Иван Хочун. Дочка друга: сладкие игры

Алекс Стар

Иван Хочун. Дочка друга: сладкие игры

1

– Ваня, братан, выручай! – кричит в трубку Пашка, мой корешок.

– Да не вопрос, Паша, что сделать-то надо?

– Мне надо срочно ехать к партнёрам, я уже в аэропорту… – начинает он.

– Ну так и всё чики-пуки с партнёрами будет, денег тебе что ли перечислить? Я сейчас главбуха своего попрошу…

– Да нет! Хуже! Деньги у меня есть, не проблема! За Машей надо срочно присмотреть!

– За Машей? А что с Машей?

– Ну дочка моя, я её взял к себе на каникулы, моя бывшая куда-то со своим новым гондоном умотала, вот я за ней присматриваю. А тут, блин, улетать срочно надо…

– Ну да, брат, понимаю, конечно, присмотрю, не проблема. Я же помню Машку, маленькая ещё совсем…

– Да какая маленькая! Девке уже восемнадцать! В институт сейчас поступает!

– Восемнадцать? Ничего себе! Годы-то как летят! Я же помню, «Барби» ей совсем недавно дарил ещё на Новый год!

– Да какие «Барби»! Девка сама как Барби! Только и знаю, что от неё всяких ублюдков голодных отгоняю! Бегают вокруг неё, как псы на течке, слюни пускают! Вот и прошу тебя мне помочь, присмотреть за ней пару деньков, пока я дела там на Кипре улаживаю!

– Ну конечно, присмотрю! Ты же меня знаешь! Со мной как в сейфе! – обещаю своему другу.

Ну а что, я – кремень! Что я какой-то извращенец что ли с молоденькими девочками зажигать? Я уж и не видел их сто лет, какие они сейчас вообще? Чем занимаются? Чем живут? В соцсетях наверное всё время сидят круглосуточно, за кардашьянами там да за тиктокерами всякими наблюдают…

Одним словом – новое поколение. Племя младое, незнакомое.

Звоню в дверь большого дома. Оглядываюсь по сторонам на всякий случай: не притаились ли где всякие парни голодные. Знаем их, что им от девочек надо. Мы с ними быстро разберёмся!

– Дядя Ваня?! – дверь распахивается, а там такая куколка стоит, что у меня аж дыхание перехватывает!

Вся такая тоненькая, ладненькая, в натуре, как Барби, только ещё красивее! Глазища огромные, голубые, ресницы на полметра, губки глянцевые чуть влажные, как две вишни спелые. Стоит в пижаму какую-то плюшевую кутается, а у самой ноги длиннющие, и грудь такая аппетитная в вырезе вырисовывается.

Розовая.

Как бабка ромовая.

Сглатываю нервно.

Блин, а я что-то и не думал, что Машенька-то наша так сильно выросла…

Стоит на меня смотрит удивлённо, глазками моргает спросонья.

– Да, Маша, привет, помнишь меня? Папа твой мне позвонил, попросил за тобой присмотреть, а то ему срочно надо было уехать, – стою ей, как дурак объясняю, словно оправдываюсь.

– А я вас помню, дядя Ваня! – вдруг улыбается девочка, щёчки розовеют, а у меня на сердце аж ёкает. – Я всех ваших кукол до сих пор храню, которых вы мне дарили, – и так скромно в пол смотрит, шаг назад делает. Войти предлагает. – Вы проходите, – и я вхожу в дом.

И чувствую, что влип. Как мне с такой куколкой-то рядом находиться?

Ну что же, я мужик. Придётся сдерживаться.

Включим тяжёлую артиллерию… Делать нечего!

2

– Ой, дядя Ваня, вы тогда подождите, я только быстренько в душ сбегаю! – провожает меня уже в дом. – Я по-быстрому! Сейчас приду и вам кофе сварю! – захожу я на кухню к Пашке, недавно ведь здесь был, да только Машеньки здесь не было…

– Да ты иди, не беспокойся, я и сам кофе варить умею, – говорю так спокойно, а у самого всё внутри переворачивается, когда пяточки её розовые вижу, как они из-под пижамки мелькают.

