Эволюция M

– Не перекушен, а оборван, – заметил Марк, выпрыгивая из кабины и подходя к Эльзе. Крепко сбитый парень, двадцать с небольшим, чисто выбритый, короткие черные волосы разделены аккуратным пробором слева, надо лбом обычно нависает прядь. Широкий рот часто озаряет уверенная и беззаботная улыбка, как и сейчас. Казалось, такого ничто не может вывести из себя, поэтому с ним было приятно работать.

– В жизни не слышала, чтобы кто-то поймал белую акулу на спиннинг, – отозвалась Эльза.

Марк кивнул.

– Редко, но бывает.

– Думаешь, кто-то специально охотился на акул?

– Узнаем, когда заглянем внутрь и увидим, что за крюк у нее в брюхе.

Вернувшись в сарай, Эльза забралась в тесную кабину мини-крана и подогнала его к платформе так, чтобы короткая стрела оказалась над акулой. Марк закрепил трос вокруг хвостового плавника, показал Эльзе большой палец, и та переправила гиганта на стол из нержавеющей стали. Они обмыли тушу из шланга, сняли ракообразных паразитов, которые любят цепляться к участкам тела за грудными плавниками и на нижней стороне хвоста. Их они поместили в специальный контейнер, чтобы отправить в лабораторию для определения, потом провели морфометрическую оценку акулы, измерив почти каждый дюйм ее торпедообразного тела. Ученым редко удается рассмотреть белую акулу вблизи, главным образом потому, что те не всплывают, когда умирают, и их не выбрасывает на берег, поэтому такие измерения крайне важны для изучения роста и эволюции вида.

Работая, Эльза сетовала: как медленно идут дела по сохранению акул на Шри-Ланке! Да, ведется борьба с нерегулируемым хищническим отловом акул, но в деле охраны природы Шри-Ланка сильно отстает от соседних стран, таких как Мальдивы. Самая большая проблема: во всем мире есть спрос на акульи плавники, мясо и печеночный жир. Только за последние десять лет Шри-Ланка ежегодно экспортировала пятьдесят девять тонн акульих плавников. Но это только по официальным данным. А черный рынок? Он по-прежнему процветает. И еще много тонн акульих плавников уходит из страны в виде сушеной рыбы.

Жестокость, жадность, невежество – Эльза просто кипела от негодования. Она не хотела прекращать промысел акул в стране, но в нынешнем виде он нежизнеспособен. Поэтому она и стала работать в Центре по экологии акул. Это была пусть и небольшая, но все-таки возможность просветить власти и рыбаков о необходимости защищать природу, а также продвигать связанный с акулами экотуризм, как альтернативный рыболовству источник дохода для местной экономики.

– Доктор, идите сюда, посмотрите, – оторвал ее от размышлений Марк.

Эльза подошла ближе – Марк склонился над головой акулы и фотографировал ее молочно-белое горло.

– Видите? – он указал на черную колотую рану в V-образной чешуе. – Там что-то застряло.

– Давай выясним, что это.

Она подошла к стальным полкам вдоль одной из стен и вернулась с парой игольчатых щипцов. Зажав застрявший предмет между кончиками инструмента, она медленно вытащила кость длиной четыре дюйма с зазубренными краями. По форме та напоминала ручку, один конец которой сужался в острие.

– Шип ската, – сказала Эльза, ничуть не удивившись. Акулы часто охотятся на скатов.

Марк кивнул.

– Вот еще один.

Забравшись в горло еще глубже, к жабрам, она извлекла второй шип, примерно такого же размера, как и первый.

– Хочешь поспорить, что мы найдем в ее желудке?

– Я не любитель делать ставки, доктор, – сказал Марк. – Но готов предположить, что для ската все закончилось не очень хорошо. Начинаю подготовку к вскрытию.

Два с половиной часа спустя доктор Эльза Монтеро стояла в ярко освещенном сарае и смотрела на взволнованную публику – люди собрались под шатром, который Марк и еще двое коллег разбили на берегу. Вскрытия акул Эльза всегда проводила публично: прекрасный способ просветить местных жителей и туристов об этих неверно понятых существах. Как правило, вскрытие акулы привлекало с десяток любопытных. Но сегодня белая акула собрала рекордную аудиторию. Под тентом столпилось не менее двадцати взрослых плюс еще два десятка одетых в сиреневые рубашки и темно-синие шорты или юбки пятиклассников из престижной международной школы. Им устроили вылазку на пляж для занятий физкультурой, но, услышав, что в сарае сейчас будут препарировать большую белую акулу, дети столпились у подъемной двери, отталкивая друг друга и вставая на цыпочки, чтобы хоть мельком взглянуть на хищника.

