Сибирский кокон

– Я поймал их… – прошептал он, и его голос дрожал. – Это была короткая вспышка, окно в стене помех. На секунду. Чистый сигнал, будто кто-то пробил весь этот шум мощным передатчиком. Я… я записал.

Он дрожащей рукой нажал на кнопку "play" на прикрученном к рации кассетном плеере. Из маленького динамика, в мертвой тишине рассветной тайги, раздался хаотичный, прерываемый треском и другими голосами, механический, нечеловеческий голос:

«…кршш…объект-цель… треск… Беглец-семь… кто говорит?! …протокол… активирован… повторяю, сектор НЕ подтвержден! …Несанкционированные… кхрр… подлежат… какая к черту Очистка, у нас вертушка пропала! …Оперативная группа… кшшш…»

Новый день начался. Но это был уже совсем другой мир.

Глава 14: «Место падения»

Небо над тайгой, вертолёт Ми-8МТ. 23:47.

Следы свежей краски на борту Ми-8МТ едва скрывали выцветший герб СССР – машина была старой, латаной-перелатаной. Внутри, среди ящиков с трафаретными надписями «Спецгруз. Не вскрывать. Метеор-47» и допотопным, но еще работающим оборудованием для геофизических исследований, полковник Морозов сидел, сжимая в руке потертый отчет своего отца, датированный 1953 годом. Шрам на его щеке подрагивал в такт вибрации от турбин. Его вызвали в Москву срочно, после первых докладов о падении НЛО в Колымажском районе. Приказ пришел не по обычным армейским каналам, а по линии так называемой группы "Восход" – полусекретного подразделения, курирующего все аномальные происшествия и старые проекты вроде "Метеора". Эти ребята шутить не любили, и если уж они снова активизировались и вспомнили о Зоне 12-К, значит, запахло по-настоящему жареным. Морозов знал, что его отец тоже имел с ними дело, и это плохо кончилось.

– Объект, упавший в секторе 12-К, излучает устойчивые электромагнитные импульсы на частоте приблизительно 121,5 МГц… Зафиксированы случаи полного отказа радиосвязи и навигационных приборов в радиусе до пяти километров от эпицентра, – бормотал он, переводя взгляд на капитана Волкова. Он вспомнил, как листал отчеты отца перед вылетом, и одна фраза врезалась в память: "Образцы Тип-А (синие кристаллы) демонстрируют аномальную энергоемкость и способность к спонтанной генерации силовых полей в ответ на экстремальные физические воздействия. Предположительно, остаточная функция защитного контура корабля 'Синий Олень'.

Волков, молодой гений-технарь в очках с толстой оправой, сосредоточенно колдовал над частотомером СК4-66, подключенным к выносной антенне. Прибор был старым, еще советского производства, но Волков умудрился его модернизировать, добавив несколько самодельных блоков.

– Полковник, это не просто помехи, – прокричал он, перекрывая гул турбин. – Это как будто само пространство здесь искажено. Приборы показывают, что гравитация нестабильна! Нас будто засасывает в невидимую воронку!

Его слова оказались пророческими. Пилот-1, до этого уверенно ведший машину, вдруг резко выругался в переговорное устройство:

– Черт! Что за дьявольщина?! Автопилот отказал! Приборы пляшут, как сумасшедшие! Высотомер врет на добрую сотню метров, компас крутится волчком! Гравитация… она как будто… тянет нас вниз!

– Перехожу на ручное! Держу! – рявкнул Пилот-2, его голос дрожал от напряжения, лицо блестело от пота.

Вертолёт сильно тряхнуло. Тяжелый ящик с маркировкой «Метеор-47. Кристаллы Тип-А» сорвался с креплений. Внутри что-то разбилось со звоном стекла и глухим стуком камней.

– Отключаю АП-34Б! Стабилизация не работает! Нас затягивает! – крикнул пилот.

В этот критический момент Волков, вспомнив отчеты о странной устойчивости материалов, найденных в 53-м, и пометку на ящике, отчаянно закричал, перекрывая рев турбин: «Держитесь за ящики «Метеора»! Те, что с синими камнями! Они… другие!»

Страшный удар сотряс машину. Деревья, как гигантские копья, пронзили кабину. Морозов, услышав отчаянный крик Волкова, мгновенно вспомнил строчки из отчета отца о «спонтанной генерации защитных полей» и инстинктивно сгруппировался, вжимаясь в остатки своего кресла. Прежде чем тьма накрыла его, он увидел, как из разбитого ящика высыпались синие кристаллы.