Сжать бы эту пяточку сладкую ладонью, да поставить себе на плечо, раскрыть её бёдра роскошные…

Да блин, это мне душ нужен! Ледяной! А ну прекращай о таком думать! Козёл старый. Что тебе, других баб не хватает? Вон, Юлька хотя бы, как вспомню, как её вчера тарабанил полночи, так аж снова встаёт.

Опять встаёт, мать его… Да и что там Юлька, а что – Маша.

Машенька.

Да уж, подложил мне дружок свинью… Пытку инквизиторскую, мать её.

Так, ну где тут кофе-то у Пашки? Надо попить, взбодриться.

Слышу, как в дальнем углу хлопает дверь, представляю, как тряпочки её плюшевые на мраморный пол летят, как легко она через них переступает, залезает в ванну…

Ммм, рука сама тянется к херу вскочившему…

Стоит под струями тёплыми, вот они по телу её розовому бегут, по грудям налитым девичьим… Соски спелые, сочные, сами просятся, чтобы облизать их… Обсосать каждый, как конфетку монпансье…

Стою, глаза прикрыл, и уже не заметил, как хер свой наяриваю, представляю себе Машеньку невероятную под душем… Внизу у живота холмик пухленький… Волосы чёрные, густые… Обожаю волосы на писечке.

Сейчас все бабы моду эту взяли всё себе брить, не знают что ли, что мужику надо, чтобы там всё густо было. Как кущи райские…

Ммм, кущи райские, как подумаю, так аж весь закачался…

Блин, кофе убежал из турки, пока я тут мысленно Машенькой любовался! Хоть проститутку по-быстрому вызывай, чтобы так сказать напряжение нервное снять… Стресс нечеловеческий…

Так, ладно, я же взрослый мужик, должен себя в руках держать! Да только как тут держать, когда весь дом насквозь феромонами её пропах, пропитался… Запахом её пудовым, сладким.

Это уже химия, физиология, никакой нормальный мужик не справится… Точнее здоровый, у которого потребности…

Так, надо посмотреть, кто там из девочек свободен, передёрнут мне по-быстрому. Облегчат, так сказать, судьбу мою тяжёлую, и дальше как огурчик буду.

Машеньку от тинейджеров слюнявых охранять…

Только рука тянется к мобильному, как вдруг слышу визг её громкий, нечеловеческий! Что случилось с ягодкой моей?!

Несусь со всех ног в ванну, дверь на раз плечом вышибаю…

3

Только забегаю, сообразить ничего не успеваю, как вдруг на меня тело сладкое голое обрушивается, прямо на меня запрыгивает, прижимается мокрая вся деточка, ножками меня обхватывает за бёдра, ручками за шею крепко обнимает, а лицо всё от страха и ужаса перекошено…

– Мышь, мышь, дядя Ваня… – губками своими вишнёвым шепчет, а они от меня близко-близко, у меня аж голова закружилась…

Покачнулся, на стенку облокотился, а на руках – такой груз ценный, невероятный…

– Мышь в душ забралась, она там… Спасите меня… – лицо всё мокрое, то ли от слёз, то ли от воды, вижу, дрожит деточка, трясётся у меня на руках.

От мышки спасите, дядя Ваня… Меня бы кто спас от неё… От желания этого дикого…

От русалки этой вкусной. А она меня своим телом всем облепила, прижалась крепко, трепыхается на мне, вся футболка уже насквозь водой пропиталась.

Чувствую, как грудь её мягкая сдобная упругая ко мне прижимается, соски крошечные затвердели пуговками…

Чувствую, как киска её сладкая ко мне прижимается, к паху моему раскалённому…

Блядь, у меня уже встал, не знаю, что делать…

Девочка-то молодая совсем, она, наверное, и с мальчиками-то ещё ни разу не целовалась… Член в пальчиках своих не держала.

Как я могу девочку маленькую обидеть…

– Ты подожди, сейчас я посмотрю, Машенька, успокойся, – успокаиваю её, пытаюсь на пол её опустить, руки свои с её попки круглой упругой убрал.

– Нет, дядя Ванечка, миленький, не отпускайте меня, пожалуйста, на пол, я боюсь! Там мышка! Я её точно видела! Она меня укусит! – лопочет так губками розовыми леденцовыми, меня аж дыханием сладким ванильным обдаёт.

Ещё крепче меня ногами обхватывает, сопротивляется. Слезать с меня отказывается.

Ну что мне тут делать?!