Самая смелая девочка со светлыми косичками, торчащими по бокам, отважилась войти в сарай и встала прямо перед акулой. Она с опаской косилась на черные бусинки рыбьих глаз, будто думала, что акула наблюдает за ней.

– Если она мертвая, – сказала девочка, не отрывая взгляда от акулы, – то почему глаза открыты?

– Потому что в отличие от нас с тобой, – ответила Эльза, – у белых акул нет век. Как тебя зовут, маленькая девочка?

– Я не маленькая. Мне десять лет, день рождения в июле.

– Прошу прощения, юная леди. Как же вас зовут?

– Джули, – ответила девочка, наконец удостоив Эльзу взглядом. – Я не боюсь акул.

– Ты когда-нибудь трогала акулу?

Девочка покачала головой.

– Можно?

– Пожалуйста.

Девочка шагнула вперед и вытянула руку. Чуть поколебавшись, она похлопала большую белую по морде, – так гладят собаку. Хихикнув, она оглянулась на одноклассников, которые смотрели на нее со смесью изумления, восторга и тревоги.

Эльза предложила:

– Проведи рукой в другую сторону.

Девочка вскрикнула:

– Колется!

Эльза кивнула.

– Как наждачная бумага, да? Это потому, что кожа акулы состоит из тысяч крошечных зубов, ученые вроде меня называют их дентикулами. Они покрыты твердой эмалью, плотно прилегают друг к другу, а их кончики направлены назад – уменьшить сопротивление воды, когда акула плавает в океане. С точки зрения эволюции эти маленькие зубы такие же, как и большие во рту.

Девочка взглянула на полуоткрытую пасть белой акулы, утыканную рядами тонких хищных зубов.

– Можно потрогать?

– Только осторожно, – с улыбкой ответила Эльза, довольная тем, что детское любопытство оказалось сильнее страха. – Они очень острые.

Девочка прижала указательный палец к поверхности треугольного зуба. Он неожиданно покачнулся, и она отдернула руку.

– Он шевелится!

Эльза снова кивнула.

– Акулы не жуют, поэтому зубы у них не прикреплены к челюстям. Это позволяет зубам загибаться вперед и назад, чтобы отрывать от добычи куски мяса, которые они могут проглотить целиком…

– Ой! – Девочка снова коснулась зуба, на этот раз проведя пальцем по зазубренному краю, и взглянула на Эльзу с обидой. – Она меня укусила!

– Не укусила…

– Миссис Джаявардене! – завопила девочка, тыча пальцем в воздух. – Она укусила меня! Акула меня укусила!

Трое учителей, разговаривавших между собой, повернулись к сараю. Низкорослая и хмурая дама – видимо, миссис Джаявардене – сказала:

– Что ты там делаешь, Джули? Выходи немедленно! Все идите под навес в тень и садитесь! – Она громко хлопнула в ладоши. – Все меня слышали?

Джули и другие ученики послушно прошли в шатер и сели на песок впереди стоявших полукругом зрителей. Учителя начали рассаживать детей в два ряда.

Эльза заметила, что Джули возбужденно показывает одноклассникам «укушенный» акулой палец.

Когда школьники расселись и стало ясно, что новых зрителей не ожидается, Эльза кивнула Марку, и тот включил свою портативную видеокамеру и направил объектив на нее. Изображение передавалось по беспроводной связи на большой телевизор с плоским экраном, установленный на песке, и все, кто сидел в шатре, могли хорошо видеть, как проходит вскрытие.

Эльза включила микрофон, прикрепленный к воротнику голубой фирменной футболки центра, вышла на порог сарая в резиновых сапогах и сказала:

– Спасибо всем, кто пришел к нам сегодня. Вас ждет отличное шоу. – Она говорила профессионально и авторитетно – сказывался опыт научных семинаров и презентаций, которые ей не раз доводилось проводить. – Сейчас мы начнем вскрытие этой большой белой акулы, но сначала я всегда спрашиваю у аудитории: что вы уже знаете об акулах?

– Они едят людей! – выпалила юная блондинка.

– Поднимайте руки! – велела миссис Джаявардене.

Рука Джули поднялась над головой и яростно замахала.

Эльза кивнула ей.

