Тени мести: путь надежды. Справедливость всегда требует жертв

Когда полицейские ушли, Надя вернулась к своему бесконечному хождению по коридору. Хаким проводил её взглядом: – Надя, присядь. Ты изматываешь себя.

– Не могу, – покачала она головой. – Если остановлюсь – начну думать. А если начну думать…

Она не закончила фразу, но Хаким понял.

– Юра сильный, – сказал он. – Он выкарабкается.

– Это моя вина, – прошептала Надя. – Если бы я не написала, то заявление…

– Прекрати, – резко перебил Хаким. – Это не твоя вина. Ты поступила правильно. И Юра так считал, если бы он был не согласен, то уговорил бы забрать заявление.

В его голосе было столько искренности, что Надя на мгновение почувствовала облегчение. Но затем что-то в выражении его лица – какая-то мимолетная тень, промелькнувшая в глазах – заставило её насторожиться. Словно за маской сочувствия скрывалось нечто иное. Но прежде, чем она успела проанализировать это ощущение, двери операционной распахнулись и в коридор вышел хирург. Его зеленая форма была забрызгана кровью, маска спущена на шею. Он выглядел измотанным до предела.

Надя бросилась к нему: – Доктор, как он?

Хирург посмотрел на неё усталыми глазами: – Мне очень жаль…

ГЛАВА 7: УТРАТА

Мир остановился. Звуки исчезли, сменившись звенящей тишиной. Надя почувствовала, как пол уходит из-под ног. Последнее, что она увидела перед тем, как потерять сознание – лицо Хакима, искаженное болью и шоком.

Или это только казалось шоком? В последнее мгновение перед тем, как тьма поглотила её, Надя заметила что-то странное в его глазах. Что-то, что не соответствовало выражению его лица. Но сознание уже ускользало, и эта мысль растворилась в черноте.

Надя очнулась в больничной палате. Сквозь жалюзи пробивался утренний свет. Рядом с кроватью сидела мама, держа её за руку. Её лицо было опухшим от слез, глаза покрасневшими.

– Мама, – прошептала Надя. И вдруг вспомнила всё. – Юра…

Мама сжала её руку сильнее и покачала головой: – Его больше нет, доченька. Наш мальчик ушел.

Надя закрыла глаза, позволяя слезам течь. Не было рыданий, криков, истерики – только тихие слезы и пустота внутри. Словно часть её души умерла вместе с братом.

– Что случилось? – спросила мама. – Полиция говорит, его застрелили в спортклубе. Кто мог сделать такое?

– Я всё расскажу. Но не сейчас. Сначала… мне нужно увидеть его.

Морг был холодным и стерильным. Надя шла за медсестрой по гулкому коридору, чувствуя, как каждый шаг отдается болью во всем теле. Мама осталась в коридоре – у неё не хватило сил войти.

Служитель морга – пожилой мужчина с добрыми глазами – деликатно отвел простыню, открывая лицо Юры. Он выглядел спокойным, почти умиротворенным. Словно просто спал.

Надя смотрела на брата, не узнавая его. Это было лицо Юры – те же черты, те же ямочки на щеках и чуть асимметричные губы, которые всегда улыбались ей. Но это был не Юра. Её брат был полон жизни, энергии, тепла. Это тело перед ней было просто оболочкой – пустой, холодной, безжизненной.

И всё же она не могла отвести взгляд. Словно искала в этом неподвижном лице ответ на вопрос, который еще не успела сформулировать.

Надя осторожно коснулась его щеки – холодной, восковой. – Прости меня, – прошептала она. – Я виновата.

Слезы капали на простыню, оставляя темные пятна. Надя наклонилась и поцеловала брата в лоб: – Клянусь, я найду того, кто это сделал. И он заплатит. Обещаю тебе.

Когда она вышла из морга, то почувствовала странное спокойствие. Боль никуда не делась, но к ней добавилось что-то еще – холодная, кристально чистая решимость. Надя знала, что должна сделать.

У входа в больницу её ждал Хаким. Он выглядел постаревшим на десять лет.

– Надя, мне нужно с тобой поговорить, – сказал он тихо.

– Не сейчас, – покачала она головой. – Мне нужно побыть с мамой.

– Это важно, – настаивал Хаким. – Я знаю, кто стрелял в Юру.

Надя замерла: – Кто?

Хаким огляделся по сторонам: – Не здесь. Давай пройдемся.

Они вышли на больничную парковку и медленно пошли вдоль рядов автомобилей.

– Я видел, – тихо сказал Хаким. – В момент выстрела был короткий проблеск света – кто-то включил фонарик на телефоне. Я успел заметить лицо.

– Аслан? – спросила Надя.