Я прямо с ней, как есть, делаю шаг вперёд, покачивается она у меня на руках, как груша спелая, весь соком сладким пропитался, вся одежда у меня мокрая уже, а на руках русалка голая. Сейчас сам тут и свалюсь на пол от пытки такой невыносимой.

Но я делаю нечеловеческое усилие, ещё шаг вперёд делаю, отодвигаю шторку с ванной: вода хлещет, всё пусто. Нет мыши никакой.

Только мочалка валяется на полу.

– Машенька, нет никого. Девочка, не бойся, – успокаиваю её, а у самого в штанах ой как неспокойно… – Ты только посмотри, пусто, – уговариваю деточку. – Наверное, мочалка с полки просто упала, а ты её за мышь приняла. Давай, слезай на пол, Маша, всё хорошо. Не бойся…

Чувствую, ножки её вниз поползли, ручками всё ещё крепко меня за шею держит, отпустить боится. В глаза доверчиво так заглядывает:

– Дядя Ваня, вы пока не уходите, ладно? А то я всё равно боюсь! Вы тут постойте, пока я одеваюсь, я быстро!

Делает шаг назад, а меня аж огнём обдаёт от вида её. Тела её голого, розового, после душа горячего тёплого.

Я сразу же отворачиваюсь, как истинный джентльмен, к стенке, смотрю на дружка своего: ого, да он сейчас штаны продырявит. Ну держись, братан, кому сейчас легко.

Сейчас Машеньку за уроки усажу, а сам вызову жрицу какую-нибудь… Жанна вон охуенно просто минет делает. Как пылесос… Представляю, как солью сейчас ей в рот пухлый прямо всё своё желание ненасытное, а то взорвусь…

Сколько ехать-то ей сюда, интересно?

А перед глазами всё равно Машенька стоит: волосы длинные, как водоросли, облепили все плечи, грудь, холмики её сладкие, пышные, а сквозь них розовые леденцовые соски выступают, аж скулы сводит от одного взгляда. Так бы зацеловал-затискал деточку, подсадил бы её на стол этот мраморный, да вылизал бы ракушечку её розовую… Нецелованную…

В кущах райских спрятанную…

Даже спиной её запах, дурман, чувствую. Она там шуршит своими полотенцами-трусиками, натягивает на себя что-то, надевает, слышу, как баночками-скляночками звякает, лосьоном мажется.

Персиком всё запахло вокруг. Но ничто её аромат девичий волшебный не перебьёт.

Между ног у неё так сладко пахнет, наверняка… И ещё в ложбинке между грудей – так бы и зарылся лицом, языком…

– Дядя Ваня, с вами всё в порядке? – так игриво спрашивает, будто колокольчиками голосок звенит. – А то вы всё молчите, да молчите… Как у вас дела, кстати? Вы так и не женились?

– Да всё хорошо у меня, Машенька, спасибо. Нет, пока не женился…

– А я вот всё время думала, почему? Вот я бы…

– Ну вот когда подрастёшь, тогда и поговорим, ты оделась? – смеюсь. – А то у меня тоже дела, – а сам думаю, как сейчас Жанну вызвоню да выебу её в рот её ненасытный и умелый. Спущу в неё весь стресс, так сказать, накопленный.

Вон, и психологи говорят, что стресс надо снимать регулярно… Так что будет у меня сейчас психотерапия по полной.

– Да, я оделась, можете поворачиваться, – кокетливо так говорит, я поворачиваюсь, аж дыхание перехватывает.

Надела какие-то шортики белые, полупрозрачные, а сквозь них плоть её розовая проступает… Ракушечка её заветная. Наверху – маечка какая-то, всё обтягивает, дальше некуда, груди покачиваются тяжёлые аппетитные, а на них – два кружка-сосочки розовые проступают.

Волосы расчесала, назад убрала, глазища огромные, доверчиво так на меня смотрят, губки полуоткрыты, так бы и засосал бы её, впился бы губами, языком в ротик нежный…

Затискал бы тело сахарное, прямо здесь бы всадил ей хуй свой зудящий в дырочку её мягкую…

Но не могу. Я – кремень! Все это знают!

Зря мне, что ли, Паша, самое дорогое доверил. Не обману я ожиданий своего дружка. Найду выход из этой коллизии, так сказать.