«Морской чёрт» выходит на берег

– Единственное, что меня тянет к Советам, так это желание увидеть родной Баку. А еще горы, аул, где проживала вся родня по материнской линии. Я часто бывал у них. Насколько мне известно, Хрущев вернул обратно народы, незаконно выселенные Сталиным. И я задаю вопрос: может кто-то из моей родни уцелел? Так хочется увидеть…

Ройтман передумал уходить; оживился, щелкнул, подозвал официанта:

– Еще по кружке!

А на Исмаилова нагрянули воспоминания:

– Иногда закрываю глаза и вижу отца и мать, – каким-то певучим тоном произнес он. – Отец был директором мебельной фабрики. В 1938-м его, как врага народа, арестовали и расстреляли. У матери не выдержало сердце. Меня выгнали из института. Хотели, чтобы я отрекся от отца, но я не пошел на это. Младшего брата Рустама отправили в детдом, где он умер от какой-то болезни. Я связался с одной компанией, промышлявшей квартирными кражами. А что делать, жить-то надо было? Попался. Отсидел два с половиной года. Когда вышел, не знал, куда податься – в нашем доме жили уже другие. Воровать? Ни за что! Оставалось только уехать в Чечню и поселиться в ауле у деда и зарабатывать ловлей змей. Их много в верховьях Терека. Особенно ценился яд…

– …гюрзы?

– Да, гюрзы. А потом была война, плен и все остальное…

Это походило на исповедь. Ройтман внимательно слушал, хотя биографию Исмаилова он знал еще по разведшколе.

– Родные места можно увидеть, будучи гражданином Германии, – наконец, произнес он.

– Это как?

– В турпоездке с немецким паспортом, как представитель какой-нибудь фирмы.

Дальше последовало молчание. Ройтман, понимая психологическое состояние собеседника, не решался повторно предлагать сотрудничество. Когда настало время прощаться, он поднялся, положил на стол визитку:

– Вот что, Гюрза, я знаю, на что ты способен. А ты знаешь, чего я хочу. Если надумаешь, позвони.

И Гюрза позвонил… на следующий же день.

Глава 3. Лодка с одним пассажиром

1965 год, июнь.

Западногерманское исследовательское судно «Мария Магдалена».

Акватория Балтийского моря вне территориальных вод СССР

Погода не благоприятствовала погружению. Приличных размеров волны настойчиво покачивали судно. Несколько человек – самых доверенных не уходили с палубы. Сначала судно хотели замаскировать под рыболовецкий траулер, но быстро отказались. Зачем? Маскировать экипаж под рыбаков – себе дороже. А так гораздо проще: корабль «Мария Магдалена» для исследовательских работ. Каких? Самых разнообразных: океанология, метеорологические исследования, обнаружение затонувших во время войны кораблей и подводных лодок.

Рулевой и пассажир «Зеетойфеля» стояли почти по стойке «смирно». Ройтман подошел к рулевому, тронул его за крепкие плечи:

– Жду благополучного возвращения, Вальтер, и да поможет вам Бог!

– Благодарю, господин Ройтман, – отозвался рулевой и вскоре, ловко поднявшись по корпусу лодки, исчез во входном люке.

Ройтман и Исмаилов отошли в сторону.

– Надеюсь на вас, – почти шепотом произнес Ройтман. – Ваши документы на имя Авилова Альберта Джавадовича и запасные на имя Баркая Нодара Георгиевича в полном порядке.

Волны порой перехлестывали через борт. Их брызги попадали на лицо и одежду.

– То, на что вы идете, очень важно, – добавил Ройтман. – Но учтите: ваша задача только обнаружить тайник, установить, цела ли дверь. Не пытайтесь ее открыть. При попытке самостоятельно открыть дверь может произойти взрыв.

Исмаилов-Гюрза, польщенный тем, что руководитель стал называть его на вы, вытянулся в струнку:

– Понял.

– Теперь связь. Ультразвуковой телефон, что установили на лодке, только в крайнем случае по прибытии. В Кенигсберге попытайтесь в одиночку обнаружить тайник. Если не удастся, привлекайте Лещука – Хриплого. Он хорошо знает местность, но жадный до денег и различных ценностей. Поэтому будьте осторожны. К тому же он из уголовников. Правда, в этом есть и плюс: вы, зная уголовный сленг, быстрее найдете с ним общий язык. С человеком, который вас встретит и обустроит, вы в дальнейшем видеться не должны. Если нужно будет передать экстренное сообщение – а так оно, надеюсь, и будет – связь с ним по телефону. Как? Он вам расскажет. Человек этот о вашем приезде извещен. Сообщения от нас через «Немецкую волну», от вас – как условились. Вопросы?

