#НайдитеВарю

Дмитрий прикрепил к посту фотографию Вари, и Никита настоял снабдить его хэштегом: #НайдитеВарю, чтобы можно было быстро находить связные посты. Все присутствующие сделали репосты на свои страницы.

Время близилось к шести. Галя предложила приготовить на всех ужин.

– Нет, знаешь, что, я сейчас поеду в полицию подавать официальное заявление, а вы отвезите-ка Васю и Леру по домам, – попросил Дмитрий.

На улице уже смеркалось. Стрекотали сверчки. Лаяла соседская собака. Ветер шелестел листвой и было прохладно. Лера поёжилась, обхватила себя руками и растёрла плечи. Никита отпер водительскую дверь ключом и изнутри разблокировал остальные двери. Вася открыл дверь для Леры и сел следом за ней, пока Никита заводил и разогревал мотор, а Галя разместилась на пассажирском сидении. Фары машины осветили недавно вскопанные грядки. Рядом зажглись фары машины Дмитрия. Водители увидели друг друга сквозь лобовые стёкла. Дмитрий махнул Никите рукой. Лязгнув, стали отъезжать ворота. Дмитрий развернулся и выехал первым, Никита вслед за ним. По грунтовке между заборами Никита смиренно тащился вслед за Дмитрием, но перед выездом на асфальтированную дорогу Дмитрий притормозил, чуть съехав на обочину, и пропустил Никиту вперёд. Он благодарно кивнул и прибавил газу. Выезжая на дорогу, чуть не столкнулся с пролетавшим слепой поворот автомобилем, но успел затормозить. Лера взвизгнула. Никита выматерился себе под нос, заглушённый тиканьем поворотника. Мимо пронеслась ещё одна машина, и Никита воспользовался моментом, чтобы выехать на свою полосу, после чего снова прибавил газу и уже без происшествий встроился в движение.

Дмитрий, наблюдавший за этими мытарствами, лишь покачал головой, тоже включил поворотник, дождался просвета в вечернем потоке едущих на дачи машин, и выехал на дорогу.

До районного отделения полиции ехать было совсем недалеко. Дмитрий больше времени потратил на пристройку машины на тесной парковке.

Территория отделения была окружена бетонным забором. Возле зелёных ворот был пропускной пункт. С колотящимся сердцем, Дмитрий зашёл в эту будку. Дежурный скучающе потребовал паспорт и записал Дмитрия в журнал посещений, после раздумий, дал указания, как пройти в дежурную часть.

В просторном помещении на стенах висели информационные стенды, в том числе объявления о розыске с фотороботами, по которым, как казалось Дмитрию, совершенно невозможно узнать реального человека. В одном углу была большая кадка с разлапистым фикусом. Вдоль стен стояли несколько столов и стульев. Пара человек что-то кропотливо писали. Ещё несколько сидели, уткнувшись в телефоны или документы. Дежурный за стойкой, защищённой стеклом, казался спящим.

Глубоко вдохнув, Дмитрий решительно подошёл и стукнул по стеклу для привлечения внимания.

– А вот так делать не надо, – сразу откликнулся дежурный и поднял голову, чтобы посмотреть на посетителя.

Дежурный был слишком молод, чтобы внушать какую-либо авторитетность. У него были всклокоченные светлые волосы, большие очки на носу-картошке и веснушки во все щёки, над верхней губой едва пробились усы. Дмитрий бы дал ему лет двадцать, а то и меньше. Но на погонах были три полоски, говорившие о сержантском звании, а значит на службе он далеко не первый день и имеет какое-никое высшее образование.

– Здравствуйте, я хочу подать заявление о пропаже человека, – обратился к сержанту Дмитрий.

– Трое суток, – равнодушно ответил он и вернулся к листанию страниц в толстой папке, лежавшей перед ним.

– Вы лучше меня знаете, что это неправда, – возразил Дмитрий, – примите, пожалуйста, заявление, или я обращусь в прокуратуру, тут недалеко.

