Неожиданности судьбы

Данил Двухреченский

Неожиданности судьбы

Последняя неделя.

Город «Нординск» перенес много бед и случаев с жителями. Все друг друга знают. Три магазина, полицейский участок, две школы и так далее. Все то, что нужно для комфортного проживания в городе, где рядом протекает речка и возрастает лес.

Мне стукнуло двенадцать, я перешел в шестой класс, и учился неплохо. Самый обычный ученик. По соседству с нами жил мужчина Рыбаков Петр Ильич, он переступил тридцатилетие, двигаясь вперед по жизненному пути. Он многому меня научил. Рассказывал истории из жизни, возил на рыбалку, отца у меня нет, уехал в город и так не вернулся, Петр Ильич заменил мне отца. Я не стыжусь сказать это вслух. Уж лучше так прожить, чем не знать элементарных вещей, которым обучают отцы. Моя мама – Виктория Рульская работает продавцом в магазине «Серебренная груша». Я – Леонид Рульский помогаю ей в свободное время, расставляя товары, меняя ценники, и вся прочая беготня по магазину.

В общем, Петр Ильич стал моим отцом, хоть и неофициально. Помню, сидел на скамейки на крыльце его дома и ждал, пока мужчина вынесет обещанный чай с печеньями. Он начал рассказывать, как выловил сома в нашей речке, и как гордился собой. Боялся, что удочка сломается или леска порвется, а может все сразу случится, но нет. Он упорствовал и увез домой сома весом в тридцать пять килограмм.

Все было прекрасно, пока не случилась одна ситуация, перевернувшая мой мир.

Обычный весенний вечер, я возвращался с подработки в магазине: «Серебряная груша». Рюкзак давил лямками в плечи, еще немного и я избавлюсь от него, придя домой. Уличные фонари горят выборочно, через один столб, но свет теплый и приятный. Подходя к дому, я почти открываю калитку, но слышу крик Петра Ильича.

– Леня! Давай ко мне! – позвал он меня, вскидывая руки, словно хочет дотянуться до белых облаков. Мне уже перевалило за пятнадцать, через два год исполнялось восемнадцать и прощай детство.

Губы разошлись в улыбке, я вскинул руку, крича в ответ:

– Сейчас, только рюкзак занесу!

Я заканчивал десятый класс, готовясь к экзаменам. Хотел стать юристом, изучая обществознание и права человека.

– Буду ждать! – ответил мне сосед, опустив руки и усевшись в кресло качалку.

Забежав во двор, я оставил рюкзак в небольшой беседке и, перепрыгнув через забор, разъединявший нас с соседом, вмиг оказался на участке Петра Ильича.

– Сейчас тебе расскажу, что со мной случилось. – Лицо соседа светилось от гордости и счастья. Я даже предположить не мог, что же такого произошло, что так повлияло на мужчину, которому исполнилось сорок.

Лицо Петра Ильича было худым, под тонким носом еще черные усы и небольшая лысина. Сам же мужчина худой, но высокий, скулы прорезали щеки, как два шрама, но улыбка Петра Ильича всегда вызывала спокойствие. Если он улыбался, то все точно хорошо, значит, день прожит не зря. Если вновь возвращаться ко мне, в частности говорить о внешность, то я темноволосый парнишка с неплохим телосложением, за счет подработки, где приходится таскать всякие тяжести.

– Ты присаживайся, а я вынесу нам бутерброды, – с доброй и успокаивающей улыбкой, сообщил мужчина. – Ты ж не ел, я прав? – Мне оставалось только кивнуть и сесть в раскладной стульчик, который Петр Ильич брал на рыбалку.

Через пять минут мужчина вынес тарелку, на которой лежали бутерброды; хлеб, колбаса и сыр. Следом он принес две кружки чая, поставил все на маленький стол, и откинулся на спинку кресла-качалки. Петр Ильич смотрел в небо, я повторил его примеру, видя, как сероватые облака плывут по оранжевому небу.

– Так что вы хотели мне рассказать? – поинтересовался я.

