Полный справочник русской армии к началу Первой мировой войны

24-й пехотный Симбирский Генерала Неверовского полк стоял в том же Салтыковском Штабе, а 6-я артиллерийская бригада – в Острове (ныне Острув-Мазовецки).

С началом войны качество 6-й пехотной понизилось, так как предназначавшиеся для нее молодые запасные из Калишской и других расположенных на левобережье Вислы губерний прибыть не успели, и дивизию – уже выступившую к границе Восточной Пруссии – пришлось прямо на походе пополнять запасными из Ломжинской и Плоцкой губерний. А они были «старых сроков службы»193.

8-я пехотная дивизия (штаб – Варшава)

Районом ее дислокации была центральная часть Мазовии.

В квартировавшем в Варшаве петровском 29-м пехотном Черниговском Генерал-Фельдмаршала Графа Дибича-Забалканского полку считали своими «братьями товарищами»194 (но не «сыновьями»!) солдат и офицеров 113-го пехотного Старорусского полка – развернутого в 1863 г. из подразделений Черниговского.

Стоявший в той же Варшаве 30-й пехотный Полтавский полк, по оценке командира XV корпуса генерала от инфантерии Н.Н. Мартоса, к сентябрю 1913 г. «во всех отношениях, особенно же в тактической подготовке, был лучшим полком в к[орпу]се», затем, при новом командире, полковнике М.И. Гаврилице, «стал слабеть», но все же и в августе 1914-го считался Мартосом «одной из надежнейших частей» XV корпуса195.

31-й пехотный Алексеевский полк квартировал в городе Скерневицы (ныне Скерневице) западнее Варшавы.

Стоявший в Варшаве 32-й пехотный Кременчугский полк имел «свой ярко определенный облик. Кто бы ни вышел в этот полк – через год, много два, приобретал во всем нечто такое, по чему сразу можно было определить, что он кременчужец»196. Столь яркая индивидуальность части – зафиксированная начальником 8-й пехотной дивизии генерал-лейтенантом Э.В. Экком в 1906 г. – должна была сохраниться и к августу 1914-го.

8-я артиллерийская бригада стояла в Варшаве.

15-й мортирный артиллерийский дивизион дислоцировался в Варшаве.

XIX армейский корпус (штаб – Брест-Литовск (ныне Брест)

17-я пехотная дивизия (штаб – Холм (ныне Хелм)

Она дислоцировалась на западной окраине Волыни, на украинской же Холмщине (прилегавшей с запада к Волыни) и в расположенном к северу от Холмщины Подляшье.

Петровский 65-й пехотный Московский Его Величества полк квартировал в Холме (ныне Хелм).

Стоявший на Холмщине же, в Замостье (ныне Замосць), 66-й пехотный Бутырский Генерала Дохтурова полк был одной из 12 частей русской армии, в которых имелись навечно зачисленные в списки солдаты и/или офицеры. В Бутырском это был портупей-прапорщик Николай Кокурин – спасший знамя полка в сражении при Аустерлице в 1805 г. и сохранивший его в плену.

67-й пехотный Тарутинский Великого Герцога Ольденбургского полк стоял на западе Волыни, в Ковеле.

Квартировавший там же, во Владимире-Волынском, 68-й лейб-пехотный Бородинский Императора Александра III полк был (наряду с 1-м лейб-гренадерским Екатеринославским и 13-м лейб-гренадерским Эриванским) одним из трех полков русской пехоты, сохранивших в наименовании характерную для времен Николая I приставку «лейб». Дело в том, что к 1855 г. он входил в число полков, шефом которых был цесаревич Александр Николаевич (будущий Александр II) – и которые имели поэтому приставку «лейб» к названию по географическому объекту («лейб-Бородинский» и т. п.). Вступив на престол, Александр II повелел сохранить в их наименованиях эту приставку – хотя полкам, вновь получавшим шефство цесаревича (или царствующего императора), ее с тех пор уже не присваивали. Эту традицию сохранили и Александр III и Николай II.

Соответственно, в армейском обиходе полк называли иногда «лейб-Бородинским».

