Цветы на асфальте

Светлана Широкова

Цветы на асфальте

1.

Не могу вынести, когда на асфальте валяются сорванные цветы. Жалко их. Каким чёрствым человеком надо быть, чтобы хрупкую, нежную красоту бросить в пыль или грязь, под ноги прохожих.

Может, со стороны это выглядит глупо, но я не могу пройти мимо и всегда поднимаю брошенные цветы. Их можно вложить в разветвления кустов, пристроить на памятник или в клумбу. И я никогда не пойму человека, который может мимоходом сорвать бутон цветка, чтобы потом через десяток-другой шагов равнодушно швырнуть его в сторону…

Авдей идёт рядом, засунув кулаки в карманы новой кожаной куртки, весь непривычно нарядный – в костюме, при галстуке: всё же первое сентября на дворе. Наше одиннадцатое Первое Сентября.

– Ну и куда ты теперь их денешь? – Авдей подпинывает перед собой смятую жестяную банку из-под пива. Банка звонко катится по мокрому асфальту в сторону мусорной кучи.

Я держу влажные от дождя, слегка примятые соцветия огненно-рыжих бархатцев. Они ещё пахнут ушедшим летом.

Осень в этот раз наступила точно по календарю; с утра солнце выглянуло на школьную линейку, осветило охапки гладиолусов, георгинов и астр, свежеокрашенные парты в классах и зажгло белым светом банты первоклашек. Но оно уже не грело, а к обеду город накрыл влажный серый туман – то ли дождь, то ли изморось.

Авдей запинал наконец жестянку в мусор, потом постоял над ней, подобрал и бросил в урну. Я усмехнулась. Примерный ребёнок из 11 «а».

Мы идём, слегка касаясь друг друга плечами, и молчим. Авдей достаёт сигарету.

– Лен, хочешь, я тебе нормальных цветов подарю? – он косится сквозь дым на бархатцы в моих руках.

Мне смешно и немножко досадно. Разве об этом спрашивают? Взял бы да подарил. Но таков уж Авдей. Должен быть уверен, что я действительно хочу этого…

– А чем эти цветы ненормальные? – спрашиваю ревниво.

– Это ты немножко ненормальная, – улыбается он из-под обесцвеченной чёлки. – Брошенных цветов жалеешь. Какой-то дурак сорвал, понюхал и бросил. А ты подбираешь из-под ног. Даже стебля нет, в вазу не поставишь. И гербариев нам уже не задают…

– Обязательно должен быть кто-то, кто поднимет цветок, – отвечаю я. – Обязательно, понимаешь?

Я не знаю, как это ему объяснить. Пробую.

Цветам не место в грязи. Это – моя гармония. Нежность и красота настолько же привлекательна, насколько и беззащитна.

– Нельзя оставлять в беде беззащитный цветок. Пусть даже сорванный, пусть даже умирающий! – пылко говорю я Авдею, а он улыбается и обнимает меня.

– Не помни цветы, слышишь? – строго шепчу я, приникая к нему. Он укутывает меня полами куртки; вдвоём в ней тепло. Сзади нас охраняют высокие сосны, а перед нами – ограда парка, заросшая густым кустарником в сочных оранжевых ягодах. Нас никому не видно, и нам уютно.

Вот бы этот миг не кончался.

– …О чём молчишь?

– В школу неохота, – отвечает Авдей. – Одно радует: последний год каторги. Достало безделье…

– А потом?

– Работать пойду. Или в армию. А потом охранное агенство открою. А потом тебя замуж возьму, – спокойно говорит он.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Авдей сохраняет спокойный вид, но крылья его ноздрей нервно подрагивают, а в горячих чёрных глазах таятся смешинки.

– А если не пойду за тебя?

– Куда ты денешься, – усмехается он и целует меня в кончик носа. – Я в сговор с твоими предками войду. И увезу тебя в горы, и будешь моих детей аятам учить! – притворно-грозно заканчивает он.

– Серьёзно продумал, – смеюсь. – Прям средневековье какое-то! А в какие горы увезёшь? В Уральские?

– В ближайшие, – улыбается Авдей и серьёзно добавляет: – Главное, чтобы ты хотела.

Я опускаю глаза. Наверняка он чувствует, как быстро бьётся моё сердце.

Авдей – это прозвище.

На самом деле он – Руслан Авдиев.

В середине 4-го класса его семья приехала в наш северный городок из Грозного. Худощавый, гибкий, смуглый и ловкий, он напоминал мне Маугли.

