
Полная версия
Ведунья из Забытой пустоши

Инна Дворцова
Ведунья из Забытой пустоши
Глава 1. Ведьма
Жаннет
– Выходи, ведьма, – слышу я голос стражника раньше, чем открываются двери камеры. За время пребывания здесь из меня пытались выбить признания в занятиях колдовством.
Но я не сдалась и не призналась. Я ведунья, а не колдунья.
Самой идти трудно, руки и ноги закованы в кандалы, а на шее железный ошейник, всё это соединено вместе одной цепью, чтобы вести на убой было сподручнее.
– Кому сказал, выходи, – раздражённо кричит на меня стражник, дёргая за цепь. Вцепившись в кровать, отказываюсь выходить.
Я знаю, что меня ждёт там, за стенами тюрьмы. Якобы милосердный церковный суд, который ещё никогда никого не оправдывал, и костёр, на котором меня сожгут, как ведьму.
Вот только я не собираюсь сдаваться. Перед лицом смерти даже безобидные зверюшки обретают смелость льва. В моём случае отчаяние придаёт силы сопротивляться.
Два здоровых бугая волоком вытаскивают из камеры. Цепляясь за двери и выступы на стенах, я пытаюсь осложнить стражникам мою доставку к месту казни.
Закрываю глаза, когда меня вытаскивают на тюремный двор. Два месяца просидела в застенках без окон и дневной свет ослепляет меня. Требуется время, чтобы глаза привыкли к яркости дня. Вот только нет у меня этого времени.
Стражники под руки почти несут меня к месту суда и казни сквозь живой коридор зевак, любителей смертных приговоров.
Они пришли сюда развлечься, и толпе очень не понравится, если меня оправдают. Судьи это прекрасно знают, и я знаю, что не уйду с площади живой.
Вот только проклятая надежда шепчет мне, что жизнь полна чудес, и я тоже имею шанс на спасение.
– Нет, пожалуйста, умоляю вас, – умоляю я стражников, заливаясь слезами.
Случайно заметив в толпе знакомое лицо, я кричу что есть мочи:
– Скажите им, что знаете меня. Я ни в чём не виновата.
От надсадного крика саднит горло, от страха я почти ничего не соображаю. Кандалы на руках и ногах растёрли до крови кожу. Железный ошейник мешает, заставляя постоянно держать вытянутой шею. Тело колотит мелкой дрожью, ноги слабеют и не держат.
Стражники, тащащие меня на костёр, безжалостно дёргают меня за руки в разные стороны, причиняя нестерпимую боль.
Бывший когда-то белоснежным воротничок платья мокрый от слёз, застилающих глаза. Не могу вздохнуть, воздух застревает в лёгких ледяным комом.
Боже, за что ты так со мной? Орущие со всех сторон люди тянут ко мне руки, стремясь помочь палачу и убить меня ещё до начала казни.
– Гори в аду, ведьма.
– Убейте её.
– На костёр ведьму.
– Сжечь ведьму.
Каждый шаг даётся с трудом. Горло сжимает судорога, перехватывая дыхание. Задыхаюсь, хватая ртом воздух.
Из толпы кидают в меня камни и гнилые овощи, плюют в лицо. Я не могу назвать их людьми. Что с ними стало?
Господи, они же знают меня. Жили рядом, ходили по одним улицам. За что они так со мной? Вон булочница, у которой я каждое утро покупала хлеб, и она свидетельствовала против меня. А этот парень с перекошенной от ярости физиономией – Вилли, мой бывший жених.
Все эти знакомые и незнакомые люди собрались здесь ради меня. Они пришли посмотреть, как я буду корчиться и умолять о пощаде, когда языки пламени будут лизать мои пятки, подбираясь всё ближе к волосам.
– Нет, – кричу я так громко, чтобы мой крик долетел до небес и заставил господа обратить свой взор на творящуюся внизу несправедливость. – Я ни в чём не виновата.
– Давай, иди, – дёргают меня за руки стражники.
Я упираюсь ногами, стараясь замедлить ход к неумолимо приближающемуся эшафоту, где меня уже ждёт палач и гора сухого хвороста вокруг деревянного столба.
Обливаясь слезами, кручу головой вокруг, ища хотя бы одно сочувствующее лицо.
– Люди, ну вы же меня знаете, скажите, что я не ведьма, – умоляю я толпу. Сделав отчаянный рывок, я выдёргиваю руки у расслабившихся стражников и подбегаю к дородной тётке, которая продавала мне молоко.
