Последнее воспоминание

Максим Кузин

Последнее воспоминание

1

Офисный модерн

Макс, ты пойдёшь на обед, – вежливо спрашивали коллеги по работе, хотя знают: в рабочее время я не ем уже больше года. Из-за травмы, полученной при неясных обстоятельствах, я почти полностью потерял чувство вкуса еды. Что обиднее всего – , обоняние при этом никуда не делось.

– Нет, у меня есть кофе.

– Понятно.

Теперь я мог спокойно посидеть один. Не торопиться делать то, что делал. Что самое приятное – слышать свои мысли, которые уносили меня в старое кино, в книжную лавку «Шекспир и компания» в Париже на левом берегу Сены. Иногда же я задумывался, что в «Джуманджи» слишком мало фишек. А между тем, сыграть в неё стоило бы каждому, кто сейчас пошёл на обед.

Меня зовут Максим. Мне 27… нет, 28 лет. И, возможно, всё, что нужно обо мне знать, – это то, что мы с вами, скорее всего, не станем близкими друзьями или приятелями. Причина этому довольно банальна: после травмы головы, как говорят мне большинство моих знакомых, я потерял вкус жизни.

Возможно, они правы. Но так не считаю. Странно полагать, что кто-то потерял вкус жизни, а кто-то нет, кто-то живет правильно, а кто-то нет, кто-то наслаждается хот-догом, а кто-то варёной овсянкой. Надеюсь, вы поняли о чем я.

Вернувшись с обеда, генеральный директор позвал меня посовещаться тет-а-тет. Сразу стоить отменить: все наши разговоры носили весьма положительный окрас – как с его, так и с моей стороны. Я всегда понимал, что нужно людям, хотя никогда не стремился этим пользоваться. Мне нравилось просто предоставлять им пространство, где они могли бы раскрыться заново – в том числе для самих себя. Но стоило этому случиться, как они начинали злиться, на меня в особенности. Так я и развёлся уже в 22 года.

– Максим, цель данного собрания не совсем формальное, хотя и это тоже. Нам надо понять, где мы сейчас находимся и куда двигаемся дальше.

Хм, так начиналось всегда, по крайней мере, ничего плохого не предвиделось.

– Да, Виталий Федорович, хорошо.

– Результатами я в целом доволен. Куда двигаемся дальше, какие у нас глобальные планы и промежуточные результаты?

– На данный момент завершается работа над страницами сайта по проектированию зданий. После займёмся стройкой. Цель до конца года – 10 тысяч посетителей.

– А сейчас сколько?

– Семь.

– Ух ты. Как считаете, готовы ли вы перевыполнить план?

– Эм, если честно, то я и так человек-оркестр, Виталий Фёдорович. Возможно, стоит моему отделу немного расшириться, и тогда появиться возможность перевыполнить план.

– Да, об этом я и хотел поговорить. Что нужно, чтобы перевыполнить план или хотя бы взять в работу наш с вами давно отложенный проект по выходу на англоязычный рынок?

– Мне понадобится… (перечислил всё, что уже давно обсуждалось сто раз).

– Хорошо, согласовано. Повышаю вас до руководителя отдела и жду результат к концу года.

– Надо полагать, и зарплата подрастёт?

– Не без этого, видимо. Сколько хотите? На сколько больше вы себя оцениваете?

– На 30 тысяч больше.

– Ага, ну хорошо, согласую с Марией. Следующие совещание по промежуточным результатам через месяц.

– Отлично, спасибо, Виталий Фёдорович.

Вот так. Может показаться, что меня просто повысили до руководителя отдела. Конечно, я радовался. Хотел сразу поделиться с близкими этой новостью. Но проблема была в том, что отсутствие «вкуса жизни» не давало мне зависти по-настоящему близких людей. Что ж, опишу это хотя бы в своей книге.

2

Милый вечер

Просыпайся, любимый…

Мы проспали с тобой весь день. Просыпайся, ты знаешь, сколько сейчас времени.

– Нет. И знать не хочу.

– Зато твой кофе уже ждёт тебя на столе.

– Ладно. сколько сейчас?

– Почти полдень.

– Да ладно.

– Ага.

– А ты давно встала?

– Чуть больше часа назад.

– Угу.

