III. Сын человеческий. Filius Hominis

Сергей Сергиеня

III. Сын человеческий. Filius Hominis

Глава 1

Оливия просыпалась тяжело.

Сон, потревоженный шумом, ушел, но сознание затерялось между явью и навью. Ночные образы перемежались со странными звуками, которые резали слух и звали из забытья.

Она машинально протянула руку к будильнику и растерянным взглядом уставилась на циферблат – будильник безмолвствовал, указывая на три часа ночи.

Оливия вскочила с постели, словно вынырнув из воды. Комната была заполнена воем тревожной сирены, а эхом вторил зуммер телефона. Она схватила трубку, даже не прочитав имя на экране.

– Лив?– голос Лероя был скорее удивлен, чем обрадован.– Ты где?

– Где я могу быть в три часа ночи?– она с трудом наполняла заспанный голос звуками.– Сплю в казарме. В последний раз, к слову…

– Убирайся оттуда! Объявлена эвакуация Апангетона. Через десять часов его затопят!

– Ага… Бегу, аж волосы назад,– Оливия потерла ладонью лицо, сбрасывая остатки сна.– Его уже семьдесят лет никак не затопят… Все! У меня вчера забрали жетон. Так что моя стажировка закончилась. Утром сдаю форму и возвращаюсь в общежитие. Думаю, меня там уже ждет Предписание…

– Ты меня не слушаешь!– закричал в трубку Лерой.– О чем ты говоришь?! Апангетон тонет! Беги оттуда!

– Не шуми,– поморщилась девушка.– Я больше не констебль-стажер… Здесь трубят обычный сбор для личного состава. А меня это теперь не касается.

– Оливия!– его голос наполнился отчаянием.– Час назад новая трещина порвала внешний корпус города. Затоплены три палубы. Сотни погибших. Я подслушал разговор отца. Инженеры открыли кингстоны в шахту старого реактора, чтобы столб воды поддержал конструкции города и не дал ему сложиться под давлением затопленных палуб… Это только отсрочка, чтобы успеть эвакуировать людей. На этот раз Апангетон обречен! С минуты на минуту начнется паника…

Резкий скрежет прокатился по каюте волной металлических стонов и на мгновение перекричал даже сирену. Звук в воде распространяется особенно, щедрый, насыщенный оттенками.

Оливия приложила ладонь к поверхности переборки и почувствовала дрожь Апангетона, который мелкими вибрациями и судорогами торопился рассказать о своей боли.

– Перезвоню,– прошептала она, даже не позаботившись, чтобы ее услышали, и отбросила телефон.

Теперь она отчетливо ощущала, как палуба вздрагивает под ней, свидетельствуя агонию обветшалой столицы. Апангетон был рассчитан максимум на двести лет службы, но уже прибавил к ним лишнюю сотню. Когда-то он был сердцем Арка, подводной колонии, приютившей последних людей.

Он был главным из четырех подводных городов вовсе не потому, что здесь разместился тогда еще рабочий реактор, правительство, больница, телестудия и прочие атрибуты столицы. В отличие от других городов, Апангетон был устроен именно так, как жили люди когда-то на поверхности, в мегаполисах и небоскребах: палубы, каюты, коридоры, лифты и лестницы. Огромная пирамида города всегда была чужда пейзажам океанского дна, но оставалась символом Арка, памятником исчезнувшей цивилизации.

Потому Совет постоянно откладывал затопление столицы, словно боялся утонуть вместе с ней. Реактор давно остыл, госпиталь переехал под купол Увирандры, инженеры обосновались в пещерах Элодеи, а правительственная знать уютно устроилась в сферических садах Валлиснерии.

Четыре города, названные именами подводных растений, имели принципиально разные конструкции и обрели такие же разные судьбы. Апангетон начался с ошибки в имени, потому что инженеры, проектировавшие его, не могли ни запомнить, ни правильно написать слово «апоногетон». С тех пор их творение стало воплощением бесконечной череды ошибок, неудач, поломок и обманутых ожиданий.

Пока монументальный Апангетон ветшал в своей чопорной неизменности, шахтеры Элодеи осушали и осваивали пещеры под морским дном, отвоевывая пространство для бедняков и производственных цехов. Рядом с первым куполом Увирандры выросли другие, такие же светлые, заполненные плодоносными фермами. А Валлиснерия высоко подняла гроздья своих сфер над коралловым лесом почти до самой поверхности океана, став обителью аристократии.

