он знал Луизу… значит, он был частью её жизни. И, возможно, её смерти."

Эва открыла электронную почту сестры. Доступ она нашла ещё месяц назад, после похорон. Тогда она не решалась её читать. Теперь – не могла не открыть.

Среди множества писем – одно, пришедшее за два дня до гибели Луизы. Без темы. Без текста. Только вложение: фотография.

Эва щёлкнула.

На экране появилась чёрно-белая фотография старого особняка. Два этажа, заколоченные окна, фасад, обвитый мёртвыми лозами. На воротах – табличка с надписью:

«Институт им. Рейна. Закрыт в 1999 году».

И снова – воспоминание. Мелькание образов. Луиза, смеющаяся у входа в здание. Старая камера. Чьи-то тени на фоне. И… тот же голос, что звучал на мосту.

"Кай был там. Он был частью этого."

Эва не стала ждать утра. Через час она уже ехала на такси за город, туда, где по слухам, когда-то находился тот самый закрытый институт. Она сидела, сжимая ленту в ладони. Пульс в висках отдавался ударами тревоги.

Дорога петляла между тёмными деревьями. Шофёр бросал на неё странные взгляды, но молчал.

– Вам точно сюда? – спросил он наконец, когда свернул с асфальта на разбитую грунтовку. – Дальше ничего нет. Только руины.

– Я знаю, – коротко ответила Эва.

Через десять минут машина остановилась. Впереди, как в той фотографии, возвышался полуразрушенный особняк. Чёрные окна. Сломанные ворота. Лоза. Всё совпадало.

Эва вышла. Хлопнула дверью. И на мгновение снова услышала голос Кая:

«Ты открыла первую дверь. Дальше будет темнее.»

Она шагнула вперёд.

Дверь особняка оказалась приоткрыта.

Внутри – тишина. Запах сырости. И…

На полу лежала третья чёрная роза.

Особняк поглотил её, как рот древнего зверя. Скрипнули старые половицы. Воздух внутри был тяжёлым, будто насыщенным забытыми голосами.

Эва наклонилась и подняла чёрную розу. Она не завяла, будто была срезана совсем недавно. Цветы… тени… записки – кто-то ведёт её по заранее выстроенному маршруту.

И она шла. Без колебаний.

Коридоры института были исписаны граффити, но среди них выделялись старые надписи, выцарапанные чем-то острым.

«Ты видел их глаза?»

«Те, кто остались, молчат.»

«Ложь живёт здесь.»

С каждой минутой Эва чувствовала: это место – не просто руины. Оно дышит. Оно смотрит.

В одном из кабинетов она нашла старую доску с пожелтевшими бумагами. Расписание. Списки пациентов. Психиатрический центр имени Рейна, закрытый после «инцидента».

Среди имён… она остановилась.

№37 – Кай Эдмондс.

Диагноз: расстройство идентичности, патологическая эмпатия, ночные эпизоды потери контроля.

Особые отметки: ограниченный доступ, постоянное наблюдение.

Статус: исчез. 23 октября 1999 г.

Эва замерла. Он был пациентом. Он исчез. В тот же год, когда институт закрыли. Тогда ему было… не больше двадцати. Но это было больше двадцати лет назад.

– Это невозможно… – выдохнула она.

Треск. Где-то в глубине здания щёлкнула дверь. Эва обернулась. Тьма за её спиной словно сгустилась. Словно ожила.

И тут она увидела – на стене, под светом фонарика – новую надпись, которой не было мгновение назад:

«Ты всё ближе. Но ты не одна.»

Она отступила на шаг. И тогда – снова шаг в темноте. Человеческий. Тяжёлый.

– Кто здесь?! – крикнула Эва, пытаясь не выдать дрожи.

Из тени вышел силуэт. Высокий. Легкий хриплый голос:

– Я знал, что ты придёшь. Ты ведь такая же, как она.

Эва узнала его.

С того самого портрета.

