Жирная

Яна Дворецкая

Жирная

I

– А у нас тут только так: ты либо вджобываешь по полной, либо идешь на хрен, – заявила Люба Новенькой на созвоне по проекту.

Сомкнув напомаженные губы, она промаслила их друг об друга и жизнеутверждающе чпокнула прямо в экран ноутбука, Новенькая дернулась.

– Говно у нас в компании не делают, – подмигнула она Новенькой.

Две недели назад Люба собеседовала Новенькую на работу. Потом перед своей руководительницей Таней Началовой защищала ее наем: как ни крути, а отыскала в море, извините, говна редкую рыбку: за спиной у Новенькой десятки успешных кейсов, она спец с опытом; работала в «Школалогии» на позиции редактора, и спустя два года уходила из компании руководителем отдела в семь человек, затащила 100+ курсов с 1300+ экспертами в 10+ предметных областях. Шикарный трекшн за такой срок.

На общей планерке Таня благодарила Любу – перед всей редакцией! – за то, что та вот уже полгода в одного затаскивает наем новых редакторов. «Без Любы я бы вскрылась», – сказала тогда Таня, а потом затянулась вейпом и скрылась в дымной воронке, заполонившей окно «Зума».

Новенькая, казалось, была благодарна Любе, слушала ее, казалось, всем телом, пока они ждали дизайнера. Плечи Новенькой от страха приклеились к ушам, глаза бегали, волосы всё время поправляла, от этих касаний они обмаслились и висели, как ивовые ветки.

– Ночь целую пилили «Твой Класс». И вот новый день, и снова здравствуйте, – Люба посмеялась. – Дизайнеры, редакторы, прогеры, да все. Подключались, работали, отключались, потом новые подключались, – Люба стянула волосы на затылке, завязала в резинку, удовлетворенно вздохнула, вспоминая продуктивную рабочую ночку.

– «Твой Класс» – это то, что мы сейчас обсуждать будем, так? – нервно, не попадая в радостные Любины ноты, спросила Новенькая.

– Да, – буркнула Люба. Ясно, что Новенькая не удосужилась даже повестку встречи изучить.

– И еще вопрос, можно?

– Можно.

– «Твой Класс» – это же стартап «Игрошколы»? Я просто полазила в доках перед встречей, и там не всё понятно.

– Что ж там непонятного? – ухмыльнулась Люба, это она писала доки к проекту. – Да, стартап по задумке нашего главного. И да, поэтому критично сделать все звездато. Но ты не ссы, быстро вкатишься. У тебя есть Андрей Питонов и я, проонбордим враз.

Пока Люба говорила, Новенькая размыла задний фон у себя в «Зуме». Ишь!

– Я в «Школалогии» уже делала нечто подобное: для групповых занятий сервис, с доской и прочими фичами, – пролепетала Новенькая сквозь черный экран, потом вдруг включила камеру.

Ее поведение показалось Любе некомандным и вообще оскорбительным. Что за ромашка: включила камеру, выключила? У нас встреча, а она с чем-то посторонним возится. Вот она, Люба, не посмела бы перед своей Таней без предупреждения выключить камеру.

Понятно, что для Новенькой Люба не совсем руководитель, точнее – совсем не руководитель. Новенькая де-факто в команде Тани Началовой, как и Люба, но Люба – старший редактор всё же. И это Люба Новенькую нанимала, это она дала ей жизнь в компании. Люба ей почти как мать родная, без всякого преувеличения.

Короткий звук, как отскочивший от дверного звонка: во встречу вошел Андрей Питонов со своим эгегей-настроением.

– Андрюша, милый мой, ненаглядный, – запела Люба. Андрей даже растерялся.

– Привет-привет, Люба, – сказал и стал шарить взглядом по экрану, видимо, искал «Фигму», прибавил по ходу. – Третий квартал распланировали уже?

– Ведомость еще не закрыли. Если задачи остались, несите, рассмотрим, – Люба сделала паузу и заправила русые волосы, мочалистые, как сухая люффа, за бугор покатого плеча. – А я уже соскучилась по тебе. Давно мы с тобой не занимались совместными… кхм… проектами.

Андрей быстро посмотрел в экран, угукнул, и взгляд его стал размытым; видимо, уже открыл «Фигму» с нужным макетом и убежал от греха подальше в работу.

– С тобой будет работать наша Новенькая. А я так, только проконтролирую, чтобы всё в рамках закона было, – Люба посмеялась басисто. Грудь от смеха тряслась, как батут от детских прыжков.

– Обучаешь? – серьезно спросил Андрей.