Я встал и сразу сел за стол. Чашка стояла на белом блюдце с тонкой каймой – красиво, как в кино. За моей спиной запах кофе становился только насыщеннее: кухня была позади, и аромат свежезаваренного напитка в турке был гуще, чем в моей чашке. Солнце било в глаза – слепило. Щурясь, я видел только белоснежное утро, отражённое в глазури фарфора. Сделав первый глоток своего самого любимого напитка, пошла реакция, как у собаки Павлова, и моя голова начала соображать, несмотря на то, что кофе, конечно же, ещё никак не мог повлиять на этот процесс.

– В центре, наверное, хорошо… – медленно произнес я, и прозвучало, как вопрос и как утверждение, хотя из-за грубоватого голоса с просони, скорее, как утверждение.

– Думаю, да, там всегда хорошо. – радостно произнесла она. – А куда именно поедем?

– Припаркуемся на нашем месте, а там посмотрим.

– Звучит здорово!

Следом мы позавтракали яичницей в начале первого часа дня, слегла прибрались дома и сделали пару домашних дел. Затем быстро собрались и выехали в центр Петербурга. Был уже четвертый час.

Если вы не были в хорошую погоду летом в Петербурге, когда начинает вечереть, то осмелюсь сказать: вы точно не можете по-настоящему являться романтиком в своей жизни. А тем более – понимать жизнь со стороны. Именно сидя на лавочке или облокотившись о перила мостовой, глядя на чистое голубое небо, за которое уже закатилось солнце, и ощущая лёгкий, почти неуловимый летний ветерок, ты вдруг осознаёшь все свои проблемы – и понимаешь, какие они на самом деле крошечные по сравнению с тем, что ты сейчас видишь и чувствуешь.

Мы просидели в обнимку несколько часов на набережной возле Невы, наблюдая за прохожими и их проблемами. Смеялись. Неловко пожимали плечами, когда мимо проходила очередная пара, ругаясь – и думали про себя: «Нет, с нами такого точно не случится». Затем наступил вечер «Белой ночи», зажглись все фонари, Зимний дворец, мостовые и ещё много чего. Свет ночного Питера был похож на парижский, как говорила мне она. Я в Париже не был, но знал одно: здесь была её любовь. И этот свет не мог не казаться притягательнее, волшебнее, чем где бы то ни было ещё.

Настало время двигаться куда-то дальше. Идеи о том, куда пойти, рождались сами собой – и все они нам нравились, как будто были придуманы нами заранее. Мы перешли главный мост города «Дворцовый», вышли на «Дворцовую» площадь, ещё раз насладились пространством и освещением и пошли по Невскому проспекту в сторону машины. Сели в неё и я сказал:

– Дорогая, ты, наверно, проголодалась?

– Да, очень.

– Пойдём, вон там вижу подходящее кафе.

Без лишних вопросов мы двинулись в сторону еды, с нарастающим и даже нападавшим на нас чувством голода.

После того как мы зашли в кафе, сели за столик и к тому же избавились от верхней одежды – кофты и джинсового пиджака, принялись разглядывать данное заведение.

Сделано всё было в духе «тусовки серфингистов» или американских панков. Именно американских – потому что за такую пёструю гавайскую рубашку на фоне звучащей Avril Lavigne советские панки вполне могли бы меня… ну, вы понимаете. Принеся наши бургеры и картошку мы молча начали поглощать пищу как можно быстрее, периодически посматривая друг на друга и улыбаясь.

После трапезы, если можно ее так назвать, пошли слова.

Слова появились не сразу, а только после нежных улыбок и не менее нежных прикосновений и поглаживаний по руке. Слова появляются тогда, когда вы не просто влюблены, а заражены человеком настолько, что любое другое третье лицо никогда не поймёт вас и ваши чувства.

– О чём думаешь? – спросила первой она.

– О тебе. А ты?

– Тоже, а ещё хочу понять всё, что находится в твоей голове. – она часто так говорила.

– Это не нужно, ты и так все обо мне знаешь.

Заплатив по счету, мы вышли на улицу самого огненного города, по крайней мере, так казалось, потому что шёл весьма проливной дождь, и свет огней отражался отовсюду. На мокром асфальте были и следы фонарей и фар машин и вывески винтажных кафе и литературных клубов и кофеен, соборов и отелей, ламп из окон и гирлянд с веранд, огни любви и злости, прошлого и будущего. Пожалуй, ничего прекрасней с тех пор я ещё не видел.