Мужчина с глазами, похожими на Кая, но… постаревший. Измождённый. Седые виски и взгляд, как у человека, пережившего слишком многое.

– Вы… кто вы? – спросила она.

– Я – тот, кто знал Кая до того, как он стал… им.

Он сделал шаг ближе, и лицо его осветилось.

– И если ты хочешь жить – тебе нужно знать, что именно ты пробудила в нём.

Эва не дышала. Мужчина подошёл ближе, но в его движениях не было враждебности. Только тяжесть – как у человека, слишком долго носившего на себе чужие грехи.

– Я был санитаром здесь, – начал он глухо. – Когда-то. До закрытия. До того, как всё вышло из-под контроля.

Он провёл рукой по пыльной стене, где прежде висели таблички с именами.

– Кай Эдмондс поступил в институт мальчиком. Замкнутым, странным… Но за его тишиной пряталась ярость. Он видел то, чего не видели другие. И чувствовал чужую боль, как свою.

– Эмпат? – прошептала Эва.

Мужчина усмехнулся безрадостно.

– Больше. Намного больше. Он не просто чувствовал. Он забирал. Перетягивал чужие эмоции на себя – пока сам не начинал ломаться.

Он посмотрел на Эву с печалью.

– У нас был один пациент. Психопат. Убийца. Когда его привезли, Кая заперли – но они встретились. Неслучайно. После этого Кай изменился. Он стал… другим.

– Что значит – другим? – голос Эвы дрогнул.

– Как будто… часть того зла перешла в него. Он стал мрачным. Холодным. Но всё ещё – обаятельным. Он внушал доверие. Особенно девочкам.

Эва сжала кулаки.

– Луиза?

Мужчина кивнул.

– Они тоже встретились. Случайно, казалось. Но с Каем… ничего не бывает случайно. Он привязывается к свету. И затем гасит его.

На секунду повисла тишина.

– Я пытался предупредить её. Как сейчас – тебя. Но ты уже зашла слишком далеко. – Он протянул Эве старую, пыльную папку. – Это всё, что уцелело. Здесь… ответы. Не все. Но достаточно, чтобы решить: спасать его или себя.

Эва взяла папку. Бумаги внутри были жёлтые, хрупкие. Один лист выпал и плавно опустился на пол.

На нём была фотография:

Кай. Молодой. И рядом – Луиза. Улыбается. Не подозревает.

А на обороте – чужим почерком:

«Те, кого он любит – исчезают. Твоя очередь?»

Где-то в здании снова скрипнула дверь.

Но теперь Эва не обернулась.

Она стояла посреди тьмы, с папкой в руках,

и знала:

назад дороги нет.

Глава 3: Бумаги Кая

Эва сидела в холодной библиотеке института, среди пыли и теней, с единственным источником света – фонариком, направленным на раскрытую папку.

Бумаги внутри были перемешаны, будто кто-то пытался спрятать правду, но не слишком тщательно. Ручка её дрожала, но глаза двигались быстро – строчка за строчкой.

Отчёт о состоянии пациента №37.

Имя: Кай Эдмондс.

Возраст: 17 лет.

Примечание: Не рекомендован к групповым сессиям. Имеет особую чувствительность к эмоциональным всплескам окружающих. Зафиксированы случаи кратковременной амнезии после контакта с травмированными пациентами.

Подчёркнуто от руки:

«Он не помнит того, что делает, когда теряет контроль. Но его глаза – помнят всё».

Эва закрыла глаза. Она вспомнила те моменты, когда ловила взгляд Кая на себе. Чувство, будто он заглядывает глубже, чем должен. Как будто он знал её до того, как они встретились. И словно… ждал.

Следующий документ был личным письмом – вырванным из дневника одной из медсестёр.

«…Иногда мне кажется, что он не просто чувствует чужую боль – он привыкает к ней. Как к мелодии. Он ищет её. И когда находит – успокаивается.

Мы думали, что спасаем его. Но, возможно, он – то, от чего других нужно спасать.