Бородинский был одной из 12 частей русской армии, в которых имелись навечно зачисленные в списки солдаты и/или офицеры. В Бородинском это был рядовой Василий Рябов – схваченный осенью 1904 г., в Русско-японскую войну, во время разведки в одежде китайца, отказавшийся, несмотря на угрозу расстрела по законам войны, отвечать на вопросы и расстрелянный японцами. Второочередной 284-й пехотный Чембарский полк (второочередной же 71-й пехотной дивизии), в котором воевал призванный из запаса Рябов, был сформирован лишь после начала «японской» войны и расформирован по ее окончании, – а срочную Василий служил в 6-й роте Бородинского полка197…

Как вспоминал командовавший тогда бородинцами генерал-лейтенант А.И. Тумский, в 1913–1914 гг. полк выделялся «молодым составом офицеров» («мало старых капитанов – их я совсем не помню»; «молодые штаб-офицеры»). Среди офицеров полка Тумский «совершенно не наблюдал» пьянства вроде того, что описано А.И. Куприным в «Поединке»; «пили, но, по-видимому, в меру и сдержанно»198…

По крайней мере, в 900-х гг. «бородинцы были на прекрасном счету»199.

17-я артиллерийская бригада стояла в Подляшье, во Влодаве.

38-я пехотная дивизия (штаб – Брест-Литовск (ныне Брест)

Она дислоцировалась в нынешней Брестской области.

149-й пехотный Черноморский полк квартировал в Брест-Литовске (ныне Брест), 150-й пехотный Таманский полк – в Кобрине, 151-й пехотный Пятигорский полк – в Картуз-Берёзе (ныне Берёза), 152-й пехотный Владикавказский Генерала Ермолова полк – в Брест-Литовске, а 38-я артиллерийская бригада – в военном городке Михайловский Штаб (в 6 км от города Пружаны).

В Западную Белоруссию дивизия прибыла в 1894 г., а до этого ее части (и их предшественники) многие десятки лет стояли на Кавказе – и принесли с собой обычаи кавказских войск (с их тесной спайкой всех родов войск, обычаем куначества между частями, кавказскими традициями застолья, с грузинской «Мравалжамиер», со сложенными за многолетнюю Кавказскую войну 1817–1864 гг. песнями и др.)200… С учетом того, что в переброшенном с Кавказа в Польшу в том же 1894 г. 15-м драгунском Переяславском полку «традиции и дух славного Кавказа» «не угасли» и к 1914-му201 и что так же обстояли тогда дела и в покинувшей Кавказ в 1892 г. 19-й пехотной дивизии Киевского округа (о ней см. ниже), – можно с уверенностью утверждать, что так было и в 38-й дивизии.

19-й мортирный артиллерийский дивизион был расвартирован в Подляшье, в местечке Бела (ныне Бяла-Подляска).

2-й тяжелый артиллерийский дивизион также стоял в Беле.

XXIII армейский корпус (штаб – Варшава)

Его иногда называли «полугвардейским»202: из двух его дивизий одна была армейской, а другая – гвардейской.

3-я гвардейская пехотная дивизия (штаб – Варшава)

Квартировавшая в Варшаве, она имела более выраженную индивидуальность, нежели петербургские 1-я и 2-я гвардейские пехотные. Во-первых, жившие в иноэтничной, польской среде, ее части были сильнее сплочены – поддерживая дружеские отношения и между собой, и с другими частями «варшавской гвардии». Такому сплочению способствовала и особенность униформы – присвоенные ее полкам в 1855–1862 гг. желтые канты. В русской пехоте их имели только эти четыре полка; белые и то были у целых шести, а у всех остальных – алые (у 232 частей) или малиновые (у 114). Встречи чинов 3-й гвардейской пехотной дивизии в Софии в начале 1930-х гг. так и назывались «встречами желтого канта»; зафиксировано и выражение «наша “желтая дивизия”»203.

(Правда, со времен Александра III желтый цвет кантов 3-й гвардейской пехотной дивизии «постепенно заменялся оранжевым»: образцы, присылавшиеся в войска Техническим комитетом Главного Интендантского управления, с каждым годом оказывались все более оранжевого оттенка. От времени эти желто-оранжевые и оранжевые канты темнели, тогда как желтые канты времен Александра II – белели204…)

Во-вторых, 3-я гвардейская выделялась своей «каторжной» дисциплиной205 и образцовым внешним видом нижних чинов206 – еще более «каторжной» и еще более образцовым, чем даже в лейб-гвардии Павловском полку. Эта традиция, привитая в 1820-х гг. лейб-гвардии Литовскому и лейб-гвардии Волынскому полкам истинным последователем своего отца Павла I, цесаревичем Константином Павловичем, передалась от них и сведенным с ними в августе 1831 г. в одну дивизию Кексгольмскому и Санкт-Петербургскому гренадерским (в декабре 1894 г. ставших гвардейскими).

