Последнее слово шамана

Включив фонарь, Виктор сделал несколько шагов вперед, потом двинулся чуть дальше и, радостно вскрикнув, поднял несколько тушек птиц.

– Ты настоящий охотник? – обернулся к Степнову Муравьев и, высоко подняв вверх тушки птиц, пошел к нему. – Это куропач с семейством к тебе на костер пришел. Ох, и любопытные эти птицы. Ничего не страшатся, а как увидят костер, всем семейством к нему идут.

– Эт-та голаб веема, – встав во весь рост, замахал свободной рукой Михаил.

– Что ты говоришь? Голубь?

– Та, та, – закивал головой Михаил.

– Нет, нет, ошибаешься, – похлопал по плечу Михаила Муравьев. – Это там, у Эсски, пара диких голубей живет. У реки Конды на втором завале, напротив Снеженска, слышал, что вяхири живут. У ручья Воя за железной дорогой видал парочку их, но не здесь. Это же куропатки, смотри. – И, осветив фонарем тельца двух серых птиц, Виктор приблизил их к лицу Степнова. – Видишь?

– Та, – прошептал Михаил.

– Может, там еще есть убитые птицы? – не отводил взгляд от глаз Михаила Виктор. – На рассвете посмотрю.

– Та, та, там, – показал чуть в сторону Михаил. – Два голаба.

– Да, не голуби это, я же тебе говорю, – вернулся на середину поляны Муравьев. – Точно еще две куропатки! – воскликнул он. – Видно, стайка здесь целая была, да? Вся их семья?

– Голаба во! – Михаил подвел руку к своему поясу.

– Такими большими бывают здесь только глухари, не путай их с голубями, – с недоверием посмотрел на Степнова Муравьев. А кричал громко куропачий папа. А ты что думал, какое-то страшилище? – усмехнулся Виктор.

Разомкнув стволы, Михаил вытряхнул из них пустые гильзы и, сомкнув ружье, поставил его у двери избы.

– Нет, Мишенька, у тебя еще полтора часа дежурства осталось. Или спать пойдешь?

– Нат, – замахал головой Степнов. – Идти, идти, м-м, Выта.

– Молодец! – похвалил Михаила Муравьев и, подвесив тельца куропаток у входа в избу, ушел внутрь дома.

3

А Михаил никак не мог прийти в себя после произошедшего. Да, да, ведь он прекрасно знал, что это крик курапача, а не какого-то выдуманного ими, пацанами, ведьминого голубя. Но вот, позабылось, и сверху еще накрутил себе пугающих детских историй. Смешно получается.

Потянувшись, Михаил раздул костер и, уложив в него мелкие ветки, ждал, когда он хорошо разгорится. И огонь захрустел ими, наподобие того, как Степнов хрустит, пережевывая, косточками жареной мойвы. И зачем вспомнил об этом? Когда с деньгами трудно, Михаил покупал эту рыбку в магазине и не жалел. Жарил ее, подбрасывал в уху, мойва жирная, молол ее с картошкой, котлеты мягкие получались, вкусные – не оторваться от них. А если в них еще добавить манной крупы, лука с чесноком!

Несколько раз причмокнув, Михаил осмотрелся по сторонам, видел ли кто, как он размечтался? Навряд ли. Виктор спал, а за ним, если кто сейчас и наблюдает, так это животное или птица, или мышь лесная.

И снова, только о чем-то подумаешь, так оно тут как тут. Мышь размером с небольшую крысу вышла на серединку поляны и, встав на задние лапки, обнюхивала травку.

«Ничто не пугает ее, ни человек, ни костер, – размышлял Михаил. – У нее полно своих дел. Вот-вот холода придут, нужно сена заготовить, гнездо утеплить. Хм, а ведь не ошибся», – не сводил со зверька своих глаз Степнов и наблюдал, как мышь, собрав несколько перьев от убитой им птицы, побежала под избу.