– Да, юная леди?

– Они едят людей!

Ее одноклассники нервно захихикали.

– Это не совсем так, – поправила ее Эльза. – Фильм «Челюсти» убедил миллионы людей, что большие белые акулы – это хладнокровные монстры. На самом деле они почти никогда не нападают на людей. У вас больше шансов быть убитой тостером на кухне, чем белой акулой. Да, иногда они нападают на пловцов и серфингистов, но морские биологи знают: наш вкус акулам не нравится. Большинство нападений – это не более чем пробные укусы: акулы пытаются определить, что мы собой представляем. А поскольку мы в состоянии выбраться из воды и получить медицинскую помощь, большинство таких нападений не смертельны. К сожалению, некоторые все же умирают от потери крови. Очень-очень редко белая акула съедает кого-то живьем.

– А что они тогда едят? – спросил мальчик-азиат с рюкзаком на коленях.

– Питер, руку! – напомнила миссис Джаявардене, и Эльза поняла: хмурое выражение на лице этой женщины – норма.

Мальчик поднял руку.

– Диета у них разнообразная, – объяснила Эльза. – Но в основном это ластоногие, такие как морские львы и тюлени, дельфины, морские свиньи, другие акулы, даже черепахи и морские птицы.

– Дельфины? – воскликнула Джули. – Но они такие милые!

– Тихо, Джули! – вмешалась миссис Джаявардене.

– Вы, наверное, удивитесь, – продолжила Эльза, – когда узнаете, что белые акулы иногда едят и друг друга. Косатки – их еще называют китами-убийцами – охотятся даже на самых крупных белых акул. Они нападают сзади, откусывают у большой белой акулы хвост и приканчивают ее, когда та уже не может плавать. Если акуле удается уйти невредимой, она потом целый год избегает места нападения. – Эльза сцепила руки за спиной. – Я хочу, чтобы из сегодняшнего сеанса вы вынесли одно: большие белые акулы и акулы вообще – это вовсе не глубоководные монстры, какими их часто изображают. Мы не должны бояться их или заносить в черный список. Они всего лишь часть жизненного цикла, часть пищевой цепочки и делают то, что делали многие миллионы лет, задолго до появления человека. Мало того, многим из них сейчас нужна наша помощь. Из-за хищнического лова рыбы некоторым видам грозит исчезновение, они могут просто вымереть, а этого никто не хочет, правда? – Она улыбнулась. – Хватит разговоров. Все ли готовы к препарированию?

Ответом были одобрительные возгласы и бурные аплодисменты.

Эльза подошла к столу для вскрытия, взяла большой и тонкий филейный нож. Марк последовал за ней с видеокамерой.

– Вы всё хорошо увидите по телевизору, – микрофон усиливал ее голос почти без искажений. – Если кого-то воротит от вида крови, можете отвернуться или закрыть глаза. Но помните, это всего лишь рыба, большая, но такая же, как те, каких вы видите в ящиках со льдом в супермаркете. Один большой кусок сашими. Я начну с морды.

Эльза мастерски отрезала край морды большой белой акулы – в толпе раздались звуки отвращения, – открыв поперечный разрез сложной системы крошечных желеобразных пор, отвечающих за обоняние. Она объяснила, что дышат акулы не носом, для этого есть жабры, а нос нужен только для обоняния. Поры улавливают вибрации в воде и слабые электромагнитные поля, возникающие при сокращении мышц и движении потенциальной жертвы. Эти поры очень чувствительные, они способны обнаружить миллиардную долю вольта в электрическом поле, а также следы крови на расстоянии четырех-пяти миль.

Затем Эльза начала отделять челюсти. Подобно тому, как зубы у акул не соединены с челюстями, челюсти не соединены с черепом. Поэтому десны легко выдвигаются вперед, настигая жертву и увеличивая площадь укуса. Делая надрез за надрезом, Эльза продолжала объяснять, что именно делает, и приводить факты из биологии. Она даже вставила несколько своих дежурных острот, чтобы немного разрядить атмосферу.

– Почему акулы живут в соленой воде? Потому что от перца они чихают!

Это была одна из ее любимых кринжовых шуток.

Высвободив челюсти из акульей головы, Эльза вместе со своим коллегой Ласитом – местным рыбаком и морским биологом с пожелтевшими от никотина усами – аккуратно опустила их на цементный пол. Челюсти большой белой акулы стоят от десяти до двадцати тысяч долларов. Вкупе с существенной стоимостью плавников, а также связанным с поимкой такого зловещего хищника престижем, это было одной из причин, почему белые акулы попали в список находящихся под угрозой исчезновения видов, составленный Международным союзом охраны природы.

