Семь ключей к тьме

Ульяна Тесля

Семь ключей к тьме

Глава 1. Падение печати

Тьма стояла в воздухе, как сырой туман. От него першило в горле. В сердце леса высились мрачные стены древнего монастыря. Камень, покрытый зеленоватым мхом, источал вековую сырость, а узкие окна-бойницы с треснувшим стеклом, смотрели в никуда. Массивные ворота, окованные ржавым железом, скрипели под напором ветра. Надвратная арка, увитая плющом, хранила следы вырезанных крестов, но время и дожди стёрли их очертания, оставив лишь убогие остатки.

Сотни лет назад, пожалуй, в самую темную ночь, когда луна и звёзды укрылись за плотной завесой облаков, в центре монастыря собрались семеро. Монахи этого места. Избранные. Их фигуры тонули в тяжёлых плащах – ткань, потемневшая от сырости и времени, была расшита золотыми символами. Эти символы в отблесках огня казались живыми, готовыми соскользнуть с материи и убежать прочь от этого места. Лица монахов прятались в тени глубоких капюшонов. У алтаря. Грубого алтаря из чёрного гранита, – стояли песочные часы. Их стекло покрывали тонкие трещины, а песок внутри струился медленно, отсчитывая последние мгновения перед неизбежным. На алтаре лежал свиток с древними письменами. Это было пророчество, гласившее, что тьма пробудится, если её не связать до полуночи этой ночи.

В полночь факелы вспыхнули сами собой. Их пламя бросало тени на стены, где каменные ангелы шевелились в отблесках – то ли в предостережении, то ли в насмешке. Пол под ногами был выложен плитами, по которым от старости уже пошли трещины. В центре зала чернела семилучевая звезда. Она была вырезанная в камне глубокими бороздами. На алтаре лежал медальон – старый, потемневший от веков, но металл его сиял болезненным блеском. Семилучевая звезда на нем пылала багровым светом.

Семеро заняли свои места, встав на лучи звезды. В правой руке каждого был ключ – тяжёлый, отлитый из потускневшего металла, с рукоятью, покрытой сломанными рунами. Ключ ветра засиял серым, низкий монах с нервным тиком шептал молитвы; ключ земли горел коричневым, грузный монах сжал его, хрустя суставами, и пробормотал: «Земля нас не простит»; ключ воды покрылся инеем, худой монах с длинными пальцами капал воском себе на руку, не замечая боли, и дрожал: «Она живая, я слышу её»; ключ металла звякнул о камень, молодой монах со шрамами выкрикнул: «Если конец, пусть плавиться!»; ключ огня вспыхнул алым, старый монах с горящими глазами молчал, но его руки дрожали; ключ воздуха засветился белым, высокий монах с астматическим свистом выдохнул: «Воздух густеет… оно здесь». Главный, Отец Рафаэль, возвышался над алтарём. Высокий, с аскетичным лицом, изрезанным морщинами, он казался высеченным из того же камня, что и стены. Глаза горели лихорадочным огнём, но в них таилась тревога. На шее висел седьмой ключ – чёрный, с зазубренными краями и руной крови. В руках он держал фолиант – кожа переплёта потрескалась, страницы крошились.

– Мы не знаем, что зовём, – голос монаха ветра сорвался.

– Семь стихий, семь печатей. Так велено – сказал монах металла решительно, но взгляд метался. – Пророчество не лжёт: она идёт за нами всеми.

– Она живая. Она нас не пощадит, – тихо сказал монах воды и опустил глаза.

Монах огня молчал, но его пальцы, сжимавшие ключ, дрожали. Он бросил быстрый взгляд на алтарь, где лежал медальон, и его губы едва заметно шевельнулись, словно он шептал что-то, чего не должны были услышать другие. Рафаэль заметил это, его брови нахмурились.

– Хватит, – Рафаэль вскинул ладонь, требуя тишины. – Это наш долг – связать её, пока она не пожрала мир. Семь стихий – семь печатей. Мы не творим магию, мы запираем древнюю дверь. Если не успеем – она распахнётся сама. Если тьма предаст, я не дам ей взять всё.