Сержант тоскливо посмотрел на Дмитрия, явно давая понять, насколько он не хочет делать свою работу, а потом всё-таки изволил выдать Дмитрию бумагу и ручку.

– Садитесь, пишите.

– А как писать? – спросил Дмитрий.

– Шапка на стенде, остальное в свободной форме, – объяснил сержант, уже снова занятый своей работой, даже не посмотрев на Дмитрия.

Дмитрий обошёл приёмную, нашёл нужный образец. Свободных стульев не было. Дмитрий начал писать стоя, после каждого слова сверяясь с шапкой, потом застрочил, усиленно вспоминая все детали, которые удалось восстановить с помощью Вариных друзей.

Было абсолютно тихо. Только гудела какая-то техника, скребли ручки других писавших, да шуршали переворачиваемые листья. Один раз покой был нарушен: в приёмную вошёл ещё один полицейский, в фуражке. Он зашёл в помещение дежурного, они неслышно поговорили, сержант выдал своему гостю какие-то бумаги, и тот вышел из дежурки в другую дверь. Сержант же включил чайник и принялся за работу за компьютером – тишину разбавили ритмичный перестук клавиш и шум закипающей воды.

Дмитрий дописал заявление, проставил дату и подпись и подал заявление. Сержант с видом вселенской усталости и скуки на лице пробежался по тексту, было видно, как за стёклами очков двигаются его глаза. Дочитав, сержант кивнул и отложил лист поверх одной из стопок бумаг.

– Начальник сегодня уже ушёл. Утром передам в работу.

– В смысле, утром? – Дмитрия затрясло от злости. – Вы не понимаете, что ребёнок пропал? Вы представляете, что с ней могут делать в это самое время, пока мы ждём вашего начальника?

– Слушайте, я что сделаю? Я ваше заявление принял…

– Вы его даже не зарегистрировали. Дайте расписку, что приняли.

Сержант закатил глаза, откинулся на спинку стула и деловито сцепил пальцы в замочек на впалом животе.

– Вам не приходило в голову, что она могла просто сбежать из дома?

– Не было у неё поводов сбегать из дома, – возразил Дмитрий.

– И всё же. Вы, прежде чем сюда прийти, всех родственников обзвонили? Бабушек, дедушек?

– Каких бабушек-дедушек? Мы её в школу на машине возим, потому что она боится одна ездить в транспорте.

– Ну это вам тогда не в полицию, а к психиатру надо.

Дмитрий яростно стукнул рукой по стеклу, отчего оно задрожало.

– Отдайте заявление, я пойду в прокуратуру.

Мужчины встретились взглядами и долго, молча буравили друг друга. Сержант сдался первым. Взял заявление и начал вбивать данные в компьютер. Дмитрий, всё ещё тяжело дыша от гнева, облокотился на стойку и уронил голову на грудь. Сержант распечатал расписку о регистрации заявления, расписался на ней и отдал Дмитрию.

– С вами свяжется сотрудник, нужно будет осмотреть место происшествие и собрать показания для вынесения решения о возбуждении уголовного дела, – подытожил сержант.

– Заявления недостаточно? – уточнил Дмитрий уже мягче.

– Вы заявили о пропаже, а не о преступлении. – Сержант пожал плечами. – Мой вам совет, обзвоните всё-таки родственников. Может неловко выйти: мы её ищем, а она тут как тут.

Дмитрий раздражённо свернул расписку трубочкой и вышел, не прощаясь, даже нарочно хлопнул дверью, спровоцировав на себя недовольный прищур охранника. Идя через двор к проходной, Дмитрий был так погружён в свои мысли, что не заметил идущего наперерез ему человека. Они столкнулись, и Дмитрий выронил расписку. Сначала ругнувшись от досады, он затем заметил, что другой человек был в форме, и похолодел. Но полицейский спокойно поднял и отдал расписку, не говоря ни слова. Дмитрий узнал в нём того, кто заходил к дежурному. Они встретились взглядами, и в тёмных глазах полицейского Дмитрий прочитал даже что-то сродни сочувствию. Кивнув, полицейский пошёл дальше, а Дмитрий покинул территорию отдела.

