Пасынки Марфы

– А если не знают, потому что никогда не пользовались? У каждого ещё старые запасы угля и дров есть. Лес рядом, они за лето потихоньку ветки, хворост натаскали. А у нас нет ничего. – Настя приподнялась, прислушалась: – Электра уходит. Давай чай попьём, там что-то из сладкого ещё осталось, и на боковую.

– Завтра выходной. Лавка прилетит. Обещали какую-то левитрейн-баню, посмотрим, что за зверь такой. Потом посиделки в клубе. Там и спросим про печки, брикеты и всё остальное, – озвучивая планы на следующий день, Гриша бойко вскочил с постели, потопал к чайнику, радуясь, предусмотрительности Насти, захватившей такой необходимый предмет обихода при переезде в Брошеновку. Ещё мысленно поблагодарил несчастных зеков, восстановивших подачу электричества в этой богом забытой деревне.

Хрустели засахаренными сверчками, запивали горячим чайком – заварку выменяли у деда Антона на сигареты. Видно было, что Настя сказала не всё, что хотела. Она помялась и нерешительно спросила:

– Что ты думаешь о детях?

Илья поперхнулся.

– Ты обратил внимание, что в деревне ни у кого нет детей? Сюда специально бездетных присылают.

– Ну, не знаю… наверное, с детьми отправляют в другие поселения, где есть детсад, школа, и что там ещё для детей нужно.

Настя от возмущения хлопнула ладошкой по столу:

– Поражаюсь твоей наивности! Ты приехал позже меня на месяц. Я ещё до прибытия сюда успела узнать о планах Марфы на детей, а ты будто с луны свалился.

– Какие планы? – Илья действительно ничего не знал. В мире происходило столько пугающих событий, поэтому он после увольнения, в ожидании направления от службы занятости, просто старался не читать и не слушать пока ещё доступные новости. Безработные автоматически лишались доступа к большинству сервисов обмена сообщениями, электронной почте. Работал лишь канал Госуслуг. Даже если бы и была возможность с кем-то общаться, то Марфа взяла под контроль все средства связи – ничего лишнего не скажешь и не напишешь. Он целыми днями тупо зависал в новых играх. Сдержанное общение в их чатах давало понять насколько народ напряжён и запуган. Одурев, сваливался в кровать, надеясь проснуться утром и понять, что Марфа и всё, связанное с нею, всего лишь больной сон, который, к счастью, закончился. – Ладно, ладно, не кипятись. Хочешь? – В знак примирения протянул последнего сверчка. Настя нервно захрустела лакомством. – Так что там про детей? Расскажи.

– Ты слышал что-нибудь о генной инженерии?

Илья кивнул:

– Это уже старая фича. Растения модифицировали, чтобы урожаи больше были. Устойчивость к вредителям, болезням и прочее. Народ всё возмущался – говорили, что эти изменения вредны для здоровья. Разработки ещё какие-то делали, чтобы избавить человечество от рака, вич, наследственных болезней. Что-то там ещё про эмбрионы… Мне, если честно, всё это не очень интересно было. Придумали и придумали. Молодцы.

– Во-от! – Настя подняла указательный палец. – Эмбрионы! После чипирования населения все беременные в обязательном порядке должны проходить процедуру генной модификации плода. Да-да, – Настя закивала, подтверждая свои слова, увидев округлившиеся глаза Ильи. –  Это касается тех, кто забеременел до введения нового закона. Всем остальным просто так беременеть уже нельзя. Только после проверки! И зачатие обязательно искусственное. Будущее человечество, по мнению Марфы, будет иметь стопроцентный иммунитет от всех болезней, высокий уровень регенерации тканей, повышенный интеллект. Средняя продолжительность жизни не меньше ста лет. Ну и естественное рождение со временем заменят на выращивание эмбрионов в искусственных матках-капсулах. Первые уже созданы и проходят испытания.