– Ах да! – воскликнул он. – Ты угощайся, а я тебе расскажу. – Я откусил бутерброд и, прожевав, запил чаем, приятно обжигающий губы. – Я сегодня, когда шел на работу, смотрю на «Караловской» улице, пес загнал кота на дерево, и лает на него, как бы приказывая слезать и продолжить погоню. Пес-то крупный, боксерская порода, ну я подобрал палку побольше, и давай прогонять собаку. И знаешь что? – Я вопросительно кивнул. – Этот гад меня укусил, прямо в предплечье. – Петр Ильич закатал рукав, демонстрируя укус пса. Фиолетовый круг, намазанный чем-то салатовым, выведенный глубинками в форме конусов, показывая, где располагались зубы пса. – Гада я прогнал и кота спас, но отделался лишь укусом.

– А если он бешеный? – спросил я.

– Так я рану промыл и зеленку нанес. – Он указал на салатовые оттенки на месте укуса. – Все пройдет.

В этом Петр Ильич ошибся.

Март перетек в апрель, я продолжал учебу и посещал Петра Ильича. Ближе к середине месяца, он пожаловался на плохое самочувствие. «Меня выворачивает, хоть в желудке ничего с утра не было. Это ужасно! Голова кружится». В середине апреля я сидел дома, делал уроки и услышал приближающуюся сирену. Я оторвался от учебников и, надев легкую куртку, вышел во двор. Автомобиль скорой помощи ехал в мою сторону, голубые огни продирали день, который выдался прохладным. Я наблюдал, стоя в красных шортах, как автомобиль останавливается у забора Петра Ильича. Сотрудники, облаченные в синюю униформу, вылезают из кабины, мчась к соседу во двор. Один вышел из задних дверей и поглядел на меня, наши взгляды встретились, но я ничего не понял, кроме одного – наступила беда с Петром Ильичом. Разорвав взгляды, сотрудник поспешил догнать своих коллег, пока я глядел на дом соседа.

Я сидел на лавочке у своего забора, глядя в небо, совсем забыв об уроках. Мне было страшно, внутри все тряслось, словно я оказался зимой в одних трусах. Зубы стучали друг об друга, воспроизводя свой личный мотив. Я верил, что ничего страшного не произошло. Все будет хорошо, просто у Петра Ильича ухудшилось здоровье на минуту другую. Ложная тревога, которую можно вспоминать с улыбкой на лице, когда все остается позади. Но где-то в подсознании я знал всю правду. Ложной тревога не была, а улыбка появится не скоро.

Его вынесли на носилках, прикрытого одеялом по шею. Глаза закрыты, рот приоткрыт, но он не мертв. Если человек умирает, то его накрывают полностью, дабы скрыть от всего мира, словно запрещают взглянуть стеклянными глазами на небо. Я вскочил, когда соседа поместили в кузов и захлопнули двери.

– Что случилось, и куда его везут? – в спешке хотел разузнать я. Последний сотрудник, с чьим взглядом я столкнулся, посмотрел на меня вновь.

– В двести сорок пятую больницу, – беспристрастно ответил он. – Заражение бешенством.

Он залез в кабину, автомобиль зарычал, ярко синие огни вновь зажглись, и скорая помощь сделала разворот, уезжая прочь, оставляя за собой вой сирены. Я продолжал глядеть на кузов автомобиля, зная, что там сейчас лежит человек, который скоро умрет. Скорая помощь свернула на перекрестке, пропадая из вида. Кое-как дойдя до лавочки, я плюхнулся и не мог прийти в себя долгое время, просидев около часа. Теперь я смотрел на след шин, отпечатавшийся на асфальте, после резкого торможения. След напоминал мне галочку и отпечаток, что все пойдет по-другому пути. Так прошел мой выходной, завтра наступал понедельник.

Отпросившись от уроков, я поехал в больницу двести сорок пять, находящаяся на «Нординской» улице. Я взял старый велосипед, чтобы не утонуть в негативных мыслях при пути пешком. Сидя за рулем, я обязан был следить за дорогой и всей окружающей обстановкой, дабы не врезаться в столб или, того хуже, сбить кого-то.

«Он, ведь может выжить», – с последней надеждой думал я. «Бешенство лечиться, нужно только ставить уколы и кучу прививок, но все лечится! Конечно! Сейчас Петр Ильич проходит медицинский осмотр и процедуры. Ему поставят диагноз, и все будет хорошо», – такой ход мыслей меня устраивал и даже успокаивал, давая мизерную надежду.