Вторая мышь, вышедшая из-под дальнего угла избы, была меньше первой и, кажется, темнее. Она испугана, постоянно привстает на задние лапки и осматривается, принюхивается. Остановилась возле углей от старого костра и что-то ищет.

Костер, разгоревшись, стрельнул, расправляясь с сучком на толстой ветке, а мышь и глазом не повела, всматривается в сторону леса. Луна, как в цирке, направила на нее свои лучи-прожекторы, как будто ничего интереснее вокруг и нет и все зрители должны смотреть, то только на мышонка. И Михаил не отрывал от нее глаз, ожидая, что она сейчас покажет всем какой-нибудь номер.

И произошло. Тень от спикировавшей на мышь совы он заметил только после того, как она так же бесшумно, как слетела, так и поднялась и уселась на ветку. Мышь в ее лапах было трудно рассмотреть. Только по тому, как она нагибалась и что-то клевала у себя в лапах, можно было только догадаться, что поедает маленького, только что пойманного ею грызуна.

«Вот так и в жизни бывает, – вздохнул Михаил, – живешь-живешь, даже не знаешь, что с тобой может произойти в любое мгновение».

Сколько раз он пытался вспомнить поминутно все свои действия до произошедшей аварии на машине, но память его близко к последнему моменту еще не подпускала. Но его память почему-то возвращала в другие воспоминания. Да, да, как он приезжал с егерем на какую-то лесную деляну, где за день до этого работала бригада лесорубов, не имеющая на разрешения на выруб в этом участке леса. Но на том месте ничего, кроме обрезков веток от поваленных деревьев, не осталось. Все они обыскали вокруг этого места, как говорится, до палочки, до спички с бычками от сигарет, консервных банок. А когда нашел несколько чеков из магазина, работавшего на Снеженском рынке, их егерь назвал очень важной деталью для расследования. По ним можно уточнить, кто скуплялся.

Услышав это, Михаил с недоверием посмотрел на егеря Федора Ивановича Скобского. А тот, улыбнувшись, указал пальцем на строчки, напечатанные на чеке. «Свитер – три тысячи пятьсот рублей», «спортивный костюм – три тысячи рублей», «спортивный костюм – две тысячи восемьсот рублей», «носки…»

– Итого семнадцать тысяч рублей. – Егерь поднял вверх свой указательный палец. – Здесь целая бригада работала, и бригадир скупался на выделенную для этого сумму денег их хозяином. Понятно? То есть не наличными деньгами, а на карточку хозяина, заказчика леса.

– Не доказательно, – замотал головой Михаил, держа включенным диктофон.

– А на втором чеке указано, как и на первом, что двадцать третьего августа в магазине было закуплено десять бутылок водки, сорок банок тушенки, двенадцать булок хлеба, десять килограммов макарон, соль и все остальное прочее на сумму шестнадцать тысяч рублей пятнадцать копеек.

– Извините, Федор Иванович, так здесь эти чеки мог любой человек выкинуть. Тот же охотник, грибник, ягодник. Убрал все лишнее из карманов и выбросил.

– Ты прав. – Скобский осмотрелся по сторонам и вдруг неожиданно вскрикнул. – А вот здесь, похоже, у них и мусорник был.

Он нагнулся у кустарника и начал своим ножом раскидывать в стороны наломанные ветки.

И, как оказалось, был прав. В яме лежало с десяток пустых консервных банок, ломанные пластмассовые ложки, вилки, куски недоеденного хлеба.

– Культурно как, – удивился Скобский, – это не украинцы были, не наши, и не с востока ребята. Скорее всего, прибалты.

– Почему так думаете?

– Смотри, во всем аккуратность. Ветки обрубленные собраны не в кучу, а уложены по величине своей в дровники, будто здесь дом стоит, а это – двор, в котором должна быть чистота.

– Краускас.

– Что вы сказали, Михаил? – Скобский с улыбкой посмотрел на Степного.

– Ну, это так, – смутился Михаил. – Живет в Советском один литовец, крупный коммерсант, депутат районной думы.