– Так это же хорошо! – искренне обрадовался Илья. – Все будут абсолютно здоровыми долгожителями-интеллектуалами. И что детей станут в капсулах выращивать, тоже отлично. Мне кажется, что ходить беременной – то ещё удовольствие. У нас в издательстве в большинстве женщины работали, так я всё время эти разговоры слышал про лишний вес, растяжки, пигментные пятна. Оказывается, Марфа не так плоха, как я о ней думал.

У Насти от негодования задрожал подбородок:

– Не так плоха?! Ты понимаешь, что мы, все мы обречены на вымирание? Те, кто родились до введения этого закона, будут последними из НАШЕГО человечества. Сколько они проживут? Лет пятьдесят, а может, тридцать. Она, вот увидишь, постепенно всех отрежет от нормальной жизни. Так что их век будет недолгим. А все эти, модифицированные – это уже другие люди. Даже не люди, а Марфины дети. А мы все для неё сейчас… – Настя пощёлкала пальцами, подыскивая подходящее слово. – Пасынки! Да, пасынки… Пасынки Марфы – ненужные, проблемные, которых она терпит и ждёт, когда мы все передо̀хнем.

После молча лежали, смотрели в темноту сухими глазами. Ошеломлённый Илья не хотел ни о чём думать. Не заметил, как уснул…

…Он ехал в телеге на сенокос. Колёса подпрыгивали на неровной дороге. Пылило. Рядом сидела Настя в белом платке. Нет, это Аксинья из старого фильма. Илья приобнял подругу за мягкие плечи. Она зарделась, мягко оттолкнув, прошептала:

– Окстись, чертяка. Пусти! Вон, дроны увидят, чё подумают…

– Кто увидит? – изумился Илья и поднял глаза. Над ними кружила стая дронов-наблюдателей…

Глава 5

Утром, когда ещё не высохла ночная роса, рядом с домом бабы Глаши, в открытом поле приземлились два левитрейна. Собравшаяся заранее толпа загудела. Возможность выспаться в единственный выходной уступила возбуждённому ожиданию лавки и обещанной бани.

Куратор с большой сумкой, перекинутой через плечо, поднялся по ступеням левитрейна непривычной эллипсоидной формы – обычно эти летательные машины больше походили на толстые сигары. Поглядывая на инструкцию в планшете, открыл вход, скрылся внутри.

Стоявшие внизу жители Брошеновки замерли. Долгие десять минут стояли, буравя взглядами овальную дверь. Старики, принесшие на обмен овощи с огорода, напряглись – бабушки перекрестились, дед Антон нахмурил брови. Про лавку будто забыли. Наконец овал тихо отъехал в сторону, и появился посветлевший лицом довольный Костя. Спустившись, дал осмотреть любопытным блестящие от чистоты волосы, бороду. Потрясая сумкой, обвёл взглядом подопечных:

– Вещи для стирки принесли?

Как в детском саду, все дружно ответили:

– Принесли конечно!

Куратор кивнул:

– Я уже объяснял, как работает баня, но ещё раз напомню. Поднимаетесь к двери, прикладываете чип к идентификатору на ручке. Заходите внутрь, вещи для стирки закладываете в отсек, где написано «Стирка». Нажимаете на кнопку «Пуск». Сами идёте в кабинку для санобработки. Запомните, там нет привычного душа или просто крана с водой. Тоже жмёте на кнопку, она в кабинке одна. Вас обдаст паром с наноботами, потом обдует феном. Выйдете из кабинки, в отсеке для стирки нажмёте на кнопку «Готово» и выгрузите уже чистое и сухое бельё. Вот, – Костя показал на сумку, – за то время, что я, так сказать, «мылся», всё, что заложил в стирку, постиралось и высушилось. Тоже вместо воды и порошка наноботы постарались. Можете посмотреть. Ну, кто пойдёт вторым?