Люба смутилась, шутки он явно не понял. Заметила, что у нее из-под платья выскочили мощные, словно морские канаты, бретели лифа, и подтянула. Мамино, поэтому такой старческой расцветки. Другое на ее тушу не налезет. Захотелось выключить камеру и прыгнуть под одеяло, погладила взглядом стоящий в углу диван с белыми, как из манной каши, комками постельного; он всё еще там, ждет ее. Ладно, разобралась-собралась. Сорок минут встречи еще надо оттарабанить, потом сопли распустит. А пока – всосать сопли назад, солнце еще высоко!

– Смену себе готовлю, – с полуулыбкой ответила она Андрею.

Но Андрей глубоко нырнул в дизайн макета и уже как будто не слушал ее.

– Вас двоих на проект поставили? – спохватился он через минуту. Люба эту минуту обиженно молчала, а Новенькая снова выключила камеру.

– Нет, говорю же, я наставничаю. Я же теперь старший редактор, Андрюш.

– Люб, я справлюсь, ты можешь идти, – пискнула вдруг Новенькая из черного квадрата и обратилась к Андрею: – Могу же поспрашивать тебя про макет?

– Нет, погоди, – вмешалась Люба, голос ее стал громче. – Сначала посмотри, как надо правильно брифовать. Я тебе сегодня покажу, потом будешь сама. Не спеши, дорогая моя. Андрей, ты пошаришь экран или я?

– Давай я, у тебя доступа на редактирование нет, – ответил Андрей, и на экране у Любы появился интерфейс «Фигмы» с прямоугольными экранчиками «Твоего Класса». Люба закипела: некоторые заголовки, плоды ее ночного труда Андрей, судя по всему, взял и переписал.

– Ты, я вижу, уже похозяйничал, – сказала она с игривым недовольством.

– Ты про заги? Там же какая-то муть была. Я пока lorem ipsum поставил. Можешь менять все, что твоей душеньке будет угодно. Только я чекну в конце, чтобы норм встало.

Муть была… Какие же тупорылые эти мужики. Но сейчас лучше не начинать, подумала, а то Новенькая услышит, что тексты Любы можно называть мутью. Плохой прецедент.

– Люблю, когда мужчины берут инициативу в свои руки, – пролепетала.

Андрей принялся рассказывать про проект и пояснять, какая на этом этапе потребуется помощь от редактора.

– Ты нам не поясняй. Мы сами тебе скажем, – заметила Люба покровительственно, словно старше Андрея лет на тридцать. Сама себя в этой компании чувствовала бабкой. Вот три аргумента за: обвисшая грудь, жировой горб и почти неходячие, онемевшие ноги.

Новенькая притихла, и камеру не включает. Где она вообще? Надо не забыть сделать ей замечание после встречи. Важно растягивая слова, Люба принялась задавать вопросы Андрею по макету, то есть брифовать, и вдруг эта фиалка явилась, но теперь Люба услышала незнакомый напористый голос (если бы не видела, что это рот Новенькой открывался, не поверила бы):

– Извините, коллеги. Хочу внести ясность. Я опытный редактор и могу сама вести проект. Люба, извини, но я не в твоей команде, ты просто помогаешь мне влиться в работу, а это у нас только по запросу, если я правильно поняла процессы. Сейчас запроса такого нет, я вполне могу провести встречу с Андреем сама, не вижу смысла тратить часы двух редакторов для этой встречи. Если будут вопросы, я к тебе отдельно приду.

Автоматная очередь из слов. От стыда Люба не смогла возразить ей сразу, поэтому улыбнулась. Андрей всё понял и сразу выключил у себя звук, занялся дизайном.

– Бунт на корабле, капитана теснят, – пошутила Люба и добавила: – Ну что ж, если моя помощь не нужна тебе… – покосилась снова на диван. – Хорошо тогда. Мне так даже лучше. Андрей, пока! Напиши мне потом, после встречи, плиз. Будет пара вопросов.

Люба отключилась и выругалась матом перед опустевшим экраном.

Новенькая залезла на ее территорию. Андрей – старший дизайнер, и она, Люба, старший, а Новенькая кто? Обычный рядовой. Какое право она имела так встревать? Люба подумала, что она, будучи новенькой в свое время, ходила с раскрытыми, как крылья бабочки, глазами и только слушала-внимала Тане. И правильно: благодаря Тане она и человеком в «Игрошколе» стала, а это рвачиха хочет все и сразу. Нет, не приживется она.

Люба оперлась на стол и, скорчив лицо (вдруг стрельнуло в пояснице), медленно поднялась, встала на опухшие за встречу ноги. Сто пятьдесят килограммов у нее были на прошлой неделе, а теперь, может, и больше стало. Обрастает жиром, как деревянная палочка сахарной ватой. Она уже и не взвешивалась: стрелка на напольных весах всё равно зависла на максимуме.

С матерью в поликлинику пойду, там весы помощнее будут, тогда уже. Но как-то всё не до поликлиники было.