Оливия ненавидела Арк во всех его проявлениях и городах. Для нее он был Апангетоном – уродливым, дряхлым, нелепым… умирающим.

Она схватилась за телефон, еще не осознав до конца, что хочет сделать:

– Курт? Ты где?

– Я набирал, но ты не ответила,– его голос был как всегда болезненно тихим.– У меня сейчас ночная вахта на раскопках. Слушай, здесь какие-то слухи ходят об Апангетоне…

– Сможешь через час быть у входа в Центральный архив?

Курт сопел в трубку, но молчал. Он не был красавчиком, как Лерой, и тем более не был сытым фэмиликом, выросшим в полноценной семье. Как и Оливия, он носил клеймо анфолка – единственного разрешенного ребенка одинокой женщины. Говорили, что Арк стоит на характерах анфолков, но это не мешало им быть сословием отбросов.

– Я сейчас в шахте Элодеи,– медленно произнес Курт.– До конца вахты еще три часа. Ночью подземка не работает, хотя технические шахты между городами открыты. Да… Я могу через час быть возле архива Апангетона.

– Звонил Лерой,– Оливия едва сдерживала радость от услышанного.– Говорит, через час город закроют, а к полудню он затонет. Мы должны уйти сегодня! Ты со мной?

Курт выдержал долгую паузу, прежде чем ответить, но девушка терпеливо ждала. Они росли вместе, и Оливия знала цену его слов, знала, что свои решения он принимает сам и обдуманно.

– Лерою уже предложила?– он не отказал сразу.

– Нет. Без тебя я не смогу уйти, даже если он захочет,– солгала девушка.– Но это наш единственный шанс… Мы готовились к нему два года. Я не сказала тебе, но вчера меня отчислили. Утром я сдам форму и вернусь в общежитие, где меня уже дожидается Предписание от Центра репродукции. Через девять месяцев я стану матерью очередного анфолка, а все мои яйцеклетки изымут в инкубационный фонд, чтобы вырастить сотню исинисов для шахт Элодеи. Арк сожрет меня, как и мою мать…

Она говорила все громче, пока не сорвалась на крик. Оливия хотела лишь подтолкнуть Курта, чтобы избежать отказа, но затаившееся в ней отчаяние вырвалось эмоциями.

– Я буду через час у архива,– услышала она в трубке.– Я так понял, ты хочешь вломиться туда за древним роботом…

– Мы отдали за кулон от него две сотни литров кислорода!– вспыхнула девушка.– Я сама задушу барахольщика, если у робота не окажется встроенной навигационной системы.

– Кислород, вода, провиант у нас есть,– Курт был неумолим в своей рассудительности.– Допустим, будет навигационная система робота. Будем считать, лодку мы тоже отремонтировали достаточно, чтобы она пережила путешествие. Но, Лив, у нас только пять наполовину заряженных аккумуляторов. Чтобы добраться до берега, нам нужна, по меньшей мере, дюжина. Я смогу сейчас стащить еще один из своего погрузчика, но проблему это не решит.

– Лерой! Он достанет,– уверенно произнесла Оливия.– Через час встречаемся у архива. Поторопись. Всю казарму констеблей подняли по тревоге. Начали эвакуацию, и проходы к городу заблокируют.

Она выключила телефон и откинулась на подушку кровати. Сердце билось так, словно она проплыла марафонскую милю, а мысли разлетелись яркими образами, подогретые фантазиями детства. Еще вчера, когда старший констебль объявил ей о том, что стажировка завершилась для нее провалом, отчаяние заполнило душу.

Нет, она не мечтала о службе Арку – форма давала отсрочку от исполнения долга перед Центром репродукции. А еще она давала возможность жить в казармах Апангетона и иметь легальный доступ ко всем его древностям. Это позволило быстро завершить ремонт старой лодки, которую они восстанавливали в одном из эллингов заброшенной верфи.

Детская мечта вырваться из Арка и сбежать на запретную сушу объединила когда-то трех непоседливых подростков и спустя годы воплотилась реальностью. Оставалось протянуть руку, чтобы коснуться грез. Ощущать ветер в волосах и капли дождя на лице, щуриться на солнце и разглядывать плывущие в ослепительной голубизне облака… Оливия накопила тысячи желаний, которые могли сбыться только на поверхности, стоило ступить ногами на сушу и полной грудью вдохнуть свободу запретной земли.