– Вот и я о том же, Михаил Валентинович. Сколько раз пытался поймать его за руку, но не удавалось. То потому, что раньше узнавал о моем интересе, то вот депутатом стал, а то и присылал своих молодчиков «в последний раз» меня предупредить. Чувствую, что это он, но никак не могу этого доказать. И сейчас произошла та же история. Смотри, сколько леса положили! Кубов пятьсот, триста двенадцать деревьев. Сволочи. Где же они его хранят, вот в чем вопрос.

– Так в километрах двенадцати отсюда вырубили огромный участок леса, сделали там склады.

– Так-то самого нашего, – поднял вверх указательный палец лесник, – мэра. Нет, тот так мелко воровать не станет, он здесь столько земли в аренду взял. Нет, нет, диктофон не включай, и говорить об этом не советую, коль хочешь дальше здесь жить и работать.

– Убьет меня?

– Я этого не говорил, – захаркал горлом Федор Иванович. – Нет, нужно бросать курить.

– Так зачем я вам тогда здесь нужен? – удивился Михаил.

– А тот и попросил посмотреть.

– Мэр?

– Скорее всего, он. Меня попросили люди, приближенные к нему.

– Смешно, Федор Иванович, им-то раз плюнуть проверить это.

– Не знаю, мне сказали проверить и тебе тоже, я так понял, сказали?

– Да, редактор сказал, что вы просили, – опустил глаза Михаил.

– Вот и давай узнавать. Нам еще с тобой до пенсии лет по десять осталось. Так задача сначала ее заработать.

– Верно.

Дорожку, по которой вывезли лес, Федор Иванович нашел, как собака, по нюху. А как оказалось, по аккуратно выбранному и вновь уложенному на место дерну беломошника.

Метров шесть убрали его с полянки. И когда Михаил подошел к раскидистым осинам, Скобский его остановил:

– Посмотри вверх.

И только теперь понял Михаил, как Федор Иванович вычислил это место. Куда ни глянь, сосна растет, а здесь – неожиданно осина.

– Так она еще и срубленная, – добавил Скобский, – вкопали стволы на метр в песок. Так и стоит. Понятно?

– Ну что, пойдем дальше?

– В Афгане, говорят, ты служил? – с издевкой посмотрел на Михаила егерь.

– Было дело.

– Ну и снова готов без оружия сунуться под огонь.

– Не понял? – остановился Степнов. – А-а-а, думаете, стрелять будут?

– Ну а ты как думаешь, люди пропадают в лесу. Я не о простых говорю людях, грибниках разных, рыбаках, – шепчет егерь. – Пошли, пошли, а то ушей знаешь сколько нынче…

…Хрустнувшая ветка у реки испугала Михаила. Взял ружье, переломил его, вставил патроны и стал всматриваться в то место.

– Кяу, кяу, кяу, – сорвалась с ветки, сильно захлопав крыльями, птица.

«Дятел, – по ее крику догадался Михаил. – Он в дуплах живет. Может, змея его вспугнула, хотя так высоко эта тварь навряд ли полезет, да уже и не лето, прохладно. Может, дятел не успел в своем дупле на ночь спрятаться и остался на ветке дерева. Скорее сова его спугнула или зверек какой – белка, бурундук, тот же соболь».

Ночь в лесу полна звуков: скрипов дерева, шелеста веток, редких криков птиц, писков мышей. И сейчас среди них Михаил пытался выделить что-то необычное. Вот, к примеру, взять человека крадущегося. Первое, что он невзначай сделает – хрустнет веткой, выругается, запнется обо что-то. А если взять медведя, лося, то, говорят, их шага и не услышишь. Один – охотник, другой – дичь, как-то они это понимают и поэтому стараются ходить бесшумно.

«Так кто же мог так сильно хрустнуть веткой? – Михаил сомкнул стволы ружья, тихонечко передвинул скобку предохранителя вперед. – Может, росомаха? А почему бы и нет. Напала на того же оленя, вот он и хрустнул веткой, пытаясь убежать от нее. А может, это волк набросился на зайца. Хотя нет, заяц бы сильно закричал, как испуганный ребенок».

