Прожила жизнь, только не свою. Или в шестьдесят пять всё только начинается?

Татьяна Воротникова

Прожила жизнь, только не свою. Или в шестьдесят пять всё только начинается?

Все герои этой истории – плод воображения автора. Но если вдруг вы узнали в них кого-то знакомого или даже себя, значит, что-то внутри откликнулось. И это уже чудо. Пусть этот текст станет для вас не инструкцией, а поводом почувствовать, задуматься, вспомнить. Спасибо, что читаете сердцем.

Пролог

Жизнь как марафон с прыжками

В комнате почти не слышно звуков – те редкие шумы, что доносятся с улицы, звучат приглушённо, будто мир решил говорить шёпотом, чтобы не мешать тому, кто задумался. На столе остывает чашка зелёного чая, рядом лежит блокнот с пометками, ручка, карандаш, наклейки, какие-то заметки на разрозненных листках – всё это осталось от прежних попыток придать форму тому, что давно уже просится наружу. За окном идёт мелкий дождь – он не бьёт по стеклу, не навязывает настроение, он просто молчаливый свидетель, в чьём присутствии можно наконец позволить себе выдохнуть и впервые за долгое время честно оглянуться назад.

Иногда достаточно и десяти минут тишины, чтобы привычные мысли вдруг замедлились, и между ними возникло желание: «А не описать ли мне свою жизнь?» Это не порыв вдохновения, а внутренняя потребность, помогающая услышать себя.

Я никогда не планировала писать книгу – особенно такую, где главным героем стала бы я сама. Мне всегда казалось, что это делают те, кто прошёл через нечто выдающееся, или те, у кого есть опыт, заслуживающий чужого внимания.

А я – я просто жила, как умела, как подсказывало сердце или требовало время. Я не стремилась быть особенной и точно не считала свою судьбу уникальной, но со временем стала чувствовать, что прожила несколько жизней в одной, и каждая из них оставила след, который заслуживает быть рассказанным. И тогда я подумала: если мне самой становится интересно – что это всё было, как оно складывалось, как я справлялась, кем становилась, – возможно, кому-то ещё это может быть близко.

Меня зовут Татьяна. Мне шестьдесят пять, и, кажется, я прожила с десяток чужих жизней в одной: была мамой в восемнадцать, женой по залёту, директором компании, человеком, который вытаскивал бизнес из минуса, пока на руках у него плакал младенец. Я спасала офис от захватчиков, стояла у гладильной доски и рыдала над 78 вопросами по истории КПСС, пыталась быть хорошей матерью, и я была женщиной, которая поняла, что бизнес – не всегда про свободу, особенно если это не твоя игра.

Я прожила с мужем более сорока лет, но вот уже пять лет мы живём раздельно. Мы не оформляли развод, не устраивали сцен – просто в какой-то момент каждый пошёл своей дорогой: он по одной, я по другой. Теперь я живу одна, отдыхаю в одиночестве, и, пожалуй, впервые за очень долгое время я начала по-настоящему слышать себя.

Иногда мне кажется, что вся моя жизнь была похожа на бесконечный марафон, в котором невозможно остановиться даже на минуту, потому что каждые несколько километров возникает очередное испытание – то огонь, через который нужно перепрыгнуть, то битое стекло, по которому приходится бежать босиком, то кто-то, кого нужно вытащить из пылающего дома. И всё это происходит без возможности выдохнуть – просто движение вперёд, потому что иначе нельзя.

Но сейчас я позволила себе остановиться – не выйти из игры, а именно осознанно приостановиться, чтобы оглянуться и, возможно, впервые по-настоящему увидеть, какой путь уже пройден. Я не рассчитываю, что эти страницы станут для кого-то инструкцией, потому что они не о том. Это просто моя жизнь – живая, неидеальная, местами нелепая, полная кувырков, рейдерских захватов, внутренних срывов и странных поворотов. И если кто-то, читая её, вдруг почувствует, что не один, или подумает: «Я тоже так могу», – значит, всё написано не зря.

Первая глава

Я – жена по залёту

В восемнадцать лет жизнь может перевернуться за один единственный вечер. Не так, как в кино – без красивых слов, без фоновой музыки, а просто: шмяк – и всё.

Ты ещё вчера думала о поступлении, о выпускном платье, о глупых спорах с подругами… А сегодня стоишь в подъезде, крутишь в руках смятую бумажку с результатами теста и чувствуешь, как внутри что-то медленно и бесповоротно меняется.

