Не родные, но родные

Рина Серина

Не родные, но родные

Пролог

Я увидел её раньше, чем она узнала моё имя.

Она стояла на краю фонтанной площади с блокнотом в руках и рисовала. У неё были наушники, в волосах запутался солнечный луч, а на щеках – пятна от пастели.

Я сидел в кофейне через дорогу. Просто… смотрел.

Улыбнулся, сам того не замечая. Как будто в этом городе – кроме моих гитар и пустых вечеров – появился новый цвет.

Но я не подошёл.

Просто… закрыл тетрадь, встал и ушёл.

Через две недели отец сказал: «У меня появилась женщина. У неё есть дочь. Вы, наверное, сдружитесь.»

И когда я вошёл в гостиную – она подняла глаза.

Та самая.

Глава 1

Я стояла у порога с охапкой холстов, как снежный человек с кисточками.

В одной руке – коробка с красками, в другой – портфель, который никак не хотел висеть на плече.

Рядом мама с румянцем на щеках, а впереди – дом. Большой, светлый, с крыльцом, как в фильмах, где обязательно случается что-то важное.

– Миланочка, может, я подержу? – засуетился Сергей, будущий отчим.

– Нет-нет, я герой, я справлюсь, – бодро отозвалась я, хотя кисточка уже почти лезла мне в ухо.

Мы зашли в дом. Просторный коридор, запах дерева и свежей выпечки.

Сергей обернулся и крикнул куда-то вверх:

– Лев, спустись! Познакомься!

И тогда он появился.

С верхней ступени спустилась фигура – высокая, чёрная футболка, капюшон, наушники в ушах.

Он двигался неспешно, как тень на рассвете.

Волосы собраны в небрежный пучок, глаза – тёмные и внимательные.

Он посмотрел на меня, ровно секунду. Не сказал ни слова. И продолжил спускаться, будто мы с мамой были просто мебелью.

– Это мой сын, Лев, – улыбнулся Сергей, словно ничего не заметил.

–Здравствуйте – буркнул он, посмотрев на маму.

Она была женщиной лет 35 и звали её Алла.

– Привет! – радостно ляпнула я, переместив холсты с одного бедра на другое. – Я Милана. Очень приятно!

Лев кивнул. Один раз.

Не ухмыльнулся. Не скривился. Просто… кивнул.

А потом прошёл мимо и исчез куда-то вглубь дома.

Ну, отлично.

Сводный брат-молчальник.

Но ничего – я его растоплю. Рыжие позитивчики на то и существуют, чтобы будить таких, как он.

Сергей показал нам комнату, которая теперь была моей.

Я толкнула дверь бедром, всё ещё балансируя с холстами, и чуть не присвистнула.

– Вау. Серьёзно? Это всё мне?

Комната была словно вырезана из пинтереста: светлая, большая, с окном в пол, откуда видны деревья и кусочек заката. У стены – кровать с мягким серым покрывалом, на полу – ковёр, на котором хотелось полежать звёздочкой. И даже маленький столик для рисования. Как будто этот дом сам знал, кто в него приедет.

– Лев тут сам всё подготовил, – сказал Сергей, ставя коробку у порога. – Сказал, что художникам важен свет.

Я замерла.

Он?

Тот самый молчун в капюшоне, который прошёл мимо меня как мимо вешалки?

Может, я его зря на старте списала?

– Спасибо, – тихо сказала я, больше себе, чем кому-то.

Сергей ушёл, оставив нас с этой новой главой жизни. Я поставила холсты к стене, раскрыла коробку с красками, вдохнула запах масла и пыли – мой любимый.

И вдруг…

Откуда-то сверху – тихие аккорды.

Не радио. Не плейлист. Настоящая гитара.

Грубая, красивая, чуть нерешительная.

Я подошла к окну, приоткрыла его.

Звук усилился – мелодия была грустной, почти старой. Такой, что хочется смотреть в потолок и думать обо всём.

Наверное, это был он.

Лев.

Улыбнулась.

Кажется, у нас всё-таки получится.

Я шла на звук, как по ниточке.

Музыка вилась по лестнице – чуть глухая, сдержанная, но красивая, почти упрямая.

На втором этаже было полутемно, пахло деревом, книгами и чем-то металлическим – может, струнами.

Остановилась у одной из дверей.

Постучала два раза.

Гитара замолчала, будто я нажала на паузу внутри кого-то.

– Можно? – спросила я тихо, уже почти жалея, что не принесла печеньки в залог мира.

Пауза.

– Заходи, – прозвучало хрипловато и не особо обнадёживающе.