Сев в машину, Дмитрий на коленке разгладил полученную расписку и отложил её на пассажирское сидение. Посидев неподвижно пару мгновений, зарычав, Дмитрий ударил обеими руками по рулю, попал на кнопку гудка, и автомобиль издал обиженный кряк.

Дмитрий был зол скорее на себя. Сержантик был прав: надо было обзвонить родственников, но Дмитрий так увлёкся игрой в героя, самостоятельно отправившись на поиски, что забыл о самых простых и рациональных решениях.

Достав телефон, он открыл список контактов. Дедушки со всех сторон уже давно скончались. Сестра Дмитрия много лет назад эмигрировала в США. Оставались его мама и мама Ангелины. Ещё была мама Гали, но они почти не общались, она даже не была знакома с Варей, и сам Дмитрий не знал, где она живёт.

Начать было решено с мамы Ангелины, Валентины Николаевны. Она жила в другой стороне от Москвы, ехать до неё на машине было больше двух часов, а дорогу общественным транспортом Дмитрий вообще слабо себе представлял, поэтому не мог вообразить, чтобы Варя добралась туда самостоятельно, но попытать счастье стоило. Да и вообще тёща имела право знать, что происходит.

Отношения с ней у Дмитрия были хорошие, но не близкие. Коммуникация Валентины Николаевны с семьёй шла почти исключительно через Ангелину, а при семейных встречах разговоры с Дмитрием в основном касались его работы и вопросов собственности: кому какая в будущем достанется квартира, не купить ли ещё один участок, не переехать ли Никите к бабушке, чтобы не тратить деньги на съём жилья, а бабушку переселить в дом и так далее. С учётом этого, когда Дмитрий позвонил, тёща сразу предположила самое худшее: что что-то случилось с Ангелиной.

Дмитрий утешил её и сразу спросил, не видела ли она Варю последнее время. Вопрос удивил Валентину Николаевну, поскольку о страхе Вари перед общественным транспортом знала вся семья, и вообразить, что Варя в одиночку проедет такое расстояние, Валентине Николаевне было так же тяжело как Дмитрию. Видела она её последний раз на общих семейных посиделках на майских праздниках, когда Валентина Николаевна приезжала в гости к семье, а у неё в гостях Варя была на её дне рождения в апреле.

Разумеется, закономерным вопросом было, почему Дмитрия это интересует. Тяжело вздохнув и попросив не перебивать, Дмитрий рассказал об исчезновении Вари. Тёща выслушала и заявила, что сейчас же приедет. Дмитрию едва удалось уговорить её отложить приезд до утра: негоже пожилой женщине на ночь глядя на перекладных тащиться на другой край географии. Тогда Валентина Николаевна выразила желание позвонить Ангелине, чтобы её подбодрить, в чём Дмитрий её горячо поддержал, а сам стал звонить своей матери.

Людмила Сергеевна жила значительно ближе, к тому же неподалёку от Вариной школы, поэтому к ней Варя часто заходила после занятий. Так, например, в последний день учёбы Варя навестила бабушку в компании нескольких подружек и принесла к чаю огромный торт. И в те немногочисленные случаи, когда Варя ссорилась с кем-то из домашних, ночевать она иногда оставалась у Людмилы Сергеевны.

Слышать Дмитрия мама была рада и немного удивлена. Дмитрий виновато вынужден был признать, что последнее время редко ей звонил. Ответ Людмилы Сергеевны на вопрос о Варе тоже был отрицательный, хотя раньше она всегда выдавала внучку, даже если та просила этого не делать. Дмитрий повторил рассказ. На другом конце провода мама несколько раз ахнула, помянула господа, а потом заплакала. Дмитрий, чувствуя полную свою беспомощность, попросил успокоиться и стал убеждать, что уже делает всё возможное, чтобы Варю найти.

Немного придя в себя и шмыгнув носом, Людмила Сергеевна спросила:

– Дим, а Маше ты не звонил?