Он коснулся кармана плаща, где лежал чёрный флакон. Это была его тайна, его подстраховка. Братья не знали, но он предполагал: заклинание из древних свитков могли прочитать неверно. Если тьма выйдет, то он отравит свою кровь – последнюю нить ритуала.

Рафаэль начал читать. Слова на мёртвом языке – резкие, шипящие – взвились в воздух. Пламя факелов затрепетало. Тени закружились, вытягиваясь в когтистые силуэты. Земля дрогнула, пыль посыпалась с потолка. За стенами раздался жалобный крик – тонкий, звериный. Монах металла дёрнулся, выронив ключ из руки. Ключ упал и звякнул о камень. Рафаэль вскинул ладонь, требуя продолжать. Но в этот момент он заметил, что монах огня что-то прячет в рукаве. Это был маленький нож, которым он незаметно вырезал на краю алтаря символ похожий на глаз, смотрящий из камня.

– Каждое слово, каждый шаг, каждый вздох – это часть цепи. Любая ошибка, одно слово не туда – и цепь рвётся, – голос Рафаэля сорвался, но монах огня лишь опустил голову, его глаза заблестели в свете факелов. – Что ты делаешь?

– То, что должно быть сделано, – прошептал монах огня так тихо, что слова утонули в гуле ритуала. Рафаэль хотел шагнуть к нему, но земля дрогнула сильнее, и он вернулся к фолианту.

– Ты нарушил круг… этот знак – не часть Печати. Он зовёт, а не сдерживает! Врата открываются, – прошептал он, и тень сомнения мелькнула в голосе. – Семь душ… семь стихий…

Когда последняя строка сорвалась с губ, он вскинул голову, капюшон соскользнул, обнажая седые волосы, прилипшие ко лбу. Остальные заговорили – голоса слились в гулкий хор, отражаясь от стен. Песок в часах замер. Факелы вспыхнули багровым, медальон задрожал. Внезапно резкий порыв ветра ворвался в зал. Пол затрясся, плиты сдвинулись с глухим скрежетом. Стены загудели. Трещины побежали по камню, выпуская тонкие струи чёрного дыма.

Медальон вспыхнул ослепительно, багровый свет залил круг, волны жара ударили в лица. Пламя рванулось к потолку. Стекло песочных часов лопнуло с резким звоном, песок высыпался. Монах ветра захрипел, схватившись за горло, глаза закатились, оставив белки, чёрная струйка стекла по подбородку. Он рухнул, но ключ так и остался зажат в кулаке. Остальные застыли их лица побелели от испуга.

Чернота сгустилась в центре. Из неё вырвалось нечто – не тень, не дым, а живое, с пульсирующим голодом. Щупальца протянулись, оставляя чёрные прожилки на камне. Монах воды вскрикнул, когда одно коснулось его руки, выжигая звезду на коже. Стены задрожали, осыпая пыль и камни.

Рафаэль замер. Уверенность рухнула, сменившись ужасом. Глаза расширились, отражая багровый свет, зрачки сузились до точек. Они вызвали нечто древнее, жадное, бесконечное. Он ударил кулаком по алтарю, фолиант упал, раскрывшись на полу.

– Я не отдам тебе мир! – крикнул Рафаэль, но голос сорвался. – Неужели зря? – выдохнул он.

Он знал, что уже не спасёт остальных. Но если его смерть задержит Тьму хоть на миг – это будет не зря. Рука рванула флакон из кармана, пальцы дрожали так, что стекло едва не выскользнуло. «Простите, братья… я думал, что получится. Но…», – прошептал он, слёзы текли по щекам, смешиваясь с ядом на губах. Он не знал, сработает ли. Но древние слова гласили: если ритуал треснет – добровольная смерть Избранного может стать печатью. Горькая жидкость обожгла горло, разлилась по венам, отравила кровь – последнюю печать. Ее тьме сорвать не удалось. Ключ крови упал на пол.