Плотные ветки рябины раздвинулись, одна из них немножко опустилась вниз и раскачивалась. Это Михаил видел хорошо, но только не того, кто это сделал. Всматривался, но ничего не было видно. И тот зверь, видно, увидев томящийся костер, а может, и Михаила, остановился и раздумывал, как поступить дальше.

Дрожащей рукой Михаил приподнял ружье и чуть не выстрелил, увидев, как что-то темное спрыгнуло на землю и тут же запрыгнуло на ветку дерева назад и спряталось в них. Оторопев от испуга, Михаил, открыв рот, немножко привстал, всматриваясь в замершие ветки рябины.

Хруст съедаемого зверька он расслышал хорошо. Это, скорее всего, был соболь или колонок. Именно такой величины было животное, спрыгнувшее на землю. Они шишками не питаются, значит, следили за какой-нибудь мышью, кормящейся на земле.

Стрелять в то место, где приблизительно находилось животное, Михаил не стал, вспомнив слова своего старого наставника Угриновского: «Убивай только то, за чем пришел в лес».

Соболь или колонок ушел тихо, это Михаил понял, увидев несколько раскачивающихся по очереди веток рябины.

«Приятного тебе аппетита!» – вздохнул Степнов и, упершись спиной в стену избы, стал вслушиваться в лес. Ни о чем плохом, о том, что произошло с ним раньше, после аварии, думать не хотелось. Теперь он находится в реабилитационном отпуске и должен научиться произносить эти сложные, плохо выговариваемые слова. Редактор дал ему год. Если Михаил не восстановится, то в августе придет на его место в редакцию выпускник ханты-мансийского журфака.

– Ы-ы-ы-ы, м-м-м-м, с-с-с-с, – стал тихонько распевать буквы Михаил, – л-л-лр, л-л-рыл-л…

Эта песня помогала ему выговаривать буквы лучше и лучше. А сегодня, что его приятно удивило, он выговорил для себя несколько новых слов – это «голаб ведман» и «Вытя», а на самом деле должен был сказать «голубь ведьмин» и «Витя». Но мысленно сказать легко, а вот произнести это слово вслух очень сложно.

– И-и-и-ы-ы-и-и, о-о-о-у-у-уо, с-с-с-с, и-и-и-ис… – Веки становятся тяжелыми, глаза слипаются. – И-и-и-у-у-у-у…

…А соболь снова появился на ветке дерева и наблюдал за Михаилом. Шкурка его лоснится, сверкает в лучах солнца. Нужно добыть его. А он-то почему не боится Михаила… Думает, что он – мышь? А-а-а, он следит за его пальцами и думает, что они какая-то не знакомая для него козявка, и намеревается съесть ее. Давай, давай, соболь, из твоего меха хорошая шкурка на воротник выйдет. Ну-ка, ну-ка, сейчас еще поиграем пальцами, ну, что смотришь, прыгай!

И соболь начинает спускаться, спрыгивая с одной ветки на другую. «Ой, какой он большой! Да с его меха целую шубу сшить можно», – только и успел подумать Михаил, как это огромное животное спрыгнуло на него и принюхалось к нему. А какой у него огромный нос, голова – человеческая? Вся в шерсти, как у медведя, но это не медведь. Кто же это?

А тот смотрит своими глазами человеческими на Михаила, рассматривает его. И хорошо видны его зубы, желтые клыки. Откуда они у человека? Или это не человек, а тот старик, как его Виктор называл? Йипыг-ойка – «старик-филин». Или это сам унху – лесной дух?

Унху открыл рот, откашлялся, и пошла сильная тошнотворная вонь из его рта, такая, что Михаил, не выдержав, сразу же прикрыл рукой свой нос.

А тот испугался его жеста и стал без остановки пятиться до тех пор, пока не скрылся за деревьями.