– Ты еще в городе?– выпалил Лерой в трубку, не дав сказать и слова.

– Ненадолго,– уверенно произнесла девушка, потребовав интонациями в голосе тишины.– Лерой, мы сегодня уходим. Курт сейчас пробирается в Апангетон. Мы заберем робота из архива и оттуда сразу к лодке. Будем ждать тебя на верфи. Нам очень нужны аккумуляторы. Хотя бы полдюжины батарей. Больше – лучше. Сможешь?

– Дурацкая затея!– выпалил Лерой. В отличие от Курта, ему было, что терять в Арке, и Оливия опасалась, что он откажется. А ей очень хотелось, чтобы он был рядом.– Лив, это глупо! Сейчас не подходящий момент. Это опасно! Апангетон гибнет, мы не готовы…

– Сейчас идеальный момент,– перебила его девушка.– В неразберихе мы сможем уйти незамеченными. У нас все есть. Остались только аккумуляторы. Но главное, что мое время закончилось. Утром я должна вернуться в общежитие Элодеи, а уже завтра Предписание приведет меня в Центр репродукции! Это будет конец!

– Какое Предписание?– повысил голос Лерой.– Тебе только шестнадцать. Тебя призовут к материнскому долгу только через два года.

Оливия резко встала с кровати и почувствовала, как качнулась палуба под ее ногами, но это был не Апангетон – ее мир терял опору. Она понимала, что какая-то часть ее грез рассыпается в это мгновение.

– Наследственность,– твердо произнесла девушка.– Она у всех разная. Я состою на специальном учете. Моя мать родила меня в семнадцать. А мои яйцеклетки уже давно посчитаны и зарезервированы инкубационным фондом. Для меня другого шанса не будет. Ты пойдешь с нами? Сегодня! Ты достанешь аккумуляторные батареи?

Ее голос дрогнул, и она почувствовала, что еще немного, и он выдаст ее рыданиями:

– Я тороплюсь,– выпалила Оливия.– Мы будем ждать тебя у лодки.

Отбросив трубку, она закрыла лицо руками и замерла, вслушиваясь в свое дыхание сквозь вой сирены. Собравшись с силами, девушка шумно выдохнула и сосредоточенно обвела каюту взглядом – ей предстояли быстрые сборы.

Она долго не могла застегнуть комбинезон: форма констеблей была традиционной – вычурной, изобилующей бесполезными, но яркими деталями, неизменная за последние триста лет. Но причина заминки была не в одежде – Лерой не выходил из головы, смущал сомнениями и отравлял самый важный день в ее жизни горечью.

Оливия рассовала по карманам давно заготовленные мелочи и поправила знаки отличия на кителе. На груди не хватало жетона – признака власти констеблей, который отобрали накануне. Но его еще надо суметь рассмотреть среди ярких пуговиц, перевязей и нашивок!

Девушка решительно вышла из каюты в пустой коридор казармы, даже не оглянувшись. Она умела жить, не оглядываясь, и сохранять твердость там, где взрослые мужчины подгибали колени.

Лерой был в ее жизни случайностью, как когда-то показалось, счастливой.

Он возник из ниоткуда. Детство анфолков и фэмиликов проходило вдали друг от друга: разные районы, разные школы, интересы – ничего общего. Они бы никогда и не пересекались, если бы не существенный недостаток Арка – он был очень тесным местом.

Она столкнулась с Лероем в госпитале Увирандры на ежегодном медосмотре. Это была нелепая ситуация, в которую могла попасть только Оливия, устроившая потасовку с несколькими заносчивыми представительницами высшего сословия. Размолвка быстро привлекла новых участников и переросла в ожесточенную драку, в которой мальчишки не слишком церемонились со слабым полом. Именно Лерой вступился за зачинщицу, дерзкую анфолк, а потом каждый день навещал ее в том же госпитале, пока заживали ее раны.

Это были неловкие встречи и скомканные разговоры с длинными паузами. Каждая такая встреча казалась Оливии последней – уж слишком он был красив и статен. И еще он был из рода Виндзоров, а его отец вскоре стал членом Совета Арка – самая белая кость аристократии. Но Лерой продолжал навещать, даже когда ее отправили выздоравливать в общежитие.