– Господин Ройтман, получается, встречать меня должен один, а помогать в нахождении тайника другой? Почему? Надежность работы с двумя личностями в два раза ниже, чем с одной.

Ройтман стряхнул брызги с плаща:

– Уместный вопрос. Человек, который должен вас встретить, имеет разрешение на пребывание в приграничной зоне. Бывшему уголовнику Лещуку, по прозвищу Хриплый, такое разрешение никто не даст. Еще вопросы?

Ройтман посмотрел в глаза Исмаилову, словно искал в них подтверждения верности. Затем подавил глубокий вздох и тихо произнес:

– Надеюсь, вам понятно, что вознаграждение будет равно риску.

Исмаилов молча утвердительно кивнул. Ройтман хлопнул слегка его по плечу и повторил, как пять минут назад:

– Да поможет вам Бог!

Заскрежетала лебедка. Обновленный «Зеетойфель» стал медленно подниматься, а потом также медленно опускаться в бурлящие воды Балтики. Ройтман долго еще смотрел в то место, где волны сомкнулись над его детищем. Вспомнил далекий 1945-й… 20 лет прошло… быстро летит время…

А потом накатила усталость. Сейчас они в нейтральных водах – это 30 миль до советского берега. Средняя скорость лодки 10 узлов. Значит, 3 часа вперед, 3 часа назад, еще десятиминутная остановка на берегу… Можно пойти отдохнуть.

Он все верно рассчитал. Через 6 с небольшим часов его разбудил помощник:

– Господин Ройтман, лодка на подходе.

1965 год, Калининград, 16 июня

Он медленно крутил настройку. Из динамика «Спидолы» слышался шум, порой свист, звуки джаза, снова свист… Наконец, он услышал то, что искал: «Внимание, внимание! Говорит радиостанция «Немецкая волна» из Кельна. Вы можете слушать нашу передачу на волнах…» И наконец, самое главное: «Передаем новости. Гамбург. Сегодня в художественной галерее города открылась выставка известного скульптора Эриха Айзеншталя…» Все! Он выключил радиоприемник. Кроме первого слова в новостях, его ничего не интересовало. А первым словом было «Гамбург».

…Утром свой ГАЗ-69, взятый напрокат у одного знакомого с целью охоты, он укрыл в чаще леса, съехав вглубь с проселочной дороги. Дальше пошел пешком. Ружье и плотно набитый рюкзак не мешали ходьбе – он привык. А вот густые ветки деревьев заставляли часто нагибаться и приседать, и это злило его. К месту, к которому он шел, он мог бы пройти по знакомой тропинке, но сознательно пошел лесом, напролом, не желая ни с кем встречаться. Ни с кем, кроме человека, которого он ждал, ради которого мотался по лесу в это раннее утро.

А вот и сторожка, едва заметная, но крыша есть. Он накинул капюшон, потому что заморосил дождь. Самое время под крышу: охотник укрылся от дождя – никто ничего не заподозрит. Он присел на край бревна, которое в сторожке служило чем-то вроде лавки, и стал ждать.

Он ждал больше часа, иногда, несмотря на дождь, выходил покурить. Но вот, наконец, вблизи послышались шаги. Он притушил сигарету, накинул капюшон и напряг зрение. Ветви раскидистой сосны осторожно раздвинулись, и перед ним возник человек в плотно облегающем костюме, напоминавшем костюм аквалангиста. Друг на друга смотрели они недолго.

– Гамбург, – негромко произнес прибывший.

– Кельн, – услышал он в ответ.

Тот, который встречал, протянул рюкзак:

– Переодевайтесь.

Исмаилов, он же Авилов, быстро переоделся в сторожке в гражданское и в резиновых сапогах, плотных брюках и штормовке стал походить на того, кто его встречал. Еще при нем была большая спортивная сумка, в которую он уложил свой гидрокостюм. Встретивший наблюдал за ним. Капюшона он не снимал.

ГАЗ-69 быстро доставил их до города.