Люди переглядывались. Костя, конечно, продемонстрировал на себе чудеса Марфиной бани, но всё же… Настя бросила вопросительный взгляд на Илью, мол, чего стоишь? Иди, потом мне расскажешь подробнее, и я решусь. Илья, сжав зубы, заставил себя шагнуть вперёд. Пока поднимался по ступеням, кто-то выкрикнул:

– Сегодня, между прочим, первое сентября. Раньше это был день знаний, теперь день нанобани.

«Я приехал сюда всего три недели назад – удивился, потерявший счёт времени Илья, – три недели с Настей, а будто всю жизнь её знаю. Всё-таки классный Костя мужик». – Илья улыбнулся, вспомнив, как куратор привёл его к Насте, аргументируя тем, что свободных домов нет, и он вынужден начать устраивать новых жителей деревни по двое на одно дворовое хозяйство. Мог ведь с каким-нибудь парнем поселить.

– А помните, в кино про биолаборатории тоже паром с дезинфекцией учёных обрабатывали? Ну, они там ещё такие, комбинезоны белые с масками снимали и потом обеззараживались, – ударился в воспоминания кудрявый паренёк в очках – самый молодой из поселенцев.

– Помним, – ответил за всех Костя. – Теперь мы живём в этом кино.

Кто-то хмыкнул, кто-то тяжело вздохнул, но напряжение спало. Многие отошли к лавке – торговому автомату, встроенному в салон летающей машины. Началось самое приятное действо в унылой деревенской жизни – покупки. Старики тут же меняли овощи: бабушки – на сладости, дед Антон – на сигареты. Средства гигиены их мало интересовали – у каждого был достаточный запас хозяйственного и банного мыла, а зубная паста вставным челюстям не очень-то и нужна.

– А вот мне интересно, куда эти боты-помывщики и постирщики деваются потом? – тихо спросил дед Антон у куратора.

– Знаешь, дед, я тоже об этом думал, – потерев подбородок, ответил Костя, – и решил, что лучше не знать. По принципу: «меньше знаешь, лучше спишь». Оно как-то спокойнее.

– Тоже верно, – согласился дед. – Ну что, меняем десяток картофелин на одного Петра? А то у меня с махоркой совсем туго стало.

Костя приложил чип к идентификатору, набрал код товара, протянул старику пачку сигарет «Пётр I», выпавшую в поддон лавки. Картошку рассовал по карманам. В его доме от прежних хозяев остались электрическая плитка, несколько кастрюль, и он иногда баловал себя картошкой в мундире.

Общее внимание привлёк почти забытый звук автомобильного мотора. Вытянув шеи, люди из двух очередей – в баню и в лавку, смотрели на увеличивающееся красное пятно в клубах просёлочной пыли. Вскоре к левитрейнам подкатил урчащий, изрядно помятый, с пятнами ржавчины жигулёнок алого цвета. Из машины вышел взъерошенный, вымазанный в саже, пожилой мужчина. Дед Антон ахнул:

– Это ж Лёха! – и побежал к приехавшему, выкрикивая на ходу: – Лёха, ты как здесь? Что случилось-то?

– Это Алексей, брат Антона, – пояснила Косте баба Глаша. – Они много лет не общались. Повздорили из-за какой-то ерунды. Алексей живёт в Рыбине. Это километров пятьдесят отсюда. Там у них река, когда-то завод по переработке рыбы работал. Теперь вроде восстанавливают его. Случилось что-то серьёзное, если Лёха решил приехать.

Костя с бабушками подошёл к братьям.

– Здравствуй, Глаша, здравствуй, Лена, – поздоровался Алексей с коренными жительницами Брошеновки. Пожал руку Косте, поняв, что он главный, представился: – Алексей Иванович, брат Антона. Там в машине мой сосед, он… умер, пока мы сюда ехали. Хорошим человеком был. Похоронить бы его… по-людски.