Я толкнула дверь.

Комната была совсем не похожа на мою – тёмные стены, постеры с группами, которые кричат даже в тишине, чёрный компьютерный стол, аккуратно сложенные наушники. Лев сидел на кровати, гитару он уже положил рядом. Смотрел на меня так, как будто я принесла не краски дружбы, а налоговую проверку.

– Ты красиво играешь, – сказала я, входя осторожно. – Правда. У тебя руки живут отдельно от тебя?

Он прищурился.

– Это был комплимент? – спросил он. – Или ты подозреваешь меня в расщеплении личности?

– В комплименте. Но, видимо, с побочным эффектом.

Он усмехнулся. Впервые. Криво, с укором.

– Ты всегда так вваливаешься в чужие миры с улыбкой и метафорами?

– Ну… я стараюсь быть вежливой.

– М-м. Странный способ выживания.

Я закатила глаза, но с лёгкой улыбкой.

– А ты всегда встречаешь гостей, как будто им вход по предварительной броне и с предъявлением паспорта?

– Только если гость врывается в мою жизнь с холстами и желанием «подружиться».

– Подумаешь, дружелюбие – смертный грех, – пробормотала я, отступая к двери.

– Не смертный, – ответил он, поднимая взгляд. – Но подозрительный. Особенно когда оно рыжее и шумное.

Я рассмеялась – коротко, чуть раздражённо, но честно.

– Знаешь, ты очень…

– Осторожно, – перебил он, глядя в упор. – Сейчас опять комплимент будет, и придётся хамить в ответ.

– Тогда ладно, – кивнула я. – Оставлю оценку на потом. Вдруг у тебя вторая сторона души повежливее.

– Вторая занята. Играет на гитаре.

И дверь за мной закрылась.

Я захлопнула за собой дверь и буквально сбросила себя в комнату.

Холсты остались у стены, коробка с красками открыта, но я плюхнулась прямо на ковёр – звёздочкой, лицом вверх, руки в стороны.

– Бука, – протянула я в потолок. – Ну просто форменный бука.

Саркастичный, хмурый и, наверное, питается грустью.

И ещё у него слишком правильные скулы.

Для буки это вообще законно?

Лето было в самом разгаре, но кондиционер тихо гудел, распространяя прохладу. Ковёр оказался идеальным – мягким, как взбитые сливки, только пушистым. Я зарылась в него щекой, закрыла глаза и выдохнула.

– Я приехала, чтобы рисовать, а не воевать. Неужели так сложно просто сказать: «Привет, Милана, рад знакомству»? Ну ладно, хотя бы «Привет, не мешай жить». Хотя бы…

Я снова закатила глаза, на этот раз в никуда.

Но почему-то улыбалась.

То ли от ковра, то ли от солнца, то ли от того, как нелепо всё началось.

Ну ничего, мы ещё подружимся. Даже если он будет рычать, как ежевечерний металл в наушниках. Я оптимист с кистью в руке и тёплыми пятнами на щеках.

Снизу донёсся чей-то смех – кажется, мама с Сергеем обсуждали мебель.

А у меня был ковёр. Кондиционер. И война миров по имени Лев.

Утро выдалось ленивым, как варенье в банке – сладкое, тягучее.

Я спустилась на кухню, в легкой футболке и с растрёпанным хвостом, и в лоб получила ароматом свежих блинчиков. Мама стояла у плиты, Сергей листал новости в телефоне, а за столом уже сидел он.

Лев.

Хмурый, как будто всю ночь спорил с совестью и проиграл.

– Доброе утро, – сказала я, стараясь звучать бодро.

Он кивнул, не глядя.

Но потом всё же бросил в мою сторону взгляд и произнёс:

– Надеюсь, сегодня ты не будешь оскорблять ковёр. Он тебе вроде ничего плохого не сделал.

Я застыла, прикусив губу.

Мама обернулась с ухмылкой:

– Что, Миланочка, опять вслух разговаривала?

– Это был… творческий акт, – буркнула я, заливая себе чай. – Очень важный. А подслушивать некрасиво.

– А кричать на ковёр – это изящно? – Лев поднял бровь. – Ты его звала букой. Или это мне досталось?

– Если ты ассоциируешь себя с ковром, я не виновата, – мило улыбнулась я, откусывая блин. – Хотя пушистости тебе явно не хватает.

Он усмехнулся – почти одобрительно.

И всё-таки, хоть и не признал, но блин себе всё-таки взял.

С вареньем.

– Так, внимание, семейный совет, – бодро хлопнул в ладони Сергей, пока я допивала чай. – Сегодня мы все едем в аквапарк. Надо сблизиться, повеселиться и в целом стать дружной ячейкой общества!

Мама улыбнулась, я зажглась, а Лев…

– О боже, – простонал он, как будто его только что предложили отдать в жертву солнцу. – Вода, люди, солнце… Нет, спасибо. Я хотел остаться в тени, как благородный вампир.

– Ты и так бледный, как выпуск альбома группы с депрессией, – фыркнула я.

Он медленно поднял на меня глаза, чуть сузил их.

– Это было почти обидно. Почти.

– Значит, я прогрессирую, – я кивнула сама себе.

– Дети, – вмешалась мама с доброй строгостью. – Без пикировок.

– Да нет, они уже общаются, – вмешался Сергей и подмигнул мне. – Это у них фаза «люблю-ненавижу», самая продуктивная.

Лев снова застонал и поднёс ко лбу ложку, как будто хотел себя ею усыпить.

– Может, я упаду в обморок до выезда? Это спасёт всех.

– Нет уж, – сказала я, хватая свой рюкзак. – Ты поедешь. Мне нужно видеть, как ты в плавках страдаешь от солнечного счастья.

Он усмехнулся, криво, но с интересом.

– У тебя какой-то нездоровый юмор, позитивчик.

– А у тебя нездоровый цвет кожи, Левушка.

– Блёдный – значит загадочный.

– Загадочный – это когда не пугаешь детей на пляже.

Сергей хлопнул в ладоши:

– По машинам, семейка Адамс, аквапарк ждёт!

Аквапарк сиял, как иллюзия из летнего сна – в воздухе витал запах хлорки и жареных пончиков, дети визжали, водяные горки петляли над головами, а солнце припекало без пощады. Я выскочила из раздевалки первая – в ярком купальнике с ананасами, волосы заплетены в два небрежных косичка. Почти счастье.

И тут он вышел.

Лев.

Мрачный, как тень за солнечным пляжем.

Чёрные плавки, тощие бледные руки с чуть проступающими венами и… неожиданно рельефный пресс. Как? Почему? Он же выглядит как человек, питающийся сарказмом и кофе, а не белками и тренировками.

Я застыла на месте, пока он не метнул в мою сторону взгляд.

– Пялиться – невежливо, позитивчик.

– Я просто проверяла, не начнёшь ли ты таять, – огрызнулась я, отводя взгляд. – Столько солнца, а ты без своего капюшона.

Он только пожал плечами и направился в сторону бассейна, как будто его вообще не интересовало, куда он идёт.

Но стоило ему пройти мимо группы девчонок нашего возраста, как они синхронно повернули головы.

Заиграли улыбки, зацепились взгляды, и одна из них – блондинка в оранжевом купальнике – даже крикнула:

– Эй, классная татуировка! Можно посмотреть поближе?

Лев, не сбавляя шаг, глянул через плечо:

– Она у меня на спине. Так что… только если догоните.

О-о-о, ну конечно. Князь тьмы включил режим рок-звезды.

Я скрестила руки и закатила глаза.

Он даже здесь умудряется быть антисоциальной загадкой, которая, к несчастью, нравится всем.

Может, зря я его ковром обозвала. Скорее, он как магнит – только с отрицательной полярностью. Всё тянет, но сам – отталкивается.

Я устроилась на большом круглом баллоне, покачиваясь на волнах ленивой воды, и щурилась на солнце, прикрывая глаза рукой. Плавать я не умела – с детства предпочитала искусство, холсты и танцы, а не борьбу с водой, в которой запросто можно утонуть. Поэтому я была здесь – надувной наблюдательный пункт, спокойствие и зрелище в одном флаконе.

И, конечно, я нашла, на кого смотреть.

Лев.

Он плыл как будто родился в воде – быстрый, уверенный, будто она его обнимала, а не сопротивлялась. Волосы прилипли к затылку, а спина блестела под солнцем. Удивительно: вне воды он был угрюмым ежом, а здесь – почти… свободным.

Вокруг него кружились девчонки. Смеялись, звали его, одна даже обрызгала. А он? Он улыбался. Да, настоящий, живой Лев улыбался. И даже ответил одной что-то, отчего она смутилась, прикрыла лицо ладонями и тихонько захихикала.

Русал среди русалок. Или акул?

Я сдвинулась на баллоне, отчего чуть не свалилась в воду. Сердце глупо сжалось, и я сама на себя разозлилась.

Да какая разница? Пусть плещется. Главное, чтоб потом не ныл от хлорки и солнца. Всё же он – наш домашний готический персонаж, а не Бэтбой у бассейна.

Но взгляд мой всё равно возвращался к нему.

Видимо, наблюдать за ним было… интереснее, чем за любыми водными шоу.

Глава 2

Он нырнул, вынырнул и откинул волосы назад, стряхивая воду с лица. Всё вокруг шумело, сверкало, визжало – аквапарк был сущим хаосом. Но в воде было проще: никто не лез, никто не спрашивал, никто не трогал. Просто ты и стихия. Здесь не нужно было разговаривать.

Он уже собирался снова погрузиться, как взгляд зацепился за неё.

Маленький рыжий вихрь на надувном круге. Она чуть наклонилась, поправляя солнцезащитные очки, и рассмеялась кому-то на берегу. Или, может, просто себе. Эта девчонка вообще всё делала так, будто мир – её личный комикс. Слишком громкая. Слишком живая. Слишком… настоящая.

Лев на секунду застыл.

Это была та самая девочка.

Он не сразу узнал её – теперь она рыжая, яркая, почти мультяшная. Но в первый раз он увидел её давно. У фонтана, когда ждал отца возле какого-то безликого кафе. Она тогда рисовала, сидя на ступеньках, в огромной футболке и с сосредоточенным выражением лица. Он просто смотрел – минуту, может две, – а потом она уехала на самокате, как будто никогда и не была рядом.

Он тогда подумал: «Хорошо, что не познакомился. Такие, как она, в мой мир не вписываются.»

А теперь… она в его доме. В его жизни. На его кругу общения.

И смеялась, и смотрела по сторонам, как будто искала кого-то.

Его?

Он резко выдохнул. Девчонки на бортике снова крикнули что-то, одна махнула, но он уже не смотрел в их сторону. Он нырнул – глубже, чем нужно. Чтобы охладить голову.

Думал ли я тогда у фонтана, что всё так сложится?

Нет.

И чёрт побери, это пугало.

Сентябрь в этом городе был сухим и тёплым, но в воздухе уже витал запах учебников, пыли и чужих духов. Милана развешивала на стену свой коллаж – где-то между плакатом с танцовщицей и фото закатов. В комнате играла музыка, и кондиционер шелестел мягко, почти убаюкивающе.

И вдруг – стук. Негромкий, но решительный.

Она даже не успела ответить, как дверь приоткрылась.

Лев.

В футболке и чёрных джинсах, опершийся на косяк, с таким выражением лица, будто всё это ему сто лет как надоело, но он почему-то всё равно здесь.

– Ты чего? – удивлённо спросила она, выключая музыку.

– Мы почти ровесники, – начал он, как будто продолжал давно начатый разговор. – Завтра ты переводишься в мой класс. Так вот… – он сделал паузу, взглянув на неё с тем прищуром, который обычно означал, что сейчас будет нечто неприятное. – Никто не должен знать, что мы… типа… будущие родственники. А тем более – что ты мне как бы сестра.

Милана заморгала.

– А в чём проблема? Ты боишься, что я испорчу тебе мрачную репутацию своим рыжим позитивом?

– Именно, – без капли улыбки. – Мне не нужны вопросы, шутки и вообще весь этот цирк. Ты – просто новенькая. Мы не общаемся. Всё просто.

Он уже собирался выйти, но она остановила его голосом:

– А что, если я не соглашусь?

Он чуть обернулся.

– Тогда ты быстро поймёшь, почему лучше согласиться.

Глаза встретились на секунду – её, яркие, упрямые, и его – усталые, насторожённые.

Но в них вдруг промелькнуло что-то другое. Не злость. Не раздражение.

Страх? Или это просто игра света.

– Ладно, – пожала плечами она, сделав вид, что её не задело. – Буду твоей «незнакомкой». Но предупреждаю: я отлично притворяюсь, что тебя не знаю. А вот ты – не уверенна.

Он не ответил. Просто закрыл за собой дверь.

И только потом она поняла, что он впервые назвал их «будущими родственниками». Не «соседями», не «жильцами под одной крышей».

И это отчего-то оставило странное тепло где-то в глубине груди.

С утра всё шло слишком спокойно, а значит – подозрительно. Милана заплела два хвоста, приклеила на рюкзак значок в виде улыбающегося солнца и пошла в бой. Новая школа пахла свежей краской, линолеумом и чужими взглядами. Лев шёл чуть впереди, как и обещал – будто они вообще не знакомы. Даже не оглянулся.

«Ну и ладно», – подумала она. – «Я и сама себе команда поддержки».

Коридор гудел, как улей, и, конечно же, она шла не в ту сторону, как и все новички. Повернула резко, чтобы войти в нужный кабинет – и врезалась во что-то мягкое, дорогое и пахнущее ванилью.

Словно в замедленной съёмке, перед ней покачнулась стройная фигурка с идеально уложенными волосами. Девушка сделала шаг назад и смерила Милану взглядом, способным заморозить вулкан.

– Ты ослепла, что ли? – ледяным голосом поинтересовалась та.

– Я… извини, я не заметила… – начала Милана, отступая. Хвосты затрепетали.

– Конечно не заметила. Новенькая? – блондинка окинула её с ног до головы. – Судя по всему, и одеваться здесь тебя ещё не научили.

– Ой, да. Вижу, ты – местный иконостас. Прямо светишься от важности, – усмехнулась Милана, даже не подумав сдержаться. – Я не специально, но, честно, если бы знала, что ты такая хрупкая, то подошла бы с матрасом.

В коридоре кто-то прыснул. Королева сузила глаза.

– Тебе лучше следить за языком, девочка. Я – Рада. И если хочешь выжить в этой школе, лучше не попадаться мне на глаза.

Милана наклонилась ближе, будто делилась тайной:

– А мне вот кажется, что ты и без моих стараний замечательно себя видишь. Даже спиной.

Раздался звонок. Толпа потекла к кабинетам, и Рада, дернув плечом, ушла, бросив через плечо:

– Ты пожалеешь.

А Милана пожала плечами.

– Уже жалею. О том, что не ударилась об шкафчик вместо этого спектакля.

Класс встретил её гробовой тишиной. Милана, как всегда, вошла с размахом, яркая, живая, не в меру уверенная.

– Всем привет! – громко и дружелюбно бросила она, оглядевшись.

В ответ – ничего. Кто-то хихикнул, кто-то сжал губы, несколько девчонок дружно отвели глаза, будто она – пятно на белой рубашке. Пара парней с задних парт переглянулись и присвистнули, явно не от восхищения.

Милана почувствовала, как сердце ухнуло вниз, но не подала виду. Она расправила плечи, как будто так и надо, и сделала вид, что не заметила ледяного приёма.

И только один взгляд не отводился от неё.

Лев.

Он сидел у окна, полуобернувшись к двери, и смотрел прямо на неё. Без эмоций. Ни поддержки, ни издёвки. Просто смотрел. Пронзительно, внимательно. Словно изучал.

На секунду ей показалось, что он собирается встать и сказать что-то в её защиту. Но он лишь чуть заметно качнул головой – то ли в сторону свободного места, то ли просто… сам себе.

Милана молча пошла вперёд, будто не нуждалась ни в ком. Хотя внутри всё сжималось – от холода, от чужого равнодушия. От этого немого взгляда, в котором было слишком много всего и слишком мало тепла.

Она села за парту, достала тетрадь и ручку, как будто учёба – это сейчас единственное, что может спасти от неловкости.

С этого и началось.

День был отвратительным. Даже солнце как будто светило назло – слишком ярко, слишком весело, будто смеясь над её позорным «приветствием» и столкновением с королевой школы. Милана брела домой без привычной легкости в шаге. Даже рюкзак казался тяжелее, чем обычно.

В доме пахло чем-то вкусным и уютным. Видимо, мама снова пекла булочки – её способ справляться с тревогой. В гостиной слышались голоса. Она сняла кеды и тихо прошла вперёд.

Лев уже был дома.

Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и будто бы просто слушал разговор взрослых. Но в его лице было что-то отрешённое, как будто он здесь только телом. Рядом стояли мама Миланы и Сергей – спокойные, расслабленные. Оба светились каким-то тихим счастьем.

– Милочка, ты дома! Как прошёл день? – Мама подскочила с дивана, заметив её.

– Лучше, чем мог бы, – буркнула она, выдав полуправду и кивнув в сторону Льва. – А у вас тут что?

– Мы хотели устроить небольшой семейный ужин! – обрадованно сказал Сергей. – Отметить начало учебного года. И заодно…

– …сообщить важную новость, – подхватила мама. Она взяла Милану за руки. – Мы с Сергеем решили пожениться. Свадьба будет ближе к зиме.

Милана моргнула.

– О… поздравляю! Правда. – Она улыбнулась, и в её голосе даже звучала искренность, хотя внутри всё скрутилось клубком. Это было неожиданно. Как будто реальность снова перетасовала карты.