В-третьих, для того, чтобы добиться этих сверхидеальных дисциплины и внешнего вида, в 3-й гвардейской открыто применяли неуставные методы – «заветные приемы выучки и воспитания, не предусмотренные тогдашним уставом207. (Фельдфебеля подобные методы пытались практиковать и, например, в лейб-гвардии Измайловском полку – но офицерство там с этим боролось208…)

(Еще одна традиция дивизии – взаимная выручка пехоты и артиллерии – создалась уже в Первую мировую209. Тогда же 3-я гвардейская приобрела в русской армии репутацию «дивизии скорой помощи», а в германской – лучшей дивизии русской гвардии210.)

В лейб-гвардии Литовском полку желтое приборное сукно – присвоенное частям 3-й гвардейской пехотной дивизии – оставалось (невзирая на приобретавшие все более оранжевый оттенок официальные образцы) действительно желтым, светлее, чем в других полках дивизии, лимонно-желтого, «канареечного оттенка»211. (К 1914 г. желтое сукно в 3-й гвардейской пехотной шло не только на канты и рукавные клапаны, но и – в лейб-гвардии Литовском, лейб-гвардии Кексгольмском и лейб-гвардии Санкт-Петербургском полках – на обшлага и лацканы, а в лейб-гвардии Литовском – еще и на воротники, околыши фуражек и киверов и на шинельные петлицы.)

«Каторжная дисциплина» и неуставные приемы обучения и воспитания солдат в лейб-гвардии Литовском полку (по воспоминаниям попавшего в сентябре 1914 г. в его запасный батальон вольноопределяющегося) выглядели так.

«Строгость – ни охнуть, ни вздохнуть; ноги протянуть без санкции начальства нельзя. В уборную хочешь – иди с рапортом к отделенному ефрейтору. […]

Сапоги на поверке не блестят – наряд вне очереди. Пуговицы тусклы – наряд.

Клямор не блестит – гусиным шагом ходи [Да, в 3-й гвардейской заставляли чистить даже кламмер – не видную (!) под бляхой скобу поясного ремня. – А.С.]».

«Одни ходят гусиным шагом, другие бегают вокруг конюшни с фуражками, с ремнями, с котелками, с кружками, с портянками, с носками, с сапогами в зубах» – и все, «стараясь перекричать друг друга, вопят:

– Я дурак! Я дурак! Я дурак!

– Вот как чистят клямор! Вот как чистят клямор!

– Я балда! Я балда!»212

В итоге выковывался такой автоматизм в выполнении команд, что когда в 1899 г. (по другим данным, в 1903 г.) командир полка, бывший кавалергард генерал-майор М.А. Пашков по ошибке подал перед смотром кавалерийскую команду «Садись», он «увидал весь Литовский полк от рядового до полковника сидящих на земле»213.

Нижних чинов в лейб-гвардии Литовский полк подбирали из высоких безбородых блондинов214.

В лейб-гвардии Кексгольмском Императора Австрийского полку (после начала войны с Австро-Венгрией, 26 июля (8 августа) 1914 г. Николай II лишил его этого шефства) точно так же, невзирая на официальные образцы, упорно «строили» околыши фуражек (а с декабря 1907 г. и киверов) и шинельные петлицы из сукна голубого цвета (а не присвоенного полку светло-синего) – пока, наконец, в 1912 г. светло-синий не был заменен кексгольмцам на голубой официально.

Правда, на практике эти два цвета различал мало кто. Так, императрица Мария Федоровна заявила 7 (20) июля 1909 г., что ей «очень понравился» «полк с голубым околышем» (сиречь лейб-гвардии Кексгольмский), – а кексгольмец полковник А.И. Недумов тогда же называл цвет этих околышей то «синим», то «васильковым»215… (Впрочем, у полевого василька – считавшегося кексгольмскими офицерами «цветком полка»216 – часть лепестков голубая, а часть – интенсивно-синяя.)

Сам же Кексгольмский полк – петровский, сформированный в 1710 г. – его офицеры к 1914-му «давно» уже «привыкли» уважительно называть «Стариком»217.

