Почти роман почти в письмах

Но как ты хорошо сказала про «монстра по имени Я». Ну что, дорогая, монстр и сумасшедший – адская смесь, а «как робок был первый интерес», хотелось лишь малого: изменить жене на стороне.

Целую, рабски преданный тебе пациент

Я…

Лиля прочитала письмо, оценила слог, насладилась красотой изложения мысли. Да. В чем уж Алоизию не отказать, так это в подаче материала. Ответ ее, правда, был коротким:

Так значит, ремиссия оказалась не то чтобы нестойкой, а всего лишь затишьем перед бурей?

28.10.07

Отношения Лили и Алоизия развивались с одной стороны стремительно, с другой – онлайн. Романтические излияния настигали Лилю на работе, на учебе, дома. ПАВ был поэтом. Он черпал вдохновение, казалось, в самом себе. Письма приходили регулярно, хотя пыл страстей и поостудился немного.

Мне говорят друзья: «Открой глаза,

зачем себя напрасно изнуряешь

пустой надеждой, схватываясь за

мечту, которую, быть может, сам не знаешь?

Игра в любовь – не больше чем игра

и пятый акт кончается в постели,

поймал миг насажденья и пора

отчаянно стремиться к новой цели…»

Мне эта философия мила,

но для себя ее не принимаю,

давно меня любовь с ума свела

и потому я в игры не играю.

И вынужден растрачивать себя

по пустякам, быть иногда жестоким

к своим слезам, и вытравить ребя-

чество в себе железом раньше срока.

А перед чудом женских рук и глаз

благоговеть как пред святой иконой

и запах губ хранить, и каждый раз

удерживать себя, чтобы с перрона

не броситься под поезд в никуда,

и доказать ценой конца такого

ужасного, что ей одной всегда

лишь жил среди безумия людского.

А.Петренко, 1998

Алоизий изучал жизнь Лили, ее социальные сети, контакты, знакомился с родителями и детьми, чтобы быть ближе. И непременно давал обратную связь своим находкам:

Несколько часов смотрел твои фотографии… Особенно понравилась та, где ты с фантиками… Ты слишком красивая и загадочная для меня… Я тебя боюсь, особенно твоего испепеляющего хищного взгляда слегка раскосых карих глаз и твоего роскошного тела восточной богини-матери. Быть может, это не страх «себя настоящего», а архетипический страх Анимы-женщины, как сказал бы К.Г.Юнг, страх сумасшествия, лиссофобия, как сказал бы коллега (этот страх встречается преимущественно у эндогенно-процессуальных пациентов).

Я очень рад, родная, что есть человек, который готов и может слушать меня (замечу в зал, как в театре, что тот, кто говорит, т.е. я, «половой истекает истомою»). Также мимоходом отмечу, что вся моя словоохотливость вполне подпадает под определение регрессивной синтонности (аутизма наизнанку по А.С.Тиганову), которая, как пишут в учебниках, есть один из симптомов негативных шизофренических расстройств.

Ты ужасно требовательна и решительна, а я очень слаб и стараюсь компенсировать этот свой недостаток лисьей изворотливостью. Но ты все видишь, ты настаиваешь… А я, родная, не могу изменить себя, те дуновения смелости, которые ты отметила, были слишком мимолетны, они совсем «не отражают мою сущность», их можно объяснить состоянием, которое сродни поэтическому вдохновению. Единственная смелость, которую я позволяю себе (неверное слово), которая появилась у меня с годами (в некотором роде в этом есть и твоя заслуга, я знаю), эта смелость по отношению к своим чувствам; ее еще можно назвать самокритикой. Все другие смелости, которые появились у меня в последние дни, принимают форму дисфории и каких-то психопатоподобных состояний: поругался с ответственным администратором на работе, оскорбил приятеля, на которого давно имел зуб (и который, правда, обвинил меня в неадекватности), пнул ногой любимого кота, который хотел ласки. И во всех трех случаях очень сожалел впоследствии.

Как я завидую твоей смелости («А ныне – сам скажу – я ныне – завистник. Я завидую; глубоко, мучительно завидую. О,Моцарт, Моцарт», Пушкин). Есть смелость двух видов: смелость безрассудная, геройская, романтическая, гусарская (ее еще можно назвать низшей смелостью), и смелость высшая как проявления истинно свободного духа. Первому типу смелости можно научиться, она может быть результатом самообмана, «зомбирования» (как у нашей нации, которая сейчас в раболепном экстазе молится на этого пошленького божка-президента), биологической целесообразности (как у животных, когда мать, чтобы спасти своих детенышей, вступает в неравный бой с заведомо сильнейшим противником). Второй тип смелости присущ только истинно свободным духом людей (сверхчеловекам, как сказал бы Ницше). Подобной свободой из наших современниках обладал Папа Иоанн Павел II, Анна Политковская, Иосиф Бродский, Валерия Новодворская, Эдичка Лимонов… Две последних фамилии у наших с тобой, Лиленька, коллег, неизменно вызовут ухмылку: да они же в «дефекте», они скажут. (А судьи кто? – им можно ответить, – не судите, да не судимы не будете).