– Нет, – Хаким покачал головой. – Его брат, Рамазан. Тот самый парень из лифта.

Что-то в его тоне заставило Надю насторожиться. Слишком гладко, слишком уверенно он говорил. И как он мог так четко разглядеть лицо в темноте, при коротком проблеске света? Да еще и опознать именно Рамазана, которого, возможно, видел всего пару раз?

Но она не показала своих сомнений. Вместо этого изобразила удивление:

– Но как? Он же… Его же арестовали после того случая.

– Выпустили под залог до суда. Семья богатая, связи… – Хаким горько усмехнулся. – Система правосудия, чтоб её.

– Ты уверен, что это был он?

– Абсолютно. Я видел его лицо. И пистолет в руке.

Надя глубоко вдохнула: – Ты рассказал полиции?

– Да, – кивнул Хаким. – Но без доказательств… Там была куча народу, все в панике, темнота. Они будут проверять, но…

– Я понимаю, – тихо сказала Надя. – Спасибо, что сказал мне.

Хаким внимательно посмотрел на неё: – Надя, что бы ты ни задумала – не делай глупостей. Юра не хотел бы этого.

– Я знаю, – она слабо улыбнулась. – Не беспокойся. Я просто хочу, чтобы справедливость восторжествовала.

Но в её глазах Хаким увидел то, что заставило его вздрогнуть. Это был взгляд человека, перешедшего определенную грань. Точку невозврата.

Похороны Юры прошли через три дня. Серое небо, моросящий дождь, толпа людей в черном – всё как в плохом фильме. Надя стояла у свежей могилы, не чувствуя ни дождя, ни холода, ни времени. Она механически принимала соболезнования, обнимала плачущую маму, благодарила пришедших. Внутри была только пустота.

Среди скорбящих она заметила Аслана – он стоял в отдалении, под черным зонтом, не подходя ближе к могиле. Его лицо было непроницаемым, но глаза не отрывались от Нади. Когда их взгляды встретились, он слегка кивнул – не в знак приветствия, а словно подтверждая что-то, известное только им двоим. От этого жеста по спине Нади пробежал холодок.

Когда всё закончилось, и большинство людей разошлись, к ней подошел следователь – тот самый, что вел дело о нападении в лифте.

– Надежда Алексеевна, – он протянул ей визитку, – если вспомните что-то еще о том вечере или получите новые угрозы – звоните в любое время.

– Спасибо, – Надя взяла карточку. – Вы… арестовали кого-нибудь?

– Пока нет, – следователь вздохнул. – Мы допросили всех, кто был в клубе в тот вечер. Есть свидетельство вашего друга, Хакима, но… сами понимаете, одного свидетельства мало. Мы продолжаем работать.

– А Рамазан Курбанов? – прямо спросила Надя. – Он был там.

– Мы знаем. Он утверждает, что ушел до инцидента. И у него есть алиби – несколько друзей подтверждают, что в момент выстрела он был с ними в другом месте.

– Они лгут, – твердо сказала Надя.

– Возможно, – кивнул следователь. – Мы проверяем. Но пока нет прямых доказательств…

– Я понимаю, – прервала его Надя. – Спасибо за работу.

Когда следователь ушел, она еще некоторое время стояла у могилы брата. Дождь усилился, но Надя не двигалась с места, позволяя каплям смешиваться со слезами на её лице.

Дождь барабанил по черному зонту, который кто-то держал над ней. Она подняла глаза и увидела Хакима – его лицо было мрачным, глаза покрасневшими.

– Ты промокнешь, – сказал он тихо.

Надя не ответила. Она смотрела на свежий холмик земли, под которым лежал её брат, и думала о том, как странно устроена жизнь. Еще месяц назад они с Юрой смеялись на кухне, обсуждая какой-то глупый фильм. А теперь она стоит у его могилы, промокшая до нитки, и единственное, что согревает её – огонь мести, разгорающийся в груди.

Надя вернулась на работу, хотя начальство предлагало ей взять отпуск. Она не могла сидеть дома – там всё напоминало о Юре. Его вещи, его комната, его запах, всё еще сохранившийся на одежде. Мама впала в тихую депрессию, часами сидя у фотографии сына и беззвучно плача.

В тот вечер Надя возвращалась домой поздно. Она специально выбрала пустынную улицу – ей нужно было подумать, собраться с мыслями. Последние дни она провела, собирая информацию о Рамазане Курбанове и его окружении. Где живет, с кем общается, какие места посещает. Она еще не знала, что будет делать с этой информацией, но чувствовала – нужно быть готовой.

Впереди замаячила знакомая фигура. Надя ускорила шаг, не веря своим глазам. Это был он – один из подростков из лифта, тот, что пониже. Он шел, опустив голову, засунув руки в карманы куртки.