Отдышавшись, Михаил открыл глаза. На поляне светло, утро пришло. Солнца еще не видно, просыпается за избой. Виктор, как следопыт, ходит чуть вдали от него и всматривается в землю, словно пытаясь что-то на ней найти или прочесть чей-то звериный след.

– Выта, – позвал его Михаил.

– Ты здесь ничего не видел? – на секунду оторвался от своих дел Муравьев.

– Нэ-э, – встал со скамейки Михаил.

– Сиди, сиди, пока не мешай мне.

– Э-э-т, собол, собол там!

– Где? – посмотрел в указанную сторону Михаилом Муравьев. – А-а-а, видел след, мышкой позавтракал. Так ты точно, ничего здесь не видел? Проспал, значит. Я так и думал. Похоже, здесь новый хозяин появился.

Глава 4

Капкан

1

Михаил не сводил глаз с затылка Виктора, с маленькой лысинки, похожей по своей форме больше на улитку. Да, да, на виноградную улитку, лежащую на седом затылке Муравьева бочком. Таких улиток они со своим двоюродным братом собирали ведрами на рисовом поле, приносили бабушке и перемалывали их в большой мясорубке. А бабушка кормила этим улиточным фаршем утят.

Да, улитки с рисовых полей по своей форме сильно отличались от виноградных улиток. У тех раковины были круглыми, невытянутыми, как у тех, что живут в рисовых балках. Да, и цвет у земных улиток был коричневым с белыми полосками, а у водяных – серо-зеленый. А вот у Виктора на голове «улитка» белая.

Присмотрелся и ёкнул от удивления, лысина-то у Груздева была и совсем не лысиной, а широким рубцом. Кожа рваная. Видно, правду люди говорили, что медведь ему шапку сбил, и если бы не пробитое сердце у косолапого, то разделался бы тот с горе-охотником раз и навсегда.

«Как научусь говорить, обязательно расспрошу его об этом», – подумал Михаил и стал вместе с Виктором всматриваться в лесную чащу.

– Это профессионалы, – обернулся к Михаилу Муравьев. – Это точно.

– К-к-как?

– А ты что, не видишь? Ну вон, около ели пень стоит высокий, видишь?

– Т-та, – выдавил из себя трудное слово Михаил.

– И что?

Михаил пытался понять, что заинтересовало Виктора на том ободранном от коры пне. Пень, как пень, весь ободран, и, скорее всего, когтями медведя, полосы от них на сердцевине дерева хорошо видны.

– А вниз пня посмотри, – подсказал Муравьев.

Михаил опустил глаза, вроде ничего такого. Дерево обсыпано со всех сторон какой-то непонятной трухой, искрящейся мелкими искорками в солнечных лучах. Это, скорее всего, смола от дерева.

– С-с-ма-сма-та.

– Нет, это не опилки, политые смолой, – догадался Виктор, – а соль. Обычная крупная соль.

– Та?

– Здесь лосиная тропа. Понятно? А лось любит соль, егеря постоянно подкармливают ею животных. Вот и эти ребята решили далеко не ходить в поисках лося, прямо у железной дороги сделали солонец. Кто это, новички или наши местные браконьеры? Нет, не наши, чужие, браконьеры, – размышлял вслух Муравьев.

Михаил, похлопав его по плечу, показал, что идти нужно вправо, там они с Кузьмой прыгали, у самого ручья. А это еще далеко отсюда.

– Что говоришь? – посмотрел на Степнова Муравьев.

– Та-там та…

– Что там? – Виктор сделал вид, что не понял, о чем ему хочет сказать Михаил.

– Месо.

– Мясо?

– У-у-у, – качает головой Михаил и дергает рюкзак Муравьева за лямку. – Мясок.

– Ме-шок, – разбил на гласные это слово Виктор. – Ме-шок.

– Мя-со-кх.

– Молодчина! – улыбнулся старик. – Глядишь, Новый год будешь встречать дома.

Михаил, поморщившись, отвернулся от Муравьева, вытирая с лица набежавшую слезу.