Крики монахов утонули в рёве – низком, оглушающем. Двери монастыря распахнулись, ночь хлынула внутрь. Тьма смешалась с той, что родилась из центра алтаря, пожирая всё на своем пути. Шестерых убила она. Рафаэля – его выбор. Ритуал провалился, и тьма прорвалась. Но яд связал её. Не удержал, но замедлил… А на алтаре, среди хаоса, остался символ, вырезанный монахом металла: круг с тремя линиями, как глаз, который смотрел в пустоту, зная, что всё было предрешено.

9 марта 2025 года.

Андрей Савельев стоял у границы оцепления, глядя на тело в узком переулке. Обычный городок, обычное утро – сырость, серое небо, ленивый гул улиц. Но жертва была другой. Мужчина лежал, скрючившись, с застывшим лицом, а в его правой руке, сжатой до белизны костяшек, торчал ключ. Старый, тяжёлый, с непонятными письменами. Ветер вдруг усилился, принося далёкий шёпот. Андрей стиснул кулаки, списав это на усталость. Но холод кольнул в груди, воспоминания – тёмный коридор, гул, холодный металл в ладони – вспыхнули и пропали. Свет мигалок отразился в ключе, и на миг ему почудился багровый отблеск, как в кошмарах. Он моргнул, отгоняя видение. Это не сон. Это реальность.

И она только начиналась.

Глава 2. Все только начинается

Андрей проснулся среди ночи. Сон оборвался резко. Тишина в квартире была такой, будто кто-то зажал ладонями ему уши изнутри. В голове ещё были отголоски кошмара. Тьма, шёпот, и ключ, который медленно вращался в пустоте. Он видел его ясно, слишком ясно. Ключ был тяжёлым, с потемневшим металлом. И с непонятными символами. В его снах ключ всегда парил между потолком и полом, между мирами. Когда Андрей тянулся к нему, невидимая сила отбрасывала его назад. И так каждый раз.

Он провёл рукой по лицу, стирая пот со лба. Кошмары тянулись за ним с детства. Не каждую ночь, но часто. Он привык списывать их на нервы или обрывки прошлого, похороненные так глубоко, что память их не находила. Но сегодня тревога была другой. Тревожнее. Намного тревожнее чем обычно. Андрей встал, босые ноги коснулись пола. Прошёл на кухню. Щёлкнул выключателем – тусклая лампочка мигнула, осветив стол, заваленный бумагами, и кружку с кофейным осадком. Андрей поставил чайник, его руки двигались машинально. В голове всплыла фраза бабушки, сказанная в детстве, в деревенском доме, где зимой пахло дровами и печным дымом: «Не смотри в темноту слишком долго, Андрюша, а то она посмотрит на тебя». Он отмахнулся, но эти слова невозможно было забыть. Чайник загудел, пар поднялся к потолку. Вдруг за окном что-то шевельнулось. Это была тень. Она мелькнула в отблеске фонаря. Андрей прислушался. Тишина. Только тиканье часов за стеной показалось чужим, слишком медленным, будто время растягивалось. Он подошёл к окну. Никаких теней. Ничего. Только тусклый свет фонарей через дождевые капли на стекле превращал улицу в размытые пятна.

На место преступления он приехал ранним утром 9 марта 2025 года, когда город ещё дремал. Узкий переулок. Воздух пах сыростью уходящей ночи. Свет полицейских мигалок отражался в лужах. И бросал тревожные блики на облупленные кирпичные стены.

Периметр оцепили жёлтой лентой, за которой уже толпились зеваки – редкие прохожие, привлечённые жутким магнетизмом смерти. Оперативники двигались чётко: фотограф щёлкал камерой, голоса опрашивающих свидетелей доносились приглушённо. Тело лежало у стены. Оно было накрытое простынёй. И эта белая ткань шевелилась на ветру.