«Не будь дураком», – печально перебил я себя. «Бешенство болезнь излечимая, когда человек проходит ряд прививок сразу после укуса, а никак не больше месяца».

«Вдруг этот случай будет исключением? Может, все обойдется, и Петра Ильича вылечат, прочитают лекции, что он поступил глупо и абсурдно, но он останется здоров. Отделается ухудшением здоровья, но через месяцы поправится, и заживет прежней жизнью».

«Это просто невозможно!», – я пытался подавлять негативные мысли, лучом крохотной надежды. «Даже ты, будучи будущим юристом, понимаешь элементарные вещи в медицине. Это знают все. При боли в животе, пьют активированный уголь. При температуре, кладут холодное полотенце. При головной боли, пьют обезболивающее. Каждый знает эти правила, когда наступает боль в той или иной части организма. Рак излечим, если его замечают на стадии зарождения, так же и с бешенством. Пропустил маленький намек и жди беды, а намек был не малым. Он представлял собою укус собаки».

«Прекрати!», – попросил жалобно я.

До больницы я доехал за десять минут. Слез с велосипеда, прислонив его к дереву, и направился к дверям, трехэтажного строения. Меня обдул теплый воздух и запах резины, присвоенный каждой больнице. Я огляделся, пока не нашел стойку регистрации, где сидела женщина тридцати лет. Усталый взгляд и обвисшие щеки. Я подошел к стойке. Медсестра не сразу заинтересовалась мной, она заполняла какие-то бумаги, нашептывая себе под нос предложения.

– Извините, – начал я.

Женщина выставила палец, говоря, чтобы я подождал несколько секунд. Я замолчал, продолжая осматривать больницу. Заметил еще нескольких бабушек, которых знал: Антонина Чекенская, Надежда Семенова и Мария Доскова. Они были яркими представителями, как сплетни не обходят всех стороной. Если что и случилось, то эти троя бабушек обязательно знали.

«Откуда вы только все узнаете?», – спросил я себя.

– Что вы хотели? – напомнила о себе медсестра, смотря своими темными глазами. На бейдже я прочитал имя и фамилию медсестра: «Елизавета Укольскова».

– В какой палате лежит мужчина, по имени Рыбаков Перт Ильич? – с волнением задал вопрос я.

Женщина открыла ящик под столом и пальцем провела по выступающим закладкам, на которых значились буквы. Дойдя до буквы «Р», она достала тоненькую папку и открыла, ведя указательным пальцем, до нужной информации.

– Палата номер семнадцать, на втором этаже. У него выявлен вирус бешенства. У вас будет немного времени, чтобы с ним поговорить. Он слаб.

Я поблагодарил медсестру и направился к лестнице, проходя мимо бабушек, не удостоив их взглядом. Они обсуждали новую сплетню, готов зуб отдать, что так и было. Перед встречей с Петром Ильичом, я заметил, как из его палаты выходит мужчина с темными волосами и небольшой бородкой.

– Он там? – спросил я, пока доктор не ушел. Он окинул меня взглядом темно карих глаз. В руках лежал планшет с бумажками.

– Да, но в слабом состоянии…

– Я могу его навестить?

– Да. Вы его родственник?

– Всего лишь сосед и друг, – с натянутой улыбкой, осведомил я. – Он выживет? – наконец спросил я, мучивший меня вопрос.

Доктор покачал головой, положив руку на мое плечо, слегка сжимая.

– Если бы он обратился раньше. Осталось несколько дней, в лучшем случае неделя. Болезнь прогрессирует, все только начинается, ему будет тяжело. Поговорите с ним, но не затягивайте.

Я не могу подобрать слов, чтоб описать, как прошла встреча. С этого момента, когда вернулся домой, я отыскал тетрадь и начал записывать последнюю неделю Петра Ильича.

Понедельник.

Я вошел в палату, видя, как лежит Петр Ильич на койке. С виду он выглядел здоровым, если не считать бледность. Он смотрел в окно, звук закрытия двери заставил его перевести взгляд на меня. Я замер, не в силах пошевелиться или сделать шаг. Я был готов упасть.

«Знает ли он, новость, которую мне сообщил врач?», – подумал я, двигаясь к соседу. «Да, скорее всего, да».

Я сел на стульчик, находившийся рядом с койкой пациента. Петр Ильич смотрел на меня, как на родного сына, а я терял отца.