В тот миг, когда самый крупный из них ударился об обшивку, произошло нечто невозможное. Оглушительный визг рвущегося металла был заглушен, превратившись в глубокий, утробный гул. Жестокая перегрузка сменилась тошнотворным ощущением падения в холодный кисель – вязкого, замедленного движения сквозь дрожащий синий свет.

Один из кристаллов вспыхнул ослепительным, пульсирующим синим светом, на мгновение создав вокруг их части отсека едва заметную, мерцающую сферу искаженного пространства. Это было не силовое поле, а скорее локальный "пузырь" искаженного пространства, который, казалось, замедлил для них время и погасил самую страшную силу удара. Остальные члены экипажа, находившиеся в носовой части, не были защищены – их крики оборвались мгновенно. Вертолет рухнул на землю, но их отсек, защищенный этим аномальным полем, отделился и, кувыркаясь и сдирая обшивку о камни, пропахал глубокую траншею в мерзлой земле, прежде чем замереть грудой искореженного металла. Потом – темнота.

Он очнулся он от того, что кто-то тряс его за плечо. В ушах стоял непрерывный звон, а при попытке вдохнуть грудь пронзила острая боль. Он с трудом узнал Волкова. Капитан, чудом почти не пострадавший (лишь огромная ссадина на лбу и разбитые очки, которые он уже успел кое-как замотать проволокой), пытался вытащить его из-под обломков кресла.

– Полковник! Вы живы? Держитесь!

– Нога… – прохрипел Морозов. Перед глазами плыли красные круги.

Волков, пытаясь отдышаться, прижимал руку к вывихнутому плечу, морщась от боли. Разбитые очки съехали набок, один окуляр треснул, искажая зрение. Голова гудела после сильного удара о переборку.

С невероятным трудом, теряя сознание от вспышек боли в вывихнутом плече, Волкову удалось извлечь полковника из того, что когда-то было его креслом. Они лежали на холодном склоне, среди дымящихся обломков внутри того, что осталось от их отсека. Вертолет развалился на несколько частей, но их отсек, хоть и был сильно поврежден, выглядел менее деформированным, чем носовая часть или хвост. Морозов пытался сесть, но мир тут же качнулся. Сотрясение, – машинально поставил он себе диагноз. – И шок. Плохо. Очень плохо.

– Почему… почему мы выжили? – Морозов с трудом поднял голову, оглядывая место крушения. Его мутило, а раненая нога горела огнем.

Он обвел взглядом горизонт, и его мозг военного заработал даже сквозь пелену боли.

– Где второй? – прохрипел он. – Наш ведомый?

Волков, прислушиваясь к мертвой тишине, покачал головой.

– Не знаю, полковник. Либо та же волна сбила и его, и он упал где-то западнее, либо пилот успел увести машину из зоны поражения. В любом случае, помощи от них не будет. Мы одни.

Волков указал на тот самый разбитый ящик с маркировкой «Метеор-47. Кристаллы Тип-А». Из него высыпалось несколько ярко-синих, почти светящихся изнутри кристаллов неправильной формы, похожих на те, что описывал отец Морозова в своих отчетах о находках 1953 года. Эти кристаллы были разбросаны вокруг того места, где находился их отсек, и от них исходило едва заметное, но ощутимое тепло, а один, самый большой, все еще слабо мерцал.

– Эти камни, полковник… – Волков осторожно взял один из кристаллов. Он был гладким и теплым на ощупь, словно живой. – Похоже, сработали. Я читал в отчетах вашего отца… и на маркировке было предупреждение… что эти образцы Тип-А, из корабля повстанцев, обладают способностью к спонтанной генерации защитных полей при экстремальных воздействиях. Но посмотрите, – он поднес кристалл ближе. – Они потускнели. Отдали всю свою энергию на один импульс.

Волков умолк, прижимая руку к вывихнутому плечу и морщась от боли. Адреналин начал отступать, и он почувствовал, как мир плывет перед глазами. Голова гудела после сильного удара о переборку, а при каждом движении перед глазами вспыхивали черные точки. «Сотрясение, – машинально поставил он себе диагноз. – И, возможно, внутреннее кровотечение». Он понял, что они – не просто выжившие. Они – двое тяжелораненых, дезориентированных калек посреди враждебной тайги.

Тайга, место крушения. 01:20.

Волков, кое-как перевязав рану Морозову обрывком парашютного шелка, настороженно осматривал окрестности. Воздух здесь был странным – тяжелым, наэлектризованным, от него звенело в ушах. Даже звуки тайги – треск сучьев, вой ветра – казались приглушенными, искаженными.

– Почему здесь так тихо? – прошептал Морозов, сжимая в руке найденный синий кристалл. От него исходила слабая, но ощутимая вибрация. – Ни птиц, ни зверей… даже насекомых не слышно.

– Аномальная зона, – констатировал капитан, сверяясь с показаниями своего чудом уцелевшего портативного анализатора поля, который он всегда носил с собой. – Очень сильное, нестабильное электромагнитное и, похоже, гравитационное поле, вероятно, генерируемое остатками технологий повстанцев или особенностями геологии Зоны 12-К. Все живое, что могло, давно убралось отсюда подальше.

Морозов на мгновение прикрыл глаза, собираясь с силами. Пульсирующая боль в ноге смешивалась с ледяным холодом шока.

– Капитан, – его голос был хриплым, но твердым. – Слушать мою команду. Мы не знаем, кто придет сюда первым – свои или чужие. Нужно немедленно укрыться и спрятать груз.

Основную тяжесть взял на себя Волков. Он, стиснув зубы, тащил ящики и рацию под нависающие лапы старого кедра. Морозов, почти теряя сознание, полз и толкал груз вперед на чистом упрямстве. Через полчаса их временный лагерь и ценный груз были скрыты от посторонних глаз густым ельником и свежим снегом.

Тем временем в Колымажске, встревоженный слухами о пропавшем военном вертолете (связь с которым внезапно оборвалась несколько часов назад) и усиливающимися рассказами о странных огнях над тайгой, директор школы Аркадий Степанович, старый фронтовик, не привыкший сидеть сложа руки, решил провести собственное расследование. Он давно подозревал, что заброшенная военная база в тайге, куда он когда-то ходил с учениками в походы, хранит больше тайн, чем кажется. Пробравшись в полуразрушенный архив базы, среди приказов о лесозаготовках и геологических изысканиях, он нашел тонкую, покрытую плесенью тетрадь в дерматиновой обложке. Это был личный дневник майора Григория Морозова, отца нынешнего полковника, датированный 1953-1954 годами. На последней странице, выведенной неровным, торопливым почерком, стояло: "Объект в Зоне 12-К не уничтожить. Он живёт. И он зовет своих. Позаботьтесь о сыне. 01.01.1954". Рядом с дневником лежала та самая фотография: Морозов-старший, молодой и еще не тронутый сединой, в окружении геологов у края огромного, оплавленного кратера. На обороте снимка карандашная надпись: "Команда „Метеор“. Образцы из зоны 12-К отправлены в Москву. Последствия непредсказуемы. Некоторые из нас… изменились". Аркадий Степанович бережно спрятал дневник и фото в свой старый вещмешок. "Значит, не просто вертолет упал, – пробормотал он, его лицо стало жестким. – История повторяется. И если Морозов-младший пошел по стопам отца… ему может понадобиться помощь. Или… его нужно остановить, пока не поздно, и пока эта зараза не расползлась дальше". В нем проснулся не только учитель, но и старый солдат, знающий цену правды и долга.

Окраина тайги. 02:00.

Ночная вылазка была его стихией. Пока остальные «Волки» спали, Лис «работал» – в одиночку проверял силки на зайцев, поставленные у реки. Далекое зарево и грохот он сначала принял за грозу, но потом понял – это падение. А где падение – там пожива. Движимый инстинктом мародера, он, не раздумывая, бросился в сторону дыма.

Он первым из горожан добрался до места крушения. Его наметанный глаз сразу оценил возможную добычу – рации, оружие, документы, консервы – все, что можно было бы обменять на еду или продать. Но, увидев несколько ярко-синих, слабо светящихся кристаллов, разбросанных у обломков, и почувствовав исходящее от них необъяснимое, почти благоговейное тепло вперемешку с легким покалыванием на коже, он замер.

– Чёрт… Это же из тех самых баек, что старики травят, про "огненных птиц военных", которые иногда падали в тайге, и после них находили странные, "живые" синие камни, приносящие то удачу, то странные сны, – прошептал он, инстинктивно отступая. – Там точно есть чем поживиться. Но… что-то мне это не нравится. Слишком уж тихо вокруг. И воздух… какой-то другой. Однако, – он огляделся, – пара таких камушков не помешает. На всякий случай. – И, быстро сунув два небольших кристалла в карман, он начал осматривать ближайшие ящики.

Орлан и Заря из «Теней», также привлеченные шумом и светом, уже бесшумно следили за ним с высоты вековых кедров.

– Доложить Ане, – кивнул Орлан, натягивая тетиву своего лука. – Пусть Вихрь готовится. Если это военные, у них может быть оружие, еда. Или… они потревожили духов Синих Камней, о которых рассказывала бабушка, и теперь духи могут быть разгневаны. Нужно узнать, что они здесь забыли и не несут ли они новой беды.

Радио «Маяк». 06:00.

«…ночью в труднодоступном районе Колымажского улуса произошла авария вертолёта Ми-8МТ, принадлежащего одной из геологоразведочных партий. По предварительным данным, есть выжившие. Причины катастрофы выясняются, предположительно – сложные метеоусловия и отказ навигационного оборудования из-за сильной магнитной бури. Ведутся поисково-спасательные работы…»

Терехова, слушая это официальное, до тошноты приглаженное сообщение, с силой сжала кулаки. Она бросила взгляд на фото полковника Морозова в своём досье. На обороте его личного дела красным карандашом была сделана пометка, оставленная ее предшественником, погибшим при загадочных обстоятельствах несколько лет назад: «Семёнов лжёт. Проверить связь с "Восходом" и объектом "Метеор". Особо опасно. Не доверять официальным версиям». Терехова знала – это не просто авария. И «магнитная буря» здесь не при чем. Что-то страшное назревало в их забытом богом Колымажске, и падение этого вертолета было лишь очередной искрой в пороховой бочке.

Глава 15: «Приказ из Москвы»

Тайга. Место крушения. Первые часы после падения.

«Волки» и «Тени» почти одновременно вышли к дымящимся обломкам. Вокруг валялись искореженные части фюзеляжа, остатки лопастей, срезавших верхушки сосен, а в воздухе все еще стоял резкий запах авиационного керосина и горелого металла.

Гроза, размахивая своей цепью, первой ринулась вперед.

– Это наш район! Мы первые здесь! Убирайся к своим шаманам!

Орлан бесшумно натянул тетиву лука, его стрела смотрела точно в грудь Грозе.

Но Иван уже не слушал их. Его внимание приковал черный, обугленный ящик с остатками маркировки «Лесхозкомбинат №47». Рядом, в снегу, тускло мерцала россыпь ярко-синих кристаллов.

– Смотри! – крикнул он Ане, перекрывая рычание Грозы. – Такие же, как в твоём амулете!

Этот крик, полный изумления, заставил и Грозу, и Орлана замолчать. Аня, проигнорировав врагов, подошла и осторожно подобрала один из осколков. Он был холодным на ощупь, но внутри будто билось живое сердце. В тот же миг ее амулет на шее не просто потеплел, а завибрировал, издав тонкий, высокий звук, который, казалось, возник не в воздухе, а прямо у нее в сознании.

Внезапно двигатель старенькой «шестерки» «Волков» заглох. Все замерли, ощущая, как воздух вокруг становится плотнее.

В этот напряженный момент тишину разорвал нарастающий гул. Над тайгой, на предельно малой высоте, прошел второй военный вертолет Ми-8. Он не летел прямо к месту падения, а делал широкий круг, явно ведя поиск с помощью бортового оборудования. Внезапно его мощный прожектор ударил в поляну, ослепив их и пригвоздив к месту. Осознав, что они находятся в центре внимания военных, и что добыча им не достанется, Иван и Аня почти одновременно отдали своим людям приказ отступать. Вражда на мгновение уступила место общему инстинкту самосохранения. Группы, бросая друг на друга злобные взгляды, растворились в темноте тайги, каждая в своем направлении.

Военная база. Следующее утро.

Заснеженный плац заброшенной военной базы гудел от нервозного оживления. Связисты в утепленных бушлатах лихорадочно крутили ручки настройки полевых радиостанций Р-159. Командир базы, подполковник Рябов, только что получил доклад: связь с вертолетом "Восход-1" и отправленной за ним поисково-спасательной группой (ПСГ) была полностью потеряна над Зоной 12-К. В эфире стоял треск помех, который в последние дни стал невыносимым, заглушая любые сигналы.

– Поднять резервный борт! – рявкнул Рябов в трубку полевого телефона. – И доложить в Центр: операция 'Зачистка' не достигла цели, ситуация в зоне усугубляется.

Он бросил трубку. Вошедший адъютант увидел, как подполковник с силой сжал виски.

– Приказ есть приказ, лейтенант, – устало ответил Рябов. – Коршунов в Москве не хочет ждать. Он хочет результат. Или головы.

Колымажск, отделение милиции. Тот же день.

Начальник милиции Семёнов хмуро смотрел на бланк радиограммы, только что принесенный ему дежурным. Сообщение, переданное по закрытому военному каналу с грифом "Срочно. Командиру опергруппы «Заслон»", было коротким и недвусмысленным. Командование группы "Восход" информировало его о потере связи с вертолетом Морозова и приказывало: "Обеспечить немедленное оцепление района предполагаемого падения силами местной милиции. Не допускать посторонних. Любых свидетелей из числа гражданских лиц задерживать и передавать представителям группы "Восход". Утечки информации пресекать самыми жесткими методами".

Семёнов скомкал радиограмму. Голос подполковника Рябова из "Восхода", продублировавший приказ по ВЧ-связи, до сих пор звучал у него в ушах – холодный, властный, не терпящий возражений. Семёнов вспомнил его взгляд во время прошлого 'инцидента' – взгляд хирурга, рассматривающего инструмент, который вот-вот станет ненужным. Этот человек не прощал ошибок. И уж тем более не оставлял свидетелей.

– Организуйте поисковую группу, Горохов, – бросил он участковому, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Прочешите квадрат двенадцать-К. Формально. Главное – никого туда не пускать и докладывать обо всем необычном только мне. Военные с базы сами разберутся. Наша задача – обеспечить им "чистую" зону. И без лишнего энтузиазма, поняли?

Горохов молча кивнул, пряча глаза. Семёнов проводил его холодным взглядом. «Пусть делают грязную работу, – подумал он. – Главное – результат для Рябова. Это мой единственный шанс доказать свою лояльность и выбраться из этой дыры».

Тайга. Укрытие Морозова. Двое суток спустя после крушения.

Холод пробирал до костей. Полковник Морозов, скрипя зубами от пульсирующей боли в ноге, которую Волкову с трудом удалось зашить обычной рыболовной леской, пытался помочь капитану, колдовавшему над остатками рации. Наконец, сквозь вой помех прорвался искаженный, металлический голос:

– «Восход-1», прием. Потеря связи с ПСГ в квадрате 12-К. Приказ: установить периметр контроля, гражданских лиц не допускать. Образцы категории "Альфа" при наличии – эвакуировать в пункт "Бета-2".

Голос утонул в оглушительном треске статики.

Волков посмотрел на Морозова, его глаза за разбитыми очками расширились от понимания. "Категория 'Альфа'…" – одними губами прошептал он, кивая в сторону ящиков с кристаллами. Морозов мрачно кивнул в ответ. Они оба поняли: в Москве знали, что именно они везли, и "пункт Бета-2" – это не просто точка на карте, а секретная лаборатория, куда эти артефакты должны были попасть любой ценой.

– Отставить, капитан, – хрипло сказал Морозов. – Мы сами себе ПСГ. Наш приказ – уберечь груз любой ценой.

«Им не до "синих духов" из отцовских донесений, – с горечью подумал он. – Технологии, контроль, отчет перед Москвой – вот что имеет значение. А мы – просто разменная монета в их игре».

Глава 16: «Энергия кристаллов»

Утро. Школа.

Дмитрий стоял у окна учительской, сверяя свои наручные часы «Электроника-59» с трескучим сигналом точного времени, который едва пробивался сквозь помехи радио «Маяк». Стрелки на его часах снова отставали – на этот раз ровно на восемь минут тридцать две секунды.

– Опять часы отстают, – заметил Дмитрий, глядя на свое запястье. – Как будто время здесь, в этой школе, рядом с подвалом, где мы нашли те старые документы, и теперь, когда здесь этот синий камень, течёт иначе.

Аркадий Степанович, директор, ворчал в углу, с ожесточенной тщательностью протирая пыль с большого портрета Ленина.

– В сорок пятом под Берлином часы тоже врали, – бросил он, не оборачиваясь. – А потом начался артобстрел такой, что земля ходуном ходила.