Андрей перешагнул ленту, подошёл ближе. Рядом с телом стоял Матвей, молодой оперативник, который всегда выглядел так, будто не спал неделю. Он стоял, пряча руки в карманах, и пытался ухмыляться. Но глаза его бегали. Всматривались в темные углы. Он с детства боялся таких мест – после того, как старший брат запер его в подвале. На всю ночь запер. С тех пор тёмные переулки, темные коридоры и темные комнаты вызывали у него дрожь и страх. Патологоанатом, седой Азмирович, склонился над телом. Машинально поправил очки. Они вечно сползали на кончик носа. Вытер лоб тыльной стороной перчатки и оставив на коже грязный след.

– Ну, Савельев, с добрым утром, – Матвей кашлянул, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Хотя какое тут доброе… Глянь на этого бедолагу, у меня от него мурашки по всему телу побежали.

– Что с ним? – Андрей присел на корточки, откинув простыню. Голос его был хриплым, как после долгой ночи без сна, и он мысленно выругал себя за это – нельзя показывать слабость, не здесь.

Мужчина, лет тридцати, лежал, скрючившись, с застывшим лицом – глаза раскрыты, рот открыт. Кожа была бледной, почти серой, с тонкими синими прожилками. Азмирович выпрямился, снимая нитриловые перчатки с тихим чпоком.

– Ран нет, крови тоже, – голос его был ровный, почти без эмоций. – Смерть около трёх ночи. Кожа высохла, будто из него вытянули всё до капли.

– Вытянули? – Андрей нахмурился, вглядываясь в серую поверхность. – Ты серьёзно?

– А ты сам посмотри, – Азмирович пожал плечами, ткнув пальцем в тело. – Ни кровоизлияний, ни следов. И знаешь, я читал про такое… в старых книгах, где тьма забирает всё, что может.

– Вампир? Да тут сам Дракула бы обосрался, – Матвей фыркнул, но тут же осёкся под взглядом Андрея. – Ладно, молчу. Хотя жутко, согласен?

Андрей кивнул на запястье жертвы.

– А это что?

На бледной коже темнел символ – круг с семью пересекающимися линиями, выжженный, но без ожогов. Андрей провёл пальцем над ним, не касаясь.

– Печать какая-то, – сказал он тихо. – Сфотографируйте, пусть разберутся.

– Уже, – Матвей кивнул на фотографа. – Но скажу тебе, Андрей, это не просто псих с ножом. Тут что-то… ненормальное.

Свет фонаря мигнул, выхватив из-под простыни сжатую руку. Между пальцев блеснул металл. Ключ. ключ выглядел старым, с рукоятью, покрытой пятнами ржавчины и символами. Андрей застыл. Тот самый ключ. Ключ из его снов. Перед глазами вспыхнули образы: тусклые свечи, каменные стены, шёпот из темноты. Он невольно отшатнулся. Ключ как будто смотрел на него.

– Андрей, ты чего? – Матвей шагнул ближе, прищурившись. – Бледный стал, как этот покойник.

– Ничего, – буркнул Андрей, отгоняя остатки видения. – Забирайте ключ, пусть изучат. И свидетелей проверьте.

– Да какие свидетели, – Матвей закатил глаза. – В три ночи тут только крысы шныряют да ветер воет. Никто ничего, впрочем, как и всегда.

Андрей кивнул, но знал: это не важно. Ключ был не просто уликой. Это было звено – к чему-то древнему, зловещему. И, возможно, к нему самому.

Андрей вернулся домой поздно. Квартира встретила его гулкой тишиной, нарушаемой только жужжанием холодильника. Он бросил куртку на стул, но промахнулся и она упала на пол. Щёлкнул выключателем настольной лампы. Мягкий свет разлился по комнате. На столе лежала стопка бумаг, старый блокнот и фотография – он, ещё ребёнок, рядом с бабушкой, улыбающейся на фоне деревенского дома. Её руки пахли травяным чаем, а голос дрожал, когда она шептала ему перед сном: «Берегись ключей, Андрюша, они тебя найдут». Тогда он смеялся, но теперь эти слова вызывали тревогу и уже не казались смешными.