– Матушка Марго, – хватаю я её руку, поднося к губам, – скажи им, что я не ведьма. Ты же знаешь меня всю жизнь.
Женщина в страхе выдёргивает у меня руку, вытирая её о юбку:
– Сгинь, нечистая, не знаю и знать тебя не хочу. Не втягивай меня в свои богомерзкие делишки.
Страх не отпускает меня, сжимая стальным обручем сердце. С лица градом течёт пот, а руки и ноги холоднее льда. Отчаяние отбирает последние силы.
Болит каждый кусочек тела в отдельности, а на месте сердца чёрная дыра, в которую утекает моя прежняя жизнь.
Помощи ждать бесполезно. Нужно задавить, уничтожить надежду на спасение, пока она не убила меня. Меня оплели паутиной домыслов и лживых доносов, подставных свидетелей и выдуманных проступков. Пора готовиться к смерти.
Волна нестерпимой боли, запертой в груди, вырывается наружу диким воем раненого зверя.
– Будьте вы прокляты, мерзкие доносчики, – шепчу я, потому что сил на крик уже не осталось.
– Смотрите, она шепчет заклинания, – выкрикивает кто-то из толпы, и новая волна ненависти накрывает зевак.
– Заткните ей рот, – истерично кричит женский голос.
– Она посмотрела на меня и сглазила, – вторит ей другой, более молодой голос.
– Порчу, она насылает на нас порчу, – беснуется народ, собравшийся поглазеть, как сжигают ведьму.
Камень, брошенный из толпы, разбивает мне бровь. Кровь заливает глаз, лишая меня зрения. Второй камень прилетает в затылок, милосердно отправляя меня в небытие.
Глава 2. Жертвенный костёр
Жанна
Как же нестерпимо болит голова. С трудом разлепляю глаза, чтобы убедиться в том, что я сошла с ума.
Вокруг здания в средневековом стиле. Да, здорово мне дали по башке, что такие видения.
Стою, привязанная к столбу, а на шее какая-то железяка, опускаю глаза и на руках тоже что-то похожее на кандалы. Мама дорогая, куда же я попала?
Помост, где я стою, окружён толпой, жадно глазеющей на разворачивающееся перед ней представление.
– Признаёшься ли, Жаннет Боне, в занятиях колдовством и ереси, – хорошо поставленным голосом произносит коротышка в монашеском одеянии.
Что за бред? За занятие колдовством мне положен костёр, а я как-то не готова становиться курочкой-гриль.
Уж, лучше моя никчёмная жизнь, чем такая ужасная смерть.
– Не признаюсь, – мой голос звучит непривычно. Горло саднит, а тело корёжит от адской боли. – Что за наглые инсинуации?
– Ты пытаешься наслать порчу на слугу господа, – его голос усиливается к концу фразы, а указательный палец взмывает вверх.
– Сжечь ведьму, – оживляется толпа. – На костёр её.
Что за чёрт толкает меня нести какие-то протокольные фразы, значение которых тут вряд ли кто знает. Только напугала не обременённых интеллектом людей.
– Я не виновата, – кричу я во всю мощь своих лёгких, – меня оклеветали.
– Ты хочешь, чтобы заново вызывали свидетелей? – угрожающе произносит монах или священник, я не разбираюсь в церковной иерархии.
– Мне спешить некуда, – заявляю я. – Приглашайте свидетелей, и пускай они мне в глаза скажут, в чём меня обвиняют.
Толпа заволновалась, я лишаю их обещанного развлечения. Главный постановщик не может идти у меня на поводу, ему нужно зрелище.
– Бесовское отродье хочет наслать порчу и на свидетелей, – заволновались в толпе.
Я словно слышу голос свекрови. Это её любимое ругательство. Не удивлюсь, если главной свидетельницей выступает она. Дай ей волю, так она бы меня и в реальности сожгла.
Священник торопится их успокоить.
– Зато нам нужно спешить, – решительно заявляет он, – почтенных граждан не будем беспокоить.
Я бы пожала плечами, да только связанные за спиной руки не дают это сделать. В лицо прилетает что-то типа картофелины, я отклоняюсь и опять бьюсь головой о столб. Именно тем местом, куда ударил камень.
***
– Эй, постой, кому говорят, – слышу я голоса за спиной и гогот.
В тёмной подворотне меня останавливают не для того, чтобы пожелать доброго вечера.