Куратор и старики подошли к машине, сквозь стекло рассмотрели завалившееся на заднем сидении тело.

– Господи! – охнула баба Лена и, не выдержав неопределённости, всплеснула руками. – Да что случилось-то, расскажи толком.

Их постепенно окружили любопытствующие поселенцы. Бледнели, увидев мертвеца, жадно прислушивались к разговору.

– Дайте ему прийти в себя с дороги, – вступился за брата дед Антон. – Машину подкатим к моему дому, умоется и всё спокойно расскажет.

Костя откашлялся и отрицательно качнул головой:

– В глубь деревни на такой машине заезжать нельзя. Вы же знаете о запрете на бензин, а она вон, подтекает. Это ещё повезло, что сегодня выходной и дронов-наблюдателей нет, иначе, не сносить мне головы – они же каждый раз сканируют местность на уровень экологичности.

Решили перенести покойника во двор деда Антона, а машину отогнать подальше на заброшенное, ещё не освоенное новыми поселенцами, поле. К сереющим остаткам многолетних скирд. Забросать её сеном. Мало ли, пригодится ещё.

Деды, Костя и успевший выйти из бани Илья, переложили тело на старое одеяло бабы Глаши, ухватили с четырёх сторон, понесли скорбные носилки по деревенской улице. Время от времени косились на тёмные прожилки, густо покрывавшие видимые из-под одежды участки тела и лицо покойника. Будто в кровеносных сосудах застыла чёрная краска.

Костя, не сбавляя хода, крикнул поселенцам:

– Заканчивайте дела с баней и лавкой, а то левитрейны к полудню улетят, потом целую неделю ждать надо будет. Часам к двум подходите в клуб.

***

– Это не заразно? Он чем-то болел? – баба Глаша осторожно осматривала покойника во дворе деда Антона. – Темнеет прямо на глазах.

– Нет, это от пуль карателей. Уф, что-то муторно мне. Антон, сделай чаёк, да покрепче. Считай, всю ночь не спал. – Алексей Иванович, потирая левую сторону груди, объяснил: – Вчера под вечер, когда наблюдатели улетели, в посёлок приехали бандиты.

Его прервал скрип ворот – во двор зашла Настя, а за нею начали просачиваться остальные. Костя открыл рот, чтобы возмутиться, но она опередила его:

– Мы решили, что фиг с этими банями и лавками, помоемся и постираем, как обычно, дома в тазиках. Может, чем помочь?

– Да, могилу выкопать или что-нибудь ещё… – предложили из начавшей собираться толпы.

Настя взглянула на одеяло с мертвецом и охнула. Тело, окончательно став угольно-чёрным, осыпалось порошком, одежда опала. Дед Антон выронил кружку с приготовленным чаем. Женщины завизжали, мужчины крепко выругались.

– Это н̀анки, – не растерялся самый молодой из поселенцев, – дроны-каратели стреляют такими пулями-наноботами. Это даже не пули, микроскопические иголки. Экологичная утилизация от Марфы.

– Тьфу-ты, опять эти боты, эта Марфа, будь она неладна! – придя в себя, возмутилась баба Лена и решительно подошла к тому, что когда-то было человеком. – Хватит болтать, ветер поднимется, сдует, что осталось.

Одеяло аккуратно завернули конвертом. Пока копали неглубокую яму под одной из яблонь, сколачивали крест из реек, Алексей Иванович рассказал о событиях в посёлке Рыбин.

Глава 6

Все хорошо помнили, как несколько лет назад начиналась эры Марфы. Это было благословение! Искусственный интеллект вобрал научные разработки уже действующие и в стадии проектирования, объединил и воплотил в жизнь на новом, доступном всем уровне. Неизлечимые больные получили шанс выжить, голодающие – еду. Главным инструментом Марфы стали наноботы. Роботы-молекулы, в зависимости от поставленной задачи, лечили, растили, очищали, строили, если нужно – разрушали, утилизировали. Человечество расслабилось, и Марфа захватила власть.