Сегодня он смотрел на меня слишком долго. Улыбался.

А вечером – я забыла, кто я.

Только на час. Но это был худший час в моей жизни.»

Эва опустила бумаги и посмотрела на свои руки. Сердце бешено колотилось.

– Кто ты, Кай?.. – прошептала она.

И словно в ответ – за её спиной хрустнула доска.

Она обернулась. В дверном проёме стоял он.

Кай.

Молчаливый, высокий, в том самом чёрном пальто. Его взгляд был прикован к папке в её руках.

– Ты искала, – сказал он.

– Нашла?

Эва встала, сжимая бумаги.

– Ты был там. С Луизой. Почему ты мне не сказал?

Он шагнул ближе. Медленно. Как зверь, который не хочет напугать, но знает – уже слишком поздно.

– Потому что, если бы ты знала правду…

– …ты бы никогда не захотела меня.

Он подошёл почти вплотную. Эва не отступила. Но дыхание её сбилось. Он смотрел ей в глаза – не с угрозой. С мольбой.

– Я сражаюсь с тем, что во мне, – сказал он глухо. – Но ты пробуждаешь то, что я давно запер.

– И если я сорвусь…

– Это будет твоя последняя любовь.

Эва встретила его взгляд.

– Я не боюсь. Но если ты лжёшь… я докопаюсь до всего.

Он кивнул.

– Тогда мы начнём с того места, где всё закончилось.

– Где?

Кай слегка улыбнулся. Тень улыбки.

– Смотри на карту.

Он исчез в темноте коридора. И в ту же секунду – с потолка упал пыльный лист. Эва подняла его.

Это была карта института.

На ней – один кабинет был обведён чёрным маркером.

№13. «Палата Зеркал».

Эва стояла перед дверью с номером 13.

Никаких замков. Только выцветшая табличка, наполовину сорванная, и зеркало, замурованное прямо в дверь.

Но отражение в нём искажалось.

Словно стекло помнило страхи тех, кто когда-то входил сюда.

Она приложила ладонь к прохладной поверхности. И в этот момент – будто что-то пробудилось.

Вспышка.

Холод. Крики. Скрежет ногтей по металлу.

Мальчик. Один. В тени. Перед ним – зеркало. В нём – не он. Существо с его лицом. Слишком спокойное. Слишком чёрное в глазах.

– Ты боишься? – голос из зеркала.

– Нет, – отвечает мальчик. – Я больше не боюсь. Я хочу чувствовать. Всё. Даже боль.

– Тогда я покажу тебе, что это значит.

Визг. Разбивающееся стекло. Чёрная лента на полу.

И голос, взрослый уже:

– Кай… проснись. Ты опять исчез.

– Я не исчез, доктор. Я просто стал… собой.

Эва резко отпрянула от двери, спотыкаясь.

Дыхание сбилось. Сердце билось, как у зверя в клетке.

Она только что видела его прошлое. Не просто представила – пережила. Это место хранило эмоции, застрявшие во времени, словно язвы в теле здания.

Собравшись, она толкнула дверь.

Комната была пуста. Только зеркала на стенах, разбитые, покрытые пылью и паутиной.

И на полу, в центре, – обгоревшая тетрадь.

Эва подняла её.

Обложка: «Кай Эдмондс. Личное наблюдение. Только для психиатра Грейвса».

Первая страница была исписана неровным, дрожащим почерком:

«Иногда мне кажется, что я живу не одну жизнь, а сотни. Сотни голосов, сотни чувств.

Но есть один голос, который шепчет громче всех:

Ты разрушишь тех, кого полюбишь.

Я не хочу верить. Но с каждым разом он становится всё правдивее.

Прости меня, Луиза.»

Эва уронила тетрадь. В горле пересохло.

Теперь она знала: Кай действительно любил Луизу. Но любовь… не спасла. Любовь сломала.

Из глубины зеркала донёсся тихий, почти жалобный голос: