Искупление злодейки 2

Кира Иствуд

Искупление злодейки 2

Пролог

Трущобы окутывал предвечерний сумрак. В воздухе витала смесь запахов тины, нечистот и подгоревшей еды. Узкие улочки петляли между покосившихся лачуг, чьи крыши давно сгнили, обнажив рёбра стропил. Где-то вдали за объедки дрались собаки, их хриплый лай сливался с руганью пьяного башмачника.

У края городской реки, чьи воды отливали маслянистой плёнкой, сидели две девочки – совсем ещё крошки. Таким не положено гулять одним, но всё же за ними никто не присматривал.

Темноволосая девочка швыряла плоские камушки в воду, целясь в торчащую ветку. Каждый бросок оставлял на поверхности круги, быстро поглощаемые течением. Платье девочки давно потеряло цвет и форму, стало серо-бурого оттенка. Щёки были испачканы угольком, бирюзовые глаза горели азартом.

Шлёп!

Снова камешек влетел в воду.

Рядом, поджав худые ноги в стоптанных башмаках, сидела вторая девочка – противоположность первой. Её золотистые пряди казались неуместно чистыми в этом царстве грязи, а нежное личико с голубыми глазами напоминало диковинный цветок, случайно выросший на свалке. Худенькие пальцы сжимали сморщенное яблоко – подарок старого лодочника, который пожалел «ангелочка». А голубые глаза, большие и прозрачные, будто озёрный лёд, были обращены к подруге.

– Вики, хочешь? – спросила она, протягивая плод.

– Лучше сама съешь! – фыркнула та, но в бирюзовых глазах мелькнул голодный блеск.

– Я… я не хочу. У меня болит живот, – солгала светловолосая девочка, чувствуя, как шевелятся за спиной тени.

– Ну хорошо, Эли. Если просишь… – и подружка взяла яблоко. Укусила. Замурлыкала от удовольствия, а Эли улыбнулась. Живот сводило спазмами, но радость подруги была слаще любого пирога. Ведь никого ближе Виктории у неё не было.

– А можешь… спеть ещё? – вдруг попросила подруга.

И Эли кивнула. Посмотрела на текучую реку. И её нежный, тихий голос, похожий на звон колокольчиков, поплыл над водой.

Мамочка меня любила,

Кровью с молоком поила,

Мамочка меня ждала,

С криком боли родила…

Мама имя мне дала:

“Плод из гнева и греха”.

Мама так меня любила,

Что любовью прокляла…

Эли чувствовала, как тень за её спиной обрела форму, как подошла ближе. Усевшись рядом, заглянула в лицо девочки пустыми чёрными глазницами. Но она продолжила петь, будто ничего не происходило.

Мама, как мне жить теперь

Без тепла и без людей.

Мама, в темноте так пусто

Забери меня скорей.

Мамочка, на что ты злишься,

Почему ты плачешь, мам?

Выпей крови как водицы.

Мама, всё тебе отдам…

Эли замолчала.

– А дальше знаешь? – спросила Виктория. Её глаза блестели в полумраке.

– Знаю… – кивнула она.

– Спой. Мне нравится, как ты поёшь.

Девочка помолчала, наблюдая, как последний камень, брошенный Викторией, исчезает в воде. Её голос дрогнул, но она продолжила:

Умерла душа родная,

Схоронили под землёй,

Мама бледно улыбалась

Над мёртвым проклятым дитём

Я теперь лежу во мраке

Неподвижна, холодна

Мама, если в этом счастье

…ты меня зачем ждала?

Тишина после песни была густой как смола. Даже собаки замолчали. Только вода продолжала журчать в русле реки. В животе у Элизы предательски засосало от голода, но она старалась не обращать внимания.

– А откуда ты знаешь эту песню? – полюбопытствовала Виктория.

Тень, которую видела только Эли, наклонилась к ней ближе. Шепнула, обдав холодом шею: “Я много песен знаю. И все они про тебя”.

– Это песни про меня, – вслух сказала она.

Виктория фыркнула:

– Неправда! – она сжала ладонь белокурой подруги.

– Но…

– Ну ведь это ерунда. Когда тебя найдёт мама – она точно окажется самой доброй. А если нет… то я тебя защищу. Не позволю ничему плохому случиться.

"…позволит", – послышался шёпот тени прямо в ухо Эли.

– Я тебя никогда не оставлю.

"…оставит,"– ледяное дыхание тронуло светлые волосы.

– И не предам.

"…предаст,"– уверенно произнесла тень.

Но Элиза знала – хоть тень часто права, сейчас она ошибается. Эти яркие глаза, эти тёплые пальцы, сжимающие её ладонь – всё говорило об обратном.

– Хочешь, на мизинце поклянусь! – Виктория торжественно протянула мизинец. Это было самое сильное детское обещание. И светловолосая девочка осторожно сомкнула вокруг него свой палец.

Тень неприятно захихикала, а потом протянула чёрные холодные руки к Эли, обняла её. И вслух сказала её губами:

– А чем клянёшься?

– Чем угодно! Только у меня ничего нет…

– Душа есть. Любовь.

– Тогда клянусь тогда душой и любовью.

– И мамой?

– …и мамой, – неуверенно добавила Виктория, но потом улыбнулась шире. – Мы всегда будем друзьями, Эли.

Белокурая девочка чувствовала, как тепло этой клятвы растекается по её телу, заглушая холодный смех тени. Где-то вдалеке раздался особенно истошный собачий вой, а следом – женский крик. Виктория вскочила и протянула руку подруге:

– Пойдём! Моя мама сегодня делает блинчики. И тебя угостит.

– Правда? – Эли широко счастливо улыбнулась. Она очень хотела блинчиков.

– Конечно! – Виктория потянула её за собой.

***

Полгода спустя Эли сидела на том же месте у реки, сжимая в руках яблоко – единственную еду за последние два дня.

Её голубые глаза были опухшими от слёз.

…они приехали за Викторией на роскошной карете, которую тащили два белоснежных коня. Элиза плакала и цеплялась за подругу, но взрослые были непреклонны.

"Ты моя дочь. И больше не должна общаться с этими… созданиями из трущоб,"– высокомерно заявил отец Виктории, который оказался из аристократов.

Сначала Вики украдкой выбегала к месту их встреч – в переулок за воротами её шикарного нового дома. Приносила еду и рассказывала о новой жизни, даже дарила книжки и показывала, как читать буквы. Она обещала, что уговорит отца, и Элизу обязательно возьмут в дом – да хоть бы и служанкой!

Но вот… Вики начала приходить всё реже. И однажды… вовсе не пришла.

Потом не пришла снова. И снова. И снова… А потом на месте встречи появился светловолосый мальчик с жёстким взглядом.

«Хватит здесь шнырять! Моя сестра не желает общаться с грязной безродной девкой, – сказал он. – Ещё раз покажешь нос, и тебя погонят плетьми!»

На следующий день, когда Эли вновь пришла, он исполнил угрозу.

А Виктория так никогда и не появилась.

«Не смогла…» – подумала девочка, сидя у реки.

«Не хотела, – исправила её тень. – Возможность всегда можно сыскать. Ты бы на её месте обязательно нашла способ. Разве не так?».

Тень была права.

Девочка свесила голову на грудь.

А потом крепче стиснула яблоко, впиваясь ногтями в кожицу. И вдруг швырнула его в воду. Зло стёрла слёзы.

Клятвы. Обещания! Они ничего не стоят! Все предатели! Все!

Обида душила. Рвала на части.

Тень обняла малышку за плечи.

«Верь только мне, Элиза. Только я не предам. Только я всегда буду рядом… Я позабочусь о тебе. О нас. Всё изменю. Заставлю их пожалеть… Ты получишь всё, чего достойна… Просто прими меня в своё сердце», – нашёптывала она, приживаясь ледяной щекой к плечу Эли.

Слова ядом проникали в кровь маленькой девочки…

Ей было так больно от предательства подруги, что она ничему не сопротивлялась. И сама не заметила, как холод тени полностью переместился внутрь её тела. Окутал разум плотной дымкой обиды и гнева. Вонзился в сердце ледяным осколком. Заговорил её ртом.

– Я достойна… – сказали губы маленькой девочки.

И растянулись в улыбке-оскале.

В речной воде мелькнуло отражение…

То было светлое лицо белокурой девочки, которая билась о водную гладь. Билось и кричало.

***

Дорогие читатели!

Этот пролог – кусочек из той жизни, где Элиза стала той самой злодейкой. Прочитать об этом можно в книге «Я стала злодейкой любовного романа», где Элиза – второстепенный персонаж.

Ваша Кира Иствуд

Глава 1.1

Дейвар

Волки притащили меня в свою темницу. Защёлкнули кандалы, прибили ладони к стене. И оставили одного.

Так прошёл день… два… три… год. Вечность. Я потерял счёт.

Тьма сжимала виски.

Холод проникал в кости.

Мышцы ныли так, словно в них впивались тысячи игл.

Пронзённые ладони онемели до бесчувствия.

Казалось, если согну конечности, раздастся хруст крови, заледеневшей в жилах. И крошево разойдётся по сосудам, порвёт вены, в клочья растерзает сердце.

Тяжело было даже поднять голову. Каждое движение отзывалось тупой болью.

Боль-боль-боль…

Но я не бежал от неё. А принимал как друга. Держал её за протянутую руку, балансируя на краю тьмы. Желал наполниться болью до краёв, чтобы кроме неё ничего не осталось. Ведь она перегнивает в ненависть, а та кристаллизуется до ледяной беспощадной решимости… вырезать всех в этой ведьминой дыре. Остановить каждое сердце. Оборвать каждую жизнь. А потом сжечь это место дотла. Так стоило поступить с самого начала.

Я предвидел, что случится, когда вступал в переговоры с бездновыми волками. Но, как велит кодекс бури, дал им выбор. И волки выбрали смерть.

Угол моего рта дёрнулся, приподнялся. Я оскалился в сумраке камеры. Зверь внутри раздражённо ударил хвостом, зарычал. Цепи хищно лязгнули в глухом безмолвии темницы.

Да. Волки облегчили мне задачу. Так даже лучше. Семя зла сгинет вместе с глупцами, что его пригрели! У ведьмы не будет шанса сбежать… Возможно, она ещё не вошла в полную силу, но скверна, с которой я когда-то смешал свою кровь, горела, подсказывая – плод той женщины близко.

Совсем рядом…

Совсем…

Мысль ускользнула.

Тьма обступила.

Череп словно превратился в ледяную глыбу, которую кто-то медленно сжимал в тисках. Зверь внутри зарычал. И начал биться в клетке из человеческой плоти и костей, требуя свободы. Но тело не слушалось. Отказывалось оборачиваться.

Никаких когтей, никакой шерсти – только человеческая кожа, липкая от пота и крови. Стальные кандалы. Тёмная камера.

Сколько я здесь? Я не мог понять.

Воспалённый разум плыл.

И вместе с ним размывались сырые стены темницы.

Узкое окно под потолком внезапно озарилось бледным светом. Снежинки, кружась, падали, таяли на камнях, и в этом мимолётном сиянии явилось видение прошлого…

…узкие улочки вдоль низких каменных домов, диск жёлтого солнца… и моя старшая сестра Каиса, которая растила нас с братом после смерти родителей. Её коса, похожая на чёрную реку, струилась между лопаток.

Сестра была высокой, гордой, красивой, переполненной искрящейся жизнью. Я смотрел на неё снизу вверх, словно вновь был ребёнком восьми лет.

С другой стороны вприпрыжку шёл Айсвар, которому было и того меньше, он едва доставал мне до плеча. Румяное лицо брата покрывали пятнышки, как у барса, за его спиной качался такой же пятнистый хвост, потому что Айсвар ещё плохо управлял оборотом в зверя.

Каиса вечно по-доброму над ним потешалась.

Она вообще часто смеялась с тех пор, как мы год назад перебрались в это селение. Тут было куда спокойнее, чем у границ.

– Айсвар, будешь? – Каиса протянула ему белую ягоду.

– Нет, – по-детски звонко отказался брат, махнув хвостом. – Я хищник и ем только мясо. Ягоды для кроликов.

Каиса прыснула. Её смех зазвенел, как весенний ручей.

– А ты, Дейв? – смеясь, она протянула ягоду уже мне. Только почему-то она увиделась мне красной, как капля крови…

– Не хочу.

– Не упрямься. Просто прими её, она тебе поможет. И ты тоже не дашь ей пропасть… Пожалуйста, Дейв.

Я вздохнул. Ну раз сестре это важно…

Потянулся, но тут воспоминание обернулось кошмаром. Перед глазами заплясали вспышки образов: пламя, пляшущее на площади, крики, запах дыма и гнили. Ведьма. Столб, к которому её привязали. Паника…

И тут сестра внезапно оскалилась, её глаза вспыхнули алым, и она начала обращаться в барса. Только шерсть у её зверя почему-то была чёрная, словно слипшаяся от грязи.

Обезумевшая Каиса бросилась на Айсвара… но я успел раньше. Прикрыл его. И зубы сестры впились в моё плечо – хруст, визг, боль…

Я дёрнулся – уже в реальности – звякнули цепи, боль хлестнула по нервам, вырвав сознание из жуткого видения. Я втянул стылый воздух… И вновь провалился в воспоминание.

На этот раз я оказался в снегах Северных Хребтов.

Здесь я старше. Мне пятнадцать. И последние пять лет состоят из бесконечных битв.

Осквернённые. Так назвали тех, кто подхватил проклятие ведьмы. Чёрные, словно обугленные, звери с горящими алым глазами.

И та грязевая лавина, что катилась по снежному склону… была стаей таких зверей. В тёмной мути мерцали красные точки глаз, оскаленные пасти с чёрными глотками. Сотни, тысячи заражённых – барсы, волки, медведи. Волна пришла с запада, где она уже смела несколько поселений куда крупнее нашего…

Возможно, среди этих осквернённых моя сестра… Или она давно мертва. Или, может, я убью её сегодня, защищаясь? Её и десяток других оборотней, которые потеряли всё человеческое из-за проклятия ведьмы.

Руки мои крепки. Душа закована в лёд. Меч заточен.

Выбора нет. Я должен защитить тех, кто жив.

Волна была всё ближе.

И вот, не чувствуя ничего, я опустил лезвие на первого же зверя. Второго откинул магией. Третьего пронзил ледяным шипом…

Кошмар длился и длился… осквернённым не было конца.

И вдруг меня дёрнуло в реальность. Видение распалось на лоскуты. И я вновь обнаружил себя в каменном мешке темницы.

Обострённый слух различил шаги…

Сначала – эхо где-то в коридорах.

Потом ближе.

Лёгкие, почти неслышные. Не солдат. Не тюремщик. Не оборотень… потому что оборотни движутся куда тише. Это человек. Судя по тому, как ступает – девушка… или даже девочка. И она всё ближе.

***

***

Дорогие читатели,

не пугайтесь, я не буду всё рассказывать заново от Дейвара. Только покажу первую встречу, и сразу перепрыгнем на момент "сейчас".

Мур.

Ваша Кира Иствуд!

Глава 1.2

Дейвар

Между прутьями решётки просочился тусклый свет магической лампы. Я расслабил мышцы и прикрыл глаза, чтобы казаться спящим.

И ждал, что незнакомка сделает дальше.

Но она просто замерла. Стояла и смотрела через прутья. Хотя я не видел её, но хорошо ощущал взгляд – пытливо-внимательный. Пристальный. Моего звериного обоняния коснулся слабый запах… Пряно-сладкий. Он напоминал красную ягоду, что раньше встречалась в лесах в короткие летние месяцы – вишню. Именно её протягивала мне сестра в видении прошлого, хотя в жизни, кажется, такого не бывало.

Так зачем эта девочка пришла?

Она одна из местных благочестивиц?

Принесла мне яда под видом еды? Тогда стоило выбрать что-то более привлекательное, чем подгорелая репа, чей запах я тоже улавливал достаточно ясно.

А ещё я отлично слышал, что сердечко у девочки билось, как испуганная пташка, попавшая в сеть.

Она меня боялась.

Что очень правильно.

Хотя это её не спасёт.

Ведь эта девочка может оказаться носителем тьмы.

…особенно потому, что для благочестивицы она слишком долго и нагло меня рассматривает. И мне тоже захотелось на неё взглянуть.

– Насмотрелась? – вслух сказал я. Голос прозвучал хрипло, надсадно. Я распахнул глаза и, наконец, посмотрел на незнакомку.

Зверь тяжело толкнулся в груди. Потянулся, тоже впиваясь в неё взглядом.

Нет. Не девочка.

Девушка.

Слабая. Хрупкая, словно зимний побег. Но фигура уже женская, с соблазнительными изгибами, что не скроет даже этот её балахон. Золотые волосы убраны в пучок, но пара прядей выбились и обрамляют нежное лицо. Глаза голубые, как осколки льда. В общем, на вид – ну просто неземной цветок. В моей стае она очаровала бы многих. Но такие невинные на вид чаще других оказываются насквозь гнилыми.

Она смотрит на меня. И взгляд у неё дрожащий, даже отчаянный, будто перед ней не пленник, а собственная смерть… Я много раз видел такой взгляд, за миг до того, как мой меч сносил врагу голову с плеч.

Что ж, похоже, эта человечка с хорошим инстинктом. Она видит, что я прикован, но не верит глазам. Её сердце чует неладное. Страх за жизнь всегда сильнее здравого смысла. И поэтому я ждал, что эта напуганная маленькая пташка сейчас отшатнётся и в ужасе упорхнёт.

Но вместо этого она, судорожно вздохнув, повернула ключ и открыла дверь в камеру. Ступила внутрь с тем же видом, с каким безумцы бросаются с утёса – уверенные, что это единственный путь, который им остался.

Сердце у неё стучит всё быстрее – будто хочет вырваться и улететь прочь.

Её инстинкт вопит об опасности. Но пташка не улетает. Почему? Что заставляет её идти вперёд? Даже если её заставили прийти, страх за свою жизнь должен быть сильнее.

Странная человечка. Неправильная. Она вызывает во мне настороженное чувство и будто за сердцем что-то скребёт. Желудок стискивает острый голод. Но не от запаха принесённой еды, а от разлитых в воздухе вишнёвых нот. Вдруг иррационально хочется ощутить этот вкус и на языке.

Должно быть, я всё же сошёл с ума в этой проклятой темнице.

– …здравствуйте, – тем временем тихо произнесла эта напуганная пташка. – Принесла вам поесть.

Голос у неё был приятный. Шёлковый, чистый… даже прозрачный. Если она этим голосом будет читать молитвы, то, пожалуй, и правда можно уверовать. Но куда интереснее, каким он станет, когда эта пташка начнёт умолять сохранить ей жизнь.

Мои руки были прибиты к стене, но я уже слегка напряг их, проверяя, смогу ли сдёрнуть с гвоздей. Получалось, что смогу.

– И как, по-твоему, я должен это съесть? – спросил я, наблюдая за ней.

Пташка сглотнула ком. Нахмурила светлые брови.

– Я… я могла бы вас покормить, – прошептала она.

Усмешка искривила мои губы. Лязгнули цепи. Я бы вовсе рассмеялся, если был бы уверен, что не потеряю сознание от боли.

Ну да – засунуть яд врагу в глотку – самое верное и благое дело.

– У тебя сердечко колотится, как у испуганной пичужки, айла. Ещё и человек… Лучше улетай отсюда, пока крылышки целы.

– Н-но… вы должны поесть, – не унималась она. – Тут печёная репа и сухари…

Я оскалился.

Мой зверь снова толкнулся в груди. Что-то в человечке его беспокоило. Должно быть то, что она держит миску с ядом… Но мне на подобное плевать. Пусть эта красивая пташка спокойно доживёт свои дни… которых осталось мало.

Поэтому я сказал:

– Если приблизишься, откушу твои маленькие пальчики. Спорю, они будут повкуснее репы.

– …ваша раса ест человечину? – испуганно сжалась пташка.

Ну да, у волков ходят такие безумные слухи.

– Конечно. На завтрак и ужин. А ещё заражаем скверной через взгляд. Так что лучше беги.

Нормальная человечка уже бежала бы без оглядки.

Но эта нормальной не была.

Она хмурилась, кусала пухлые губы, дрожала, но не убегала. Меня это начало раздражать так же, как если бы моего зверя дёргали за хвост. При этом навязчивое желание ощутить на вкус эту вишнёвую пташку вернулось с новой силой. А ещё, невольно вызывало интерес то, что она выдерживала мой взгляд. Хотя даже мои воины не всегда это могли.

Она либо глупая. Либо…

– Пожалуйста, – тихо сказала пташка, выдохнув пар, – вы ведь голодны. Позвольте мне вас покормить… господин ирбис… Вам же от этого будет лучше.

Господин ирбис?

Так меня ещё не называли.

“Что ж, хочет покормить. Пусть попробует”, – подумал я, наблюдая через полуприкрытые веки, как маленькая человечка сделала ко мне шажок.

…

Никакую еду я принимать от неё не собирался. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда. Поэтому сорвал ладони с гвоздей и припугнул её так, чтобы она больше не появлялась. Но не подозревал, насколько упряма эта пташка…

Не знал, что она будет ходить ко мне изо дня в день. Снова и снова носить свою вонючую репу. А потом вовсе принесёт плед, который будет пахнуть ею. И даже какие-то лекарства. И будет рассказывать о том, как провела день, наполняя своим мягким голосом мёрзлое пространство камеры.

А потом однажды придёт раненая.

И я всё же приму еду из её рук.

И буду ждать её, постоянно прислушиваясь к звукам.

И стану вновь и вновь катать в уме царапающую мысль, а что – если ведьма она?

А спустя ещё несколько дней, вопьюсь в её сладкие мягкие губы поцелуем. А когда Кайрон (мой побратим, представитель клана оборотней, который считался почти вымершим) прилетит с хорошими новостями – я, как того требует кодекс бури, предложу ей выбор…

Уйти со мной и сохранить свою жизнь.

Или остаться в Обители и погибнуть.

И хотя эта странная человечка всегда смело шагала в темницу и безрассудно подходила к пленнику, которого боялась до дрожи. Но в этот раз она отшатнулась.

Бросилась наутёк.

А меня будто когтями за душу дёрнуло, до боли скрутило от острой тяги схватить её. Забросить на плечо. Забрать с собой. Послать в бездну принципы! Не давать пташке никакого выбора!

Должно быть, проклятая темница всё же свела меня с ума! Иначе почему я учуял на Элизе мой запах? Почему мой зверь рычит и мечется внутри?

Я знал ответ.

… потому, что столько дней только она спускалась ко мне во тьму.

Только её голос разбивал тишину. Только её глаза встречали мой взгляд.

Поэтому она забралась мне под кожу. Помутила разум.

Поэтому теперь я иррационально желал её удержать.

И если бы она помедлила лишь миг – я бы себя не удержал. Но Элиза этого мига не допустила. Сразу метнулась к дверям, и каблуки её ботинок застучали по каменным ступеням.

– Арх, какой будет приказ? – подал голос Кайрон, который видел всю эту сцену.

Усилием воли, я заставил себя отодвинуть мысли о глупой пташке и тяжело перевёл взгляд на побратима.

– Через сколько прибудет наш второй отряд?

– Через день-два.

Кивнув, я шагнул к стене с окном, положил руку на стылые камни. Энергия льда откликнулась, послушно прильнула к ладони. Как же я по ней скучал. Кровь побежала быстрее, согревая. Я скопил внутри много боли, и от этого моя магия бушевала мощью – боль была для неё розжигом. Так это работало с тех пор, как я смешал свою кровь со скверной..

Я подхватил нити энергий, накрутил на кулак, потянул.

Камни стены задрожали…

Значит, день-два и подкрепление придёт…

– Не будем рисковать, – вслух сказал я. – Припугнём, а потом дождёмся своих. Возьмём эту богадельню в осаду. А чтобы волки носа не высунули, пусть наши заклинатели поднимут бурю.

“А я им помогу”, – подумал я, формируя в пальцах заклинание и направляя его в стену. Пробивая кладку. Один слой, второй, третий… Камни тяжело летели внутрь. С грохотом удались об пол.

Ведьма, очевидно, уже научилась использовать силу. Но ничто не поможет ей сбежать… Через мою магию – её чёрная не пробьётся. Наоборот – от бессмысленных попыток она иссушится.

“Это нам на руку”, – подумал я, обращаясь в снежного барса. Шерсть покрыла тело, зверь довольно зарычал. Оттолкнувшись лапами, я выпрыгнул наружу – под открытое небо. На белый снег.

Который скоро будет залит алым.

Глава 2.1

Элиза

Церемониальный зал храма Ньяры был забит сёстрами и защитниками Обители. Воздух гудел от сотен голосов. В каменных чашах тревожно подрагивало пламя. На ступенях перед пустым троном многоликого бога громоздились подношения: ленты, клыки, краюхи хлеба и просто стеклянные бусины.

Казалось, каждый положил хоть что-то.

Все молили об одном…

О спасении.

Я покинула Дейвара всего три часа назад, и за это время размеренная жизнь Обители разбилась, превратившись в хаос. Солдаты не были готовы к внезапному налёту врагов. И хотя затем ирбисы отступили за стены, но, похоже, лишь для того, чтобы перегруппироваться и ударить снова.

Может, сегодня? Или завтра?

Все понимали – это случится. И Обитель не готова.

За арочными окнами бесновалась снежная буря – такая дикая, что ставни, укреплённые железом, дрожали под её натиском.

Те, кто выходил на улицу, после шептались, что порывы ветра даже оборотня в латах сбивают с ног, видимость нулевая, холод как из мёртвой бездны, а ледяное крошево царапает кожу до крови. Солдаты предполагали, что буря магическая. Но не понимали, откуда у неотёсанных ледяных варваров такая мощь.

“Не иначе как души продали тьме”, – звучало то тут, то там.

Сидя на краю деревянной скамьи, я комкала мантию и с тревогой прислушивалась к разговорам вокруг. Оказывается, крупный военный отряд, который должен был добраться до нас ещё неделю назад, застрял на переправе. Теперь казалось – не просто так. А группу ирбисов на северных холмах разведка заметила ещё день назад, но передала, что там всего дюжина голов. Оказалось куда как больше. Что хуже всего – среди них много крепких магов.