– Привет, – поздоровался он, улыбаясь. Я впервые заметил малую седину на висках. – Спасибо, что пришел.

– Я сильно перепугался, – сдерживая эмоции, ответил я.

– Я сделал ошибку, не послушав тебя. Все-таки заразился бешенством, из-за того гада. – Он говорил спокойно, словно пробудился ото сна, а я просто оказался рядом. Я только кивнул. – Ты разве не должен быть в школе?

– Должен, но не пошел. Мне захотелось проведать вас.

– Может, перейдем на «ты»? Ты ведь мне друг.

– Хорошо, – выговорил я, но услышал свои слова, отдавшиеся эхом. – Как вы… ты себя чувствуешь?

– Пока хорошо, но бывают порывы рвоты, которой нет. Так, ложная тревога. А в остальном все прекрасно. Меня поют из ложечки, потому что иначе я начинаю трястись и чувствовать отвержение воды. Я боюсь ее. Одна мысль, уже пугает.

– А с едой как? Такая же реакция?

– Еду я больше не ем. Если что и пройдет в желудок, сразу же выйдет наружу. Но запах еды меня устраивает, чувствую кашу или супчик горячий. Суп мне попробовали вчера дать, так он чуть-чуть освоился, но большая часть все равно вышла. – Он глотнул воздуха. – Ничего, что я посвящаю тебя в подробности?

– Нет, говори, как есть, – сглатывая слюну, сказал я. – Что вам… тебе говорят врачи?

– А что еще они могут сказать? Я умираю, – с улыбкой сказал он.

Он улыбался, говоря о том, что проживет еще с неделю, в лучшем случае. Улыбается смерти, готовый, попрощаться с жизнью вот так просто! Черт возьми! Я был удивлен, с каким спокойствием он говорил о собственной смерти! Никакой тревоги или истерике, простая, добродушная улыбка.

– Мое время пришло, осталось только ждать.

– Но вы… ты еще молод! – противостоял я. – Вам, простите, но я не могу обращаться к вам на «ты». – Он кивнул, понимая меня. – Вам всего сорок два, еще вся жизнь впереди!

Он грустно улыбнулся, прикрыв ладонью мою руку. В уголках глаз я видел слезы, вены выпирали из шеи, словно вот-вот взорвутся. Я понял, какую глупость сморозил. Петру Ильичу и так нехорошо, он умирает, а я добавляю дров в костер, говоря, что он умирает рано!

– Так получилось. – Он пожал плечами, как бы оправдываясь, что сейчас лежит в койке, боясь воды и наслаждаясь последними днями жизни.

– Простите, – выдавил я.

– Ты не виноват, все, что ты сказал – правда, ее нечего стесняться или скрывать. Давай не будем об этом говорить.

Я согласился.

– Думаешь, они существуют? – спросил он, смотря в окно. Я смотрел на образующуюся в волосах лысину.

– Что существует? – с непониманием спросил я.

– Рай и ад, – тихо ответил он, поворачивая голову в мою сторону.

– Я… Не знаю.

Его взгляд переменился, обрел злость и серьезность. Я видел такие глаза у соседа, когда он боролся с одним из местных пьяниц. Алкаш приставал к девушке и Петру Ильичу не понравилось подобное расположение дел. Тогда сосед отделался синяками и небольшим сотрясением. Сейчас же порыв ярости был вызван практически ничем.

– Ну и почему же?! – зарычал он. – Какого черта ты нихера не знаешь!? Почему так сложно дать мне простой ответ?! Я многого прошу, когда стою на грани смерти?

– Нет, – спокойно ответил я. – Я навещу вас завтра, после уроков.

– Проваливай, раз даже сидеть не хочешь с больным стариком!

Если бы у него оставались силы, то он точно кинул в меня что-нибудь. Например, вазу или стул. Я встал и вышел из палаты, поникший, совсем опустошенный, словно из меня что-то высосали при помощи пылесоса.

На первом этаже я столкнулся с тем же доктором. На бейдже указано имя: «Тимофей Смонский».

– Как прошла встреча? – поинтересовался он, словно я навестил человека, которого завтра выписывают. Просто пациент простудился, но все пройдет. Он будет свеж, как огурчик, только дайте время!