Присев перед разинутой пастью, чтобы показать, как легко туда входит ее голова, Эльза объяснила: хотя челюсти у больших белых и массивные, укус белой акулы куда слабее, чем укус морского крокодила, ягуара или пятнистой гиены. Все дело в том, как она уже говорила Джулии, что они не жуют, но их острые, как лезвия, зубы разрезают все, с чем вступают в контакт.

Поднявшись, она сменила филейный нож на пилу для кости и взялась за трудоемкую задачу – обезглавить акулу. Извлекла из черепной коробки мозг и выставила перед собой, позволив Марку сделать медленный панорамный кадр и несколько крупных планов, на что аудитория отреагировала с восторгом вперемежку с отвращением. Потом она с влажным стуком поместила мозг в белое ведро. Позже она произведет все замеры и тщательное обследование, чтобы сравнить его с мозгом других, лучше изученных видов акул.

Сердце большой белой акулы тоже находится в голове. Эльза достала этот розовый орган и снова дала Марку его заснять. Как и мозг, сердце было невелико относительно размеров самой акулы, хотя рядом с аортой человеческий палец выглядел крохотным.

– Как у нас дела? – спросила Эльза у зрителей, смывая в раковине кровь с перчаток. – Надеюсь, в обморок никто не упал?

– Фу, гадость! – закричала Джулия, и несколько ее одноклассников ее поддержали.

– Не забывайте, препарирование – это для науки. Узнали для себя что-то новое?

Раздались одобрительные возгласы.

– Значит, оно стоило того, – заявила она. – Теперь самое время посмотреть, что же у нее внутри.

Она вернулась к столу для вскрытия и сделала длинный надрез вдоль акульего брюха. Вместе с Ласитом они отодвинули толстый слой кожи, и взорам предстала огромная акулья печень. Она была размером с человека и заполняла почти всю брюшную полость. В отличие от других рыб, у акул нет наполненных газом плавательных пузырей, которые контролируют плавучесть. Вместо них у акул – огромная жирная печень, которая и позволяет им держаться на плаву, именно поэтому, умерев, они просто идут ко дну и их крайне редко выбрасывает на берег.

Пока Марк снимал на камеру сочащийся из органа жир, Эльза пояснила:

– Вам может показаться странным, что у белой акулы нет костей, одни хрящи. Но так обстоит дело со всеми акулами. Это позволяет им легко маневрировать в воде, а также оставаться самыми крупным из существующих сегодня видов рыб в океане. Например, китовые акулы в длину иногда достигают шестидесяти футов, а весят до двадцати тонн. Столько весят три слона, тридцать коров или двести пятьдесят человек. Слава богу, эти акулы не представляют для нас угрозы и питаются планктоном, моллюсками и мелкой рыбешкой.

Эльза, Ласит и еще четверо коллег вытащили из брюшной полости печень и опустили на голубой брезент, растянутый на полу.

Переведя дух, Эльза сказала:

– Хорошо, дамы и господа, девочки и мальчики. Рада объявить, что наконец-то мы добрались до желудка. Это моя любимая часть вскрытия. Те из вас, кто постарше, помнят фильм «Челюсти»: в желудке тигровой акулы Ричард Дрейфус нашел измятую консервную банку и номер от автомобиля. Это всего лишь кино, но в желудке акулы иногда попадаются странные вещи: старые туфли, автомобильные шины, сумки с деньгами и даже полный комплект рыцарских доспехов! Как думаете, что мы найдем сегодня?

– Дельфина! – предположила Джулия.

– Надеюсь, что нет. Хотя все возможно. Что же, за дело?

Эльза взрезала акулий желудок, и ее едва не вырвало от убийственного запаха. В отвращении зажав нос, рукой в перчатке она стала шарить в частично переваренной кашице внутри мешка с мышцами.