Мы побежали к машине подняв кофту и джинсовую куртку над нашими головами, параллельно пытаясь не упускать друг друга из объятий. Наконец-то сев в неё и слегка переведя дух, я сказал:

– У тебя здесь нет зонта?

– Вроде был, с эмблемой какого-то банка, я у них как то подрабатывала. Вот он. А зачем тебе зонт?

– Я не хочу ехать домой, пойдём к собору.

Она улыбнулась такой улыбкой, которую если увидишь, то запоминаешь на всю жизнь – несильно широкую, но откровенную, как чувство признанной вины, только без самой вины. Мы вышли, я раскрыл зонт, и мы медленно пошли к собору. Конечно, в обнимку при свете мокрых огней города, который стал для нас местом в котором живет любовь.

Под конец прогулки подул сильный ветер, который сломал зонт, и я выбросил его в урну. Рассмеявшись, мы поехали домой.

3

Тем летом

Лето выдалось весьма удачным, хотя бы с точки зрения погоды. Во время моего небольшого отпуска мы слонялись утомленные солнцем по улочкам Петербурга, рассматривая красивые дома и архитектурные сооружения, забредая в уютные ресторанчики пили кофе и ели вкуснейшие десерты, посещали музеи, и просто наслаждались тем, что мы есть друг у друга.

Мы жили на окраине города, но даже там, этим летом мы находили чем заняться. Недалеко располагался уютный пруд, и если нам удавалось проснуться по будильнику и вспомнить что мы хотели съездить туда и искупаться, пока народу было от силы два, три человека, то так мы и делали.

Ещё мне запомнился один странный разговор, вернее он получился странный для нас, потому как ранее у нас таких разговоров не было.

Прогуливаясь вечером по скверу возле Петропавловской крепости, я произнёс следующие:

– Знаешь, а ведь могло бы быть все по другому.

– Всмысле?

– Ну мы бы могли никогда не встретиться, и сейчас прогуливаясь по этой же самой улочке но с другими людьми, не было бы никакой разницы.

– Ты что такое говоришь!

(С большим негодованием произнесла она, а потом добавила)

– Мы любим друг друга, я уж точно, и не хочу даже предполагать, что мы можем быть не вместе.

– Всякое в жизни бывает (с легкой иронией произнёс я), тебе ли не знать.

– Ты нарочно хочешь меня расстроить?

(Она остановилась и заплакала)

– Ну чего ты, я просто рассуждал…

– Не надо так рассуждать (перебила она меня), ничего другого быть не может, мы вместе навсегда и точка.

– Вместе навсегда… обещаю.

Это может показаться очень банальным и излишне сентиментальным разговором, но я уверен, что у каждого был подобный разговор с любимой или любимым, если нет, то вы не были никогда влюблены, наверное вам… повезло!?

4

Месяц работы

Начался непростой месяц работы. До этого тоже было мало чего простого, но сейчас я должен был отвечать не только за результат, но и за незнакомых мне людей, которых нужно было сначала найти. Ну что ж, я готов.

Первым делом я просто пытался не высовываться – стандартная манера поведения позвоночных млекопитающих в новой для себя обстановке. На редкие выпады босса я со всей несвойственной мне манере нападал сам:

– А вы знали, какой процент неудачных идей генерировал Джобс? Я изучил рынок и выявил ряд следующих пробелов в нашей компании. Дочитал одну книгу «Корпорация гениев» – весьма не просто управлять по-настоящему творческими людьми.

И гендиректор сам отставал от меня со своими новыми идеями. Этот способ нападения, вернее, ответа на манипуляции между работником и работодателем я прочитал в книге по защите от манипуляций, вроде она так и называлась. Автор был некий Шейнов, рейтинги были ужасны, но именно поэтому я её и выбрал, потому как «У величайших книг мало читателей, потому что их чтение требует усилия». Не помню, кто это сказал, но я с этим согласен, хотя и не полностью.

На удивление книга оказалась весьма эффективной. С одной стороны, после прочтения никто больше мной не мог манипулировать, с другой – друзей у меня стало поменьше. Я не особо из-за этого расстраивался: я приехал сюда из маленького городка, даже можно сказать деревни, и спустя оконченный универ, каторжную работу, неуспешный бизнес и распавшуюся музыкальную группу, а также один развод, не особо питал симпатию к людям в целом, всегда находил в них черты, которых следует опасаться, хотя в лицо это никогда не показывал, а скорее, наоборот, даже пытался найти тему для совместной беседы – этот приём я тоже почерпнул из книги.