Придерживаясь за стену, переставными шагами Люба доковыляла до кухни. После часовых встреч ноги становились дубовыми стволами, и до вечера Люба их вовсе не чувствовала. Один коллега как-то пошутил: мы друг для друга просто говорящие головы, и Люба тогда усмехнулась про себя, что он и не подозревает, насколько близок к истине. Она, Люба, точно ждун из мемов, гомункул слоноподобный. Слава удаленке!

На кухне, со стоном согнувшись, Люба достала из шкафчика кастрюлю. Решила сварить на обед риса, к нему в холодильнике, кажется, была вареная курица. Вареное, пареное – вчера ей даже захотелось что-то исправить в своей жизни, и она приготовила здоровую еду. А сегодня хочется удавиться.

Поставила кастрюлю на плиту, но другой рукой, словно в нее вселился кто-то, ударила по кастрюле со всей силы. Кастрюля стукнулась об стену, потом об пол, мелко завибрировала там. Люба крикнула: «Тварюга!» и сползла вдоль шкафчика, зарыдала, завыла, застонала. Не девушка, а кремово-бисквитная масса «Графских развалин».

Отрыдав десять минут, Люба вытерла лицо надутыми, точно резиновыми пальцами, вскарабкалась, опираясь на все подряд, и, поднявшись, взяла со стола телефон, четко, методично заказала два бургера в любимом «Фрэнк Бургерс». Пока везут, успею подключиться на редакционную встречу, рассудила – и поковыляла на рабочее место.

***

«Не занимайся ты ерундой. Люби себя как есть», – поддержала Любу тем же вечером подруга. Вика шла с парнем в кино, а Люба в это время играла в стратегию «Тропико 6». Развила там не государство, а град небесный.

В Вике пятьдесят пять килограммов. Пятьдесят пять килограммов любить проще. Любино же сердце должно охватить в три раза больше, и от этого оно болит.

«Любят и полненьких. Любят всяких», – утверждала Вика, игнорируя тот факт, что в последний раз, когда Люба была в отношениях, она весила 88. Это было пять лет назад. С тех пор она насобирала на себя еще столько же. Плавать в собственном жире – это как вернуться туда, откуда тебя исторгли: в комфорную температуру матки. Туда ведь она, обрастая жиром, стремится? Глядя на свою маму, Люба уже засомневалась, что в ее матке Любе было бы так уж хорошо. Здорово, конечно, свернуться калачиком, завязаться узелком и безмятежно поплыть по околоплодным водам. Но приходится жить.

Всё, дошли уже, блямкнуло сообщение от Вики: отвечу, как выйду с фильма. Люба пожелала ей хорошего просмотра и тоже решилась на просмотр. Свернула игру и нашла в закладках любимый порносайт.

***

После короткого телесного облегчения вернулось вечно пребывающее с ней неизвестное чувство. То ли отвращения, то ли беспомощности, то ли суицидального отчаяния. Не разобрать, поэтому брала всё. Вспомнилась почему-то Новенькая. Темненькая, хрупкая, слишком хрупкая, даже ненормально уже такой быть; запястья как тросточки, косточка аж выпирает, как драгоценная пуговка на манжете. Андрей на встрече пялился на нее. Конечно, она ему понравилась.

Что мастурбировала, что ни мастурбировала, а отключиться от жизни всё равно не удалось. Только сильнее всё раззуделось; написала в телеграме Ване:

«Приеду, если анал будет, а то работы много», – ответил он.

Ваня – маркетолог из прошлой Любиной компании. Они даже встречались недолго в бородатом шестнадцатом, а потом он ее бросил, но спать с ней не переставал.

В прошлый раз признался, что всё у него к Любе сложно, сам не поймет, в чем дело, и ему надо подумать. Люба по соцсетям поняла, что у него появилась девушка. Но Ваню про нее не спрашивала, боялась как-то обидеть, спугнуть. Правда, он и без того приезжать почти перестал, приходилось почти умолять.

Люба уверила, что анал будет.

Пока сходила помыться, он уже прибыл. Люба всё исполнила, как обещала. Заказали пиццу, Ваня любил грибную. Сели на балконе, Ваня задымил вейпом, Люба за компанию достала из пыльного балконного ящичка припасенные сигареты. Курение – тот же «Турбослим», хорошо сушит.

– Что за папиросы? Еще бы «Беломор» достала, – засмеялся Ваня. – Вон, вейп лучше, невредно для легких.

Люба попросила у Вани вейп, затянулась. Во рту спелый манго с растопленным белым шоколадом. Кивнула: правда, круто. Ваня вытер место, к которому она прикоснулась губами, и тоже затянулся, красиво сощурив глаз.

– Это не потому, что ты мне противна, я просто не переношу слюни, – пояснил и, откашлявшись, добавил. – Ты мне сама не пиши больше. Я сам буду писать тебе, ок?

Сейчас докурим, и он уйдет, подумала с тоской Люба, а потом неизвестно, когда еще напишет.