Папа, наверное, сказал бы, что это и есть взрослая жизнь – когда боишься до дрожи, но идёшь вперёд, потому что иначе нельзя. Я долго не могла решиться зайти в квартиру.

Сквозь закрытую дверь доносилось бормотание телевизора. Я знала, что папа в это время всегда сидит в своём кресле и смотрит любимую передачу.

Я долго стояла в подъезде, пока сердце не успокоилось настолько, чтобы я смогла хотя бы дышать ровно, а потом поднялась домой, будто тащила за собой тяжёлый чемодан.

Но я знала – дальше откладывать нельзя.

Когда я вошла, мама выглянула из кухни и, увидев меня, улыбнулась усталой, тёплой улыбкой, от которой защемило в груди.

Я сняла ботинки, медленно подошла к столу и, не раздеваясь, достала из кармана ту самую бумажку. Не говоря ни слова, положила её на стол. Мама опустила полотенце, которым вытирала руки, и чуть нахмурилась, пытаясь понять, что происходит. Она взяла бумажку, развернула, прочитала, и в её движениях вдруг исчезла вся та привычная размеренность, с которой она всегда делала самые обычные дела.

– Света, – тихо, почти шёпотом произнесла мама, – это правда?

Папа подошёл к маме, посмотрел на неё, затем на меня.

– Что случилось? – спросил он.

– Света беременна, – сказала мама.

В комнате воцарилась странная, вязкая тишина, и только стрелка часов на стене упорно отсчитывала мгновения, как будто напоминая, что время не остановится из-за моего маленького конца света. Папа тяжело вздохнул, посмотрел на меня и сказал:

– Значит, будем разбираться.

Никаких криков, никаких громких фраз, которые потом остаются в памяти навсегда. Только простая, почти упрямая констатация факта: теперь всё будет иначе. И в тот момент я поняла, что страх внутри меня никуда не делся, но вместе с ним появилась странная, незнакомая сила – та самая, о которой раньше я читала в книжках и думала, что это выдумка.

Сила идти вперёд, даже если не знаешь дороги

Через три месяца мы с Мишей сыграли свадьбу. Хотя слово «сыграли» звучит, пожалуй, чересчур радостно – это была скорее попытка дать хоть какую-то форму происходящему. Я уже была на пятом месяце беременности, на мне было красивое платье, и мне казалось, что всё идёт так, как должно: первый мужчина, первая близость, свадьба – разве может быть иначе?

У меня была совсем простая мечта. Не замки, не дорогие букеты, не кольца с бриллиантами. Я мечтала, что после первой брачной ночи мы вместе устроим завтрак – я испеку яблочный пирог, поставлю его на стол ещё тёплым, ароматным, разрежу на кусочки, а он, улыбаясь, сядет напротив, попробует, похвалит, попросит ещё – и в кухне будет стоять запах печёных яблок и какого-то самого настоящего счастья.

В реальности всё вышло иначе. Я возилась с тестом с раннего утра, боясь разбудить его шумом. Достала красивую скатерть, которую берегла «на особый случай», нарезала яблоки тонкими ломтиками, осторожно разложила их по тесту, надеясь, что всё получится идеально.

Когда пирог наконец поднялся, зарумянился, я вынула его из духовки, поставила на стол, села напротив – и ждала в своей любимой красной кофте, которая, как мне казалось, делала меня красивой.

Миша вошёл на кухню сонный, бросил на пирог беглый взгляд и, даже не притронувшись, сказал:

– Я не люблю яблочные пироги.

А потом, уже глядя прямо на меня, добавил тем же равнодушным тоном:

– И красный цвет терпеть не могу.

В тот момент внутри меня что-то хрустнуло, будто тонкая трещина пошла по стеклу, за которым я до этого прятала свою мечту о «правильной» жизни. Пирог оказался не нужен, кофта – раздражающей, я сама – как будто не к месту.

И вот тогда впервые у меня мелькнула мысль, которую я раньше изо всех сил гнала от себя: а точно ли это та жизнь, о которой я мечтала? Но я задвинула эту мысль подальше.

Мы часто переезжали – то оставались у моей мамы, то перебирались к родителям Миши. Я постоянно мечтала о собственном углу, о тихом уютном пространстве, где не надо быть вечным гостем, стараться, угадывать чужое настроение и чувствовать себя виноватой за самое своё существование. Но ни одна из этих остановок не становилась домом. Мы были как временные квартиранты в чужой жизни, и особенно тяжело это ощущалось под одной крышей со свекровью.