– Запоминайте: улица Саперов, дом 10, квартира 28, пятый этаж, – сообщил тот, что сидел за рулем, и, вручив ключи и сверток с деньгами, на прощание добавил: – Встречаться не будем. Если надо что-то передать туда, откуда вы пришли, звоните по такому номеру, – незнакомец вынул небольшой листок бумаги, на котором был обозначен необходимый номер. – Сообщение должно быть очень краткое и передавать его только после третьего звонка: Звонок – молчание – повесил трубку – снова звонок… Я понятно излагаю?

– Понятно…

– Обратная связь через «Немецкую волну». И еще: вот этот человек может быть вам полезен, – тот, что был в плаще с капюшоном, протянул визитку, на которой значились адрес и фамилия, и добавил: – В качестве пароля надо передать привет от Евгения Евгеньевича.

Минуту молчали. Потом человек в плаще с капюшоном спросил:

– У вас есть просьбы?

Исмаилов был к этому готов:

– Мне нужны карты города и области. Подробные, с указанием районов, улиц, дорог, в том числе проселочных.

Карты Кенигсберга и Восточной Пруссии он изучал достаточно подробно вместе с Ройтманом. Но это были немецкие карты образца 1944 года и первые советские за 1955 год. Прошло 10 лет, и это надо учитывать, многое могло измениться, тем более, что Кенигсберг – Калининград закрытый город.

Встречавший словно был готов к такой просьбе:

– Они будут в пакете, который вы найдете в почтовом ящике под номером 28 на первом этаже. Ключ от ячейки вместе с ключами от квартиры. Передам не позже завтрашнего вечера. Еще просьбы? Нет? Тогда вперед!

…Захлопнув дверь квартиры № 28, Исмаилов сделал вздох облегчения. Все позади: первое в жизни морское путешествие под водой, высадка на незнакомый берег, блуждание в лесу под дождем… Усталость была неимоверная. А что делать – возраст уже не тот.

«Два дня на ознакомление с городом, – он хорошо помнил инструктаж Ройтмана. – Что ж, посмотрим, как Советы хозяйничают на немецкой земле». Документы на имя Авилова Альберта Джавадовича, корреспондента бакинской газеты «Заря Востока» в полном порядке. Возникнут вопросы? Что ж, он готов ответить, в том числе и про родной Баку, в сентябре прошлого года он посетил его в качестве туриста и даже приобрел несколько экземпляров газеты «Заря Востока», чтобы знать, о чем там пишут. Да и до войны он хорошо знал Баку, все его уголки. Что делает в далеком от Баку Калининграде? Собирает для газеты материал о боях 20-летней давности. Где-то в этих местах, согласно придуманной легенде, погиб его отец Авилов Джавад Гургенович. Есть еще один паспорт на имя Баркая Нодара Георгиевича, уроженца города Краснодара. Но это на запас, на всякий случай.

Исмаилов достал листок бумаги, на котором был записан телефон. Отложил в сторону. То же самое сделал и с визиткой, где было указано: Лещук Аркадий Семенович, директор магазина и адрес. Хорошо запомнив, Исмаилов сразу же сжег в пепельнице и то, и другое.

Разыгрался аппетит. Исмаилов открыл холодильник и обнаружил масло, сыр, колбасу, две упаковки пельменей, заботливо оставленные для него. В шкафу на верхней полке под стеклом был хлеб, сахар и пачка индийского чая. А на нижней красовалась «Спидола» в красно-белом корпусе. Он нажал на кнопку и услышал голоса. Приемник работал.

На следующий день утром Исмаилов вышел из своей временной квартиры, чтобы немного прогуляться и купить свежие газеты. А днем обнаружил в почтовом ящике конверт с картами. Около часа он изучал их, сверяя в памяти с немецкими, образца 1944 года. Потом задумался: одному попытаться обнаружить дверь в тайник или привлечь Лещука, которого он не знает и даже в глаза не видел? Ройтман рекомендовал Лещука как человека, знающего местность, разбирающегося в ценностях и антиквариате, но, к сожалению, имеющего отношение к уголовной среде. Последнее вызывало опасения, несмотря на то, что Исмаилов когда-то тоже был судим.

Исмаилов снова глянул на карту окрестностей города. Километров десять, не доезжая поселка Пионерский, есть поворот на проселочную дорогу, потом по ней еще три километра до берега моря и так называемой дачи Бисмарка. А если проверка? Город-то режимный… Документы у него в порядке – он из Баку, корреспондент газеты «Заря Востока». На запас есть еще один паспорт.