– Только не торопись, Миша, – похлопал по плечу Степнова Виктор. – Место какое-то непонятное, боюсь, живыми отсюда можем не выйти.

Михаил резко обернулся к Виктору.

– Сзади, не знаю, как и прошли ловушку и не попались.

– Ч-че-то?

– Смотри назад. – Не вставая с земли, Виктор показал на молодую березу. – Видишь петлю?

Михаил стал внимательно осматривать плотно растущую под деревом бруснику.

– Не туда смотришь, – прошептал Муравьев, – чуть выше гляди. Петлю видишь?

И только сейчас Михаил увидел толстую веревку, свисающую с березы. Её широкая петля была растянута в своем радиусе на метра полтора-два.

– Это и есть петля, лось попадется в нее и затянет эту удавку на своей шее, и все, повесится, как человек на ней. А дерево молодое, гибкое, оно, Миша, амортизируя, не даст лосю сломать себя. Вот такие вот дела. Посмотри на землю, кругом соль. А второе, я-то сразу и не приметил, что мелкая береза порублена. Вон она по бокам лежит, видишь?

– Та-та, – с трудом раскрыв губы, сказал Михаил.

– На, воды попей. – Муравьев протянул Степнову пластмассовую флягу.

Тот, сделав несколько глубоких глотков воды, открыл рот, проглатывая ее, и только после этого сделал еще несколько небольших глотков. Напившись, вернул флягу старику и, приложив правую руку к сердцу, попытался поблагодарить его: «Са-бо».

– Вот, значит, кто вас сопровождал, Миша, когда вы с Кузьмой шли ко мне в избу.

Михаил, поморщившись, посмотрел на Муравьева, пытаясь понять, о чем он ему говорит.

– Ну, Кузьма говорил, что за вами кто-то шел.

Вспомнив об этом, Михаил тут же несколько раз кивнул головой.

– Скорее всего, так и было. Кому еще нужен этот потрепанный лис Кузьма? Наступил на хвост браконьерам, те и проверили, кто он и что.

Михаил улыбнулся.

– Не верится, что этот участок остался без наблюдения. Где-то здесь должны дежурить, если такую серьезную охоту устроили. И, думаю, здесь не одна такая петля. Коровник лосиный здесь неплохой, знаю. Вот-вот начнется гон, и лосей здесь соберется немало. Короче… – Виктор посмотрел вопросительно на Михаила. – Наше дело не мешать этой команде, она пришлая.

– Па-па-ч-чем? – с заиканием спросил Степнов.

– Потому что местные здесь не раз обжигались. Егеря здесь – частые гости, так как земли эти, Мишенька, местной мафии, которая здесь может выставить свой дозор. А так как она у власти находится, так дозор этот государственный. Понятно говорю?

Михаил, сморщив лоб, промолчал.

– Значит, понятно говорю. И, скорее всего, эти ребята не из Свердловской области, а относятся к лесорубам, которых и наняла эта же мафия. Лес-то здесь редеет постоянно, то там сосну взяли, то здесь. Помнишь ельник перед своротком на Безымянное озеро? Это отсюда к Снеженску в четырех километрах. В этом году его не стало. А у озера выкосили кедровник. – Виктор сжал губы. Завтра, послезавтра через болото зимника перелезут, чувствую. А там знаешь, какой лес?! Хоть сейчас вали и корабли из него строй метров тридцать в длину. А какие дома из него получатся! Века простоят, смолистые, – вздохнул Виктор. – Так прямо хочется пойти к губернатору и спросить, куда он смотрит, а. Ну, куда? Вот киваешь головой, а ведь ты – журналист, ты куда смотришь, а?

Услышав такой резкий укол в свою сторону, Михаил резко встал и, бросив на землю ветку, с ненавистью посмотрел на Муравьева.

– Извини, паря, – с дрожью в голосе прошептал тот. – Это я так, не подумал. Ты же инвалид, и, может даже, из-за этого. Ты прости меня, старого дурака, Мишенька.