Он оказался отличным собеседником, рассудительным и здравомыслящим. На удивление, его взгляды и ценности совпадали с ее мировоззрением, и даже подозрительный Курт признал, что парень не был похож на представителя своего сословия, хотя Лерой был единственным фэмиликом, которого они знали.

– Куда собралась?– грубо окликнул ее констебль на выходе из казармы.

– Воплощать мечты,– огрызнулась девушка.

– Утром комендант должен принять твою каюту,– выкрикнул он с возмущением в спину.

– Я буду держать за него кулаки: пусть у него все получится.

Палуба ощутимо качнулась под ногами, и Оливия ухватилась за стену. Апангетон заметно сдал, и оценить происходящее можно было уже невооруженным взглядом. Навстречу по коридору пробежала пара угрюмых парней в комбинезонах инженерной службы, а где-то впереди истеричными окриками раздавались команды. Сирена не смолкала.

Девушка уверенно свернула в служебный коридор и задраила за собой дверь. Она быстро преодолела несколько туннелей, и успела опуститься на три палубы ниже, прежде чем уперлась в закрытую дверь.

Ручка поддалась, но замок щелкнул предохранителем и оставил дверь запертой. Каждый замок, каждая дверь Арка была снабжена простейшим механическим предохранителем, который срабатывал при перепаде давления только в единственном случае – за дверью была вода! В этот момент Оливия по-настоящему осознала происходящее, и волна панического страха пробежала по ее телу.

Существовала даже поговорка: в Апангетоне всегда что-то не работает. Аварии стали привычным делом, постоянная суета ремонтников, периодические сигналы тревоги. Но сейчас она стояла перед дверью, за которой начинался студенческий блок с их общежитиями и аудиториями – огромное помещение, занимавшее почти всю палубу. Даже ночью здесь кипела жизнь. Два дня назад Оливия несла вахту в этом блоке.

Девушка держалась за ручку, и понимала, что за дверью не только соленая вода океана. За дверью притаилась смерть, которая уже настигла кого-то. Она отдернула руку, словно коснулась ядовитого щупальца донной твари, и заторопилась к люку вертикальной шахты.

Во время сирены вертикальными шахтами пользоваться было запрещено. Это были самые уязвимые места города – каждая сообщалась практически со всеми палубами. Как правило, именно они и страдали первыми, превращаясь в быстро затапливаемые колодцы, через которые вода стремилась забраться в любое незащищенное место.

Оливия с опаской заглянула в шахту, едва освещенную аварийными фонарями. Та вопила разноголосием как гобой, разнося эхо звуков, собранных со всех палуб города. По стенам журчала вода, а сверху проливался настоящий дождь – конденсат, ставший городской легендой Апангетона. Поговаривали, что отпетые романтики, специально приезжали в столицу, чтобы своими глазами увидеть настоящий дождь. Только сейчас от него веяло опасностью.

Если инженеры откроют кингстоны, пока она будет в колодце, выбраться уже не получится – ее сбросит с лестницы поток воды. Ступая на лестничную площадку, девушка вздрогнула, но не опрометчивость этого шага взволновала ее, а мысль о Лерое: сможет ли он добраться до верфи, преодолеть все трудности на пути. Решится ли он на это ради нее…

Она понимала, что не жажда свободы и побег из Арка заставляли Курта и Лероя приходить на тайные встречи, открыто соперничать и каждую новую затею принимать как вызов. Их союз держался на ней, на том, что они испытывали к ней.

Оливия торопливо побежала вниз по лестнице. Пользоваться колодцем шахты было рискованно, но оправданно – это был самый короткий и быстрый путь. На обходные маршруты не было времени, а до встречи с Куртом у архива еще предстояло решить непростую задачу.

Оказавшись на нижних палубах, девушка успокоилась и приободрилась. Эти уровни строились для обслуживания реактора и обладали чрезмерным запасом прочности. Когда помещения переоборудовали под новое назначение, выяснилось, что прокладка коммуникаций будет хлопотной и дорогой. Поэтому самые надежные помещения Апангетона достались барахольщикам, которые превратили их в хранилища и архивы.

Кровь стучала в висках, а тело звенело от возбуждения, насыщенное адреналином. От этого ее походка стала пружинящей, а движения суетливыми. Оливия скользила по трапам на нижние палубы с такой скоростью, что рисковала свернуть себе шею. Она не знала, сколько у нее осталось времени, и не была уверена в том, что авантюра удастся.