Дмитрий скрежетнул зубами и ответил отрицательно.

– Хочешь, я позвоню? – понимающе предложила Людмила Сергеевна.

– Да не может она там быть. – Попытался увильнуть от разговора Дмитрий, хотя в душе понимал, что это неизбежно: нельзя отбрасывать никакую вероятность, даже малейшую. – Ладно, сейчас позвоню.

Условились, что Людмила Сергеевна тоже приедет на следующий день поддержать семью и дать показания. После этого разговора Дмитрий откинулся на спинку сидения и стал размеренно дышать, всматриваясь в сгущающиеся во дворе сумерки. Мимо ходили люди, ездили велосипедисты, бегали дети, выгуливали собак. Дмитрий посмотрел ещё раз на КПП отделения полиции. Дежурный вышел из своей будки и курил. Дмитрий бы сейчас тоже с удовольствием закурил, но он бросил несколько лет назад, когда Ангелине ещё не поставили диагноз и они пытались завести общего ребёнка.

Дмитрий снова открыл список контактов. Этот номер он не набирал уже очень давно, а писал на него несколько месяцев назад – приличия ради поздравлял с днём рождения, а до этого – с Новым годом, хотя его не поздравляли никогда.

Семья уже столько лет жила вместе сплочённым коллективом, что многие начинали искренне забывать один факт: Ангелина не была мамой Вари.

Дмитрию было около тридцати, когда по просьбе друга-профессора он пришёл читать курс лекций в один московский вуз. На кафедре стажировалась студентка выпускного курса Маша Устимова. У них случился быстрый роман, Дмитрий был её первым мужчиной, и отношение Маши к нему было не совсем здоровым: постоянный контроль, ревность, требовательность. При этом у них было очень мало общего, что ожидаемо при такой разнице в возрасте, и Дмитрий потом очень ругал себя за то, что поддался искушению вступить в эти отношения.

В итоге встречались они всего несколько месяцев, пока Маша не окончила учёбу, а Дмитрий – свои лекции. Остаться на ещё один семестр он не пожелал и с Машей тоже расстался, тем более что в это время он встретил и полюбил на основной работе другую женщину, больше подходившую ему по возрасту и интересам. Маша пару раз после разрыва писала слёзные сообщения с обещаниями измениться и сделать всё, что Дмитрий захочет, лишь бы он вернулся, в итоге Дмитрий пришёл к ней домой и ещё раз вежливо объяснил, почему они не могут быть вместе. Маша тогда вытолкала его за дверь, а когда Дмитрий выходил из подъезда, вылила на него с балкона ведро воды, спасибо хоть чистой, и благо было лето.

После этого общение прекратилось. Через новую свою партнёршу Дмитрий спустя пару месяцев познакомился с Ангелиной, полюбовно разошёлся с прежней девушкой и начал встречаться с Ангелиной, у которой на тот момент был десятилетний сын Никита от первого брака. Через полгода отношений они решили съехаться, скинулись на общую квартиру и наконец забрали к себе Никиту, до того жившего у бабушки из-за того, что Ангелине не хватало времени на работу и ребёнка.

Тут как чёрт из табакерки вновь объявилась Маша с младенцем на руках. Варя Устимова носила фамилию матери, и в свидетельстве о рождении в графе «отец» у неё стоял прочерк. Маша требовала от Дмитрия признания ребёнка. ДНК-экспертизы тогда ещё не были широко распространены, но Дмитрий посчитал, что возраст девочки примерно совпадает с периодом его отношений с Машей. Об этой ситуации Дмитрий рассказал Ангелине, и та, немного поразмышляв, пришла к заключению, что не имеет ничего против того, чтобы Дмитрий заботился о дочери.

Почувствовав, что поймала удачу за хвост, Маша не остановилась на достигнутом и стала требовать алименты за прошедшие с рождения Вари месяцы. Дмитрий снова посоветовался с Ангелиной. Ей хотелось ещё детей, но возможности сейчас ходить по врачам, готовиться к беременности, а потом сидеть в декрете не было. Дмитрий подал иск о признании отцовства и определении места жительства Вари к нему. Чтобы Маша не слишком возражала, предложил ей компенсацию в размере тех самых требуемых алиментов. Суд оценил съёмную однушку и низкооплачиваемую работу холостой Маши и благополучную обстановку в новой семье Дмитрия и удовлетворил иск. А Маша более чем удовлетворилась своей компенсацией и вновь обретённой свободой.

С тех пор бывшие партнёры поддерживали чисто формальное общение. Ангелина души не чаяла в Варе. Пока Варя была младенцем, Маша приезжала навещать дочь пару раз в год. Когда Варя подросла, Дмитрий стал возить её в гости к Маше чуть чаще. Варя умом понимала, что Маша её родная мать – ей об этом много раз говорили, но отношения у них были отстранённые, обе были не слишком заинтересованы в поддерживании общения, и с возрастом мать и дочь виделись всё реже и реже. Дошло до того, что Машу Варя называла по имени, а Ангелину – мамой.

Взаимодействие Дмитрия и Маши, соответственно, не выходило за пределы вопросов, касающихся Вари. И вот теперь Дмитрий сидел, глядел в телефон, на их (в основном одностороннюю) переписку с Машей, и думал: получается, он её подвёл? Не уберёг их дочь? Маша бросила своего ребёнка, но плохой отец в итоге Дмитрий?

Поначалу ему хотелось ограничиться сообщением, но Дмитрий понимал, что ответить на него Маша может очень нескоро, а дорога́ была каждая минута, и пришлось звонить.

Маша была удивлена его слышать, но как минимум голос у неё был вежливый.

– Маш, сейчас серьёзно: Варя у тебя? – спросил Дмитрий, ущипнув переносицу.

– Нет, с чего вдруг? – фыркнула Маша. На фоне диалога Дмитрий слышал какие-то голоса, скорее всего, из телевизора. Как и Никита, Маша любила смотреть политические передачи. Дмитрию иногда казалось, что должно было быт наоборот: Маша должна была быть мамой Никиты, а Ангелина – Вари.

– А когда ты её последний раз видела? – уточнил Дмитрий.

– Три… Четыре недели назад? – неуверенно произнесла Маша. – Подожди, сейчас точно скажу. Двадцать седьмого апреля, в субботу, она заходила со своим этим… Ваней.

– Васей, – на автомате поправил Дмитрий. – И как всё прошло? Тебе ничего не показалось необычным? С Васей у них всё нормально было?

– Да откуда я знаю, что у них нормально, а что нет, – огрызнулась Маша. – К чему вообще эти вопросы?

– Маш, Варя пропала. Никто её не видел и не слышал больше суток. Я только что заявление в полицию подал.

Тут только на Дмитрия обрушился весь вес реальности происходящего. На глаза навернулись слёзы, и он прикрыл рот ладонью, чтобы не слишком громко всхлипывать в трубку. Маша молчала, потом прокашлялась и на удивление мягким тоном сказала:

– Так, послушай, всё будет хорошо. Варя же она… С ней ничего не может случиться.

– Маш, к тебе, скорее всего, менты придут, будут опрашивать. Ничего личного, ты же понимаешь, – перебил Дмитрий. Эмпатия и утешения не были Машиным коньком, и ему не хотелось мучить ни её, ни себя.

– Хорошо, Дим, конечно. Держи меня в курсе, ладно?

Дмитрий угукнул, попрощался и повесил трубку. Уткнулся лбом в руль. Все силы словно выкачали и очень хотелось спать. Было даже страшно выезжать на дорогу в таком состоянии, но дома осталась одна Ангелина, и надо было как можно скорее сообщить ей новости, так что Дмитрий завёл мотор и двинулся в обратный путь.

Предстояло ещё обзвонить всех непосредственных подчинённых, раздать указания и делегировать обязанности. О том, чтобы идти завтра на работу и речи быть не могло.

Гл