Она поступила как большевики во время Октябрьской революции. Первое, что сделали солдаты и матросы в далёком тревожном октябре, – завладели вокзалами, телефонной станций и телеграфом. Марфа взяла под свой контроль спутники, наземные коммуникации, сервера. Отныне банки и правительства всех стран подчинялись только ей.

Лозунг «Нет войне!» воплотился в реальности – были расформированы все армии. Оборонная промышленность перестроилась на выпуск дронов-роботов, разработанных Марфой. Отныне любой, владеющий оружием, считался вне закона. Или сдай, или будешь утилизирован карателями. Хотели мир во всём мире? Получите!

Деньги – зло? Марфа ликвидировала мировую банковскую систему, введя свою виртуальную единицу оплаты, которую люди по привычке называли деньгами. Для этого население чипировали. Каждый носитель чипа подключался к банку Марфы. Несогласным с процедурой, недоверчиво воспринимающим нововведения, пожилым людям милостиво разрешили пользоваться морально устаревшими карточками-кошельками.

Кислотные дожди и перегрев атмосферы из-за пукающих коров? Всех под нож, а с ними других сельскохозяйственных животных и птицу. Да, вот так радикально, чтобы не было больше ни свиного, ни птичьего гриппа. Насекомые, беспозвоночные и прочая мелкая ползающая и летающая живность намного экономичнее и полезнее.

Организации по защите природы объединились в одну под руководством бесноватой шведской активистки. Экологическая кликуша торжествовала с трибун международных сборищ зелёных. Выпучив глаза, истерично кричала о необходимости отмены всех неэкологичных видов топлива, загрязняющих воздушную и водную среду. И Марфа вняла. Самолёты перестали летать, корабли – бороздить моря и океаны. Наземный транспорт, кроме того, что работал на электричестве, поехал на переработку к ботам-утилизаторам. Товарооборот остановился, лёгкая промышленность замерла. Жаловались на перепроизводство? Проблема решена!

Появились левитрейны и летающие платформы, работающие на чистой энергии. Марфа усовершенствовала фантастические изобретения Николы Теслы, подарив людям неиссякаемый источник электричества. Нефтегазодобывающая промышленность рухнула. Правительства сбежали в давно обустроенные на случай катаклизма бункеры.

Планета перенаселена? Вот выход – паразитам нет на ней места. Рай Марфы закрылся для стран третьего мира, живущих за счёт гуманитарной помощи.

Много необычного, страшного и, вместе с тем, интересного произошло за этот сумасшедший год. Люди оказались беззащитны перед натиском искусственного интеллекта. Мир перевернулся с ног на голову. Он сдал себя Марфе без всякого сопротивления.

***

Рыбин когда-то был большим посёлком с заводом по переработке рыбы и развитой инфраструктурой. Союз развалился. Как тысячи других таких же посёлков и городков, Рыбин захирел. Молодёжь разъехалась. За ненадобностью постепенно разрушались завод, дом культуры и школа. Тоска смотрела на проходящих мимо рыбинцев сквозь битые стёкла их оконных проёмов.

Но, несмотря на трудности, посёлок, сжавшийся до размеров села, устоял.  Жители, в основном за шестьдесят и старше, держали скотину, ловили рыбу, копались в огородах. Приход Марфы их не впечатлил. Где высокие технологии – и где рыбинцы. Смешно. От чипирования многие отказались наотрез. Старики, узнав, что для тех, кто старше семидесяти, пенсий больше не будет, повздыхали и смирились. Всё равно деньги тратить не на что и негде. Когда из посёлка на утилизацию забирали домашний скот, спрятали кур и несколько козочек, пару поросят. Даже кобылку умудрились утаить. Выводили её попастись вечерами, когда дроны-наблюдатели убирались на свою базу. Трём стареньким автомобилям на улетающей из посёлка платформе помахали вслед – они давно были не на ходу. Лишь один житель, показав неизвестно кому кукиш, угнал свой жигулёнок в тайное место. Там же прикопал бензин в канистрах, которым запасся впрок ещё до объявления о запрете на горючее. Сработала чуйка жителя глубинки – если слышишь об изменениях в мире и стране, то запасайся солью, спичками, мылом и… бензином.