Надя догнала его и схватила за плечо: – Стой!

Парень вздрогнул и обернулся. Его глаза расширились от узнавания и страха: – Т-ты…

– Да, я, – Надя крепче сжала его плечо. – Нам нужно поговорить.

– Мне нечего тебе сказать, – он попытался вырваться, но Надя держала крепко.

– Кто убил моего брата? – прямо спросила она. – Это был Рамазан?

– Я не знаю, о чем ты, – парень отвел взгляд. – Отпусти меня, или я закричу.

– Кричи, – спокойно ответила Надя. – И я расскажу полиции, что ты был в клубе в тот вечер. Я скажу, что видела тебя там.

Это была ложь, но парень заметно побледнел: – Я не был там! Ты всё врешь!

– Посмотри мне в глаза, – потребовала Надя, и что-то в её голосе – стальная уверенность, опасная решимость – заставило подростка подчиниться. – Мой брат мертв. Его застрелили как собаку. И ты знаешь, кто это сделал. Я вижу это в твоих глазах.

Парень дрожал, но не мог отвести взгляд от её лица – словно кролик, загипнотизированный змеей.

– Ты же знаешь, кто это сделал, – настаивала Надя. – Рамазан убил моего брата? Скажи мне, пожалуйста, правду.

Что-то изменилось в лице подростка – мелькнула тень сомнения, сожаления.

Парень дернулся, словно от удара, и вырвался из её хватки: – Отстань от меня! Я ничего не знаю!

Он побежал прочь, но через несколько шагов остановился и бросил что-то на землю. Затем скрылся за углом.

Надя подошла к месту, где он стоял, и увидела на асфальте маленький блестящий предмет. Она наклонилась и подняла предмет с земли. Это был брелок – необычный, с замысловатым восточным узором и инициалами «Х.К.», выгравированными на обратной стороне.

– Хаким Курбанов, – прошептала она, чувствуя, как кровь отливает от лица.

Мир вокруг словно замер. Звуки улицы отдалились, время растянулось. Надя смотрела на брелок в своей руке, и все кусочки головоломки вдруг встали на свои места. Хаким. Лучший друг Юры. Человек, который был рядом с ним в момент выстрела. Который «видел» стрелявшего в полной темноте. Который так уверенно указал на Рамазана.

Предательство. Самое страшное предательство, которое только можно представить.

В её сознании вспыхнуло воспоминание – Хаким и Юра на соревнованиях, Хаким дарит этот самый брелок одному из молодых спортсменов. «На удачу», – говорит он, улыбаясь.

Надя медленно развернулась и пошла в противоположном направлении. Она знала, что больше никогда не будет прежней. Внутри неё что-то окончательно сломалось – и одновременно закалилось, как сталь в огне. Её силуэт постепенно растворялся в темноте. Впереди ждал новый путь – путь, полный боли, решимости и холодной, расчетливой мести.

Брелок в ладони казался тяжелым, словно был не просто металлическим предметом, а всей тяжестью предательства, обрушившейся на её плечи. Надя сжала пальцы так сильно, что острые края врезались в кожу, оставляя следы. Но физическая боль была ничем по сравнению с той агонией, которая разрывала её душу.

«Хаким, – мысленно обратилась она к убийце своего брата. – Ты думал, что всё закончилось? Что можешь просто уйти? Нет. Это только начало. Я найду доказательства. Я заставлю тебя заплатить за то, что ты сделал. Клянусь кровью Юры.»

ГЛАВА 8: ПОИСК ИСТИНЫ

Надя сидела на краю кровати, сжимая тот самый брелок с инициалами «Х.К.» Этот маленький предмет связывал Хакима с подростками из лифта, с Курбановыми, с убийством Юры. Но что-то не складывалось в общую картину.

Хаким был лучшим другом Юры. Они тренировались вместе с подростковым возрастом, делили победы и поражения, знали друг о друге всё. Что могло произойти между ними? Какая причина могла быть настолько серьезной, чтобы Хаким предал эту дружбу самым страшным образом?

Надя открыла ноутбук и начала просматривать старые фотографии – вот они с Хакимом на соревнованиях, вот на дне рождения Юры, вот на открытии нового зала в клубе, на ней Хаким, Аслан и Юра.

Надя нахмурилась, вглядываясь в лица на фотографии. Хаким и Аслан были двоюродными братьями – эту информацию она узнала, копаясь в социальных сетях. Родственные связи, о которых Хаким никогда не упоминал в разговорах с ними.

На одной из фотографий она заметила то, чего не видела раньше. На заднем плане, чуть размытый, стоял Рашид Курбанов. Он не смотрел в камеру, его взгляд был устремлен на Юру, и в этом взгляде читалось что-то холодное, оценивающее. А рядом с Рашидом стоял Хаким, и его поза выражала странную напряженность.