– В основном это полупереваренное китовое сало, – объявила она, почувствовав омерзительный привкус во рту. – Это значит, что эта акула накинулась на кита незадолго до его смерти… – Ее пальцы нащупали что-то твердое и тяжелое. Она достала кусок кости размером и формой напоминавший лопасть лодочного пропеллера. – Ага! Я была права! Это кусок китового позвонка. Судя по размеру, весь позвоночник – не меньше двадцати футов в длину. Обязательно отправим это в лабораторию, чтобы все точно определить. – Кость она передала Ласиту, потом снова забралась рукой в вязкую массу. Через минуту снова вскрикнула – наткнулась на рыбачью леску, которая тянулась из пасти большой белой. Она стала потихоньку ее вытягивать, и наконец из китовой кашицы появился ужасного вида крюк для рыбной ловли. Она показала его Ласиту. – Что скажешь?

Он внимательно оглядел крюк.

– Хорошая новость – этот рыбак не охотился на акул, – сказал он на своем ланкийском английском, так называемом синглише. – Эта леска и крюк – для обычной рыбы, парусника или марлина. Есть и плохая новость – крюк погнут, а это значит, что акуле пришлось здорово помучиться, чтобы порвать леску. И она совершенно выдохлась.

– Так выдохлась, что ее отнесло течением к берегу, где она запуталась в наших сетках у Матары?

– Думаю, да. Ей не хватало кислорода. Анализ крови из печени наверняка покажет высокий уровень стресса.

Эльза вздохнула, разочарованная, но не удивленная.

– Чтобы дышать, акулам нужно, – сообщила она аудитории, откладывая крюк и стягивая с рук резиновые перчатки, – чтобы сквозь жабры проходила вода. Соответственно, если они не плывут, то погибают. Эта акула, как мне кажется, измучилась, пытаясь освободиться от рыболовного крюка, поэтому…

– Доктор, – прервал ее Марк, который смотрел в желудок акулы, одной рукой держа камеру, а другой зажимая нос. – По-моему, там еще одна кость…

Эльза подошла к столу.

– Ты прав, – согласилась она и снова натянула перчатку. – Скорее всего, еще один китовый позвонок.

Она извлекла из массы кость – и, шокированная, нахмурилась.

– Только не это, – пробормотал Марк.

Он сразу понял, что она держит в руке, и отвел камеру, но на телеэкране успел мелькнуть человеческий череп.

В толпе воцарился хаос.

Глава 2. Марти

Доктор Мартин Рассел стоял на палубе научно-исследовательского судна «Оаннес», выпуская в соленый воздух дымок из сделанной из кукурузного початка трубки. Он смотрел на огромные просторы Лаккадивского моря, туда, где оно сливалось с багряным небом. Это двадцатидвухметровое судно Мартин купил у местного бизнесмена, который как раз распродавал свой разношерстный рыболовный флот – тогда от него разило рыбой, и возраст вопил о себе из каждой грязной доски и окна. Теперь, полностью переоборудованное, оно превратилось в современный корабль науки с первоклассным научным оборудованием, новейшей электроникой, мокрой и сухой лабораториями.

«Оаннес» также стал для Марти местом постоянного проживания.

Он никогда не планировал жить на судне, но работа часто заставляла засиживаться допоздна. Когда он понял, что ночует в капитанской каюте чаще, чем дома, стало ясно, что арендовать жилье в городе не имеет смысла. В итоге он стал жить как морской кочевник: каждое утро просыпался под крики цапель, колпиц и чаек, принимал душ под неуверенными струями горячей воды и резиновой уточкой подпрыгивал в ванне во время частых на Шри-Ланке тропических штормов. Это был необычный образ жизни, но вполне сносный.

– Витая в облаках, мон капитэн, русалку не поймаешь.

Марти повернулся – его резвая миниатюрная помощница, Пип Жобер, появилась из люка на нижнюю палубу, где работала в сухой лаборатории. В обычный рабочий день она носила заношенную футболку, рваные джинсы и австралийскую фетровую шляпу с широкими опущенными полями – одно пристегнуто кверху значком с изображением восходящего солнца, – защищавшую загорелое лицо от экваториального ультрафиолета. Сегодня на ней была привычная шляпа и джинсы, но она обновила туалет безразмерной майкой, открывавшей лямки бюстгальтера. Зеленые, как море, глаза закрывают стильные очки-авиаторы, кофейного цвета волосы, доходящие почти до поясницы, собраны в два конских хвоста. На ногах – пара выгоревших шлепок, настолько старых, что под большими пальцами обеих ног появились дыры.

Марти никогда не понимал манеру Пип одеваться а-ля Армия спасения, но давно перестал обращать на это внимание. За два с половиной года знакомства своеобразные наряды стали неотъемлемой ее частью, ему даже казалось, что она что-то утратит, если сменит привычки.