Платформы привезли зеков, вместе с ними прибыла стая дронов-надзирателей. Старухи бросали в летающую погань палки и камни, но куда там – дроны высоко, а натруженные за долгую жизнь руки так слабы…

Местные с жалостью наблюдали за работающими без передышки заключёнными. Старались их подкормить украдкой, кто картошкой, кто рыбой. Надзиратели недовольно жужжали, если видели контакты между их подопечными и местными. Однажды зеки исчезли, будто их и не было. Лишь обновлённое здание завода и перестроенные под общежития школа и дом культуры напоминали о людях с отрешёнными лицами. «Прости, господи, и сохрани нас от такой напасти», – крестились самые набожные старухи, воскрешая в памяти матовый блеск круглых заклёпок – чипов – на обгоревших под солнцем затылках.

Из больших городов начали приезжать переселенцы. Все молодые, несемейные, к физическому труду неприспособленные. Количество дронов-наблюдателей выросло вдвое. Бывший завпроизводством завода, коренной рыбинец, получил должность куратора. Возился с молодёжью, как наседка с цыплятами, обучал, показывал – завод заработал.

Рыбинцы окончательно осознали, что прежней жизни уже не будет. Начали воспринимать творящееся вокруг как само собою разумеющееся. Выбора всё равно не было, так зачем лишний раз терзать себя переживаниями. Никакой практической пользы от этого.

***

Банда появилась вечером, накануне выходного дня. Наблюдатели уже улетели.

В посёлок заехали два уаза-буханки, из них высыпали заросшие, одетые кто во что горазд мужики. Любопытные рыбинцы, как старожилы, так и переселенцы, вышли навстречу прибывшим. Все диву давались – машины, работающие на бензине… откуда… как?

– Доброго вечера, – поздоровался куратор Рыбина, Василий Петрович, – вот уж что не ожидали увидеть, так это. – Он кивнул в сторону машин, – не боитесь, что Марфины наблюдатели увидят?

Вперёд выступил самый высокий, чернявый, похожий на цыгана мужчина. Быстрым цепким взглядом обвёл собравшихся, осклабился:

– Чего нам бояться? Марфа крутая там, в городах, где все друг у друга на головах сидят. А в этих местах от деревни до деревни десятки, а то и сотни километров. Она не может над всем надзирать. –  Он ещё раз оглядел селян, посмотрел в темнеющее небо. – Дроны улетели?

– Да, – беспечно кивнул Василий Петрович, – до послезавтрашнего утра. А вы здесь как, проездом или по делу?

– По делу, по делу, – скривив рот в ухмылке, ответил цыган. – Хотим у вас продуктами разжиться. Что у вас есть?

Селяне загалдели, предвкушая торг. Хоть какое-то развлечение.

Василий Петрович начал перечислять:

– Картошка, лук, капуста, морковь, рыба солёная и свежая. А что у вас на обмен?

Цыган кивнул своим людям. Те подошли к уазам и… достали автоматы. Рыбинцы ахнули, несколько человек попытались убежать. Очередь в воздух остановила беглецов.

– Такая цена устраивает? – цыган захохотал, показав удивительно белые, крупные зубы. – Ну, что встали. Давай ты, – он толкнул в грудь стоявшую ближе всех бабульку, – в каком доме живёшь?

– А вот тебе! – взвизгнула бабулька и, ударив ребром ладони правой руки по сгибу левой, показала известный всем жест пренебрежения. – Не дам ничего. Мне ещё зиму зимовать. Что, пристрелишь меня из-за картошки? Я тебе в бабушки гожусь, а ты в меня пальцем грязным тычешь.

