Идеальная деревня

Она держит в руке телефон – старый мобильник, которым почти не пользуется, просто незачем. Нажать три клавиши – вот и все, что нужно, чтобы поступить правильно.

Вместо этого Вивасия выключает телефон и засовывает его между диванными подушками.

Задрожав еще сильнее, прижимает руки ко рту. Она решилась.

Будет лгать дальше и тянуть с этим как можно дольше. Прятать Розу и Далласа она не станет. Это только усилит подозрения.

Она снова глядит на детей.

Ей-богу, ну что это за кожа! В таком виде она не сможет водить их повсюду и при этом изображать уверенность.

Тут к ней по кругу возвращается другая тревога. Что, если Роб расскажет про детей другим обитателям Волчьей Ямы? Те, кто помоложе, новички, воспримут это нормально. Им неизвестно ее родословное древо. Они не в курсе, что у нее нет никакой кузины.

А вот другие – Рут, мистер Бестилл, Айрис… Эти знают о ней все.

Вивасия стоит неподвижно, глубоко задумавшись, ищет и не находит выход из тупика.

В поселке тихо – полуденный перерыв, когда мужчины ушли на работу, женщины тренируются на тренажерах или делают протеиновые коктейли, а почтальон и молочник уже завершили утренний обход. Машины гольферов уехали и не вернутся в ближайшие несколько часов. Дождь так и идет. Уже не первую неделю. Этот год станет самым дождливым за всю историю наблюдений.

Вивасия пересекает кухню, тихонько открывает дверь и выходит наружу.

В тот самый момент, когда она смотрит на небо и думает, проглянет ли когда-нибудь солнце, ломаная линия вспыхивает на горизонте над полем.

Вслед за этим раздается не гром, как ожидает Вивасия, а душераздирающий вопль. Первая мысль – в кого-то ударила молния. Но это не крик боли. Это панический ужас. Вероятно, вспышка напугала кого-то, хотя непогода бушует с рассвета и с конца апреля, так что ненастье стало ощущаться как норма.

Наконец раскатисто гремит гром, мощные хлопки раздаются в облаках над самым домом.

Вивасия просовывает голову в дверь – проверяет, не забились ли дети под стол, но они в тех же позах, как она их и оставила. Только теперь проснулись, еще не особо понимают, что происходит, глаза мутные и усталые.

Дождь льет не переставая, косой, залетает брызгами в дом, кропит пол. Вивасия прикрывает дверь почти до конца, обрывая вновь раздавшийся крик.

На этот раз он длится и длится, этакий продолжительный вой. К нему присоединяется еще один вопль, мужской, и Вивасия понимает: случилось что-то ужасное.

Больше голосов слышится позади ее дома, на пространстве за ним. Слова-паразиты, какие редко услышишь в клетках Волчьей Ямы, обитатели которой слишком рафинированы. Восклицания «Боже!», «О бог мой!», «Нет!».

Этого достаточно, чтобы выгнать Вивасию на улицу, под дождь. Она опрометью бежит вниз своего сада и хватается руками за погнутую ограду.

Там – вдова Рут вместе с личным поваром кого-то из новых жильцов, то ли Колумом, то ли Калумом, то ли Колином. Они стоят на расстоянии вытянутой руки друг от друга рядом с наполовину ушедшими под землю кирпичами, которые отмечают место, где находится колодец Девы. Вивасия была возле него всего несколько часов назад и нашла детей, свернувшихся калачиками, будто спящие котята.

На мгновение ее сердце замирает. Абсурдная мысль: вдруг там остались еще дети, полдюжины братьев и сестер Розы и Далласа? Жадность, перемешанная с безумием, охватывает Вивасию. В голове вспыхивает картина будущего: во всех комнатах дома играют дети.

Молния вилкой ударяет в землю, прочищая и мысли Вивасии, и ее зрение.

Колодец Девы переполнен.

Такое случалось и раньше, но не при жизни Вивасии, по крайней мере, она ничего подобного не припоминает.

Во времена молодости ее бабушки по краю участка протекала река. С годами русло пересохло, и колодцем Девы перестали пользоваться. Он превратился в овеянную легендами достопримечательность, а не в нечто, имевшее реальное применение или назначение. Потом явились сотрудники муниципалитета и накрыли колодец крышкой.

Теперь крышка была не просто сдвинута, а сорвана и лежала сбоку, перевернутая, проеденная ржавчиной. Вода переливалась через край колодца и текла под уклон, к железной ограде Волчьей Ямы.

Хотя появление новой реки не повод для криков.

Их вызвал труп, извергнутый вместе с водой из колодца.