Он достал блокнот, ручку и набросал: Ключ. Символ. Нет крови. Нет свидетелей. Слова смотрели на него с бумаги, но не складывались в ответ. Слишком много пустоты. Андрей откинулся на кровать. Уставился в потолок. Пальцы сжались сами собой. Глаза начали слипаться. И Андрей не заметил, как заснул.

Коридор, узкий и сырой, уходил куда-то вниз. Там не было света. Шорохи, глухие голоса. Пол под ногами дрожал, стены сочились чёрной жижей, пахнущей серой. В глубине полумрака стояла фигура. Она была высокая, в тяжёлом плаще. В её руке поблёскивал ключ – массивный, старинный, испускающий багровое свечение. Фигура шагнула вперёд, бесшумно, как призрак. Стало тяжело дышать. Она протянула ключ, и пол треснул под её ногами, выпуская тьму. Капюшон упал, обнажая лицо – знакомое, но искажённое, с пустыми глазницами, из которых текла чёрная кровь.

Андрей внезапно проснулся. Он сел на кровати, тяжело дыша. Пот стекал по вискам. Это лицо… он знал его. Бабушка? Нет, нет, не она. Точно не она. Но где же он его видел?

3 Глава. Ложный след

Андрея передёрнуло от стерильности лаборатории – пахло железом, как в операционной. Таким воздухом дышать не хотелось. Свет был ярким и резал глаза. Стены были будто смыты до костей. На металлическом столе лежали две улики: старинный ключ и фотография с увеличенным символом с запястья жертвы.

Седовласый эксперт, Григорий Павлович, оторвался от микроскопа.

– Ключу несколько столетий. С виду – древний, но будто только что выточен, – сказал он. – Это… не обьяснимо. Никакой коррозии, ни следов износа. Даже грязи под ногтями – и то больше.

Андрей потёр шею. Он смотрел на ключ. Этот ключ Андрей знал. Узнал бы из тысячи. Ведь он снился ему с детства. Андрей стиснул зубы, подавляя вспышку злости. Сны – это не улики, чёрт возьми, мне нужны факты, а не эта муть, которая лезет в голову.

– А символ? – спросил он резче, чем хотел.

Молодая криминалист, Мария, с мягкими чертами лица, постукивала ручкой по столу, чем раздражала всех вокруг.

– Пока ничего точного. На вскидку похож на ритуальные знаки, но совпадений я пока не обнаружила. Хотя… – она замялась, ткнув пальцем в фотографию, – вот смотри, линии на символе повторяют узор на рукояти ключа. Видишь? Семь лучей, семь изгибов. Какое-то странное совпадение?

Андрей взял фотографию. Как загипнотизированный он провёл пальцем по бумаге, повторяя очертания звезды. Где-то Андрей ее уже видел. И не просто видел. Он знал. Воспоминание мелькнуло и тут же пропало. Это не просто улика – это вызов. Кто-то играет с ним, оставляя намёки, зная, что он не сможет отмахнуться.

– Проверьте ещё раз, – бросил он, возвращая снимок. – Ищите связь.

Григорий Павлович неприятно кашлянул, его глаза сузились за стёклами очков:

– Ты, как всегда, с этими своими тараканами, Савельев. Хоть череп раскрою – и то не найду того, что тебе нужно. Я не волшебник из страны Оз.

Андрей не ответил. Уверенности не было. В голове лишь каша из улик и обрывков воспоминаний.

Андрей закрыл очередное дело, но папка выскользнула из рук и упала на пол. «Да что ж такое?» – раздраженно сказал Андрей, потёр глаза и откинулся на стул. Наклоняться за папкой и подбирать ее с пола совсем не хотелось – и без того всё тело ныло. За последние часы он перелопатил десятки отчётов о сектах и культах. Большинство – сборища фанатиков, играющих в мистику. Просто возомнили себя великими магами и колдунами. Просто хотели власти или внимания. Или и того и другого. Хаотичные, но не опасные.