3-я рота кексгольмцев именовалась в обиходе «галерной» – так как комплектовала команду гребного катера «Кексгольмец», пожалованного полку в память об участии кексгольмцев, в качестве морской пехоты, в сражениях при Гангуте 27 июля (7 августа) 1714 г., Гренгаме 27 июля (7 августа) 1720 г. и Хиосе 24 июня (5 июля) 1770 г. Командир 3-й роты, его помощник (а по утверждению бывшего младшего офицера 3-й роты Е.Л. Янковского, и другие младшие офицеры роты218) и нижние чины, входившие в команду катера, носили на эполетах и погонах (поверх вензеля вечного шефа полка, австрийского императора Франца I) наложенный на изображение якоря вензель Петра I.

Катер ходил под галерным флагом времен Гангута и Гренгама (красным, с двумя косицами и Андреевским крестом в крыже) – в память того, что при Гангуте и Гренгаме кексгольмцы бросались на абордаж с борта галер. Флаг этот считался наградой полка и в день полкового праздника (29 июня (12 июля), в день Свв. Петра и Павла) выносился в строй 3-й роты в качестве знаменного флага – которому отдавались те же почести, что и знамени.

Своими «отцами» в Кексгольмском считали полки, из выделенных которыми (или полками – предками которых) рот был создан в 1710 г. Кексгольмский – 17-й пехотный Архангелогородский (5-й пехотной дивизии Киевского военного округа), 25-й пехотный Смоленский (7-й пехотной дивизии Московского округа), 45-й пехотный Азовский (12-й пехотной дивизии Киевского округа), 61-й пехотный Владимирский (16-й пехотной дивизии Варшавского округа), 77-й пехотный Тенгинский (20-й пехотной дивизии Кавказского округа), 85-й пехотный Выборгский (22-й пехотной дивизии Петербургского округа), 97-й пехотный Лифляндский (25-й пехотной дивизии Виленского округа) и 131-й пехотный Тираспольский (33-й пехотной дивизии Киевского округа).

А «сыновьями» – полки, на сформирование которых кексгольмцы выделили когда-то по роте: лейб-гвардии Московский (2-й гвардейской пехотной дивизии Петербургского округа), лейб-гвардии Литовский (3-й гвардейской пехотной дивизии Варшавского округа), 6-й гренадерский Таврический (2-й гренадерской дивизии Московского округа), 81-й пехотный Апшеронский, 84-й пехотный Ширванский (21-й пехотной дивизии Кавказского округа), Свеаборгский крепостной пехотный и 2-й Кронштадтский крепостной пехотный (а с 1910 г., видимо, сформированные из двух последних частей 197-й пехотный Лесной и 200-й пехотный Кроншлотский полки 50-й пехотной дивизии Петербургского округа).

«Братьями» же в Кексгольмском полку считали 3-й гренадерский Перновский полк (1-й гренадерской дивизии Московского округа) – сформированный в 1806 г. из половины Кексгольмского, – а также своих однобригадников – лейб-гвардии Санкт-Петербургский полк («с которым Кексгольмцы служат неразлучно вместе с 1812 года»)219.

С 1860 г. комплект музыкальных инструментов в полку был не из меди, а из серебра – то был подарок шефа, австрийского императора Франца Иосифа I220.

Нижних чинов в лейб-гвардии Кексгольмский полк подбирали из высоких безбородых шатенов221.

Влившиеся при мобилизации 1914 года в полк запасные были в основном поляками и евреями – хотя были и украинцы, и жители великорусских и прибалтийских губерний. Почти все служили в армейской пехоте и были поэтому мельче гвардейцев (так, что заготовленное на гвардейский рост обмундирование было им велико). Но – на вид – не старше 30 лет, «стариков не было заметно»222…

Союзник России по борьбе с Наполеоном в 1806–1807 и 1813–1815 гг., прусский король Фридрих Вильгельм III был вечным шефом лейб-гвардии Санкт-Петербургского короля Фридриха Вильгельма III полка, а действующим шефом – царствующий король Пруссии (он же, с 1871 г., император Германии; в 1914-м это был Вильгельм II).

24 августа (6 сентября) 1914 г. – вслед за переименованием Санкт-Петербурга в Петроград – полк был переименован в лейб-гвардии Петроградский.

Вплоть до начала Первой мировой петербуржцы поддерживали дружеские отношения с 1-м гвардейским гренадерским полком германской армии – вечным шефом которого был союзник Фридриха Вильгельма III по борьбе с Наполеоном, русский император Александр I. В этом «полку Александра» (Alexander-Regiment) Санкт-Петербургский именовали «нашим сестринским полком» (unser Schwester Regiment)223.