Дурацкий день и заканчивается закономерно – нападением хулиганов. И хорошо, если отберут жалкие остатки учительской зарплаты, а то и убить могут.
Хотя последнее не так уж и ужасно. Если они убьют меня, хотя бы не возьму на душу грех самоубийства. Мириться с той жизнью, которую веду, уже не хватает сил, а решиться на изменения не хватает духу. Привыкаешь плыть по течению, боясь изменений как в плохую, так и в хорошую сторону.
Знаменитая стабильность, которую все так превозносят. Какой бы она ни была, а всё лучше изменений, особенно если для них нужна сила воли.
Я учитель биологии в школе в самом криминальном районе городе, так что велика вероятность встретить в банде своих же учеников, поэтому я не спешу выполнять приказание, а лишь ускоряю шаг.
Замужем уже пять лет за таким же неудачником, как и я сама, но только с комплексом непризнанного гения. Мой муж не работает. Не создана ещё должность, которая бы удовлетворила его амбиции.
Он желает быть на худой конец замдиректора, а ему предлагают должность менеджера. «Не для того мама образование давала, чтобы я работал на недоумков». Конец цитаты.
Зато я могу работать и на недоумков, и с недоумками, а потом ещё и полы мыть, чтобы прокормить здорового бугая, предпочитающего мясо на обед и ужин.
Сколько раз мне советовали бросить его, но мне, признаться, страшно. Моя мама убеждает, что мне фантастически повезло, что хотя бы этот взял замуж. С такой группой поддержки не скоро решишься на кардинальные изменения в жизни.
Господи, как же мне надоело так жить! Прошу тебя дать мне второй шанс! Обещаю изменить свою жизнь, зависеть только от себя и не размениваться на любителей играть в войнушки.
Сейчас самое время появиться герою, спасти меня и от грабителей, и от мужа.
– Ты глухая, что ли, – приближаются ко мне грабители, а не спасатель, – деньги гони.
– Какие у меня деньги? – мямлю я, ускоряя шаг. – Вы мне льстите.
– Что за хрень ты несёшь? – возмущается тот же голос. Остальные молчат.
Я срываюсь на бег. Вот только далеко я не убежала. В затылок мне прилетает камень, лишая проблем навеки. Я падаю лицом вперёд на грязный мокрый асфальт.
Что ж такой вариант меня устраивает даже больше.
– Благодарю, господи! – мелькает последняя мысль, и я погружаюсь в черноту.
***
Захлёбываюсь водой. Неужели упала в лужу? Так и утонуть недолго. Вот только, открыв глаза, понимаю, что мой кошмар продолжается. Я лежу на помосте, а надо мной склоняется палач.
Не поленились, отвязали. Побоялись намочить водой хворост и столб, а то вдруг ещё не загорятся.
– Ведьма приговаривается к смертной казни, – громко произносит священник. – Сожжению на костре. Покайся перед смертью, облегчи душу.
Не о таком втором шансе я просила тебя, Господи.
Глава 3. Таинственный незнакомец
Лежу в луже, вся промокла, отплёвываюсь от такой экстремальной первой помощи. Можно же было как-то понежнее. Издаю полустон-полувсхлип, понежнее надо с ведьмой. Хорошо ещё, что камнями насмерть не забили.
Вода стекает за ворот и капает с волос. Пытаюсь поднять голову. Рубашка прилипла к телу, по которому от холода разбегаются мурашки.
– Покайся, и тебе будет даровано прощение, – громко произносит священник, склоняясь надо мной и жадно шаря по моему телу глазами.
Его наглые глаза лишают меня опоры, словно позвоночник из меня выдернули, и я враз превратилась в бесформенный студень. Я сдуваюсь, как воздушный шарик, до которого никому нет дела.
Если здесь даже у служителей церкви нет ничего святого, то надеяться на сострадание глупо.
– Мы могли найти компромисс, дочь моя, – тихим голосом елейно произносит святой отец, уставившись на мою грудь. Качаю головой, да лучше умереть. – Тогда я позволяю тебе исповедаться.
Шишка на голове пульсирует нескончаемой болью. Хочется послать его далеко и надолго, но, к счастью, язык не слушается.
– Исполняй свои обязанности, палач, – зло бросает монах, – да поскорее, не до ночи же нам тут стоять.
Грудь стягивает стальным обручем всё сильнее и сильнее. Не получается нормально дышать. Жадно хватаю ртом воздух, которого стало катастрофически мало.