Тем не менее работа кипела. Спустя несколько десятков резюме и собеседований я нашёл себе двух сотрудников, весьма целеустремленных и образованных, приятных на общение.

– Всем доброе утро! – поздоровавшись с отделом и дополнительно отдельно с каждым, произнёс я.

– Доброе утро. – ответили мне Андрей и Мария.

– Максим, можно тебя попросить посмотреть?

– Конечно, сейчас только налью кофе.

Без кофе, мне не представлялось возможным даже допустить мысль, что я могу работать. Наверное, в этом и была проблема.

– Давай посмотрим – с энтузиазмом произнес я. – Круто, давай дальше.

– А что дальше?

– Это нужно продолжить, пока все классно но нужно ещё.

– Хорошо.

– Маша, а у тебя как дела?

– У меня всё отлично, вчера записала интервью с Владимиром, сегодня договорилась пообщаться с Анной, чтобы собрать материал для трёх статей. Сейчас монтирую интервью, дальше буду делать статью, потом…

– Потом я тебя понял, молодец, так держать!

Неделя выдалась нелегкой. Нужно было решить кучу вопросов и проблем несколько несвязанных с моей работой, о дивный новый мир! А ещё посещение к врачу пришлось отложить, потому как оставлять новых сотрудников в нашем офисе на произвол судьбы означало потерять не только доверие к себе как к руководителю, но и то, что вся их профессиональная деятельность могла сместиться в сторону починки принтера и носки бумаги формата А5.

К концу недели у меня началась мигрень. Такое случалось, если не пить лекарство, но я пил.

Теперь было необходимо решать вопрос быстро, так как я не мог поднимать голову и смотреть даже на свет, возможно, одного из самых пасмурных городов на свете.

Уйдя с работы пораньше, я направился к врачу, заранее позвонив и узнав, есть ли свободное время. Оно было.

– Максим, что у вас?

– Наверное, мигрень.

– Да, похоже. Придётся выписать ещё один препарат. И нужно заняться чем то спокойным, хотя бы на выходных.

Я сразу же вспомнил о книге и том, что мне почему то хотелось окунуться в неё с головой и реальность этого мира заменить на книжный. Думаю, многие поэтому и читают книги.

5

Выходные

– У тебя тоже в детстве была мечта стать писателем?

– Мне кажется, такая мечта или хотя бы мысль, но была у многих, хотя бы раз, —ответил я.

– Да, возможно. Тебе удавалось что-то написать, ну, знаешь… законченное?

– Удавалось, но никому это не нужно. Чтобы книга была успешной, необходимо сделать много всего от тебя независимого, а не только написать хорошую или даже плохую книгу.

– То есть у тебя есть собственная книга?

– Ну как сказать… Недоработанная есть. В детстве, знаешь, что сказала мать? Она сказала, что писатели мало зарабатывают и что это неперспективная работа, как будто ребёнка 9-10 лет это волновало… Хотя, конечно, она была права.

– Жаль, что так.

– Написав черновой вариант и отправив своим родителям, отец вообще не открыл его, а мать, дочитав до середины, сделала вид, что книга неплохая но на уточняющие от меня вопросы отвечала нелепо. Складывалось впечатление, что книга для неё была слишком заумной. Хотя я не винил их. Я винил себя, но моральных сил продолжать работать над книгой уже не было никаких, в том числе желания.

– Ну у тебя зато есть опыт.

– Да… есть (расстроенно произнёс я).

Я сказал, что хочу прогуляться один в центре, пока идёт дождь. Быстро собравшись и взяв с собой планшет, блокнот и ручку, направился в сторону метро.

До центра было ехать недолго, и дождь ещё не успел прекратиться. Гулять в такую погоду прекрасно по нескольким причинам. Во-первых, многие остаются дома, и улицы очищаются от людей – от тех, кто не знает, зачем они здесь, зачем идут туда, где нет того, что им нужно. А во-вторых, из-за того, что людей на улицах Петербурга становится мало, этот город становится только твоим. Он поддерживает и понимает то, что ты бы хотел ему сказать.