Извини, заговорился («отвечаю то, что знаю», да?), но тебя ведь интересуют «конкретные моменты». Тогда, в ресторане, ты могла смело произносить, что ты – психиатр, громко смеяться, проявлять свои эмоции открыто, не заботясь о том, что скажет «княгиня Марья Тимофеевна», или всякие там рутении-ивановичи. Я могу только рукоплескать твоей степени свободы-смелости высшего типа! Позволь только спросить тебя: это есть черта врожденная, которая есть также у твоих родителей, или ты этому научилась (мне почему-то кажется, что этому научиться принципиально нельзя, хотя до определенного времени она может быть закамуфлирована). Я не верю в свою обучаемость, мне кажется, что твои надежды на мой счет обманчивы, я не смогу перевоспитаться, хотя вполне отдаю себе отчет, что я способен на бунт или бурю. Быть может, в этом и состоит мой главный экзистенциальный страх перед тобой, страх перед свободой и смелостью (который, отмечу мимоходом, очень типичен для всего нашего народа – народа рабского и трусливого, готового в бегстве от ответственности избрать себе в цари хоть Ивана Грозного, хоть Сталина). Свобода – это всегда опасность саморазрушения, чего я подсознательно боюсь в отношениях с тобой, но, одновременно, это и возможность безграничного наслаждения, чего я как гедонист-мазохист тайно желаю. Но… такой слабый мужчина вряд ли может составить счастье такой роскошной женщины, а буря, если она и случится, то будет, как всякий русский бунт, «бессмысленна и беспощадна», и никому ничего хорошего не принесет… Не верь словам моим, родная…

Сумбур? Не совсем. Да, мысли путаются, чувства кипят, но рассуждения вполне последовательны. Немного самоунижения, то ли чтобы напроситься на комплимент, то ли чтобы защититься от предполагаемых нападок. Лиля, видя состояние Алоизия, не стала развивать тему или цепляться к словам. Она лишь подлила масла в огонь:

«…Не верь словам моим, родная…"– Как скажешь, не верю!

А смелости научилась! Когда-то надоело быть трусихой!»

Но что-то задело ее за живое и чуть позже Лиля добавила:

Ты отзываешься о себе неуважительно и обвинительно-растоптательно, словно получая от этого какое-то мазо-удовольствие.

А меня, как кажется на первый взгляд, превозносишь и раскрашиваешь, как жар-птицу, но в тот же момент описываешь как стереотипный ("по типу клише") случай, не имеющий отношения собственно ко мне.

Первым ты унижаешь себя, вторым – меня. Комбинация "униженный + униженный" меня не устраивает. Я вижу вещи иначе. Я вижу себя рядом с уверенным, сильным Мужчиной, будучи сама уверенной, сильной Женщиной.

Провокация на жалость и уверения в обратном … это не ко мне, слишком топорный манипулятивный ход (хотя, в твое оправдание, не уверена, что осознанный). Если ты считаешь себя слабым и безвольным, что ж, для меня -это твоя точка отсчёта, соответственно будет и моей. Переубеждать тебя я не буду. Когда же решишься САМ назвать себя сильным и волевым, я поменяю свою точку отсчёта вместе с тобой.

Если же тебе нравится жалеть себя, то хочу чтоб ты знал – делать это вместе с тобой я не стану, потому как жалость – одно из самых унизительных чувств, и я не вижу для себя достойным так поступать по отношению к кому бы то ни было. Даже больной и убогий не заслуживает такого унижения, как жалость. Сочувствия, поддержки – да, но не жалость. Нравится быть жалким -будь им, но помни всегда, что это – твой личный выбор. Ты можешь выбрать другое. Ограничений нет, если сам же их не возводишь.

Дальнейшее письмо под грифом: «Трудный пациент».

Глубокоуважаемая Лилия Абрамовна! Недавно ко мне через знакомого из ПБ №1 обратился пациент П. с не вполне понятным для меня состоянием. Я отдаю себе отчет, что Ваш опыт по лечению психических больных еще не так богат, как мой, но уверен, что как раз с пациентами-мужчинами с подобного рода проблемами Вы сталкивались и ранее. Ваше мнение для меня крайне важно, заранее благодарю. С уважением, А.В.Петренко.

У больного П. после встречи 23.10.07 (это можно считать датой начала заболевания) в кафе с гражданкой Х. возникло сильное половое влечение к данной особе, которое сопровождалось другими сопутствующими симптомами, как то: бессонница, плохой аппетит, частые позывы на мочеиспускание, раздражительность, нервозность, переходящая в раздражительность, sms-зависимость, тревожные руминации, навязчивые представления сексуального содержания, прогулы на работе, половое бессилие в отношениях с супругой, «болезненное бесчувствие» к коту (что наиболее тягостно для больного П.).

Данное состояние развилось у пациента П. в третий или четвертый раз в жизни. Длительность предыдущих эпизодов составляла от двух месяцев до 1,5 лет, купировалось спонтанно, оставляла вполне незначительные изменения личности, что, однако, не помешало П. быть вполне социально адаптированным (женат, имеет постоянную работу) и даже защитить кандидатскую диссертацию.