Наши пацаны поначалу пытались дразнить чеченского мальчишку, но Руслан так снисходительно относился к задирам, что те прекратили нападки. Потом Руслан как-то разрешил несколько школьных споров, не по-детски благородно и справедливо, не ввязываясь ни в одну драку. А когда выяснилось, что он умеет с размаху метать нож точно в цель, и занимается рукопашным боем, он стал среди ровесников негласным лидером, а «национальный» вопрос отпал сам собой. Тогда и появилась уважительная кличка «Авдей».

И с первого дня своего пребывания в классе Авдей «взял меня под крыло». И с первого дня я в него влюбилась. Правда, не понимала тогда – по «детскости». Теперь я это знаю наверняка.

Красивый Авдей или нет? Наверное, красивый. Он есть – и это непреложно. Разве можно оценивать красоту родного человека? Разве может быть некрасивой мама? Отец? Не может. Потому что мама – это мама. Отец – это отец. Авдей – это Авдей. Даже с обесцвеченной чёлкой, за которую классная сегодня успела на него накричать.

Мои ноги начинают мёрзнуть: тоненькие сапожки из кожзама на невысоком каблучке – это не его тёплые «Ральфы». Я нехотя высвобождаюсь из его тёплой куртки:

– Уже поздно.

Мне совсем не хочется домой: мама всё равно до ночи на работе, а отец уже несколько дней не просыхает, и дома стоит ужасный запах.

– Хлеба дома нет, – зачем-то говорю я. Авдей молча достаёт пятьдесят рублей и засовывает мне в карман.

Мы выходим из парка и идём мимо фонтана. Фонтан отключили, но его бассейн полон воды. Я тихо бросаю цветы в воду и отгоняю их подальше от кромки. Вот и нашлось им место. Цветы на воде – это прекрасно.

Авдей берёт мою холодную от воды руку в свои ладони и греет её.

– Нельзя оставлять в беде цветок, – говорит он серьёзно. – Я запомнил.

2.

Первая школьная неделя проходит как одна минута. Расписание, факультативы, дежурство в фойе; повтор прошлогодних тем (странно, но их ещё кто-то помнит). Сочинение «Как я провёл лето».

Наше с Авдеем лето было разным. Он – ездил на родину, повидать свою большую семью и помочь в доме. Ещё больше возмужал, насквозь пропитался солнцем, энергия чувствуется – весь как сжатая пружина. Я – всё лето прокопалась с предками на огороде, лазила по лесам в поисках ягод и грибов, обожаю это занятие. Жарилась на пляже, когда позволяла погода. И мы оба ждали встречи… Особенно ждали.

Авдей, видно, очень сильно соскучился – даже сказал:

– Ты моя красавица. – и тоненькую золотую цепочку подарил.

А я не могла говорить, просто смотрела в его глаза – и была счастлива, что он есть. Он чувствовал.

Разве я красавица? Ноги не «от ушей», рост не «модельный», фигура… обычная. Губы какие-то неяркие, всё время их подводить приходится – а то как тень с глазами. Вот глаза у меня – что надо, жаловаться не приходится. Большие, синие, в густых ресницах. И волосы длинные, тёмно-русые. Заплетёшь две косы, перекинешь вперёд (а они у меня ниже пояса) – и вот вам Снегурочка. Каждый Новый год у мамы в детсаду её играю. В этом образе я действительно очень эффектна. А на фоне наших школьных красоток всё равно, наверное, теряюсь…

В этом году немного нового. Нагрузки побольше, выпускные экзамены (как их ещё пережить?!), физ-ра на улице по поводу неоконченного ремонта в спортзале. Ушла на пенсию легенда школы – биологиня. В нашем классе новичок – Вадим Ростовцев, стильный длинноволосый мальчик романтической внешности. Разговаривает изысканно, словно при королевском дворе находится. Шекспира цитирует. Спортсмен, с пивом не дружит. Немного на киноартиста Андрея Миронова похож. А то большинство парней в классе – «клинские обалдуи», мат через слово и интересы ниже пояса… Вадим очень выгодно на их фоне смотрится. Половина девчонок сразу положили на него глаз. А он не простак, «ответил взаимностью» почти что всем. Девки наши поперецапались, глупые.

К концу месяца уже словно и не было каникул. Жизнь вошла в привычный ритм.

Авдей вносил разнообразие в школьные будни. Вчера, например, содержательно сцепился с физичкой.

Когда Степанида Марковна снова прошлась по поводу крашенных мальчишеских кудрей (и что им всем неймётся?!), Авдей спокойно спросил у неё, что из области современной физики мы будем изучать.

– Авдиев, не строй из себя умного! – Степаниде лишь бы поорать. – Тебе хотя бы общий курс осилить, модник!

– А я и не строю, – вежливо отвечает Авдей. – Я тут летом увлёкся теорией фрактальной реальности, очень интересная штука. Вы наверняка знаете.