      Почувствовав на себе первые капли дождя, моя походка непроизвольно ускорилась, но это и к лучшему: за меньший промежуток времени я мог бы обойти и увидеть больше, чем в лениво жаркую и утомляющую погоду. Булыжные мостовые, омытые дождём, становились блестящими, и, проходя по ним, я замедлял шаг, всматриваясь почти в каждый пройденный камень. Однажды я даже остановился и потрогал его – он не был холодным. Проспект, по которому я шёл, был пустым и очень чистым, капли дождя разбивались о плитку, и отражались облака. Освещение ещё не горело. Проезжающие мимо машины создавали мокрый шум, и я не смотрел на них, а только слышал, как вода стекает по дороге.

      Выйдя на главную площадь города, было также пусто, но из-за большого пространства площади всё вокруг казалось ещё более пустым, хотя и умиротворяющим.

Дойдя до набережной и спустившись к реке, я почувствовал все капли, которые падали на неё и наполняли её. Они наполняли и меня. Усевшись на поребрик и открыв зонт, я наблюдал за этим зрелищем, как на фоне падающих капель виднелись мутные, мистические пейзажи этого города. Вдруг я понял почему. В этот момент ты переносишься в прошлое, которое было во снах, фантазиях, при прочтении романов, или в каком-нибудь фильме, который мог захватить тебя одним лишь антуражем мест, в которых тебе уже не удастся побывать и ощутить то, что происходило когда-то. И это, конечно, обидно и несправедливо. Все это вместе создавалось в картину того, что я сейчас наблюдал. Это было прекрасно, и не сравнить ни с чем.

Около получаса я сидел и просто любовался красотами, затем направился в кафе, чтобы немного согреться. Заказав лишь кофе и достав блокнот, я на мгновение подумал, что могу написать что-то действительно хорошее, но почему-то возникла мысль, что это будет нечестно. Нечестно, потому что вся моя прогулка не должна была сводиться к хорошо написанным строкам, как если бы я пришёл сюда ради этого. Но это было не так. Тем не менее, сидя один за столиком у большого окна, из которого я только что зашёл, и в углу которого горела вывеска Coffee, я всё же кое-что написал:

Увидев капли на стекле, жизнь ощущается во мне.

Бегу туда, где не успел, сказать всё то, что я хотел.

И сырость не мешала, и холод не наглел,

И робость отступила, и страх не одолел.

Слова я знал заранее, и рифму сочинил.

Бежал от оправдания, что нет во мне любви.

На этом мне больше не захотелось продолжать писать. Я откинулся на спинку стула, обернулся через правое плечо и стал смотреть в окно, попивая кофе, держа его в левой руке. На столе лежал блокнот, стояла пустая маленькая чашка на блюдце из-под первого кофе, а мой взгляд устремился в окно, за которым стучал дождь, и улицы пустовали. Хотелось ещё закурить.

6

Книга

Можно ли было по-настоящему осуществить детскую мечту, став взрослым и ответственным человеком, который вечерами мечтал о чём-то, смотря старые фильмы, слушая Коула Портера и желая перенестись в 20-е годы в Париж? Вопрос открытый, но, писав свой роман, я всё больше становился врагом своему настоящему, а придуманные мной слова как будто обретали своё прошлое и будущее, которых я почему-то не знал.

Придя домой тем вечером от врача, сделав пару домашних дел, поужинав и немного выпив виски, я начал записывать слова, которые сами собой появлялись в моей голове – и мне это нравилось.

Вернувшись домой и узнав, как у нас дела, я обнял её и понюхал её волосы. Они пахли женщиной, которую я любил и не мог потерять, и были так чисты. Далее нам захотелось доказать, что любви не бывает без страсти. После, я зачитал четверостишие, которое написал в кафе.

– Боже, ты великолепен!

– Ты про стих или…

– Про всё!

Мы посмеялись.

– Аня, давай поженимся?

– Ты сейчас серьёзно?

– Абсолютно.

– Ты правда этого хочешь?

– Да, однозначно. Я не хочу проживать эту жизнь без тебя.

– Я люблю тебя.

– А я люблю тебя.

Далее мы обняли друг друга и уснули. Я налил ещё виски.

Все выходные прошли спокойно, как и советовал врач. Я сидел дома, смотрел фильмы, ел вкусную еду, даже сходил в зал. Вечером я выпивал виски и работал над книгой дальше.