И он решился. На следующее утро, гуляя по центру, он остановил такси. Немолодой водитель с серьезным взглядом спросил:

– Куда поедем?

Исмаилов улыбнулся:

– Для начала по городу. Посмотрим, как советские люди осваивают немецкую территорию.

– Так вы приезжий?

– Да, я из Баку. Интересуюсь стариной. Но, наверное, после войны от крепостей и замков ничего не осталось?

– Судите сами. Показать могу.

Пару часов они кружили по городу. Исмаилов расспрашивал обо всем. При этом оценивающе присматривался к таксисту. Наконец, расплатился и, собираясь вылезти из машины, осторожно спросил:

– А от Немецких дач до города далеко?

На немолодом лице таксиста появились морщины удивления:

– Зачем вам? От них уже ничего не осталось.

– Как, вообще ничего? Жаль… Там в 45-м воевал мой отец. Я собираю материал для газеты.

– Может, я не совсем правильно выразился. Кое-что осталось. Одни постройки сравнены с землей; другие как были, так и лежат в руинах; на месте третьих какие-то учреждения. К Немецким дачам даже копатели интереса не проявляют. Если что-то ищут, то только в черте города.

Понимая, что, сказав «а», надо говорить «б», Исмаилов произнес:

– А у меня есть сведения, что одна из дач на берегу моря сохранилась. Может, съездим? Плачу два счетчика.

– Куда?

– Не доезжая Пионерского… где-то там дача Бисмарка…

Таксист снова был немало удивлен:

– Дача Бисмарка? Уж там-то точно ничего нет, одни развалины.

– А вдруг, да?..

– Ну, если хотите, поедем.

До нужного поворота на проселочную дорогу они добрались за двадцать минут. Но проселочная дорога, в отличие от главной, оказалась в очень плохом состоянии, видимо, после войны ее не ремонтировали. Таксист ехать по ней отказался. Исмаилов не настаивал, заплатил ему и попросил подождать.

Хорошо помня карту, дачу Бисмарка он нашел без труда. Но таксист был прав – дачей ее назвать можно было только условно; от нее осталась груда развалин. Исмаилова же это мало интересовало. Сараи, конюшня, доски, бревна, почерневшие не то от времени, не то от пожара войны. Дальше – дорога, что от двора ведет к морю. Короткая, но широкая, теперь уже заросшая травой. А вот и то, что он искал! Метрах в двадцати от берега он увидел строение, похожее на гараж. Часть стен и половина крыши целые, а вот ворота разбиты, снесены. Валяются на груде кирпича. Гараж? Что-то не похоже – у самого берега… Может, это ангар для лодок и катеров? Но никаких следов, говорящих об этом, нет. Если все или почти все вокруг разбито, то останки лодок должны быть. А их нет.

Перешагивая через обломки, Исмаилов пробрался к смотровой яме. Края ее были отделаны бетонными блоками. «Наверное, приличный вес был у той штуковины, для которой все это построено», – подумал Исмаилов. И вдруг! У Исмаилова перехватило дыхание: а не для этой ли чудо-техники, на которой он прибыл по морю, был построен этот ангар? Точно! Раз бетонные плиты и значительные размеры по высоте, значит, все сходится.

Вспомнились указания Ройтмана: где-то в конце смотровой ямы, в глубине, должен быть закрытый досками и кирпичной кладкой вход в тайник через железную дверь. Исмаилов потянул одну из досок, она поддалась, образуя небольшую щель. Он нагнулся – сквозь щель просматривалась кирпичная кладка. Исмаилов выпрямился, облегченно вздохнул. Полдела сделано. Кладка кирпичная на месте. Но задание Ройтмана было четким: убедиться, что цела металлическая дверь. А ее закрывает кладка. Как же до двери добраться? Как разобрать кладку? Голыми руками? Не получится. Придется привлекать кого-то еще. Кого? Только Лещука, которого он в глаза не видел. Но что делать, другой кандидатуры нет. А может, этого таксиста? «Федотов Иван Павлович, таксопарк № 1» – указано в табличке на панели машины. Найти легко, но уж больно он какой-то правильный, если можно так выразиться: чаевые не берет, не ругается, называет на вы. Проезжая мимо поста ГАИ, помахал кому-то… Нет, доверять опасно…

Аркадий Лещук с молодых лет жил по принципу «купил – продал». Объектом его неудержимого влечения был антиквариат. Три раза Лещук привлекался за контрабанду и спекуляцию, но срок (2 года и 8 месяцев) получил только однажды, перед самой войной. Это все ничего, все переносимо, хуже другое. Уроженец Одессы, он во время оккупации занимался тем же, чем и всегда. И попался, когда пытался сбыть фальшивую брошь одному румынскому офицеру. Понимая, что допросы в сигуранце ему здоровья не прибавят, быстро согласился стать осведомителем. А это уже политика, так и 58-ю статью после войны заработать можно. Поэтому в 1946-м при первой же возможности, благодаря одному корешу рванул подальше от милой сердцу Одессы и оказался на берегах Балтики. Думал, не найдут – времени ушло немало. Нашли.