– Может, ты ещё и урок вместо меня проведёшь? – с издёвкой прищурилась Степанида.

– Если позволите, – с готовностью поднялся Авдей со стула, и растерянной физичке ничего не оставалось, как предложить ему своё место за столом. Класс, настроившийся позубоскалить, с удивлением взирал на Авдея. А он облокотился на учительский стол и непринуждённо так произнёс:

– Новейшие научные достижения – теория Хаоса и фрактальность мироздания – объясняют и доказывают взаимосвязь человека и космоса. Человек с его энергоинформационной составляющей, которую народ называет духом, душой, – является фракталом информационного поля вселенной.

В классе стало так тихо, что стало слышно, как уборщица в коридоре возит тряпкой по полу. Степанида стояла позади парт, выпучив на Авдея глаза. В тишине кто-то прошептал:

– Во даёт…

– Становится ясно, – продолжал невозмутимо Авдей, – что человек в самой своей основе – духовная сущность, а духовная сущность – это уже ничто иное, как фрактал Бога.

Авдей снова выдержал паузу.

– Ни фига себе пилит, академик… – снова раздался шёпот.

– …По Глейку, фракталы – это части, подобные целому, при одном и том же образовании повторяющиеся в уменьшённых масштабах.

– На русский переведи, – негромко попросил Паша Данько.

– Кусок торта – это фрактал целого торта. Этот кусок разрежь на 2 части, а те две части ещё на две – и так до молекул. И всё это будут фракталы. Ясно? – хитро прищурился Авдей.

– Без базара! – кратко ответил Данько.

– …А французский учёный Бенуа Мандельброт считал, что фракталом называется структура, состоящая из частей, которые в каком-то смысле подобны целому…

Постепенно урок физики Авдей превратил в урок фрактальной геометрии. К концу урока класс уже начинал понимать, что такое линейный и нелинейный фрактал, кривая Коха и канторовское множество; физичка превратилась в статую с благоговейным выражением на лице; а несколько девчонок, кажется, повторно влюбились в Авдея. Я раздулась от гордости, как пузырь, и гадала, откуда у этого троечника могли возникнуть такие глобальные знания. Нетерпелось расспросить!

Звонок был проигнорирован всеми, кроме Авдея. «Юный гений» закончил свою лекцию ударной фразой:

– Надеюсь, Степанида Марковна, вы больше не будете обеспокоены цветом моих волос, ибо то, что в голове, гораздо важнее, чем то, что на голове.

Разрумянившаяся Степанида улыбнулась и влепила в его дневник большую кривую «пятёрку»:

– Убедил. Верю. – оказывается, справедливая.

После урока Авдей, хитро улыбаясь, показал мне толстую жёлтую книжку. «Гармония Хаоса, или Фрактальная реальность», – прочитала я.

– Ты на самом деле увлёкся философией?

– Научной философией! – поднял он палец. – У отца из тумбочки спёр. Шикарная книжка. Для тех, кто понимает, конечно…

– Дай зачитать! – я полистала книжку и мне стало интересно.

Меня всегда волновал вопрос: что такое Душа? Для чего мы рождаемся? Есть ли другие миры, помимо нашего? И ещё многое-многое, на что я пыталась найти ответ. Но хитрый Авдей потянул книжку назад:

– Погоди до завтра, ладно? Я сам не дочитал…

3.

Понятно, что сегодня в школу я неслась, как на крыльях, чуть под машину не попала. Водитель опустил стекло и энергично высказался на тему «волос длинный – ум короткий»…

Авдей – уже без крашеной чёлки, стриженый почти «под ноль» – стоял на крыльце школы в компании Паши Данько и новичка Вадима Ростовцева. Курили и задумчиво разглядывали толпы идущих на уроки учеников. Я им помахала и чуть не растянулась посреди школьного двора – сзади на меня Лидуха Соколова налетела, споткнулась о кусок проволоки, торчащий из земли. Какой-то день начался невезучий.

– Ой, извини, – прошепелявила она. – Я не хотела…

– Ладно, – досадливо отмахнулась я: потянула-таки ногу.

– Лен, приходи ко мне вечером пятнадцатого числа.. У меня день рожденья. Можешь своего захватить…

Буквы «з» и «с» Лидуха не выговаривает чётко, шепелявит. Из-за этого её в начальной школе сильно дразнили. Потом всем надоело, привыкли. А мне кажется, она до сих пор стесняется, только теперь виду не подаёт.

– Приходи, а? – канючила Лидуха. – Посидим…

Худющая – живот к спине прилип; волосики реденькие рыжие едва до плеч доходят. Жалко как-то её. Пятнадцатое будет через неделю.

– Приду, – улыбнулась я. – Поздравлю.

– Вот классно! – обрадовалась она.