– Вы думаете, это… предзнаменование? – удивленно спросил Дмитрий.

Директор хрипло рассмеялся:

– Предзнаменование? Нет, мальчик. Это напоминание. Что есть силы, которые играют со временем и пространством, как дети с кубиками. И война… война всегда возвращается.

День. СТО Николая.

Николай с отборным матом ударил гаечным ключом по двигателю стареньких «Жигулей». Мотор, заглохший у самого подножия сопки, дымился, будто его душили невидимые руки.

– Третий раз за неделю! – проворчал он. – Раньше только у самой Зоны 12-К техника барахлила, а теперь по всему городу эта зараза расползается.

Лис, сидевший на ящике из-под патронов, лениво бросил в сторону Николая украденный им накануне армейский компас. Стрелка прибора бешено крутилась.

– Глянь. Там, где ваш хваленый вертолёт военных упал, она вообще с ума сходит. А здесь… тоже пляшет.

Николай поднял компас. Стрелка на мгновение замерла и резко рванула на север – туда, где в Зоне 12-К лежали обломки вертолета Морозова.

– Не земля… – пробормотал он с нехорошим предчувствием. – Что-то под ней. Или… в ней. И оно становится сильнее.

Ночь. Заброшенная школа.

В полуразрушенном классе, где со стен облезлыми пятнами свисали остатки советских плакатов, было холодно и сыро. Искра, молчаливая и сосредоточенная, развесила свои амулеты из когтей и сушеных трав над треснувшей партой. В центре, на куске старого бархата, лежал один из ярко-синих кристаллов, что принес Иван с места крушения. Он был слегка теплым на ощупь, и внутри него, казалось, таился слабый, пульсирующий теплом свет.

Дмитрий, ежась от холода, возился со своим оборудованием. Он подключил провода к старому школьному осциллографу С1-49. Экран замигал зеленым светом, показывая хаотичную, рваную кривую.

– Странно… опять этот гул… Приборы показывают четкий пик на 145.32 герца, как в городских легендах о "Зоне". Но он хаотичный, просто фоновый шум… – пробормотал он, делая пометки в своей тетради.

Искра, не обращая на него внимания, рассыпала вокруг кристалла девять маленьких речных камешков и запела. Тихая, горловая, вибрирующая песнь, слова которой были древними, как сама тайга, наполнила промозглый воздух класса.

Синий кристалл на парте тут же откликнулся. Его внутренний свет перестал быть ровным – он начал ярко и четко пульсировать в такт ее голосу.

Дмитрий в изумлении уставился на экран осциллографа. Хаотичный шум никуда не делся, но поверх него, как четкий кардиоритм, проступила новая, стабильная, идеальной формы волна.

– Смотри! – возбужденно воскликнул он, забыв о холоде. – Оно меняется! Искра, твой ритм… он меняет его излучение! Он не просто светится, он… он начинает передавать информацию!

«Это модуляция, – лихорадочно подумал он, делая пометки в блокноте. – Основной гул – это несущая частота, а ее песня – ключ, который накладывает на него осмысленный сигнал!»

Искра чуть заметно улыбнулась:

– А ты думаешь, духи не знают физики, учитель? Этот синий камень – он поет песню своих создателей. А мои амулеты помогают ему звучать громче.

– Мы просто говорим об одном и том же, но разными словами, – возразил Дмитрий, чувствуя, как его научный скептицизм дает трещину.

– Слова не важны, Дима, – впервые назвав его по имени, тихо сказала Искра.

Она случайно коснулась его руки, чтобы указать на экран. Синий кристалл в этот момент вспыхнул особенно ярко. Дмитрия словно ударило под дых ледяной волной тошноты; мир качнулся, звуки в классе на мгновение стали глухими и вязкими, словно он погрузился под воду, а в ушах зазвенел тот самый низкочастотный гул. В то же мгновение Искра почувствовала, как по ее венам разливается чистое, сияющее тепло, прогоняя не только усталость, но и сам промозглый холод класса.

– Это… статическое электричество? – он резко отдернул ладонь, пытаясь справиться с головокружением.

– Нет, – Искра отвернулась, пытаясь скрыть улыбку. – Это духи шутят.

Рассвет. Река Колымажка.

Заря сидела на корточках у самой кромки воды. Река сегодня была неспокойной – стайки мелкой рыбы метались у поверхности, слепо бьясь о камни.