Палач рывком поднимает меня на ноги, низко наклоняется и шепчет:
– Не дёргайся и ничему не удивляйся. Действуй по обстановке.
Он, не торопясь, словно желая позлить священника, снимает с меня кандалы. Взяв за предплечье, тянет к будущему костру. Вывернув руки и поставив спиной к столбу, завязывает верёвкой руки, но не сильно туго.
Подходит монах и трубит на всю площадь:
– Признай свою вину, и господь отпустит тебе грехи, уйдёшь с чистой душой.
– Если я признаюсь, меня отпустят? – заинтересованно спрашиваю я хриплым голосом. Горло саднит, а губы разбиты. Адски больно, но я готова сознаться в чём угодно, лишь бы меня отпустили.
– Очистительный огонь принесёт успокоение твоей душе, – смиренно потупив глаза, произносит монах.
Лицемер! Строит из себя святошу, а сам с ног до головы медленно осматривает меня, как кобылу. Осталось только в зубы заглянуть.
– Поджигай, – командует монах, а я бы хотела отключиться, чтобы не чувствовать, как огонь лижет моё тело.
Толпа одобрительно гудит, наконец-то произойдёт то, ради чего они, собственно, и собрались.
Кровожадные монстры, а не люди!
Вдруг поднимается ветер, всё сильнее и сильнее раздувая костёр. Огонь добрался до платья, ещё мгновение, и я вспыхну словно щепка.
Монах обеспокоенно озирается вокруг, прижимая к груди библию как спасение.
– Сам дьявол пришёл за ведьмой, – не скрываясь, галдят в толпе.
Что за чушь они несут? Да, разгул стихии более, чем странно, но не опускаться же до маразма.
Небо пронзает молния и бьёт возле ног монаха. Он неистово крестится, словно действительно верит во все эти сказки. Гром разрывает тишину небес и на нас обрушивается ливень.
Слава богу, теперь уже точно не сожгут. Во всяком случае, сегодня.
– Давайте, тащите её в тюрьму поскорее, – захлёбывается криком монах, уставившись стеклянным взглядом мне за спину.
– Сам сатана за ней явился, – вопят в толпе разбегаясь, кто куда.
Их смелость куда-то подевалась. Почему бы врага рода человеческого не встретить атакой гнилых овощей и увесистых камней? Но нет, они уже не так храбры, как со слабой женщиной, и предпочитают уносить свои куриные жопки подальше от места событий.
Мои стражники тоже не стали проявлять излишнее служебное рвение и, бросив монаха, скрываются в переулке. Дожидаться, пока его призовёт к ответу сам дьявол, священник не стал ждать и дал стрекача, поддерживая одной рукой сутану, а другой прижимая к груди библию. На повороте в переулок он обогнал стражников.
Остаюсь только я и палач, который с интересом наблюдает за тем, что происходит на площади. Мне бы тоже было интересно взглянуть кто это позади меня, но проклятый столб не даёт повернуться.
Вдруг от удара ножом верёвка на руках падает под ноги, и я, повернувшись, вижу его… Сатану.
Чёрный, как преисподняя, конь, чёрный костюм и чёрная маска. Рука тянется перекреститься, но застывает возле лба, когда я встречаюсь с чёрными, как преисподняя, глазами всадника.
Его взгляд меня парализует.
– Запрыгивай, – приказывает незнакомец негромким голосом. Я мотаю головой. Он так же страшен, как и костёр инквизиции.
– Ну, давай же, – подбадривает меня палач, подтаскивая к всаднику и закидывая, как мешок на круп лошади.
Пустив жеребца в галоп, мы скрываемся с площади, держа курс на окраину города. Меня довольно ощутимо прикладывает о седло боком и животом, голова болтается, и я делаю попытку посмотреть, куда всё же мы едем.
Но ни одна улица не вызвала у меня никаких воспоминаний. Память моей предшественницы спит.
Покинув город, мы оказываемся на совершенно сухой дороге. Придерживая меня рукой, чтобы я не свалилась, незнакомец везёт меня подальше от города. За всё время нашей безумной скачки он не сказал ни слова. Не знаю, сколько мы ехали, но на закате останавливаемся в лесу. Я сползаю с коня и оседаю на землю прямо там, у его копыт.
– Раздевайся, – получаю я сухой приказ из уст таинственного незнакомца.
Глава 4. Знакомство
– Нет, – шепчу я от страха, сидя на пятой точке, и пытаюсь податься назад под самые копыта. – Нет.