9. Вивасия – раньше

Хотя ребенок вышел из нее до срока, желание и необходимость иметь малыша не пропали.

Шрамы, оставленные той ночью, тоже никуда не делись. Воспоминания вспыхивали в памяти: попытки удержать ребенка внутри, вернуть его обратно – мысль противоестественная, безумие, порожденное горем.

Дом был пуст, и Вивасия тоже.

Она начала думать о других вариантах.

– Опекунство… – повторил за ней Чарльз так бесстрастно, что Вивасия не могла определить, отвращение это или заинтересованность.

– За это платят, – добавила она.

И почувствовала себя грязной, потому что использовала рекламный ход. Желания помочь попавшему в беду ребенку должно хватать. Но Вивасия знала, как много значат деньги для ее мужа.

– Сколько?

Она показала ему рекламные брошюрки, которые взяла в библиотеке.

– И это временно? – уточнил Чарльз. – Они приходят и уходят?

Вивасия кивнула.

– Иногда это просто передышка для родителей, – пояснила она. – Нечто вроде сиделки.

– И ты бросишь свою работу?

Еще один кивок.

– И будешь находиться дома, а не работать до упаду за копейки. – Он посмотрел ей в глаза. – Тобой пользуются там, на твоей работе. Ты позволяешь им издеваться над собой. Видела ты хоть раз, чтобы кто-нибудь пытался издеваться надо мной?

– О… Ну, я думаю…

– Ты позволяешь это, вот что хуже всего. – Чарльз раскрыл газету и отхлебнул из кружки чай.

Обсуждение закончилось. Вивасия не понимала, это было «да» или «нет».

Она отважно опустошила свой шкафчик и ящик стола на работе от купленных детских вещей и принесла их домой. Сложила стопкой в пристроенном к бойлеру шкафу для одежды, где их наверняка увидит Чарльз, когда откроет дверцу.

Он ничего не сказал. Вивасия приняла это за «да» и начала готовить документы.

За анкетами последовали собеседования, и Чарльз удивил Вивасию. Он показал, на что способен. Уговаривал, был внимателен, умен, сыпал шутками и успешно представил дом, где они жили, как потенциально тихую гавань.

Их первым приемным ребенком стал четырнадцатилетний подросток. Вивасия горестно убрала одежду для младенца и миленьких мишек вглубь шкафа, заменив их футбольными мячами, спортивными костюмами и футболками.

Элфи оказался таким… легким. Он был очарователен. Ему понравился Чарльз. Тот стал брать парнишку в гольф-клуб и на тренировочное поле. Купил набор клюшек для начинающих и несколько штук для себя. Взял у Вивасии банковскую карту, сказав ей, что она может отозвать ее из системы.

Вивасия не сказала ему, что, по ее мнению, это так не работает.

– Меня стали узнавать в гольф-клубе, – важно заявил ей Чарльз однажды вечером. – Они начинают понимать, что со мной нужно считаться. Я такой же, как они.

Он раздувался от гордости.

Для Чарльза это было важно – статус и все, что с ним связано. Он хотел, чтобы его признали влиятельным человеком или если не влиятельным, то, по крайней мере, состоятельным. Келли это понимала. Вивасия удивлялась, почему она сама, жена Чарльза, не видит того же.

Она не знала, что ему ответить, а потому просто сжала его руку и улыбнулась.

Чарльз раздраженно стряхнул ее ладонь и посмотрел на Вивасию испепеляющим взглядом, как будто невзначай выболтал ей свои тайные желания и только теперь об этом пожалел.

Элфи провел у них шесть недель, и, помимо ужинов, когда они ели все вместе, Вивасия начала чувствовать себя лишней.

Опекунство открыло в Чарльзе новую сторону. Он давал мальчику советы, руководил им как добрый наставник.

Вивасия пыталась не выражать недовольства, когда заставала их за просмотром фильмов ужасов с рейтингом «18+», и не обращала внимания на то, что они начинали смеяться, когда она выходила из комнаты.

Наличные из жестянки исчезли, и Вивасия перестала ее наполнять, а вместо этого держала деньги, предназначенные для текущих покупок, в конверте в чемодане, где были спрятаны документы на дом.

Наступила осень. Жители деревни устроили традиционный праздник урожая, который каждый год проводили в полях: разводили большой костер, жарили каштаны, ели, выпивали и веселились.

Келли была там, одетая в рваные рыбацкие сети и с готическим макияжем. Джеки держалась подальше от дочери, качала головой, пока Келли расправлялась с глинтвейном и сидром.