Оказавшись на нужном уровне, девушка первым делом перерезала единственный провод, тянувшийся вдоль стены.

– Оливия?– Доусон вскочил навстречу, едва заслышав в коридоре шаги.– Что случилось?

Массивная дверь архива находилась в глухом тупике длинного тоннеля. Когда-то здесь располагались вспомогательные системы выгоревшего реактора. Поэтому переборки были выполнены из сверхпрочной стали, а тяжелую дверь могли открыть только гидравлические приводы. На фоне монументального сооружения пост охраны, собранный из вторичных материалов, выглядел картонной коробкой.

Таким же неуместным казался и сам Доусон, в помятом кителе с подозрительными и наспех затертыми пятнами. Всклокоченные волосы, не признававшие расческу, и бусинки близко посаженных к переносице глаз делали его непропорционально маленькую голову венцом нелепости на обрюзгшем теле.

Вид поста и констебля вызывали ощущение уныния и запустения, которыми славился старый Апангетон.

– Ты еще здесь?– девушка застыла перед вахтенным офицером в напускном недоумении.

– А где мне быть?– опешил тот.– У меня здесь ночная вахта.

– Тебе не звонили? Ты ничего не знаешь!

Он растерянно оглянулся на массивный проводной телефон без наборной клавиатуры.

– Что стряслось?– побледнел Доусон.

– Мы тонем, остолоп! Идет эвакуация,– девушка вплотную придвинулась к констеблю.– Ты оглох и не слышишь сирену? Для кого протрубили общий сбор?

– Я же на посту,– промямлил толстяк.– По уставу меня только разводящий может отозвать. В Апангетоне всегда что-то не работает…

– Тебя здесь быть не должно!– Оливия сверкнула глазами.– У меня приказ запечатать архив. Сюда уже направляются инженеры. Звони дежурному!

– Я должен связаться с дежурным,– покорно повторил Доусон и взялся за телефонную трубку, но, не услышав гудков, испуганно протянул ее девушке.– Не работает…

– Мы тонем! Счет идет на минуты!– закричала Оливия, раздувая угольки ужаса, тлевшие в глазах констебля.– Здесь и в лучшие времена ничего не работало. Убирайся! И на верхние палубы не суйся – там уже везде вода.

Доусон с головой окунулся в паническое настроение, овладевшее им, и преисполнился решительностью. Когда людей не смущают сомнения выбора, они действуют быстро и уверенно.

– Куда?!– Оливия ухватила за рукав проявившего прыть констебля.– Вахту сдай и табельное.

– Конечно…

Доусон суетливо отстегнул кобуру, приложил палец к регистрационному планшету и бросил магнитный ключ на стол. Неуклюже переваливаясь из стороны в сторону, он засеменил мелкими шагами по коридору прочь. Возможно, он просто не умел бегать, потому что никогда раньше этого не делал.

Девушка покачала головой, глядя ему в след, и вздохнула. Для таких увальней место на службе всегда найдется, потому что он мужчина, рожденный в полноценной семье. А такие как она, анфолк, не могут даже мечтать о форме констебля.

Оливия уселась на скрипучий стул и несколько раз крутанулась на нем. Она еще не поверила в то, на что решилась, но пока все складывалось в ее пользу. Она расстегнула кобуру и проверила оружие: двадцать два патрона в пистолете с учетом подствольного магазина и две запасные обоймы по восемь каждый – хороший арсенал. Девушка рассовала приобретение по карманам и пристегнула кобуру к поясу.

Послышался отдаленный глухой удар, и стены коридора зашипели осыпающейся пылью. Город умирал, и надо было торопиться, пока электричество не отключилось, иначе дверь архива уже не откроется.

Оливия приложила магнитный ключ к считывателю и уверенно провернула колесо замка. Гидравлика вздохнула и выдавила тяжелую плиту двери наружу, открыв проход. Воздух едва качнулся, выравнивая давление, и легко потрепал рыжие волосы девушки. Она машинально закрыла глаза, стараясь лицом ощутить дуновение рукотворного ветра.

Скоро она сможет стоять на ветру, бросать ему вызов, жадно пить его плоть глубокими вдохами. А еще она хотела ощущать свою руку в крепкой ладони Лероя. Его атлетическая фигура с широкими и сильными плечами, вьющиеся светлые волосы и лицо с правильными чертами были созданы для того, чтобы стоять навстречу ветру.