Надя увеличила фото, вглядываясь в детали. Рука Рашида лежала на плече Хакима – жест, который мог показаться дружеским, но в контексте их выражений лиц выглядел как… напоминание о власти? Предупреждение?

«Что, если Хаким действовал не по своей воле?» – мысль пронзила её сознание как электрический разряд. «Что, если его заставили? Если у Курбановых был какой-то рычаг давления на него?»

Она вспомнила обрывки разговоров Юры по телефону в последние недели перед смертью. Его напряженный голос, когда он говорил с кем-то о «неприемлемой ситуации» и «необходимости всё прекратить». Тогда Надя думала, что речь идет о каких-то проблемах в клубе. Но что, если Юра узнал о чем-то большем? О чем-то, что связывало Хакима с Курбановыми крепче, чем простое знакомство или родственные узы?

«Хаким всегда был зависим от одобрения Рашида,» – однажды сказал Юра. «Иногда меня это беспокоит. Как будто он готов на всё, лишь бы заслужить его уважение.»

Тогда эти слова казались обычным беспокойством друга. Теперь они приобретали зловещий оттенок.

Надя закрыла ноутбук и подошла к окну. Город расстилался перед ней, мерцая ночными огнями, безразличный к её открытию. Где-то там, среди этих огней, был человек, убивший её брата. И теперь она была почти уверена, что он сделал это не по своей воле. Это не оправдывало Хакима, но добавляло новый уровень сложности в её поиск справедливости.

«Я найду правду,» – прошептала Надя в темноту. «Всю правду. Не только о том, кто нажал на курок, но и о том, кто отдал приказ.»

Квартира была погружена в тишину. Тишина давила на уши, напоминая о пустоте, которая теперь всегда будет с ними – пустоте, оставленной Юрой. Его смех больше не разносился по квартире, его тяжелые шаги не отдавались эхом в коридоре, его голос не звучал из кухни, требуя, чтобы Надя попробовала его новый кулинарный эксперимент.

Мама приняла снотворное и спала в своей комнате. После похорон она так и не оправилась, двигаясь по квартире как тень, механически выполняя повседневные дела.

Телефон завибрировал – пришло сообщение. Надя вздрогнула, увидев имя отправителя: Хаким. «Как ты? Завтра будет 40 дней. Я хотел бы прийти, если ты не против».

Сорок дней с момента гибели Юры. Сорок дней, которые в православной традиции знаменуют окончательный переход души в иной мир. Сорок дней, которые не принесли Наде ни облегчения, ни смирения – только укрепили её решимость найти убийцу брата.

Она смотрела на сообщение, не зная, что ответить. Часть её хотела немедленно обвинить Хакима, выплеснуть всю боль и ярость. Другая часть – более холодная и расчетливая – понимала, что нельзя показывать свои подозрения. Пока нельзя.

«Играй его игру, – сказала она себе. – Пусть думает, что ты ничего не знаешь. Пусть чувствует себя в безопасности. Это единственный способ подобраться к правде.»

«Конечно, приходи. Мама будет рада тебя видеть», – написала она, чувствуя, как к горлу подступает тошнота от собственной лжи.

Отложив телефон, Надя снова взяла брелок. План начал формироваться в её голове – смутный, опасный, но единственно возможный. Ей нужны были доказательства. Настоящие, неопровержимые доказательства вины Хакима. И она знала, где их искать.

На следующий день Надя проснулась рано. Впервые за долгое время она чувствовала себя собранной и целеустремленной. Боль никуда не делась – она просто научилась использовать её как топливо.

– Мама, я ненадолго уйду, – сказала она, заглянув в комнату матери. – Нужно кое-что подготовить к сегодняшнему дню.

Мать кивнула, не отрывая взгляда от фотографии сына: – Хорошо, доченька. Только не задерживайся.

– Обещаю.

Выйдя из дома, Надя на мгновение остановилась, глубоко вдыхая прохладный утренний воздух. Небо было ясным, почти безмятежным – такой контраст с бурей, бушевавшей в её душе. Она посмотрела на свое отражение в стеклянной двери подъезда. Лицо осунулось, под глазами залегли тени, губы сжаты в тонкую линию. Она выглядела старше, жестче. Скорбь изменила её, как огонь меняет металл – делая его прочнее, но и более хрупким одновременно.

Надя направилась не к кладбищу, как могла подумать мать, а в совершенно противоположную сторону – к спортивному клубу «Олимп». После трагедии она ни разу там не была. Сама мысль о том, чтобы войти в здание, где убили Юру, вызывала дрожь.

Но сегодня всё было иначе. Сегодня ею двигала не боль, а холодная решимость.