День клонился к вечеру. Джеки отвела накачавшуюся Келли в сторонку:

– Посмотри на Вивасию: она – мать. Вы с ней одногодки, но ты ведешь себя как ребенок, которого она взяла на воспитание. – Речь Джеки была странной смесью комплиментов Вивасии, упреков дочери и нападок на тех, кого растят в системе опеки.

– Оставьте ее в покое, – немного погодя сказал Чарльз, указывая на участок недавно скошенной кукурузы, где танцевала Келли. – Она просто веселится. – Он многозначительно взглянул на Вивасию. – Веселиться – это нормально.

Позже Вивасия подслушала, как Чарльз говорил Элфи:

– Эта дикая кошка – прекрасный пример женщины, которая хороша только в одном.

Вивасия подошла ближе, скрываясь в тени круглых тюков сена.

– Она идеальна для веселья. Отличный приемник, куда можно слить свой груз. Сосуд, если хочешь. После чего ты возвращаешься домой к кому-нибудь вроде моей жены.

Элфи жадно ловил каждое слово.

Чарльз ткнул его локтем, и они пошли к Келли. Чарльз набросил руку ей на плечи. Они втроем болтали и смеялись.

Вивасия ощутила, как в ней шевельнулось нечто вроде надежды. Наконец-то двое важных людей в ее жизни поладили. Она надеялась, что это произошло не только под воздействием праздника и что с этих пор между подругой и мужем проляжет мостик.

Вивасия в одиночестве отправилась к дому и тихонько проскользнула внутрь.

Она оставила свет на крыльце для мужа и приемного сына, чтобы им было комфортно возвращаться. Попыталась сосредоточиться на мирной сцене, которую видела, и забыть о том, как Чарльз излагал впечатлительному мальчику свои взгляды на женщин, противоречившие его собственному отношению к жене.

Элфи вернулся домой к матери и отчиму. Когда шесть недель назад он переступил порог дома Вивасии, то небрежно кивнул ей и слабо встряхнул руку Чарльза. Теперь он обнял ее на прощание, провел руками по бокам – от плеч до бедер, не отрывая взгляда от ее глаз, задержал ладони на ней еще ненадолго и подмигнул. С Чарльзом они пожали руки, хлопнули друг друга по спине и толкнулись плечами.

Вивасия закрыла за ним дверь. И понадеялась, что в следующий раз будет девочка, которую станет учить жизни она. Потом ей вспомнились замечания Чарльза о женщинах в целом, и она подумала, не лучше ли будет, если в следующий раз они примут у себя ребенка намного моложе. Такого, который еще не разговаривает и мало чего понимает.

10. Вивасия – сейчас

Испуг Рут вынудил остальных обитателей поселка прийти в движение, точнее – броситься бежать.

Нижняя часть трупа застряла в колодце, руки разбросаны по сторонам, поза напоминает распятие. Голова откинута и лежит на поросшем мхом и влажной травой холмике.

Рот открыт – жуткая маска, растянутая в безмолвном крике. Одежда сползает с тела прямо на глазах у Вивасии. Смешиваясь с водой, частички этого давно мертвого человека подбираются ближе к толпе, собравшейся посмотреть, как прокручивается этот фильм ужасов в реальной жизни.

Вода продолжает переливаться через край колодца, вместе с этим от земли поднимается какой-то странный запах. Вивасия еле сдерживает рвотный позыв. Это – смрадный дух разложения, гниющего тела.

Личный повар Портии дико жестикулирует. Рут снова заходится в крике.

Появляется еще одна жилица – из первого Мак-особняка, что перед самым домом Вивасии. Глаза Эстер Гоулд широко распахнуты.

– О мой бог! – верещит она, а потом еще раз, только громче: – О мой БОГ!

Тело поднимается. Из вонючей грязной воды появляется живот. Перемещение происходит гладко, бесшумно.

Крики и визг внезапно смолкают, хотя вокруг скапливается все больше народа. Каждый вновь прибывающий ахает, и восстанавливается общее, разбавленное этим звуком молчание.

Руки трупа остаются раскинутыми, их вес оттягивает тело назад.

Глаз нет, губ нет, остался только жуткий провал рта, зубы торчат, обнаженные до корней в мрачном оскале.

Раньше, когда это тело было человеком, на нем был красный джемпер. Теперь вся ткань слезла с верхней части торса, как будто это не шерсть, вискоза или хлопок, а пищевой краситель или краска для ткани.

Кожа тоже облезает – с носа, со щек, со лба. Жидкая плоть стекает по дорожке от колодца Девы к ограде поселка Волчья Яма.

Эта текучая кожа снова приводит всех в состояние шока. Рут, женщина стойкая, которая пережила войны, теряла мужей и детей, родителей, друзей, братьев и сестер, тяжело опускается на пригорок, проводит рукой по бледному лицу и опрокидывается спиной на траву. Вивасия понимает: Рут в обмороке.