Незнакомец больше не повторяет, равнодушно отворачиваясь от меня, стягивая с себя маску, камзол и рубашку.
– Что вы делаете? – дрожащим голосом спрашиваю я.
– Раздеваюсь, – спокойно говорит он, даже не поворачиваясь. – И тебе сказал делать то же самое.
Он ненормальный. Зачем спасать женщину, чтобы сразу изнасиловать? Проще сходить в бордель, менее хлопотно, уж точно.
– Долго ещё ждать? – в голосе появляется раздражение. – Нам ещё ехать до границы чёртову уйму времени. Давай поторапливайся.
Сам извлекает из мешка увесистый свёрток и кидает через плечо мне. Осторожно раскрывая его, я нахожу юбку, блузку и чулки. Поспешно переодеваюсь, исподтишка подглядывая за незнакомцем.
Со спины он производит впечатление накачанного мужика, но не того качка, который обожрался стероидов. Он, скорее всего, воин, об этом говорит мой опыт чтения книг и просмотра фильмов, а также его поджарая фигура.
– Как тебя зовут? – спрашивает незнакомец.
Он что, не знает, кого спас? Выполняет месячный план по спасению девиц? Даёшь пятилетку за три года. Но вслух, как добропорядочная ведьма, имеющая отношения с самим повелителем преисподней, говорю:
– Жанна, но я не ведьма вы не подумайте.
– Поверь, мне всё равно, кто ты, – он шокирует меня своим признанием.
– Тогда почему вы меня спасли? – спрашиваю я в крайней степени удивления.
– Слишком много вопросов от почти мёртвой ведьмы, – равнодушно отвечает он.
– Тогда, может, хотя бы скажете, как вас зовут?
– Зови меня Нертос.
И всё? Просто Нертос? Ни фамилии, ни прозвища? Ну, ладно, кто девушку спасает, тот как хочет, так и называется. Его дело.
Он отходит на край поляны и лезет в кусты. Мне бы тоже не помешало сходить туда же. И я отправляюсь в противоположную сторону.
– Жанна, ты где? – слышу я обеспокоенный голос моего спасителя.
Вот уж не вовремя, сам сделал дело, гуляй смело, дай другим справить свою малую нужду.
– Да здесь я, – отзываюсь, чтобы он не ринулся меня искать и не застал в пикантной позе.
Вылезаю из кустиков и в ошеломлении смотрю на своего спасителя. Как там будет волшебник? Мейджик, кажется. Вот он, настоящий волшебник.
На поляне пасётся ещё одна лошадь и на скорую руку сооружён ужин из хлеба, сыра, жареного мяса и фруктов. Он кидает мне флягу, от неожиданности я её не успеваю поймать, и она падает мне под ноги, больно ударив мизинец. Я вскрикиваю.
– Правило первое – будь тише воды, ниже травы, – недовольно говорит Нертос, – чтобы я от тебя ни одного писка не слышал. Правило второе – делай как я, поняла?
Я киваю. Хочет играть в крутого, пусть. Кто я такая, чтобы лишать человека иллюзий.
– А куда мы едем? – спрашиваю я, сооружая бутерброд из хлеба, сыра и мяса.
– Правило третье – меньше вопросов, – вместо ответа говорит Нертос.
Пожимаю плечами. Мне всё равно, куда ехать. Я новенькая в этом мире, и пока целесообразнее держаться с тем, кто меня спас. Надёжнее как-то, нелогично заключаю я, несколько минут назад считая, что Нертос не так крут, как киношные герои.
Меня пару часов назад едва не поджарили на костре, а я кочевряжусь, потому что мой спаситель ведёт себя не по-джентльменски. Прощу ему его маленький недостаток за своё спасение.
Убедив саму себя, что всё в порядке, я решаю наладить с ним дружеские отношения и протягиваю бутерброд.
Нертос берёт его, даже не поблагодарив. Философски пожав плечами, я сооружаю себе ещё один бутерброд.
– Ты бы так плотно не налегала на еду, – выдаёт он целую фразу, после односложных ответов, чем несказанно меня удивляет.
– Я жутко хочу есть, – говорю я, а желудок подтверждает мои слова серенадой, – у меня живот к спине прилип от голода.
– Именно поэтому, – снисходит до объяснений Нертос, – До границы путь неблизкий, гнать лошадей придётся всю ночь, а ты не умеешь ездить верхом.
– А это здесь при чём?