Но один отчёт заставил его задуматься. Секта, которая действовала в регионе десятилетия назад. А возможно, и по сей день. Их ритуалы. Их знаки. Символ на странице был пугающе похож на тот, что нашли на запястье жертвы. Андрей провёл пальцем по строчкам: встречи в лесах, костры до утра в полнолуние, знаки на деревьях. Если убийца – это очередной безумец, играющий в религиозные ужасы, его можно вычислить. Его можно поймать. И это было бы логично. Рационально. Он цеплялся за эту мысль, как за спасательный круг. Но внутри, шевельнулось сомнение. А если это не безумец? Если ключ и символ – не театр, а что-то настоящее? Стоп. Стоп это все усталость. Просто усталость, да? Я просто вымотался, вот и всё.

Секта ютилась на окраине города, в старой полуразрушенной церкви. Андрей толкнул скрипучую дверь, которая каким-то чудом еще держалась на ржавых петлях и вошёл. Запах благовоний смешивался с запахом плесени. Низкое пение разносилось по залу. Это было крайне неприятно слушать. Пол скрипел под ботинками, усыпанный мусором и осколками свечей. «Не секта, а мусорщики какие-то» – мелькнула мысль в голове Андрея. На стенах висели грубые изображения – черепа людей и животных, непонятные символы, кости. Эти изображения намеренно устрашали, но даже с далека было видно, что это дешевая китайская подделка.

Люди в чёрных одеждах скользили между свечами, бросая настороженные взгляды. Андрей уловил их: оценивающие, но пустые. Это были люди больше похожие на душевнобольных с манией величия, а не на реальных адептов древних тайн. Один из них, низкий, с капюшоном, натянутым до носа, замешкался у свечи, бросив косой взгляд на центр зала, где стоял лидер. Когда Андрей прошёл мимо, сектант шепнул, едва шевеля губами: «Уходи, пока можешь». Он явно возомнил себя кем-то значимым. В дальнем углу, за занавесью из потрёпанной, просмальцованой ткани, как давно нестираный фартук, мелькнула тень. Или это просто занавесь качнулась от сквозняка? Андрей шагнул ближе, но тень пропала.

– Вы хотите присоединиться к нам или просто зевака?

Голос прозвучал за спиной, близко и неожиданно. Из-за колонны выступил высокий мужчина в мантии. Худой, с резкими чертами лица и тревожным блеском в глазах. В них была смесь фанатизма и любопытства. Андрей развернулся, уверенным жестом он вытащил свое удостоверение и показал лидеру.

– Вы здесь главный? – ответил вопросом на вопрос Савельев.

Мужчина в мантии гордо кивнул.

– Андрей Михайлович Савельев, детектив полиции. – представился Андрей, показывая удостоверение. – Я расследую дело, – продолжил Андрей, вытягивая сложенный листок. – Ваш символ показался знакомым.

Он тыкнул фотографию в лицо лидера, следя за реакцией. Мужчина наклонил голову. Посмотрел на изображение. Его губы дрогнули, вытянувшись в тонкую улыбку. Его пальцы начали мусолить край мантии.

– О, это старый знак, знания о нем мне передал мой наставник через сны. Этот знак использовали в ритуалах давно. Наверно в прошлом столетии, а может и еще дальше, – голос звучал ровно, почти учтиво, но взгляд метнулся к стеллажу в углу, где лежала книга. – Вряд ли он связан с вашим делом. Уже никто и не помнит точно в каких ритуалах он использовался. Да и мы здесь занимаемся лишь духовным поиском, ростом. Просвещением.

Но Андрей заметил сбой: напряжение в глазах, лёгкое подрагивание губ. Этот человек лгал. Этот псевдогуру даже не понимал, насколько поверхностны его знания. «Ты не знаешь, что это за символ, правда?» – подумал Андрей, но вслух сказал:

– Значит, вы отрицаете связь вашей организации с недавними событиями?

Лидер кивнул слишком быстро.

– Разумеется. Мы не занимаемся насилием и не проводим ритуалов с жертвоприношением. Это все в прошлом. Но если вас интересуют древние практики и ритуалы, взгляните на наши книги.