– Та! – резко отвернулся от него Михаил и, накинув на плечо ружье, показал свободной рукой, мол, пошли.

– Да, да, да. – И, ухватив за локоть Михаила, потянув его вниз. Виктор, прислушиваясь к каким-то только ему слышимым звукам, показал Степнову, что нужно присесть. – Что-то здесь не так, сердцем чувствую, – шепчет Муравьев. – Дикие это люди и, похоже, голодные. – Сделав глубокий вдох носом, Виктор посмотрел на Степного. – Чуешь? Серой не может вонять, неоткуда ей здесь взяться. Похоже, мясом протухшим пахнет.

Михаил, осматриваясь по сторонам, тоже стал принюхиваться к лесным запахам, но никак не мог уловить именно тот, который почувствовал Муравьев.

– А какое нам дело до него, Миша? Да, Миша? Ну, повалили лося, да плохо за собой убрались, вместо того чтобы закопать кишки в землю, забросали их ветками. И лежит оно, скорее всего, там. – Виктор ткнул пальцем в сторону солнца. А там, у Воя, ваши рюкзаки лежат, понимаешь? И нам желательно их забрать, понимаешь? Потому что здесь нам с тобой больше нечего делать. Слухи прошли, что кто-то здесь жилку златую нашел, чи бандиты себе дворцы строят, чи какое начальство.

Слышал, что один кабана за Сосьвой разводит для охоты. Человек большой. И рыбку к себе в ручьи с озерами завозит, и начальство московское привозит сюда поохотиться. Так и что нам от этого, а? – Виктор не сводил глаз с Михаила.

Тот в ответ пожал плечами.

– Так свободы у нас простых людей здесь скоро вообще не будет. Лес вырубят, ягода уйдет, песок, как на Каракумах, появится. А он только этого и ждет, тайга с ним как может борется, но только на пять-десять сантиметров его под своим дерном прячет от ветра. Не задумывался об этом, Миша? Эх, как я мечтал в детстве стать следователем, – громко вздохнул он. – А оказался слабаком. Как только отец подарил мне ружье, все свои мечты тут же и похоронил, так захотелось друзьям нос утереть, охотником-медвежатником стать…

2

Настроение Виктор умел портить. Что-то ему не понравилось в чьем-то поступке, так он сразу же к нему пристроил «гору» разных слухов и «поджег» их, как вчера вокруг избы гниляк с прошлогодней листвой. Теперь дыши этой мерзостью.

«А сам-то сколько медведя, лося положил, не имея лицензии на убийство этих зверей, – глядя на впереди идущего Муравьева, думал Михаил. – Нет, в своем глазу мы бревна, конечно, не видим, только в чужом. А, что говорить про Обвалова, ведь это об его заимке Виктор говорил, что расположена в Березовском районе у малой речушки с тайменем, окунем. Там он в своих угодьях держит кабана, да дикого оленя кругом много. Ну а нам, простым людям, до него какое дело? Богач он, так и пусть варится в своем соку. Может, без этого его бизнес не пошел бы? Ведь что ни говори, а если хочешь у кормушки сидеть, то нужно подкармливать и тех, кто к ней тебя пускает».

– Тихо! – Виктор резко остановился. – Вроде люди говорят.

Михаил поправил на плече правую лямку от рюкзака и стал осматриваться.

– Люди вроде? – Муравьев прислушивается. – Нет, не люди, показалось. Там дерево чешется. Точно, оно! Значит, ветер поднялся. – И, задрав голову, посмотрел на кроны сосен. – Может, все и не так страшно, Миша, как я говорю.

Степнов пожал плечами и улыбнулся Виктору.

– О-о, смеешься. Но что-то на сердце давит, а оно, Мишенька, лучший подсказчик. Ладно, сейчас перейдем железную дорогу и пойдем по краю выруба к Вою. Знаешь этот ручей, он в Безымянное озеро впадает. Заберем ваши гостинцы и крюк сделаем небольшой, к Торским озерам. Ну что, Мишенька, пошли.