Авдей дождался, пока я подойду и галантно распахнул передо мной школьную дверь. Лидуха стрельнула в него глазами и нахально проскользнула первая. Словно бы он для неё открывал! Малюсенькая такая подлость, прямо на уровне детской песочницы, но я не позволила себе обидеться (всё ж день рожденья скоро у человека) и, снисходительно улыбнувшись, вошла вслед за ней. А потом Авдей сунул мне под мышку ту самую книгу про фрактальную реальность.

Плавно протели геометрия, информатика и литература. На физике Степанида заметила, что Авдей «внял» её замечанию – обесцвеченная чёлка исчезла – и прям вся преисполнилась к нему симпатии. Ха, наивная! Авдей просто проспорил что-то другу и поэтому явился с такой чёлкой первого сентября. Честно выполнил условие спора. А потом, как любой «нормальный пацан», он сразу состриг позорное «пидорское» мелирование.

Взрослые так часто принимают очевидное за достоверное…

К пятому уроку успела осилить четверть книжки (если бы не мешали учителя, прочла бы всю) и на большой перемене спустилась в столовую. Там жизнь «кипела» в буквальном смысле – школьники осаждали буфет и раздачу так, словно их кормили в последний раз в жизни. Я пристроилась в хвост очереди, чтобы добыть себе пирожок с чаем и настроилась на долгое ожидание.

И тут вдруг возник Вадим Ростовцев. Он проскользнул к буфетчице и перегнулся всем своим длинным ростом через малышей. Они недовольно запищали, но Вадим с ослепительной улыбкой потеснил их и помахал мне рукой:

– Хелен! – громко воскликнул он. – Особо симпатичных сегодня пропускают без очереди!

Дурак. Оповестил всех так громко, что пол-столовой оглянулось. Может, он и без комплексов. А мне сразу расхотелось есть. Я повернулась и вышла из столовой. Краем глаза заметила, что к Ростовцеву устремился Данько со своей компанией. Сейчас они его вежливо предупредят, что я хожу с Авдеем и попросят его учитывать это впредь. Я знаю, что лучше всего не обращать внимания на «приставал», и тем более не вступать с ними в разговоры. Авдей мне не скажет ни слова, но «приставалам» непоздоровится.

И я молчу – им же на пользу. А меня считают высокомерной.

Ну и пусть.

Авдей не может оберечь меня от одного человека – от моего папули. Когда они встречаются на улице, Авдей вежливо с ним здоровается, а батя воротит нос и угрюмо отвечает через губу на его приветствие. Он терпеть не может меня, а значит, и Авдея тоже… А ещё я очень боюсь, что отец ляпнет что-нибудь по поводу национальности. Его очень злит, что мой парень – чеченец.

Мои размышления прервал звонок, когда я поднималась по лестнице и орда младшеклассников понеслась вверх. И тут я пребольно получила по лодыжке – я даже не поняла, чем, то ли ногой, то ли сумкой с книгами, но резкая боль просто оглушила меня. Я замерла у стенки, сдерживая слёзы, и ждала, когда этот обезьянник пронесётся мимо; потом, прихрамывая, поползла на четвёртый этаж. Коридоры мгновенно опустели, и я позволила себе пошмыгать носом.

Дурацкий день – чуть под машину не попала, в школьном дворе едва не растянулась, теперь получила по ноге, наверняка будет здоровенный синяк. От обиды я решила прогулять урок: вот зайду в класс и скажу, что медичка отпустила меня домой…

Наверху лестницы стоял Ростовцев.

Почему-то мне стало не по себе. Ну что я ему сделала? Столько девчонок готовы свалиться к его ногам, а он ко мне цепляется.

Он легко и элегантно сбежал ко мне навстречу и я вжалась спиной в стену.

– Вадим, отвянь! – постаралась строго сказать я, но он упёрся руками в стену по сторонам у моих плеч:

– Леди, вы меня боитесь? – спросил этак участливо. И улыбнулся. Вадим потрясающе улыбается: серые глаза становятся озорными, а на щеках обозначаются милые ямочки. И ещё эти локоны… Мальчик из журнала мод. Не зря девчонки в обморок падают. Все, кроме меня.

– Боюсь? Тебя? Отойди. – Мне внезапно захотелось на урок ОБЖ, где глуховатый Федотыч будет бухтеть про газовую атаку…

– Значит, своего султана? – кровь бросилась мне в лицо, а Вадим продолжал очаровательно улыбаться. – Он уже дал за вас выкуп? Или калым? Как там у них…

Эти слова меня разозлили. Я резко толкнула его в грудь, так, что он полетел спиной на ступеньки, съехал вниз и застонал, прижав руку к груди. Ушибся, наверное, упал на локоть, так ему и надо…