В июне 1963-го, когда вся страна восторженно отмечала полет Терешковой, в комиссионный магазин, где Лещук был одновременно директором и продавцом, зашел мужчина в летнем костюме и шляпе и напомнил, что его, Лещука, подпись на договоре о сотрудничестве осталась целой и невредимой. Аркадий Лещук слабо разбирался в политике, но газеты почитывал. И то, что Румыния, полиции которой он давал согласие на сотрудничество, теперь страна, дружественная Советскому Союзу, знал. Поэтому первоначально у него было желание послать незнакомца куда подальше. Но тут же одолели сомнения: а что, если архивы сигуранцы попали к американцам или западным немцам? Он выслушал незнакомца. Тот назвался Евгением Евгеньевичем и сказал, что его, Лещука, задачей будет помочь человеку, который вскоре придет и передаст привет от него – от Евгения Евгеньевича. Придется также отслеживать все действия этого человека и немедленно докладывать о них по телефону, причем очень кратко. Свое распоряжение Евгений Евгеньевич подкрепил конвертом с деньгами.

Первой реакцией Лещука было бежать и как можно скорее. Но он понимал, если нашли в таком закрытом городе, как Калининград, найдут и в любом другом.

…Два года о Евгении Евгеньевиче никто не напоминал. И вот вчера раздался телефонный звонок.

– Здравствуйте, Лещук. Это Евгений Евгеньевич. От меня к вам никто не приходил?

– Нет, не приходил, – дрожаще-хриплым голосом пролепетал Лещук.

– Ждите и сообщайте, – на том конце провода повесили трубку.

…Когда в этот утренний час в комиссионный магазин вошел незнакомый человек и передал привет от Евгения Евгеньевича, Лещук невольно вздрогнул, хотя и ожидал его прихода. Он сразу же повесил на дверях табличку «Магазин закрыт», и они полчаса беседовали в комнатухе, которую лишь условно можно было назвать кабинетом директора. Затхлый воздух, запах не то краски, не то чего-то еще… Исмаилову захотелось поскорее уйти.

Выслушав рассказ о тайнике и двери, Лещук спросил:

– Вы уверены, что там есть что-то ценное?

– Уверен. Там экспонаты Центрального музея Кенигсберга.

– Откуда такая уверенность?

– Из надежных источников.

– Что с меня надо?

– Все для разборки кирпичной стены: кувалда или что-то похожее, а еще кирка, лопата, лом. И конечно, машина, желательно такая, которая пройдет по разбитой дороге.

– Мы пойдем вдвоем?

– Вдвоем.

– Куда?

– Скажу накануне.

– Моя доля?

– Двадцать процентов.

– Сорок…

– Тридцать…

– Пойдет.

Исмаилов поднялся, быстрым, но изучающим взглядом окинул новоявленного партнера, словно еще раз хотел удостовериться в его надежности. Потом спросил:

– Сколько времени вам нужно на подготовку?

Лещук раздумывал недолго:

– Два дня.

– Хорошо. Ровно через два дня в это же время я зайду.

Минут через десять после ухода Исмаилова Лещук набрал нужный телефонный номер. Длинные гудки… Положил трубку. Снова набрал… После третьего раза, когда на том конце провода человек отозвался, Лещук произнес:

– Он приходил.

– Буду через час, – послышалось в ответ.

Ровно через час в комиссионный магазин вошел мужчина в светлом летнем костюме и шляпе – в том же наряде, что и два года назад. Напоминание о Евгении Евгеньевиче было лишним, тем более что в магазине находились еще двое посетителей. Когда посетители ушли, Лещук повесил на дверях табличку «Магазин закрыт», и они удалились в директорскую каморку-кабинет.

Говорили недолго. Лещук во всех тонкостях доложил о разговоре с посетившим его незнакомцем.