Разумеется, гораздо важнее было другое: Пип – блестящий специалист по гидроакустике. Когда она внезапно заявилась на «Оаннес», сказав, что пришла по его объявлению, опубликованному на нескольких сайтах с предложением вакансий, он ответил, что место уже занято – и вовсе не потому, что она выглядела, будто ночевала в мусорном баке, за две недели до этого он действительно взял на работу аспиранта Университета Коломбо. Однако Пип стала настаивать, похваляясь, что в городе не найти другого такого специалиста по гидроакустике, и предложила отработать бесплатно первую неделю, чтобы это доказать. К этому предложению Марти отнесся скептически, но дать ей пробную неделю согласился, тем более что аспирант взял неделю отпуска, чтобы подготовиться к предстоящему экзамену.

Всю неделю Пип работала от рассвета до заката, разгребая завалы акустических данных, которые он собрал за время поездок вдоль западного побережья острова, – и доказала, что ее похвальба насчет лучшего гидроакустика ничуть не преувеличена.

– Витая в облаках? – переспросил Марти, вынув трубку изо рта.

– Именно так, – ответила Пип по-английски со своим французским акцентом. – Надо день и ночь сидеть у экрана компьютера и анализировать акустические данные, а ты тут стоишь и мечтаешь, как поймать русалку.

– Я сейчас вообще ни о чем не думал.

– Не верю. Люди всегда о чем-нибудь думают. Ты же не камень.

– Спасибо за разъяснение, Пип. Тогда скажи, о чем именно в эту минуту думаешь ты?

– Только что сказала. Я думаю о том, что ты думаешь, как поймать русалку. Но, кажется, тебя интересует, о чем я думала до этого? Скажу. Я думала о рыбе-клоуне.

– О рыбе-клоуне? – спросил он удивленно.

– Вчера смотрела диснеевский мультик про рыбу-клоуна и вспомнила работу, которую написала в университете. Там я ставила вот какой вопрос: почему некоторые морские животные, например рыба-клоун, отказываются от воспроизводства, чтобы помогать воспроизводиться другим особям в сообществе. Странно ведь, да?

– Какие-то идеи возникли?

– Конечно. Думаешь, я написала работу, оставив собственный вопрос без ответа? Я установила, что, когда доминантный производитель умирает и оставляет место для воспроизводства вакантным, самый крупный непроизводитель в анемоне наследует территорию. Тогда он становится производителем и вносит генетический вклад в новое поколение рыб-клоунов.

– Как насчет более мелких непроизводителей в анемоне или со стороны? Они просто отказываются от претензий на территорию?

– Да.

Марти покачал головой.

– Извини, Пип. Тебе четверка оценка за старание, но не более того. Спроси любого поведенческого эколога, и тебе ответят: в мире животных никто не ждет, когда право на размножение перейдет к нему по наследству. Животные вступают в эту борьбу немедленно. Самец берет самку, неудачник вылетает на обочину. Поэтому есть такая штука, как естественный отбор, а никакого отбора с прицелом на будущее нет.

– Хорошо, что моим преподавателем был не ты, Марти, потому что ему моя работа понравилась. Он поставил мне пятерку. – Помахав рукой, она пошла по трапу на пирс. – До завтра.

– Пока, Пип.

Сунув в зубы черенок трубки, через несколько двойных раздвижных дверей Марти вошел в кают-компанию. Решив превратить «Оаннес» в постоянное жилище, он позаботился об уюте и украсил спартанскую кают-компанию – главное место для общения на судне – тиковой отделкой, дорогими тканями, фиолетовым бархатом, кожей с пуговицами, мебелью из красного дерева в стиле ар-деко и произведениями искусства со всего мира. Ему хотелось думать, что на выходе получился шедевр необарокко, напоминавший о роскошных яхтах 30-х годов прошлого века – хотя Пип вечно жаловалась, что кают-компания больше похожа на комнату в доме семейки Аддамс.

На переоборудование судна ушло целое состояние, но о деньгах он никогда не думал. Его дедушка был успешным кладоискателем, обнаружившим несколько известных затонувших кораблей. В 1981 году старый Альфред Рассел наткнулся на золотую жилу, когда нашел останки «Рипаблик», океанского лайнера, пропавшего в районе острова Нантакет в 1909 году. Ему успешно удалось поднять с прогнившего парохода американские золотые монеты «Двойной орел» и другие ценности, в то время находку оценили в полмиллиарда долларов.