Из традиций полка известна та, по которой в расположении части церемониальным маршем петербуржцы проходили иногда так же, как лейб-гвардии Павловский полк, – держа винтовки не «на плечо», а «на руку», – в память того, что, прикрывая отступление русской армии в сражении под Фридландом 2 (15) июня 1807 г., петербуржцы (тогда еще гренадеры) дрались бок о бок со своими однобригадниками павловцами, то и дело беря ружья «на руку» и отбрасывая наседавших французов штыками224…

Полковой марш – написанный для петербуржцев в 1835 г. их тогдашним шефом (ставшим в 1840-м их вечным шефом), прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III – считался «полковой честью»225.

Нижних чинов в Петербургский полк подбирали из брюнетов226.

При мобилизации в июле 1914 г. в Петербургский полк – в лице запасных-поляков, жителей Варшавы – влился (по оценке бывшего офицера полка Я.Я. Червинки) «совершенно неудовлетворительный материал в физическом и моральном отношении» (потом, правда, превратившийся в более или менее удовлетворительный)227.

Лейб-гвардии Волынский полк был самым дисциплинированным и самым образцовым по внешнему виду и строевой выучке солдат не только в 3-й гвардейской дивизии, не только во всей гвардии, но и во всей русской армии!

«Блестящий, совершенно исключительный полк», – охарактеризовал его в 1930 г. видевший его на маневрах под Красным Селом в 1912-м генерал-лейтенант Е.К. Миллер (оставшийся довольным и боевой выучкой волынцев)228.

Представление о «волынской» дисциплине – выделявшейся даже в 3-й гвардейской дивизии! – дает, например, эпизод маневров под Скерневицами в начале 1890-х гг., когда «буквально все полки дивизии залегли, столько солнечных ударов», а волынцы продолжали идти229. Или эпизод тех же Красносельских маневров 1912 года – когда в походной колонне волынцы шли даже в большем порядке, чем того требовал устав (!), – «в ногу, строго равняясь, имея всех ефрейторов на своих местах, неся ружья строго по-уставному, со штыками, выравненными как по ниточке»230…

Что же до внешнего вида и строевой выучки волынцев, то прекрасно знавший такие образцовые войска, как петербургская гвардия, офицер лейб-гвардии Финляндского полка Д.И. Ходнев признавался, что ничего подобного волынской «особой “воинской” красоте, отчетливости, выправке» не видел. «Особая отчетливость, – решительно во всем: в отдании чести, маршировке, ружейных приемах, в каждом движении – всегда и везде выделяла Волынцев [подчеркнуто в оригинале. – А.С.]»231.

«Высоко поднятая голова и твердый шаг с отмахом руки до отказа» – «по этому виду узнавал Волынцев Царь, узнавали их и другие части»232… «Твердый, как на параде, шаг, идеальное равнение, особый отмах руки, по которому Государь узнавал наших солдат даже тогда, когда они, будучи переведены в другие полки, носили уже иную форму. Тонкие черточки штыков, строго выравненных по рядам в горизонтальной и вертикальной плоскости, совершенно неподвижны»233…

Не зря те командиры существовавших до 1910 г. Варшавских крепостных пехотных полков, которые хотели добиться у себя образцовой строевой выучки, подражали не вообще 3-й гвардейской пехотной дивизии, а именно лейб-гвардии Волынскому полку234!

Столь идеальной строевой выучки добивались «заветной волынской муштрой», «знаменитой волынской муштрой» – не только предусматривавшей (как уже отмечалось) и неуставные приемы воздействия на солдата, но и более жесткой, чем в других частях 3-й гвардейской дивизии235.

Офицеры полка традиционно «работали не за страх, а за совесть, работали так, что соседи по дивизии иронически называли» их «землеедами»236.

Впрочем, кроме «заветной муштры» и офицерского рвения, явно помогала и еще одна особенность Волынского полка – такая (по оценке не являвшегося его коренным офицером генерал-лейтенанта А.В. Геруа) «духовная близость между офицером и солдатом, о которой можно только мечтать». Благодаря ей ««муштра» уживалась в полку рядом с прочною «духовной спайкой». «Полк-тип был в этом отношении единственным во всей армии»237.