Он указал на стеллаж с потрёпанными фолиантами. Один из них, в углу, был старше остальных. На его корешке виднелась выцветшая звезда, едва заметная в полумраке. Андрей шагнул к стеллажу, но зацепился ботинком за осколок свечи и чуть не упал, выругавшись про себя: «Чёртовы мусорщики», но лидер тут же кашлянул, встав на пути.

– Но для этого вам нужно наше посвящение, эти книги могут читать только избранные – бросил он, слишком поспешно.

Андрей сжал кулаки, подавляя желание рявкнуть. Пустая трата времени. Перед ним был актёр, а не знаток древних культов. Но та книга… и тень за занавесью. И шепот сектанта, звучащий в голове, как предупреждение. Кто-то здесь знал больше или это просто его фантазия разыгралась?

– Ясно, – сказал он, убирая фотографию. – Если что-то вспомните, свяжитесь со мной, вот мой номер телефона.

Лидер чуть склонил голову, улыбнувшись с намёком на превосходство. Он пытался выглядеть бесстрашным, но мелкая дрожь в руках его выдавала. Он явно чего-то боялся. Андрей вышел дверь скрипнула за спиной.

Андрей выдохнул, выйдя из здания. На свежем воздухе дышалось легче, но этот дурацкий песнопев все еще звучал у него в голове. Неужели убийство связано с оккультным? Он всю жизнь избегал таких тем, предпочитая факты, логику, улики. Но улики говорили об обратном. Ключ, которому сотни лет, но он словно новый. Символ, которого нет в справочниках. Секта, играющая в ритуалы, но прячущая что-то настоящее. Он сжал кулаки, злость кипела внутри. Это бред. Я не верю в мистику, и точка. Но как объяснить ключ? Как объяснить сны? Он провёл рукой по лицу, будто мог стереть эти мысли.

Андрей достал телефон, нехотя пролистал контакты. Этот звонок означал признать, что он не справляется. Что логика трещит по швам. Гудок. Один. Второй. На третьем трубку сняли.

– Да? – ответили на другом конце провода.

– Это Андрей Савельев. Мне нужен специалист по оккультным символам. У меня дело, которое может вас заинтересовать.

– Савельев? – голос дрогнул, пауза затянулась, – Приезжай. Но будь готов: вещи, которые откроются, останутся с тобой до конца жизни. Хочешь ты того или нет.

Связь оборвалась. Андрей замер, сжимая телефон. Он вдруг понял – не он ведёт расследование. Его ведут.

Глава 4. Метка Избранных

Андрей остановился перед антикварной лавкой. Старая пошарпанная вывеска над входом гласила: «Здесь хранятся тайны». Буквы почти стерлись. «Почему нельзя заменить на новую. Фиг прочитаешь, если не знаешь» – подумал Андрей. Фасад здания выглядел таким же убогим, а за витрину кажется вообще забыли, все в пыли и в паутине. «Господи, куда меня занесло? – Андрей сжал челюсть, прогоняя раздражение. – Это место – это осколок бреда, театр для мистиков». Андрей стоял перед лавкой и все не решался зайти внутрь. Ему нужны ответы, а не декорации. Прошло пару долгих минут прежде, чем детектив толкнул дверь и шагнул внутрь.

Звонкий и громкий звон колокольчика раздался на всю лавку и ударил по ушам. Андрей невольно ругнулся. Все в этом месте его раздражало. В ноздри мигом ворвалось много разных запахов – то ли трав, то ли благовоний. «М да, явно аллергикам сюда вход заказан»– скривился Андрей. Он остановился возле входя, все никак не решаясь пройти дальше. Андрей огляделся. Бесконечные полки тянулись к потолку и были заставлены хаотичным собранием прошлого: фолианты, иконы с выцветшими ликами, резные деревянные шкатулки, статуэтки непонятных форм. Медальоны с затёртыми узорами, кубки, в которые бог знает что наливали раньше, свитки, стеклянные колбы с разноцветными порошками и жидкостями. Здесь хранилось всё: от предметов легенд до, казалось бы, совершено ненужных дешевых побрякушек.