Под вальс Шопена

Я замерла на месте у стены, не смея поднять глаза, мне хотелось провалиться сквозь землю. Какой стыд! Мама знает, что я люблю Виктора! Но неужели и он… Так мне не показалось?

Я не успела оформить появившуюся мысль, а мама продолжала:

– Теперь я умираю… Тебе скоро восемнадцать… И ты останешься одна… А он…

Тут раздался дверной звонок. Я, выдохнув, сорвалась с места и поспешила открыть приехавшему врачу «скорой помощи». Я была рада не только тому, что маме облегчат страдания, но и возможности оттянуть разговор о Викторе.

Врач быстро прошёл к маме. Только укол ей был уже не нужен. Она умерла. Когда он это сообщил, я закрылась в ванной.

Я не могла сдержать рыданий. Мне было так тяжело на душе, так невыносимо больно, что хотелось испытать боль физическую, чтобы пережить навалившееся горе. Я ударила кулаком о стену, разбив костяшки пальцев в кровь.

И вчера, и сегодня я знала, что мама умрет – это мысль не давала мне покоя. Но я не знала, как мне самой теперь жить.

Мамино тело увезли в морг. Опустошённая горем я сидела на кухне, когда в квартиру вошел Виктор Сергеевич, я узнала его по шагам. Он заглянул в комнату и, увидев пустой диван, тут же поспешил ко мне.

Я в слезах бросилась к нему и прижалась к его груди. Он осторожно обнял меня и погладил по волосам, как маленькую, не говоря ни слова.

– Мама умерла… Виктор, пожалуйста, не оставляй меня одну, – просила я сквозь рыдания, в первый раз назвав его по имени без отчества и на «ты» вместо «вы».

– Хорошо, идём в комнату.

Он убрал с дивана мамино постельное белье, застелил пледом, сел сам и посадил меня рядом. В дальнем углу горел торшер, тускло освещая комнату мягким светом. Я положила голову ему на колени и закрыла глаза. Виктор своими длинными пальцами перебирал пряди моих волос. Это было так успокаивающе приятно.