Видимо, благодаря этому от «полка излучалась какая-то радостная, бодрая сила», полк имел «веселый вид»238. «Известна жизнерадостность части и ее бодрость»239…

Спайке между офицером и солдатом способствовал соблюдавшийся большинством офицеров-волынцев обычай жить в помещении своей роты, в комнате рядом с фельдфебельской, – «обычай, берущий свое начало еще из времен польского восстания 1830 года» (когда офицеры полка, застигнутые восстанием врасплох, вышли из Варшавы в поход, «имея в кармане только носовые платки»)240.

Главные особенности лейб-гвардии Волынского полка предельно точно переданы в строках, что написал служивший в нем в 1892–1897 гг. генерал-майор В.А. Артамонов:

         Помню муштру, как залог         Твердой выучки солдатской,         Но сказать никто не мог,         Чтоб отсутствовал дух братский.         Генерал и офицер         И солдаты каждой роты —         Войску Царскому пример         Отношений и работы241.

О братских отношениях между лейб-гвардии Волынским полком и его предком – лейб-гвардии Финляндским – уже говорилось в разделе 1 этой главы. Герой Лейпцигского сражения 1813 года финляндец гренадер Леонтий Коренной считался своим полковым героем и у финляндцев, и у волынцев242. В 1908 г. братство двух полков было подчеркнуто и выбором их офицерами одинакового рисунка вновь вводимого во 2-й и 3-й гвардейских пехотных дивизиях шитья на воротниках и рукавных клапанах офицерских мундиров (только у финляндцев это шитье было золотым, а у волынцев – серебряным).

В память о том, что полк создавался как часть легкой пехоты, на парадах волынцы проходили «егерским шагом»243, а в их ротах и в оркестре не было ни ударных, ни деревянных духовых инструментов (необходимых когда-то лишь тяжелой пехоте).

Нижних чинов в лейб-гвардии Волынский полк подбирали из людей «легкого телосложения», с любым цветом волос244.

При мобилизации, к 18 (31) июля 1914 г. полк был пополнен (с 1500 до 4000 нижних чинов) запасными-варшавянами – поляками и евреями, по большей части малого роста, – «что совершенно изменило внешний вид» части и нанесло «громадный ущерб сплоченности и общему виду полка»245. Однако командир волынцев генерал-майор А.В. Геруа отправил порядка 2000 из 2500 запасных в запасный батальон полка, в Петербург (так что полк из 4-тысячного опять стал 2-тысячным). «“Количество” пострадало, но “качество” выиграло. Я вновь увидел перед собою свой старый славный Волынский полк»246…

Особая дисциплинированность волынцев закономерно обеспечила их блестящую боевую репутацию в Первую мировую. По крайней мере, в германской 3-й гвардейской пехотной дивизии к лету 1916 г. лейб-гвардии Волынский был известен как «железный полк»247.

Лейб-гвардии 3-я артиллерийская бригада также квартировала в Варшаве.

2-я пехотная дивизия (штаб – Новогеоргиевск (ныне Модлин)

Она дислоцировалась в Мазовии, близ Варшавы.

5-й пехотный Калужский Императора Вильгельма I полк и 6-й пехотный Либавский Принца Фридриха-Леопольда Прусского полк стояли в крепости Новогеоргиевск (ныне город Модлин), 7-й пехотный Ревельский Генерала Тучкова 4-го полк – в Пултуске, 8-й пехотный Эстляндский полк – в Штабе фельдмаршала Гурко (военный городок у станции Яблонна, в 16 км как от Варшавы, так и от Новогеоргиевска), а 2-я артиллерийская бригада – в Зегрже.

По оценке командовавшего в 1914 г. соседним XV армейским корпусом генерала от инфантерии Н.Н. Мартоса, к началу войны 2-я пехотная «в тактич[еском] отношении была слабо подготовлена». Во-первых, потому что «составляла гарнизон Новогеоргиевской крепости и отвлекалась специальными крепостными занятиями и работами», а во-вторых, потому что в 1907–1914 гг. ею командовали несостоятельные как общевойсковые командиры генерал-лейтенанты А.А. Благовещенский (специалист по военным сообщениям) и И.Ф. Мингин («блестящий арт[иллерийский] н[ачальни] к», к вождению дивизии он еще и в 1913-м был «не подготовлен»)248.

23-й мортирный артиллерийский дивизион стоял в местечке Гура Кальвария (южнее Варшавы).

4. Киевский военный округ