Стоя в странном, по-тюремному узком, сконструированном из железных прутьев коридоре, Вивасия замечает, что она не одна. Ярдах в пятидесяти от нее стоит Роб.

Рот у него от испуга и изумления превратился в кружок, глаза вытаращены, лицо посерело. При виде Вивасии Роб как будто приходит в себя.

– Ты в порядке? – спрашивает он, двигаясь к ней. – А дети… в доме?

Она тупо кивает.

– Не нужно, чтобы они это видели, – высказывает без того очевидное Роб, и Вивасия вместо ответа бросает на него уничижительный взгляд.

Пальцы ног у нее мокрые. Она смотрит вниз, а там, в канаве между участками, где они стоят, собирается вода. Вивасия думает: не скручивает ли у Роба живот при виде раскисшей кремовой плоти, наползающей на его кроссовки «Nike». Запах – эта жуткая вонь разлагающегося тела – с каждым мгновением становится все более сильным и едким.

Вивасия снова сглатывает подкативший к горлу рвотный ком и вытирает рот тыльной стороной ладони.

Вдалеке слышится вой сирен.

Роб приближается к Вивасии.

– Рут в обмороке, – говорит он, пролезает сквозь изогнутые прутья ограды и сразу оказывается в толпе людей, которые сгрудились вокруг пожилой женщины, лежащей навзничь на мокрой земле.

Вода из колодца стекает каплями, одновременно с этим дождь прекратился, тело застыло.

– Я вызвал полицию, – сообщает повар Портии.

– Спасибо, Клайв. – Роб кладет руку ему на плечо.

Рут уже сидит, плохо соображая, окруженная женщинами в спортивных костюмах: происшествие прервало их утреннюю тренировку. Одна из них, Хлоя-Джой, держит в руках гирю.

Вивасия сомневается, что Хлоя-Джой, Портия, Эстер и остальные обращали хоть какое-то внимание на пожилую женщину, как бы она ни старалась внедриться в их жизнь. Рут пришла к заключению, что вновь прибывшие разговаривают только с теми, кто может быть им полезен: даст совет по диете, обладает влиянием, владеет спортивным залом, завсегдатай ресторанов, законодатель мод, – их интересуют только люди, которых можно использовать как ступеньки лестницы для подъема вверх, вот кто важен для лидеров скачек в Волчьей Яме. Однако Вивасия ошибалась. Теперь, когда они собрались вокруг Рут, она это видит. Они не утратили человеческих чувств – нормальные люди с адекватными реакциями, когда это необходимо.

– Я вызвала «скорую», – говорит Хлоя-Джой, ловя взгляд Вивасии.

– Думаю, «скорая» ему уже не нужна, – произносит, подходя, мистер Бестилл.

Тон у него, как обычно, снисходительный, однако лицо выдает эмоциональную напряженность.

Хлоя-Джой выпрямляется и упирается свободной рукой в бедро.

– Для Рут! – рявкает она.

Мистер Бестилл отводит глаза.

– Ах да. Верно. Хорошо, – кивает он.

Вспышка гнева у Хлои-Джой проходит, она держит на руках свою гирю, как младенца.

Больше сказать нечего. Ни у кого не осталось слов. Позже, когда шок пройдет, всем захочется поговорить, порассуждать, поделиться соображениями, много раз повторить свою версию истории о том, как из колодца Девы вылез мертвец.

Поднимается ропот, группа собравшихся настораживается, все смотрят в сторону поля. Вивасия тоже тянет шею, чтобы увидеть.

Там Джеки Дженкинс – бежит, размахивая руками как одержимая. Если учесть, что все последние годы она почти не двигалась, – зрелище захватывающее.

«Она думает, что это Келли, – догадывается Вивасия. – Считает, что тело, вылезшее из колодца Девы, – ее дочь, которая покинула родной кров ради мира очарований и восторгов и порвала всякую связь с матерью».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

«Вертолетные родители» – родители, которые считают своего ребенка слишком уязвимым для окружающего мира и проблем, что приводит к повышенной тревожности за его благополучие и, как следствие, усилению опеки. Метафора появилась в 1969 году в книге-бестселлере «Между родителем и подростком» доктора Хаима Гинотта, где упоминается подросток, который жалуется: «Мама парит надо мной, как вертолет…» – Здесь и далее примеч. перев.

2

«Степфордские жены» – фантастический триллер А. Левина (1972); выражение стало нарицательным для описания женщин, которые стремятся стать идеальными домохозяйками и ставят интересы семьи превыше своих.