– А при том, что растрясёшься, и может стошнить. Давай обойдёмся без этого малопривлекательного зрелища, – и он забирает у меня бутерброд из рук, вонзая в него свои белые, как реклама отбеливателя, зубы.
Я беру кусок хлеба и сыр, закусываю яблоком. Подношу флягу к губам, сделав глоток удивительно вкусной воды.
– Водой тоже не увлекайся, – опять останавливает меня Нертос, – остановок для похода в кустики будет немного. Сегодня рано утром мы должны пересечь границу.
– Ты думаешь, за нами будет погоня? – спрашиваю я, во мне страх борется с бесшабашностью. Так хочется поучаствовать в настоящей погоне.
Кажется, адреналин, вызванный моей предполагаемой смертью, ещё не отступил, и я полна решимости совершать безрассудные поступки.
Если судить по прошлой жизни, то адреналина мне как раз хватит до утра. Однажды, когда я была студенткой, мы пошли с подругой на речку, и я чуть не утонула. Ноги скрутила судорога, и пока подруга поняла и вытащила меня, я не успела испугаться. Пресловутая «вся жизнь» не пронеслась перед глазами. Я осознала, что могла умереть, только утром, когда пошла за покупками в супермаркет. Вот там между полками с детским питанием и памперсами меня и скрутил страх. Так что время ещё есть.
– Вряд ли, не такая уж и важная птица, – отвечает он. – Поутру на той стороне у нас с тобой встреча.
– Я никому не назначала свидания, – удивляюсь я.
– Зато тебе назначили, и даже попросили меня поторопить.
Глава 5. Плата за спасение
Я уже перестаю бояться. Даже неизвестность меня не страшит. Будь что будет, чего заранее трястись.
Я делаю отчаянные попытки влезть на лошадь. Меня впору привязать к ней, чтобы не свалилась по дороге. Нертос скептически смотрит на мои жалкие попытки оседлать благородное животное. Сжалившись над лошадью, он сажает меня в седло, а поводья привязывает к луке своего седла. Мне остаётся только держаться, и безумная скачка начинается.
Он не солгал. Мы действительно не скачем, а несёмся с сумасшедшей скоростью.
Едва забрезжил рассвет, как мы пересекаем границу. Погранзаставы не видно, и мы просто проезжаем порубежный столб с надписями «Корнуол», откуда мы приехали и «Лорингия», куда мы, собственно, и едем.
– Приехали? – больная от усталости спрашиваю я. Сейчас даже сползти с лошади мне будет не по силам.
– Мы покинули страну, где к вам так неласково отнеслись, – усмехается Нертос. – Теперь поедем спокойнее. Нам надо добраться до маленького княжества, затерявшегося в лесах. Там конечный пункт назначения. Там нас ждут.
Я отмечаю, что нас ждут, а не тебя. Получается, что он тоже имеет какое-то отношение к тем, кто так любезно выделил мне его в провожатые. Кто он сам? Похож на наёмника. Опасность от него разливается вокруг, как туман, невозможно не заметить. На уровне инстинктов хочется держаться от него подальше, если не хочешь неприятностей.
– Кто нас ждёт? – с любопытством спрашиваю я.
– Вам представятся, когда приедем, – отвечает он.
Ожидала более развёрнутой информации, а получила сухой протокольный ответ. Как сказали бы в моём мире, ответил по скрипту.
– А ты кто? – спрашиваю я.
– Я же сказал, зови меня Нертос, – равнодушно говорит он. – Есть хочешь?
Я мотаю головой. Кусок в горло не лезет после такой скачки. Мне бы горло промочить, но боюсь, что надо будет в кустики сбегать, а я даже ползти не могу.
– Я спрашиваю не про имя, а про занятия, – говорю я, – чем ты занимаешься?
– Нертос не имя, а прозвище, заменяющее фамилию, – как о само собой разумеющемся говорит он.
– Как интересно, никогда не встречала, чтобы прозвище заменяло фамилию, – произношу я и вспоминаю уроки истории.
Становится неуютно, надеюсь, у них всё нормально в княжестве, без всяких диктатур обходится.
– А у тебя есть какое-то прозвище или фамилия? – интересуется Нертос.
Вспоминать прозвище, которым наградили меня в школе ученики, не хочется. Не люблю детей. Злобные жестокие создания, все нервы мне вымотали на уроках в школе – то притащат какую-то гадость вроде змеи, то взрыв устроят на уроке, то юбку разорвут. У меня начался нервный тик, уже два года на успокоительных сижу.