– И что там за дверью? – первым делом спросил человек, именовавший себя Евгением Евгеньевичем. – Что он ищет?

– Говорит, что экспонаты Центрального музея Кенигсберга.

– Откуда такая уверенность?

– Не сказал.

– Себя назвал?

– Нет.

– Где расположен тайник?

– Тоже не сказал. Но скоро узнаю, когда пойдем вскрывать.

Называвший себя Евгением Евгеньевичем поднялся:

– Информируйте меня о каждом его шаге, – сказал он и, достав из внутреннего кармана пиджака конверт, положил его на стол. – Благодарю за работу!

Исмаилов шел не спеша. Анализировал встречу, размышлял. Лещук ему явно не понравился. Продавец, да еще и директор комиссионного, пусть небольшого магазина, должен обладать совсем другими манерами и внешностью. А этот… узкое лицо, хриплый неприятный голос… нет-нет, да и просачиваются в разговоре словечки из блатного жаргона. Последнее Исмаилов усвоил надолго – как-никак, отмотал почти 3 года накануне войны. Очень не хотелось, но придется довериться. Однако не только это заботило Исмаилова. Он пустился в опасное путешествие и даже не знает, ради чего. Что там за этой пресловутой металлической дверью? Драгоценности? Произведения искусства? Вряд ли… Стоит ради них такое чудо техники, как «Зеетойфель» создавать… Списки агентуры? Не успели вывезти? Это уже ближе, хотя сомнительно, что 20 лет назад картотеку агентов не успели забрать.

Так он размышлял, сидя в автобусе, в который садился, чтобы лучше изучить город. Вот автобус затормозил на очередной остановке и Исмаилов увидел… Нет, он не мог поверить: мимо по тротуару спокойно шел… шел Мастер, его сослуживец по разведшколе. Мастер за 20 лет не особо изменился.

Под влиянием увиденного Исмаилов спешно вышел из автобуса. Проследить за Мастером не составляло труда, тем более что тот совсем не опасался слежки.

Так вот где он скрывается, этот бывший связник, который в июле 1944-го исчез в Белоруссии! Раз жив, значит, высшей меры не заработал. Отсидел? Возможно. Интересно, под какой фамилией живет? А если не был осужден, а скрывался, то это просто находка! Они вдвоем без Лещука и будут разбирать кирпичную кладку. Но и это не все. Господин Ройтман скажет только спасибо, когда узнает, что в закрытом Калининграде одним агентом может стать больше.

Вскоре Мастер скрылся в дверях небольшого заведения под названием «Радио и телемастерская». Исмаилов без особого труда установил, что ее директором является Дронов Василий Андреевич. И проследить его путь до дома после работы тоже было не сложно. Сегодня суббота, а завтра в воскресенье вечером надо будет обязательно к нему наведаться.

Глава 4. Дело радиомастерской

1965 год, Калининград, 21 июня

Полковник Костров начинал рабочий день с чтения газет. Сначала, естественно, шли «Правда», «Известия» и «Красная звезда», затем местные газеты и в довершение – заслуживающие внимания статьи из зарубежной прессы, которые готовили для своего шефа переводчики. Поскольку Костров приходил на службу на час раньше положенного, то и отвлекать его от чтения можно было только в крайнем случае. В это июньское утро такой случай представился.

– Разрешите?

На пороге стоял капитан Дружинин; лицо его выглядело озабоченным.

– Заходи, Сергей Никитич, – недовольно произнес Костров, не отрываясь от чтения. – Что у тебя?

– Только что звонили дежурному. Один человек желает говорить с вами с глазу на глаз.

Костров отложил в сторону газету:

– Сколько населения в нашем Калининграде?

– Порядка 350 тысяч.

– А в целом по области?

– Раза в два больше.

– Если каждый из жителей будет разговаривать лично с начальником Управления КГБ, мне придется в кабинете ночевать.

Дружинин сделал шаг вперед:

– Простите, товарищ полковник, но я не все сказал. Человек, который пожелал с вами увидеться, хочет прийти с повинной.

– Вот как? – Костров резко поднялся, и это вызвало у него боль в боку от недавно перенесенной операции. – С повинной, говоришь… Но почему он не может сам прийти?

– Боится, говорит, что за ним возможна слежка.

– Ты сам-то разговаривал с ним?

– Так точно. Я как раз проходил мимо дежурного, когда раздался звонок.

– И что теперь?