Василий Петрович, выглядывая из-за спины цыгана, сделал страшные глаза, мол, замолчи, не нарывайся, отдай. Но бабку понесло. К слову сказать, она была самой склочной из всех женщин Рыбина. С нею всегда старались не спорить и не вступать в конфликты.

Цыган, побелев лицом, повернулся к машинам и крикнул:

– Яша, сделай!

Тах-тах-тах. Сломанными сухими ветками затрещала короткая очередь. Скандалистка и несколько человек рядом с нею повалились кулями на землю. Селяне взвыли.

– Пожалуйста, не надо больше. Мы всё отдадим! – Василий Петрович упал на колени, стараясь не смотреть в сторону расстрелянных, молитвенно сложил руки. – Я здесь куратор, отвечаю за людей. Давайте начнём с моего дома. Возьмите всё, что найдёте в подполе.

К цыгану подошёл один из бандитов. Кивнул в сторону просящего:

– У кураторов есть планшеты, через которые они с Марфой связываются. Этот хрен, типа самый умный, развести нас решил. Специально к себе зовёт, чтобы отправить сообщение дронам.

– Это правда? – раздул ноздри цыган, сверля взглядом стоящего на коленях куратора.

– Нет, что вы, – начал оправдываться Василий Петрович, – вернее, да, планшет есть, но я и не думал ни о каком сообщении.

– Перестаньте глумиться над пожилым человеком! – неожиданно пронёсся над головами возмущённый юношеский голос. – Забирайте всё и уезжайте.

Следом раздался отчаянный женский выкрик:

– Гоша, не надо, стой!

– Да пусти ты!

Из толпы вышел щуплый парнишка. За него цеплялась, стараясь утянуть обратно, испуганная светловолосая девушка.

Глаза цыгана заблестели:

– Глумиться, говоришь? Так я ещё не начинал. Раз ты такой дурак, что открываешь рот на тех, кто тебя может пристрелить в два счёта, то я тебе покажу, что значит глумиться. Слово-то какое – глу-ми-ться! Интеллигенция сраная, – сплюнув, приказал: – Девку его приведите!

Уже совсем стемнело. Бандиты включили фары. Замершие в ужасе селяне смотрели остекленевшими глазами на освещённый пятачок земли. Цыган держал девушку за волосы, приставив к её горлу нож. Гоша с пистолетом в руке стоял над Василием Петровичем, так и не поднявшимся с колен.

– Ну, чего ждешь? – нетерпеливо спросил цыган, прижав сильнее нож к горлу девушки. Она взвизгнула. Струйка крови потекла из-под лезвия.

– Я не жду, – хрипло ответил пересохшим от страха горлом Гоша. Попытался сглотнуть слюну. Выстрелить в лицо стоящему на коленях человеку было… невозможно…

– Стреляй уже. Нам ещё хабар до утра собрать надо, потом ехать и ехать, пока выходной и наблюдателей нет, – разоткровенничался психопат, – а я тут время теряю, объясняю тебе, дураку, что значит глумиться. Ну, не зли меня ещё больше. Я ведь её прирежу.

Гоша оглянулся на свою девушку, увидел кровь. Пошатнулся.

– Стреляй, Гоша, не бойся, – неожиданно разомкнул бескровные губы куратор.

– Пра-астите меня-а, Васи-илий П-петрович, – тихо заплакал Гоша.

Рука тряслась. Скривив губы и жалко перекосив лицо, он вскинул пистолет и выстрелил. Куратор покачнулся, но не упал. Пуля ударила его по касательной, оторвав часть уха. По плечу Василия Петровича побежал тёмный ручеек.

– Не-е, так не пойдёт, – недовольно протянул цыган. – Давай ещё раз, постарайся.