Коридор принес эхо приближающихся шагов, но Оливия не обернулась. Походку хромоногого Курта она бы никогда не спутала – его левая нога была с рождения короче. Редкий житель Арка, не нес на себе печать ущербности, включая фэмиликов. Но Курту досталось от природы сильнее других. Худой, низкорослый, с болезненно бледным лицом и неровной челкой, которая закрывала поблекшие бесцветные глаза – так он их прятал, отводил взгляд в сторону и никогда не смотрел прямо. Она не помнила, чтобы видела когда-либо его глаза, хотя безошибочно чувствовала на себе его взгляд.

– Палубу под нами затапливает,– тихо произнес он, приблизившись к девушке, и сбросил на пол тяжелый рюкзак.– Я прихватил кислородные маски, но они нам не помогут, если пойдет вода. Надо торопиться, пока проход к заброшенной верфи не заблокирован.

Оливия кивнула, не оборачиваясь, и молча толкнула плечом тяжелую дверь. Она бы многое отдала, чтобы на месте Курта стоял Лерой.

Архив был скудно освещен аварийными фонарями, которые едва обозначали бесконечные коридоры между стеллажами. Зато запахи, разбавленные в сыром воздухе, изобиловали разнообразием. Это были запахи сырости и тления, прелой ткани и гнилой древесины – кладбище разлагающихся артефактов.

Оливия посветила фонариком на клочок бумаги с изображением схемы, указывающей на место хранения робота. Она осмотрелась и неуверенно указала рукой на нужный коридор.

Пройдя несколько шагов, Курт закашлялся:

– Надеюсь, он не заржавел в труху…

– Вот,– Оливия остановилась перед бесформенной грудой, накрытой запыленным брезентом, и резко сорвала с нее покрывало.

Барахольщик не соврал – робот, действительно, не был похож ни на что, виденное ранее. Он походил на человеческий скелет, который сидел, опустив голову, и обхватив колени руками. Но при этом его вид не вызывал отторжения или брезгливости. Наоборот, тонкие линии его корпуса и конечностей были изящными и исполненными безупречно – в них не было грубости и даже признаков устройства. Складывалось впечатление, что его создавали не инженеры, а скульпторы с воображением, ушедшим за горизонт человеческой фантазии.

– Ого,– восхитился Курт.– Для трехсотлетнего артефакта он здорово сохранился.

Девушка извлекла из кармана амулет и покрутила его в свете фонарика:

– По описанию барахольщика, его должен включить этот амулет, но тут нет никаких кнопок,– Оливия сдвинула брови и на мгновение растерялась.

Ей овладели сомнения. Вылазка в архив, вдруг, показалась абсурдной и нелепой. Она за безумную плату выкупила у сумасшедшего барахольщика амулет, наслушавшись его старых сказок. Он рассказывал о загадочном роботе, которого первый Канцлер Арка спрятал на дне впадины в первые дни поселения. После переворота, когда Генерал-Констебль казнил Канцлера, тот успел передать амулет доверенному лицу. Спустя сотню лет робота нашли, и долго провозились, пытаясь его включить, а после спрятали в архиве. Но амулета так и не нашли. Барахольщик клялся, что он прямой потомок ближайшего соратника первого Канцлера.

– Может, его надо куда-нибудь вставить,– предположил Курт.

– Ничего не надо вставлять,– раздался мягкий баритон, и робот медленно выпрямился, встав в полный рост.

Оливия услышала, как за спиной попятился Курт, срывая дыхание, но сама не шевельнулась, подавив вспышку испуга. Она, не отрываясь, смотрела в окуляры робота, который навис над ней.

– Выведи интерфейс,– скомандовала девушка, овладев голосом.

– Нет,– отозвался робот, разведя руки в стороны, как это сделал бы человек, и покачал головой.– Так это не работает. Я и есть интерфейс. Меня зовут Каэм – коммуникационный модуль.

– Ты исправный?– Оливия растерялась, не зная, что спросить.

– Более чем.

– У тебя есть навигационная система?

Робот выдержал короткую паузу, прежде чем ответить:

– Связи со спутниками нет,– мягко произнес он.– Но я могу позиционировать лодку и определенно сумею доставить ее до берега.

Его голос и манерность движений, не свойственная роботу, были нарочито дружелюбными и вызывали невольное расположение к себе. Даже подвижность элементов на механическом лице напоминала человека.